Олег Артюхов
Анты
– Довольно! Ты можешь идти, древлянский вож. Ступай и, ежели узришь кого из древлян, реки, абы забыли они путь в Антанию.
Из полутора сотен поединщиков только двое волковоев получили ранения. Победители надели головы врагов на копья.
Не дожидаясь окончания древлянского разгрома, я поручил Клюсу связаться с другими батальонами и передать мой приказ, как надобно поступить с племенем дерев. Также я велел полку волковоев зачистить от древлян и ляхов северные рубежи Антании вплоть до Припяти и на запад до Буга, соединиться там с дулебами и на время войны охранять в северных пределах порядок. Запрыгнув в седло, я отправился назад в Бусов град.
Угроза стране миновала, с древлянами покончено, а до подлых ляхов ещё дойдут руки, но не сейчас. Я усмехнулся, поймав себя на планах наказания предателей и бандитов, которых следовало хорошенько отметелить. Какое на хрен наказание, разобьём аваров, и домой в двадцать первый век. Если разобьём, конечно. Но о «если» даже думать не хотелось. Обязательно разобьём, иначе, зачем мы тут столько всего нагородили.
Основательно вымотавшись в седле, на третий день к вечеру я въехал в Бусов град, помылся в бане, переночевал дома и рано утром в полном вооружении, оседлав боевого и заводного коней в сопровождении Бродяги отправился на причал. Я спешил догнать войско, а на душе скребла тревога за моих волковоев, оставшихся один на один с огромной проблемой.
В туманной утренней тишине раздался плеск вёсел, потом показался крутой нос лодьи, и вскоре судно ткнулось в причал. На мостки выскочили двое и притянули лодью к причальным столбам. По сходням я завёл лошадей на судно. Вот и всё. Пора исполнить то, для чего я здесь.
– Эгей! Погодь!! – С крутого берега сбегал парень в зелёной форме волковоя. Я отдал команду кормчему задержаться. Дождался крикуна.
– Поздорову, воевода Бор, тебе весть от комбатов Укроха и Клюса.
– Говори.
– Велено баять, оба главных града древлянские порушены. Батальон Скока закрыл Припять. Воев древлянских пало пять десятков сотен. Вожа Ингора с вожами принесли в дар богам на тризне по чести. Чад с мамками отправили в Бусов град. Полон увелив Зимно. Древлянская земля впусте лежит.
– Благо дарю за весть добрую. Комбатов и всех волковоев ждут великие награды и почести. Ступай с богами.
Вот теперь со спокойной душой можно и войско догонять. За спиной остался надёжный тыл. А те немногие древляне, кто успел сбежать и спрятаться пусть теперь сидят за Припятью тихо, как мыши под веником. Что касается наград, то я решил всё вырученное за полон серебро передать волковоям, всё равно оно, так или иначе, будет крутиться в стране.
Подплывая к Псёлу, я внимательно разглядывал огромный воинский лагерь, раскинувшийся от берега до стен новой крепости. Сейчас в нём не было войск, но всё равно даже на первый взгляд отмечался должный порядок и осмысленная организация. Нет, не зря мы больше года гоняли полки, выматывали души комбатам и сотникам, вколачивая в головы понятие дисциплины и создавая новую систему отношений.
На реке Псёл виднелись цепочки паузков, груженных продовольствием или имуществом. Вместе с ними ползли две большие баржи. По берегу в том же направлении группами по десять двигались воинские повозки.
На пристани железный порядок поддерживал пожилой десятник, распоряжающийся разгрузкой-погрузкой. Он чётко и коротко отдавал команды и указывал направление. Я смотрел и поражался. Как и когда случилось то, что огромное живое существо по имени антанское войско стало жить своей собственной жизнью, полной внутренней и порой непонятной логики. Не скрою, меня переполняли гордость и в то же время страх, как у дрессировщика перед матёрым хищником.
В лагере никого из иновременцев не оказалось, потому, выслушав доклад коменданта, я наскоро перекусил и отправился в обход лагеря, города, крепости и литейной слободы. В сумерках я завалился спать в опустевшем воинском доме, чтобы с утра пораньше отправиться вслед за армией.
Утром до рассвета я забрался на посудину, перевозящую какое-то снаряжение и мешки с повизией. Но скорость движения этого плавучего корыта против течения показалась мне настолько малой, что через три часа тягомотного плавания я сошёл на берег неподалёку от расположившихся на краткий привал бойцов сотни лёгкой пехоты.
Я привязал к дереву лошадей, а сам незаметно приблизился к крайнему костру. Бойцы остановились в небольшой рощице, чтобы передохнуть и перекусить, чем боги и интенданты послали, травили байки и болтали о жизни:
– Вот реки, Ворс, ты всё про войну баешь, хоть тех поганых и вовсе николи не зрил. Ну, побьём аваров. Половина из наших в ирий вознесётся, а остатние что робить станут? Нас кровь проливших к оралу боле не допустят, да и в весь не пустят, абы навь убиенную за собой не приволокли. Что робить то будем?
– Хоть и умник ты, Буда, а ноне мудно глаголешь. Вот изреки, что ты робишь второе лето? Верно, служишь в полку. Позри на себя. Облачён, яко вож, оружье новое и знатное, сыт, обут и биться обучен. Грамоте научен, щеляги в калите звенят. И то за два лета в полку. А что бы ты делал в веси своей, седьмой сын у отца? Гнулся на старшего брата, волам хвосты крутил да говно выгребал за краюшку? Не умник, а дурень ты, Буда. Тебе новую жизнь дали, а ты морду воротишь. Николи полки не разгонят и дела воям найдут, и воздастся нам по делам тем. Ноне мы дружинные княжьи люди, и теперича в калите завсегда будут щеляги звенеть.
Бойцы переглянулись и тяжело вздохнули.
– А и прав ты, Ворс, напрасно я засумлевался. Давай на дорожку мёду хлебнём, есть у меня чуток. За воеводу Бора, да за вожа Зверо. Мудрые и сильные люди светлыми богами отмечены. Ну, бывай здрав.
Я потихоньку отошёл от костра, пока меня не заметили, но разговор тот крепко запомнил. И впрямь негоже использовать этакую силищу, как одноразовый шприц. Проблема с аварами разрулится, так или иначе, а вот устроить судьбу доверившихся нам людей вопрос более сложный и важный.
Конный путь вдоль реки занял четыре дня и то только потому, что прошедшие передо мной полки протоптали дорогу, будто катком укатали. Я обгонял сотни и батальоны на марше. Бойцы гнали повозки с доспехами, длинномерным оружием и провиантом, и сами тащили на спинах снаряжение и пожитки. Взбитая тысячами ног пыль слоем покрывала обочины, висела в воздухе, оседала на людях, окрашивая всех в одинаковый цвет.
Несмотря на более-менее ровную дорогу, поддающее под задницу седло отбило весь копчик, да, и ноги гудели, как трансформаторы. В одном переходе от места сбора я догнал Черча, чьи поляне налегке шли вдоль реки.
– Здорово, Бор! Наконец хоть кого-то из наших увидел. Вот уж семь дней тащимся и конца этой речке не видно.
– Ничего, сегодня будем на месте. По карте осталось вёрст пятнадцать. Как бойцы, не ропщут?
– Не-е, в бой рвутся. Скорей бы, шумят.
– Ты не слышал, где может быть Лео?
– Слышал. В пяти верстах сзади высадились с барж, сейчас пёхом тащатся.
– Значит, я затемно мимо них проскочил. Ладно. Бывай пока. На поле увидимся.
Я отъехал в сторонку, подумал и развернул коней, поскольку именно сейчас нужно было переговорить с Лео. Далеко возвращаться не пришлось. Примерно через пару верст я увидел облако пыли, из которого торчали длинные пики. Антские батальоны двигались размеренным походным шагом.
Спешившись, я бросил поводья заводной лошади на придорожный куст, а уздечку сармата накинул на луку седла. Чуток походил вразвалочку враскоряку, размялся, ослабил у коней подпруги, положил на придорожный камень свёрнутый плащ и с облегчением присел, вытянув ноги.
Через полчаса из-за бугра показалась огромная фигура Лео на измученной его весом лошади. И его, и её густо припудрила пыль и на по-ковбойски закрытом косынкой лице моего друга блестели покрасневшие глаза. От одинаково серых от пыли фигур его отличали только лошадь и огромный рост. Лошадь обречённо кивала головой, а Лео слегка мотало в седле. Увидев меня, он встрепенулся, натянул поводья, соскочил на землю, откашлялся и поднял руку:
– Стой! Короткий привал! Сотники, следить за порядком.
Запыхавшиеся воины разошлись по обочинам, сбросили груз и присели, восстанавливая дыхание.
– Сто лет тебя не видел! – радостно прохрипел Лео и хлопнул меня по плечу мозолистой ручищей, выбив облако пыли. – Ты где пропадал?
– Повоевал маленько. Сам знаешь, кот на улицу, мыши в амбар. Древляне напали. Как только полки ушли за Днепр, так они начали громить северные антские веси и двинулись на Бусов град. Суки!
– Да, ты что-о?! И как?!
– Всё обошлось. Поднял полк волковоев. Бросил в бой все три батальона.
– И?!
– Нету больше древлян. Как мне доложили, земля древлянская впусте стоит. Короче, мои головорезы пять тысяч в боях положили, разорили все их города и веси, мужиков поголовно перебили, баб и отроков в рабство, а мелюзгу с мамашами в Бусов град на воспитание и жительство.
– Да-а, дела-а!
– Слушай, Лео, а где твоя рота волковоев?
– При мне, где ж ещё? А что?
– А то, что идём вслепую. Сведения старые, надо обновить. Сечёшь?
– Сделаю, Бор. Сейчас же отправлю пять десятков по разным направлениям на дневной переход. Где встретимся?
– Давай карту. Как и планировали: сбор вот здесь слева от реки на поле примерно два на пять вёрст. С запада его ограничивает большой холм, перед которым тянется мокрая низинка с впадающим в реку ручьём. Вот на том холме и будет ставка. Там и подниму красный флаг.
– Есть, командир. Всё будет тип-топ. Разведке день туда, день обратно. Завтра к ночи жди сведений.
– Добро. Поднимай своих, и я поспешу. Штаб там, а я здесь по дороге болтаюсь. Бывай здоров. Увидимся.
Я порысил вперёд, оставив Лео с его пикинерами. В три пополудни я наконец-то добрался до места. Вся западная окраина равнины была заполнена хаотичным скопищем войск, которые непрерывно перемещались и пополнялись новыми сотнями. Мне такой бардак активно не понравился.
Отыскав взглядом большую штабную повозку, специально крытую красным холстом, я направился туда. Возле неё громко беседовали на повышенных тонах мои соратники: Рок, Стинхо, Даян, Асила, дулебский вож Корш и савирский Додо.
– Эгей, други! Всем поздорову. О чём спорим?
– Поздорову, Бор! Слава светлым богам, ты появился! – обрадовался Даян, – а то никак не разберутся вожи, кто куда должен идти, да как встать. Совсем оглушили.
– Так, понятно. Пожар в бардаке во время наводнения. Внимание всем!! Слушай мою команду! Ведун Даян, поставить штабную повозку вот на этом холме. Над повозкой поднять повыше знамя войска Антании. За ней развернуть штабной шатёр. Вож Асила, принести к повозке чёрную доску, что давеча изготовили, поставьте в рост и приготовьте кусок мягкого мела. Полковник Корш, прикажи своим людям принести на холм полсотни колод и положить их рядами перед повозкой. Вож Додо, пригласите к штабу савирских тысяцких. Полковники Рок и Стинхо, прикажите отыскать всех полковников и комбатов.
Буквально за полчаса холм превратился в воеводскую ставку. На самую высокую точку вкатили штабную повозку и к ней приладили четырёхметровое прочное древко, на котором расправилось на ветру красное знамя Антании. За повозкой растянули штабной шатёр, а перед ней почады поставили большой щит, плотно сбитый из морёных дубовых досок. На заднем склоне холма начали подниматься с одной стороны сотни жилых шатров и навесов, а с другой большие лекарские палатки. Неуправляемый бардак потихоньку начал упорядочиваться и приобретать какой-то смысл.
Ещё через час собрались все командиры, кое-как расселись полукругом, и я начал:
– Славные вожи, полковники и комбаты, всех приветствую и благо дарю. Все мы готовились к обороне Антании, и вот наступает время славных и полных чудовищного напряжения дел. Совсем скоро здесь на этой равнине мы дадим поганым аварам сражение.
Наша победа ни у кого не вызывает сомнения, но для этого придётся решить три основные задачи. Первая – заставить противника явиться на это поле. Вторая – разгромить врага. Третья – не погибнуть самим. Исходя из этого, предлагаю вам свой план сражения. План предварительный, поскольку я готов выслушать все ваши замечания и поправки, к тому же полная ясность появится после возвращения разведки.
Как известно численность аварского войска этой весной достигла ста двадцати тысяч. Нам удалось исполчить и поставить в строй пятьдесят тысяч. Вместе с савирами шестьдесят, а, когда подоспеют сарматы будет ещё пять. Как видите соотношение сил не в нашу пользу. Но… – я обвёл взглядом хмурые и озабоченные лица командиров, – кто из славян считал врагов перед битвой? Мы превосходим их дисциплиной, умением и оружием. Сейчас я изложу предварительный план битвы, и попрошу всех командиров задавать вопросы.
Я взял в руки мел и начал рисовать на щите диспозицию войск перед сражением.
– В самом узком месте равнины между рекой и глубоким оврагом, полторы тысячи шагов. Противник никак не минует этой узости, поэтому там мы и поставим батальоны. Фланги укрепим полевыми редутами, выступающими вперёд фронта на сотню шагов. Перед редутами копаем в две линии неглубокие рвы шириной в два аршина. Сразу за ними ставим в наклон острые колья с упорами. Из вынутой из рвов земли насыпаем валы высотой по грудь человека и укрепляем плетнём. Редуты станут укреплениями для дулебских лучников и мечников. Их задача любой ценой удержать фланги. Все укрепления маскируем по фронту плетнём и ветками.
Между редутов встанут батальоны тяжёлой пехоты. Семь батальонов справа, семь слева. Строй сотнями, коробками десять на десять, с разрывом в шесть – семь шагов. В первой линии копейщики, во второй, в десяти метрах за ними – алебардщики и топорники. До прямого столкновения фронт от обстрела прикрывают щитники, которые перед стычкой быстро отходят назад в промежутки между сотнями и, плотно сдвинув щиты, защищают фланги копейщиков первой линии. Проходы между сотнями держать открытыми, – я показал на схеме. – Когда конница упрётся в пики, то под напором задних начнёт выдавливаться в оставленные проходы и попадёт под боковой удар топорников и алебардщиков второй линии.
За линиями тяжёлой пехоты и нашей ставкой находится протяжённая мокрая низина с ручьём, за которой в три сплошные линии встанет полянская лёгкая пехота с ростовыми щитами в первой линии, и оружием ближнего боя: сулицами, палицами и клевцами. Когда поганые увязнут в низине, поляне из-за щитов перебьют их сулицами, а тех, кто прорвётся – добьют в упор палицами и клевцами.
Теперь важная деталь, – я обвёл глазами притихших командиров. – В самом центре три батальона пикинеров и три батальона алебардщиков и топорников выдвигаются клином вперёд. Бока им плотно прикроют щитники, а в их тылу для упора и последующей обороны сцепим в круг боевые повозки и встанут два батальона тяжёлой пехоты. Когда орда столпится на линии фронта, фланговые батальоны по команде медленно и организованно отступят к редутам, и разойдутся, как створки ворот. А центральные батальоны, уплотнившись и перестроившись в оборонительный круг, должны, как скала, создать непреодолимое препятствие на пути орды. Строй такой обороны мы отрабатывали. Тогда аварский центр завязнет, фронт напирающих кочевников разорвётся надвое и двинется вперёд, подставив фланги лучникам. Поскольку наши фланги усилит тяжёлая пехота, авары двинутся прямо и попытаются прорваться двумя колоннами к нашей ставке, а значит, обязательно увязнут в низине. Вот тогда фланговые батальоны вернутся на место, закроют фронт и подрежут оба эти рукава, ударив им вбок. В потерявшей разгон и разорванной натрое орде начнётся давка. Тогда многие авары спешатся и продолжат прорываться через лощину по трупам коней и людей к нашей ставке. Вот тут и придётся упереться полянской лёгкой пехоте.
После этого начнётся третий этап сражения. Когда аварская конница утратит напор, встанет и скучится, из-за реки сзади в левый бок аваров ударит тяжёлая конница сарматов и отсечёт не меньше четверти задних рядов орды. Никто не устоит, под натиском тяжёлой копейной конницы. Авары обязательно запаникуют, тем более, что где-то там сзади будет ставка самого кагана. Наверняка, уходя из-под удара сарматов, он прикажет своей гвардии отойти назад, а в неразберихе за ним потянутся остальные. Вот тогда из-за перелеска справа нанесут удар наши катафракты. Сразу за катафрактами в бой вступают конные савиры и, не давая аварам опомниться, начнут громить их тылы, так, чтобы всей нечисти в нави стало тошно.
На четвёртом этапе все батальоны атакуют окружённых аваров и поголовно уничтожают, – я отложил кусок мела, – точное место каждого полка и батальона на поле я укажу полковникам лично. В сражении требую от всех хладнокровия, мужества и взаимной выручки, помогать соседу, если ему придётся туго. Сражаться спокойно, как учили, но помните, резерва у нас нет. А теперь задавайте вопросы.
Вокруг повисла тишина. Никто, даже мои мужики из «Темпа» не предполагали, что нам предстоит ТАКОЕ сражение.
– Эт-то что-то с чем-то, – первым нарушил молчание Рок, – план, конечно, безупречен, но для его исполнения нужно, чтобы авары вышли на это поле, а мы их ещё и в глаза не видели.
– Идея, как заманить аваров сюда, имеется. Сегодня из разведки вернутся пять групп волковоев полковника Лео. По результатам будет принято решение. Придут сюда авары, никуда не денутся.
– Ладно замыслена битва, воевода Бор, – проговорил брат князя Межамира Кологаст, – но какова задача дулебских батальонов?
– Как и у батальонов копейщиков в центре – встать насмерть и сдержать фланги, особенно после первоначального натиска конницы. Ни шагу назад. Весь смысл задумки в том, чтобы заставить орду разжать единый кулак, и тогда растопыренные пальцы авары сломают. Укрываясь за рвами, кольями и валами, дулебские лучники и мечники должны любой ценой остановить поганых на краях.
– Допустим, сражение не пройдёт дальше первых двух линий, тогда щитники последней линии после уничтожения завязшего в грязи авангарда практически выпадают из боя? – спросил Зверо.
– Нет. Наверняка им придётся драться со спешенными кочевниками, которые, потеряв коней, будут рваться к ставке. А, если до третьей линии так дело и не дойдёт, то лёгкая полянская пехота, на последнем этапе перейдёт лощину и поддержит копейщиков в центре.
– А, если авары начнут обход на левом фланге через овраги?
– Вряд ли. Какой ненормальный во время фронтальной атаки полезет на лошадях через заросли в глубокий обрывистый овраг. Но на всякий случай балку перекроют конные савиры
– А что нам делать с отступающими аварами? – спросил Лео, – Перебить поголовно этакую прорву дело непосильное.
– Пусть уходят. Наша задача не уничтожить их, а нанести сокрушительное поражение и прогнать за Дон, напугав до грязных порток. А что касается потерь, я полагаю, авары оставят на поле не меньше половины.
– Что будет после сражения? – поинтересовался савирский вож Додо.
– Не имею привычки загадывать наперёд. Примета плохая. Поживём, увидим. Во всяком случае, могу сказать одно, никто войско распускать не собирается. Ведь авары и их союзники крайне упрямы, подлы и коварны, не забывайте этого.
– Сколько времени у нас на подготовку? – спросил Стинхо.
– От трёх до семи дней. Разведка уточнит. Сразу после совещания все командиры должны отправиться к своим батальонам и полкам и разместить их на поле согласно дислокации. Дать людям сутки полного отдыха после марша. Пусть подкрепятся, почистятся, помоются, приведут в порядок снаряжение, одежду и обувь. Послезавтра начинайте строить укрепления и оборудовать боевые позиции. Всё управление войском разместится здесь в штабе. По вопросам строительства и снабжения обращаться к жрецу Даяну, по вопросам вооружения – к вожу ковалей Асиле, а по проблемам здоровья к полковым колдунам и лекарям. Кстати, напоминаю о строжайшем запрете всем без исключения пить сырую воду, только вскипевшую. Руки перед каждой едой мыть щёлоком, а потом разбавленным ацетом, следить за чистотой, отхожие места устраивать организованно. Кто станет гадить где придётся, того в это дело суйте мордой. Обо всех случаях расстройств живота немедленно докладывать полковым лекарям или войсковым целителям колдуну Смолу и ведьме Есмене.
В целом вожи не перечили, и план их устраивал. Ещё час я уточнял и давал распоряжения, и, уже в сумерках кое-как доплёлся до отведённого мне шатра, упал на лежак из веток, сена и овчин и заснул под возню устраивающегося в ногах Бродяги.
Проснулся я на рассвете от призывного звука рожка, гула пробудившегося военного лагеря и сосущего голода. Вчера так и не довелось перекусить, а вечером сил хватило только добраться до тюфяка. Зато теперь организм настойчиво требовал жратвы. Выбравшись из шатра, я потянулся, взглянул на поле и слегка обалдел.
От вчерашнего хаоса не осталось и следа. Полки разошлись по будущим позициям. Через лощину от холма к полю протянулись несколько жердяных настилов, на флангах и в тылу ровными рядами стояли палатки и воинские повозки. Весь лагерь дымился тысячами костров, возле которых сновали люди. Сзади за холмом наперебой стучали походные кузни. За крайней линией шатров и навесов на лугу виднелось стадо коров и отары овец. Где-то на задах лагеря истошно кудахтали куры, шипели гуси и визжали свиньи. Около повозки Бродяга шлифовал обглоданный мосол. Было ощущение, что за семь часов на месте недавнего скопища войск появился новый город.
Похлебав наваристого кулеша из ротного котла, я поделился едой с Бродягой и вернулся к штабной повозке.
– Здорово, Бор, – окликнул Лео, – как спал-ночевал?
– Первый раз за десять дней выспался.
– А мне ни спать, ни жрать не дают, мечтаю хотя бы пару часиков покемарить и от вольного пузо набить. Вчера допоздна полки устраивал. Вот что за жизнь пошла? Кручусь, как белка в колесе, а ни славы, ни почёта, ни злата-серебра?
– Эт-то вы, господин, соврамши. Почёта у тебя лопатой не разгрести, а зачем тебе тот никчемный металл ума не приложу?
– Чисто теоретически, авось за идею воюем. Но спать то всё равно иногда надо. Сегодня на рассвете только закемарил, так волковои разбудили, языка приволокли.
– Так. С этого места поподробнее.
– За рекой взяли. Трое за лагерем наблюдали.
– Отлично! Давай их сюда.
– Не их, а его. Остальные буйные оказались, пришлось упокоить. Эгей, десятник, тащи сюда полонянина!
Двое волковоев подтолкнули к нам молодого наглого авара со злыми раскосыми глазами и редкой клочкастой растительностью на скуластом лице.
– Назови своё имя, – обратился я по-аварски.
– Тебе ни к чему его знать, сын шакала и свиньи.
– Ха-ха-ха, смешно представить, как шакал покрывает свинью. Да, ты, авар, шут и скоморох, а ещё грубиян, ведь пока я ничего плохого тебе не сделал.
– Вы все ничтожные рабы, хоть о том ещё не догадываетесь. Если не сдохнете, то будете коней наших пасти и сапоги нам лизать.
– А зачем вам сапоги лизать, вы, что, такие грязные?
– Вы сами грязные свиньи. Вы скоро все сдохнете на поживу воронам. Всё здесь будет нашим.
– Я тебя понял. А теперь скажи, далеко ли ваша орда и куда направляется?
– Ты, ничтожный раб, ничего от меня не услышишь.
– Ты не поверишь, авар, но очень скоро ты будешь умолять ещё что-нибудь у тебя спросить. Я всё равно выведаю правду. Так сам ничего не будешь говорить?
– Нет.
Дурачок ещё не знал, что такое интенсивный полевой допрос в условиях боевых действий. На дикие вопли авара сбежалась толпа зевак. Через пять минут половина из них блевала, ещё через пять блевали уже все. Только Лео хмыкал и крутил головой. Вот же человечище, не нервы, а стальные канаты.
А потом, захлёбываясь и заикаясь от спешки, авар рассказывал нам с Лео всё, что знал. Орда клубилась в тридцати верстах к востоку. Двигаясь по Савирскому Донцу, авары остановились на водоразделе у распутья. Оттуда можно было пойти к Днепру тремя маршрутами. Поэтому они и послали разъезды в поисках наилучшего пути. К нашей удаче сюда добралась только эта тройка аварских разведчиков. Но могут быть и другие. Потому я попросил савирского вожа отправить в разъезд пять-шесть полусотен лёгких лучных конников, ведь это их земли, и им лучше знать все здешние пути и дороги.
Теперь я точно знал, где авары, сколько их и, где найти их главную стоянку. Как я и предполагал, каган Баян собрал здесь восемь аварских орд, а также четыре сборных тумена из числа местных степняков и кочевников. Пленный подтвердил наши прогнозы, назвав численность аварского войска в двенадцать туменов. Оружие и зброя разные, но сто двадцать тысяч конных головорезов, это не кошка чихнула. И, если они влезут в эту долину и попрут плечо к плечу, то в самом узком месте их конный строй будет иметь глубину сто двадцать рядов, тоесть почти два-три квадратных километра сплошной конной и человеческой массы. А ведь их всех где-то потом закопать придётся, иначе они всю землю и всю реку своими трупами отравят.
И вот теперь в полный рост встал вопрос, как заманить аваров именно на это поле?
– Лео, твои волковои готовы?
– Всегда готовы.
– Завтра спозаранку пойдут со мной в рейд. Распорядись приготовить ночное снаряжение и оружие ближнего боя.
– Слышь, Бор, может и я с вами? Мочи нет здесь сидеть, с места на место сотни переставлять.
– Нет, дружище, я на тебя и наших мужиков сильно рассчитываю. Ты пойми, драка предстоит невообразимо отчаянная и жестокая. И именно на тебя и Стинхо в центре попрёт вся эта кодла, особенно на тебя. Ты мне здесь нужен. Иди и готовь полки. Не забудь подготовиться для боя в окружении. Советую перед сцепленными в круг повозками вырыть траншею и на высоту колёс насыпать круговой вал. Заранее запасись водой, бинтами, зброей и оружием.
– Ладно, вот уж и уговорил. А своим разбойникам скажу, чтобы слушались тебя бесприкословно, как меня, но ты их там побереги.
– Не боись, верну в целости и сохранности. Да и кого там беречь? Этих волчар убивать замучаешься.
– Ладно, если что, найдёшь меня в центре.
– Бывай. Увидишь Стинхо, пришли сюда, хочу на время отлучки оставить его за себя.
– Вот, вот. Это ты правильно придумал. Пусть тоже репу почешет, а то привык чуть что морду воротить, да начальство критиковать, понимаешь.
Спустя час слегка растерявшийся Стинхо внимательно выслушал, что он должен будет делать, пока я в рейде, и как командовать в случае моего выхода из строя.
Под вечер разведчики подтвердили слова пленного. В ожидании приказа кагана орда встала на водоразделе. Наступил тот самый переломный момент неустойчивого равновесия, когда требовалось незамедлительно принимать решение, и я задумался, пытаясь спрогнозировать события.
Такая прорва людей и лошадей должна ежедневно сжирать минимум сто двадцать тонн харчей и в двадцать раз больше разного фуража, сена и травы, как саранча, уничтожая всё вокруг до голой земли. Каган не глупец и не станет надолго задерживать эту ненасытную ораву на одном месте. Исходя из этих соображений, в нашем распоряжении от силы пара дней.
Рано до света полусотня волковоев в зелёной полевой одежде одвуконь переправилась через Псёл и исчезла в утренней дымке, отправившись на восход.
Отдохнувшие лошади уверенно отмахивали версту за верстой, и к вечеру мы достигли холмистой возвышенности, того самого водораздела, откуда брали начало десятки рек и ручьёв, и откуда вели десятки путей.
Начало смеркаться, и сумерки спрятали нас в густой поросли оврагов. Но всё равно, то, что мы незаметно прошмыгнули мимо разъездов и разных бродяг, можно назвать маленьким чудом, поскольку все холмы и распадки видимого пространства занимали авары. Перед нами мельтешило, колыхалось, орало, галдело, жрало, воняло и гадило живое море алчных живодёров и жестоких убийц. Над землёй вместе с плотным дымным маревом от десятков тысяч костров и тонн испражнений висела душная атмосфера жажды крови и насилия. В стороне на отдельно возвышающемся холме виднелась группа разноцветных ханских шатров, где обитали знатные авары. В центре среди тех богатых обиталищ поднимался большой серо-синий шатёр кагана. Насколько я понял, такое явное нарушение традиции обычного кольцевого устройства стоянки было связано с невыносимыми гвалтом и запахом, исходящими от огромного скопища.
Через всё стойбище протекала речка, к которой примыкали глубокие заросшие тальником и тростником балки с бегущими по дну небольшими ручейками. В одном из оврагов вблизи стоянки кагана мы и затаились в непролазных зарослях.
Наблюдая за аварами, я взял на заметку важные детали: организация и места постов охраны, подходы к шатрам, пути перемещения обитателей. Собрав десятников, я объяснил, что задумал. После ряда толковых замечаний я внёс в свои планыважные поправки. Расчёт был прост: чтобы вынудить кагана двинуть орду в нужном направлении, нужно захватить знатных заложников и предложить забрать их там, где нам надо. Напасть на лагерь кагана предполагалось десятью группами по четыре бойца. Вооружённый луками десяток оставался в резерве с лошадьми и для возможного прикрытия отхода. В ожидании темноты мы переоделись в ночные тёмно-серые комбинезоны, вместо сапог обернули ноги тряпками и ремешками, надвинули капюшоны и завязали лица тёмными платками с прорезями для глаз. Мазаться углём не имело смысла, поскольку мы решили пробираться к стоянке по воде.
К полуночи стойбище угомонилось и погрузилось в тишину. Привыкая к темноте, мы усердно таращились в ночь, и, когда взошедшая молодая луна залила угомонившуюся землю слабым мертвенным светом, бойцы вступили в речную воду и медленно без плеска двинулись вперёд. Одна за другой четвёрки волковоев расходились в стороны и растворялись в темноте. Я отправился с первой четвёркой прямиком к шатру кагана Бояна.
Из воды мы вышли в сотне метров от цели. На площадке около шатра чуть в стороне слабо горели два костра, у которых вповалку спали авары. Медленно без резких движений на четвереньках и ползком, как пять теней, мы подкрались к шатру. У входа, опираясь на копья, стояли два закованных в доспехи и увешанные оружием рагухана. Неподалёку мерцал углями ещё один костёр, возле которого крепко спали четверо. Можно было бы проникнуть внутрь шатра сзади, распоров войлочную стенку, но оставлять бодрствующую охрану на входе не хотелось. Малейший шум, и она поднимет тревогу.
Волковой отполз в сторону и пощёлкал языком. Один из охранников встрепенулся и шагнул на звук за шатёр. Вонзившийся в его горло нож не позволил закричать. В тот же миг на землю сполз и второй охранник. Тёмные фигуры скользнули к костру, и там никто не проснулся, отправившись в аварский ад.
Оставив у входа охрану, я откинул полог и с двумя бойцами проник в душную тьму, нарушаемую огоньком масляной плошки, стоящей на подставке вблизи входа. Направо за занавесью женская половина с бабами и мелкими детьми. Нам туда не надо. Налево мужская. Прямо покои кагана. Я махнул волковоям налево, а сам скользнул вперёд за плотную занавесь.
