Олег Артюхов
Анты
– Всё сработаю, Бор! Слава тебе, поистине ты послан богами!
У мастеров мы пробыли до полудня. Вышли на двор и махнули идущим навстречу Стинхо и Черчу.
– Хо! Смотри-ка, Бор, твой новый приятель тебя дожидается, – усмехнулся Рок.
Рыжий пёс сидел неподалёку и слушал наш разговор, и, едва заговорили о нём, радостно завилял хвостом, сел у моих ног и внимательно вгляделся в глаза. Я потрепал его по холке и почесал за ухом.
– Надо будет тебя отмыть что ли, и блох черемицей погонять.
Едва мы собрались завернуть в харчевню перекусить, как нас остановил громкий окрик. Из низкой пристройки дома под сопровождение истошного куриного кудахтанья выбрался Асила. Отдуваясь, он нёс за ноги большого разноцветного петуха, махающего немаленькими крыльями.
– Уф-ф, еле споймал. Благо, аще вы не ушли. То дар. За добрую весть требо пивня отдарить. Вот, – и он сунул петуха мне в руки. Я растерянно стоял с петухом в руках и собакой в ногах, а мужики покатывались со смеху.
– Ха-ха! – громче всех ржал Лео, – ни дать, ни взять бременский музыкант. Ослов здесь хватает, кота тоже знаю одного, только принцески не хватает. Ха-ха-ха! Как там в песенке поётся? Встанет солнце над лесом, только не для меня, ведь без милой принцессы не прожить мне и дня. Что…, – попытавшийся изобразить реверанс Лео, споткнулся, покачнулся, сделал шаг назад, ещё шаг и… попал под поток воды.
– Ой, чегой-то ты? Ой! – вскрикнул голосок.
Насквозь промокший Лео оглянулся. Перед ним на земле сидела девушка. Облившее его с головы до ног деревянное ведро валялось рядом, другое укатилось по косогору вниз, а рядом с девушкой валялось коромысло. На Лео глядели огромные синие пуговицы глаз местной красатулечки лет шестнадцати.
– Э-э… вот… как-то так…, – пробормотал Лео, уставившись на девушку, и обтекая водой.
– Принцеска, – заикаясь от смеха, проговорил Серш и повалился от хохота, – ой, ха-ха-ха не может он и дня без неё. Га-га-га! Получи и распишись в получении. Принц. Га-га-га!
Мы ржали, катаясь по земле, собака лаяла, петух хлопал крыльями, девчонка плакала. В общем, дурдом.
На Горе вечером я встретился с дружинным вожем Кугутом. Предстоял серьёзный и важный разговор, и мы засели в его каморке, отделённой от казармы плетёной и обмазанной глиной стенкой. Более чем скромная обстановка: покрытый овчиной и медвежьей шкурой топчан; низкий грубый стол с масляной гасничкой, кувшином и тремя чашками; на стене на вбитых меж брёвен сучках зброя и оружие; у входа ларь; напротив лавка. Я уселся на лавку, он на топчан.
– Наделали вы шума, Бор. Теперь на Горе и в слободах всё шиворот-навыворот. Все бегают, аки припечённые. Неужто и впрямь всё так худо?
– Да, вож Кугут. Ано хуже то, что аще многие мыслят, что два года – то долго, и что авось минует беда. Я точно ведаю и клянусь светлыми богами, что не минует, и два года, как два дня пролетят.
– Что сам робить мыслишь, вож Бор?
– Через седьмицу мы с моими братьями вожами разойдёмся окрест по родам да племенам землю исполчать. А и тебе есть дело великое. Коль в граде Бусовом ты зело знатен и славен, то тебе и дружину сбирать. Ко дню Макоши на Горе должно бысть шесть сотен воев-хоробров. Не для шкоды, ано для дела ратного, да, не попусту, а за злато-серебро. Наши с братьями умения воинские зело велики, мыслим их вам передать, дабы бысть всем заодно.
– Хм-м, обаче нежданно… Ране тако не бысть. Каждый вой-хоробр по-своему бился, как наставник обучил. А ты баешь, всем стать в строй заодно.
– Так надобно, вож Кугут. Нас меньше, и сила токмо в единстве. Всем бысть, яко един. Яко сжатый кулак. За год надобно обучить дружину новому бою, а потом каждый из шести сотен воев-хоробров сотником ополчения станет, свою сотню обучит и в сечу её поведёт, встав в общий строй рати единой.
– Великое дело задумал ты, вож Бор, и я роту даю – подмогну. Но шесть сотен сотен в Антании не набрать.
– Наберём и поболе. Сочти. Двадцать тысяч антов да десять тысяч полян – триста сотен. Стополста сотен придут от дулебов, да столько ж от тиверцев с уличами. Вот тебе и шестьсот сотен. Да, савиры десять тысяч комонных пришлют, да сарматы полста сотен с длинными копьями.
– Великое дело ты замыслил, вож Бор. Назавтра же зачну дружину сбирать. Не сомневайся, друже, не подведу.
Мы расстались друзьями. Я вышел из воинского дома, за мной потрусил Бродяга, который за сутки уже слегка отъелся.
Марк и Зверо все дни напролёт занимались лошадьми. Лео и Серш пропадали в слободе. А Рок, Стинхо и Черч решили подшаманить лодью: улучшить скамьи, заменить вёсла и уключины, соорудить тент от дождя, поставить прямой парус на скользящей рее и косой стаксель на нос.
Оставшись без дела, я спустился к реке искупнуться, простирнуть исподнее и погреться на песочке под жарким июньским солнышком, а заодно обдумать поездку к дулебам.
Узкая тропка сбежала вниз к небольшому песчаному пляжу. Не рискнув выплывать на течение из-за водокрутов и нежелания издалека топать до одежды, я поплескался голышом у берега, постирался, растянулся на тёплом песочке, закинул руки за голову и зажмурился от удовольствия. Только начал задрёмывать, как услышал сначала ворчание, потом лай Бродяги. Прищурившись от избытка света, я приподнялся на локте, и тут же откачнулся от сильного удара в грудь. Рядом валялись два обломка стрелы. Яркое солнце не позволяло разглядеть стоящего над кручей лучника. Я приподнялся, прикрыв глаза ладонью, и тут же схлопотал стрелу в живот. Интересно, кто этот местный Робин Гуд? После третьей стрелы, ударившей в плечо, лучник скрылся.
Не найдя в сломанных стрелах ничего особенного, я натянул ещё сыроватое бельишко, оделся и пошагал к нашей лодье, пытаясь понять, что сейчас произошло. Искать стрелка бессмысленно, да, и где его искать. Если до веча с нами явно враждовали только бойники-волкодлаки, то после наверняка появились другие недоброжелатели, те же самые изгои, да и многие иные обитатели, планы которых безнадёжно нарушились.
Лодью я увидел издалека. Над ней уже торчали свежевыструганная мачта с подвижной реей и опоры для тента. По бортам мужики крепили новые вёсла в новые железные уключины.
– О, Бор, зацени работу, – похвастался Рок. – Завтра паруса и тент навесим, новый руль поставим, и будет всё как в лучших домах.
– Здорово! Лучше и не придумаешь. Когда испытания?
– Послезавтра.
– Тут у вас всё спокойно?
– Как сказать. Пара чудаков полчаса назад нас обстреляли. По три стрелы метнули и сбежали. А на какой предмет интересуешься, командир?
– То же самое. Купался неподалёку, и тоже три стрелы. Что думаете?
– Да, мало ли придурков на белом свете небо коптит? – проговорил Стинхо, затягивая узел на рее.
– Слепому не покажешь, дураку не докажешь, врага не ублажишь, – проворчал Черч, сворачивая верёвку в бухту, – хорошо, если это просто придурки.
– Нет, братцы, если нас невзлюбила банда местных сумасшедших, то очень злых, мстительных и подлых, – размышлял я вслух. – Полагаю, вряд ли это кто-то из горожан. Они действовали бы за чертой города, и уж точно не стрелами, которые терпеть не могут. Здесь видна разбойничья повадка, подкрасться, укусить и слинять. Действовали чужаки. И под эти соображения подходят только бойники-волкодлаки. Тем более что они имеют большой зуб на нас после побоища на причале. Видать, рано или поздно всё-таки придётся с ними основательно разбираться. А на этот счёт у меня есть старая, но шикарная идея: если врагов нельзя победить, то их надо возглавить.
– Никак бандитским главарём собираешься заделаться? – криво усмехнулся Рок.
– Зачем? Одной ватаги нам мало, их в Антании развелось, как головастиков в пруду. Если прикинуть, то этих головорезов наберётся полторы-две тысячи, а может и больше. Не резон нам на безрыбье разбрасываться таким ресурсом. А сделаем мы вот что.
Мужики придвинулись поближе.
– Есть у них обычай. Раз в году зимой 24 декабря в день Мары вблизи Бусова града они собираются на большой сход. Там они обсуждают проблемы, обмениваются новостями, переходят из ватаги в ватагу, меняются оружием, выясняют отношения поединками. И там же общим голосованием выбирают на год главного вожака. Старый либо должен подтвердить свой авторитет, либо в смертельной схватке сразиться с претендентом. Победитель становится вожаком, и бойники-волкодлаки слушаются его беспрекословно. Потом все ватаги разбредаются по Антании. Всю зиму вымогают у жителей еду, рухлядь и серебришко, разбойничают, насильничают. Летом уходят на промысел на торговые пути, грабят купцов, дальние веси, ходят в походы, в основном за Дунай в Византию.
– Ты что, и впрямь собираешься возглавить бандитов? – удивился Стинхо и посмотрел внимательнее, чем обычно.
– Сейчас пока не до них, размениваться по пустякам не стану, займусь ими зимой. А здешних головорезов пусть приструнят Лео с Сершем. Они в окрестностях Бусова града народ исполчают, вот им и наводить порядок. А бойники, сами по себе, боевой материал неплохой, среди них есть отменные воины и опытные поединщики. Нужно только накинуть на них крепкую цепь, как давеча сказал Марк.
– А что, мысль вполне себе здравая, – почесал бороду Черч, – а уж Лео то их точно в бараний рог скрутит. Да, и Сершу будет работа, насколько я понял, бойники не гнушаются из луков пострелять.
– С этим более-менее всё ясно. А сейчас сворачивайтесь, братцы, дело к вечеру. Ещё надо в харчевню заскочить, да до Горы добраться. Завтра за упряжью пойдём. Пора нам лошадок приодеть и объездить.
На другой день мы получили лошадиные обновки. Сёдла и сбруя пришлись точно впору. Сарматам упряжь сладили покрепче с учётом веса боевого доспеха.
В новом убранстве кони выглядели шикарно и грозно. От лошадиного нагрудника в виде круглого щита радиально расходились пластинки брони, укрывая всю грудь и часть шеи снизу. Голову прикрывало забрало, состоящее из налобника с выступающими бортиками глазниц и длинной пластины намордника, сзади к налобнику крепилась сегментарно-пластинчатая защита шеи сверху. Туловище лошади покрывала двойная войлочная попона с нашитыми стальными пластинами для прикрытия брюха и рёбер. Все двадцать сёдел имели привычный нам вид, но к сёдлам заводных лошадей с каждой стороны помимо обязательной пары перемётных сум были приторочены по две кормовые торбы.
Получив за отличную работу золото и серебро, довольные шорники и ковали высыпали всей толпой на улицу, любуясь делом своих рук. Теперь, я думаю, эта снаряга пойдёт в серию.
Красуясь, мы пустили лошадей шагом. Большинство встречных горожан останавливались, замирали и долго ошеломлённо смотрели вслед. Зато немаленькая ватажка мальчишек с восторженными воплями бежала за нами до самой Горы.
Спешившись перед казармами, мы тут же попали в окружение, и на площади вскоре стало тесно, от дружинников и обывателей. Они внимательно осматривали и ощупывали снаряжение и коней, понимающе цокая языками и кивая головами.
Так закончился первый этап нашей миссии. Мы успешно натурализовались и заняли в здешнем обществе довольно высокое положение. Пришло время переходить ко второму, самому долгому, трудному и непредсказуемому этапу: мобилизации населения, сплочения патриотических сил и создания военной структуры. Нам предстояло пролить немало пота, потратить сил и нервов, чтобы просеять десятки тысяч людей, через сито полков, а возможно и кровь придётся пролить, ибо цена вопроса была слишком высока.
Пока следующие три дня мы собирались в дорогу, Асила-коваль отправил на юг две экспедиции, на правый берег за золотом и на левый за рудой.
Позавчера вместе с парой дружинников отправились к полянам Марк и Зверо, и я точно знал, что у этих мужиков всё получится.
На другой день к савирам по воде ушли Стинхо и Черч. Сначала они думали отправляться конными посуху, но Асила посоветовал плыть вверх по Десне, поскольку в её верховьях и стоял град савирского кона. В одну лодью погрузили двух боевых и двух заводных лошадей, конное снаряжение и фураж. В другой лодье разместились Стинхо и Черч с оружием, зброей, припасами и полудюжиной воев. Рано утром гребцы взмахнули вёслами, и лодьи скрылись в туманной дымке.
Лео и Серш на заводных лошадях направились к антским весям на Тясмине. Там предстояло объехать не один десяток поселений.
Мы с Роком и дюжиной воев из дружины заканчивали укладывать снаряжение в лодью. Решили идти по воде без коней, которым при всём желании места в лодье не нашлось, да, и не нужны они в этой поездке. Вои закрепили щиты на бортах и размяли руки перед долгой и нудной работой. На волнах нетерпеливо колыхались три пары вёсел. Рок потянул фал. Парус пошёл вверх и сразу поймал ветер. Лодья медленно пошла против течения. Дружно взмахнули вёсла. На пирсе отчаянно залаял оставшийся один Бродяга. Прощай пока Бусов град. Жди нас с успехом.
Казавшаяся раньше просторной лодья стала тесной, вместив в себя четырнадцать человек со всем снаряжением, оружием, барахлом и припасами. Однако в пути как-то всё утряслось, улеглось и заняло свои места. Меняясь через час, вои бодро гребли против течения. К сожалению, прямой парус пришлось спустить, поскольку ветер задул в бок с востока. Оставили только косой стаксель. Рок стоял у руля, а я, как вож похода, занял место на носу судна.
Поток света и тепла лился из летней лазури, ласковый ветерок трепал волосы и освежал лицо, от воды веяло приятной прохладой. Преодолевая течение Днепра, лодья уходила всё дальше на север, а солнце постепенно начало заходить нам за спину. Ближе к вечеру мы вошли в Припять и вдоль спокойного северного берега прошли версты три до первого более-менее подходящего острова, где и встали на ночёвку.
Вспоминая, как месяц назад мы пробирались по реке на корявом плоту, я грустно улыбнулся. Где теперь мои друзья? Как у них дела? О том узнаю нескоро, когда вернусь в Бусов град. Если вернусь. Что значит если?! Обязательно вернусь!
В кампании молодых полных жизни воев настроение заметно приподнялось. Парни много смеялись и травили простенькие байки. Я не выдержал и, вспоминая классическую литературу и наставления Вероники Владимировны, тоже рассказал пару сказок. Потрясённые парни, разинув рты, слушали мои байки и смотрели с благоговением.
– Чего это они? – тихонько спросил я Рока. А на его лице промелькнула лукавая ухмылка:
– Плохо ты, Бор, профессора Луцкого слушал. У них сказитель считается чуть ли не волшебником, поскольку по их представлениям он извлекает свои рассказы из-за кромки времени, из мира мёртвых, из нави. Ведь те события уже прошли и канули в прошлое, а сказитель в нави их отыскивает и вытягивает, излагая живым людям. Так что теперь ты ещё и вещун, Бор Вещий. Хм-м.
– Ладно, не хочешь, не слушай, а врать не мешай.
Вещий, так вещий, и я начал рассказывать воям сказки о рыбаке и рыбке, о князе Гвидоне и острове Буяне, о Руслане и Людмиле. Воев-хоробров рассказы потрясли. Боже, какой же я гад, так морочить взрослым людям головы.
С рассветом двинулись дальше. Попутный восточный ветер надувал парус и, хотя мы шли против течения, гребцам пришлось намного легче, чем вчера. Мимо проплывали лесистые берега, песчаные отмели, поймы, сосновые и берёзовые рощи, болотные заросли, в которых орали и хлопали крыльями тысячи птиц. Пару раз спугнули медведей-рыболовов. А в памятном месте, где я дрался с древлянским вожем, в зарослях мелькнули лохматые шапки. Видно, там поблизости находилась древлянская весь, и стоял постоянный дозор. Обновлённая лодья шла ходко, и после полудня мы уже миновали остров, на котором прошлый раз ночевали, а к вечеру добрались до места начала нашего путешествия по реке.
Вчера мы с Роком прикинули сроки, и, если не ошиблись, то завтра может открыться портал. С хронокапсулой мы собирались послать отчёт о событиях, попросить в долг золотую и серебряную монету и побольше соли, которая здесь считалась такой же валютой.
Лодья ткнулась в берег в приметном месте, где ещё сохранились следы строительства плота. Вон наверху куча сухих сосновых веток и вырубка в роще. Слева через подлесок опушки просвечивали высокие сосны, а с другой стороны луговины темнел старый дремучий лес. Неподалёку всё также журчал чистый родничок. Портал находился примерно в версте за выступом леса, и мы с Роком решили вдвоём смотаться туда заранее, чтобы не пропустить краткое время появления хронокапсулы.
Добравшись до места, мы разожгли костёр и решили дежурить по два часа. Перекусив хлебом и вяленым мясом, я сразу завалился спать. Ночь прошла спокойно, утро тоже. Портал появился ближе к полудню.
Из мерцающего кольца торчали четыре метра хронокапсулы. Ещё в прошлый раз мы натаскали сюда обрубков брёвен, но пришлось немного повозиться, чтобы переложить бревенчатый колодец, из-за того, что портал открылся пятью метрами дальше и на метр выше. Добравшись до грузового отсека, я отодвинул люк, чтобы положить туда заранее приготовленный отчёт на куске пергамента, и сердце радостно забилось. В контейнере лежали четыре небольших тяжёлых кожаных мешка и пара мешков покрупнее. Прозорливость профессоров Артемьева и Луцкого просто поражала. Не теряя времени, мы поспешили выгрузить посылку, пока не закрылся портал. И вовремя. Я спрыгнул на траву, и буквально через несколько минут мерцающий круг погас, вспыхнув яркой звёздочкой в центре.
Два малых мешка были набиты новенькими золотыми номисмами, два других – серебряными щелягами. Похоже, оба профессора заранее просчитали ситуацию, и по их заказу монетный двор начеканил копии древних монет. Два больших мешка наполняла молотая каменная соль. Мы прикинули вес, на каждого из нас приходилось примерно по пятьдесят кило!
Соорудив из двух жердин нечто подобное коромыслам, мы взгромоздили на плечи неподъёмный груз и потащились к лагерю. Через два часа нечеловеческих мучений мы добрались до места и сбросили поклажу. Прогнав из глаз светящихся мошек и чуть переведя дух, мы загрузили мешки в лодью и присоединились к ватаге, которая, дожидаясь нас, от голода уже до блеска вылизала деревянные ложки, глядя, как в медном котле булькает духовитое варево из рыбы, а на углях источает сок зайчатина.
После обеда бородатая и усатая молодёжь осторожно подкралась с просьбой рассказать что-нибудь интересное. Я чуть призадумался. Что же рассказать этим взрослым детям? Не сказку же про красную шапочку или буратино. И я начал рассказывать историю жизни Александра Македонского, делами, подвигами и приключениями которого я интересовался и многое знал. Парни слушали, открыв рты, и, кажется, запоминая каждое слово.
Не желая отправляться в путь на ночь глядя, я объявил команде выходной, чему они необыкновенно обрадовались и, весело балагуря, начали плести венки из травы, цветов и тонких берёзовых веток. Потом они принялись дружно таскать сухостой и сухие ветки с вырубки на высокий берег и складывать там костёр. Один из парней принялся мастерить из травы что-то похожее на куклу.
– Чего это они? – в полном недоумении спросил я Рока.
– Вот вернёмся, я обязательно профессору Луцкому на тебя пожалуюсь, что ты его лекции не слушал. Сегодня ночью, уважаемый Бор, великий праздник всех славян от Волхова до Дуная, и от Лабы до Днепра. Сегодня ночью Купала. Мужики готовятся. Правда, девок не будет, вот они и переживают, что им эротические игрища сегодня не светят.
– Вот же я балда! Совсем закрутился. Ну, нам-то с тобой сигать через костёр не по чину, а вот по лесу праздничному прогуляться можно.
– Нет уж. Это без меня. Я лучше тут у костра посижу, да за порядком пригляжу.
– Как знаешь, а меня что-то в лес манит. «Не что-то, а кто-то, – раздался в голове голос Фила, – чую в том старом лесу какие-то энергетические всплески. Что-то там есть. Сходим, посмотрим. А я подскажу направление».
Понимая, что ночью спать не придётся, я бросил на тёплый песок овчину и заснул без задних ног. Проснулся, когда солнце стало садиться. Оказывается, уходящее за горизонт солнце и было сигналом к началу праздника.
К тому времени парни соорудили конструкцию из жердей и верёвок и добыли трением огонь. Потом они разделись догола, надели приготовленные венки, встали вокруг сложенной пирамидкой кучи дров, повернулись к заходящему солнцу и запели песню, обещая светлому Хорсу сохранить его огонь до нового восхода.
Едва край солнца нырнул за кромку леса, вспыхнул костёр. Парни пошли по кругу всё быстрее и быстрее, потом широко разошлись в стороны. Один из них прижал к груди куклу, изображающую богиню Макош, что-то прокричал и с разбега сиганул через пламя костра. Приземлился далеко от огня и все остальные одобрительно завопили. Потом они снова пропели гимн солнцу, и другой парень взял куклу, произнёс обещание и прыгнул через огонь. Так, попрыгав около часа, они по жребию оставили у костра двоих поддерживать огонь и убежали в лес, только пятки засверкали.
– Пойду, прогуляюсь, – я поднялся с овчины, – далеко уходить не буду. А ты присмотри тут за порядком, – и я кивнул в сторону лодьи, где под парусом лежала профессорская посылка.
Ослеплённый светом костра, я шагнул во мрак тёплой безлунной ночи. Не желая спотыкаться на каждом шагу, я сел на мягкую траву, закрыл глаза ладонями и замер на пять минут. После этого ночь стала яснее и с каждым шагом видимость улучшалась. Светлой кромки горизонта и мерцающего звёздного света вполне хватило, чтобы нормально ориентироваться в потёмках. За луговиной поднималась тёмная стена лесной чащобы. Чтобы не осложнять себе жизнь, я решил потревожить друга.
«Фил, ты не спишь?». «Даже, если бы мог, не заснул. Орёте, скачете, с огнём балуетесь. Не часто этакую комедь увидишь. Вы люди вообще забавные существа, но, скажу по секрету, с каждым нашим совместным походом я начинаю понимать вас всё лучше». «Всё-таки не зря я назвал тебя Филом – Философом. Любишь ты извилины заплести. Похоже, Деми ошибся, ты не принцип справедливости, а принцип умозаключения». «Как ты догадался, что я с ним в дружеских отношениях?». «Что ж тут непонятного, с кем поведёшься, с тем и наберёшься. Вот шастаем мы с тобой по тёмному, как совесть авара, лесу, а я и не понимаю, какого хрена я тут делаю?». «Я и сам не понимаю, но нужно идти в восточном направлении. Там пульсирует какой-то непонятный источник энергии». «Ладно, веди уж дальше, путаник».
Шутливо переругиваясь с Филом, я забрался в самые дебри, вспоминая слова Рока, что последнее дело шастать ночью по чащобе. Пару раз крепко приложившись о валежник, я перебрался через берёзовый выворотень, выдав при этом весь свой матерный запас. И тут увидел ЭТО.
Зрелище и завораживало, и настораживало. На освещённой звёздами поляне одиноко стоял матёрый неохватный дуб и светился! Вернее, светилось не всё дерево, а только один корень в два-три пальца толщиной, который у комля обнажился и, протянувшись по поверхности, через два метра уходил под землю. Осторожно подойдя ближе, я понял, что это не гнилушка, а крепкое живое дерево. Я осторожно потрогал корень. В месте касания свечение усилилось, а потом опять выровнялось.
«Фил, это то, о чём ты говорил?». «Да. Он сильно фонит, но это не радиация. Излучение похоже на то, что занесло нас в это время». «И что мне с ним делать?». «А я почём знаю? Попробуй вспомнить наставления профессора Луцкого». «А, если сказать проще?». «Если проще, то это что-то из ритуальной магии». «Ладно, и на том спасибо».
И тут я вспомнил легенду о цветущем, тоесть светящемся на Купалу дереве, дающим волхвам огромную силу. Это дерево нужно срубить, произнеся заклинание прощения и разрешения. Нужные слова сами всплыли в голове, и я непроизвольно их произнёс:
– Именем Велеса, бога дерев, людей и скотов, именем Живы, Лады, и Лели низко склоняюсь пред деревом жизни, и поделиться силой прошу, дать мне частицу себя во славу жизни для яви и прави, и для сохранения жизни во всём.
По корню от комля побежала строчка искр. Я взял меч и одним движением отсёк корень у комля, другим у земли на другом конце. В моих руках оказался прямой посох с извитой поверхностью длиной в рост человека. И он продолжал светиться!
«Фил, а что дальше?». «Назад пошли. Источник излучения в твоих руках. Кроме него здесь нет аномалий».
Прикинув направление, я потащился через бурелом назад к стоянке. Время давно перевалило за полночь, но июньская ночь коротка, не успеешь и глазом моргнуть, а уже и забрезжит рассвет.
После лесной тьмы свет костра казался необыкновенно ярким. Вокруг него мелькали фигуры, юркие тени, раздавались взрывы хохота, смех и возгласы. Подойдя ближе, я с удивлением увидел, что языки пламени озаряют не только наших голых парней, но и чужих, а главное, среди них откуда-то появились голые девки! Поразительно! Правду говорят, что свинья где угодно грязь найдёт. Это ж надо так изловчиться, чтобы в диком лесу ночью отыскать дюжину молодых девок. Талант, едрёна шишка!
Рока я обнаружил неподалёку от лодьи. Он полёживал на овчине у своего костерка на песчаной косе, смотрел на оргию и грыз травинку.
– А скажи мне, дружище Рок, где эти бравые ребята ночью бл… девок отыскали?
– А что их искать, они сами на огонёк прискакали. Тоже пару подыскивают. Гон у них.
– Интересуюсь, откуда взялись эти оленихи?
– Помнишь, в самом начале здесь местные древляне задирались? Оказывается, тут у них две веси неподалёку.
– Вот теперь всё яснее ясного. Лишь бы наши самцы не перетрудили бы организмы, а то грести не смогут.
– А они и так до полудня не смогут. Всю ночь сигают, носятся и спариваются, аки козлы. Как прогулялся?
– Нормально. Заблудился чуток, но потом выбрался.
– Охота тебе была по лесу шастать. Пошли-ка спать в лодью, начальник, а то у меня от этих диких взбрыкиваний уже в глазах мельтешит.
Короткая ночь окутала землю светлой темнотой. Над рекой струился туманный пух. На взгорке возле костра и на опушке продолжала негромко колготиться молодёжь. У борта тихо плескалась вода. Я укрылся плащом и проснулся около девяти, от того, что солнце припекло лицо. Над берегом висела тишина. Большой костёр превратился в кучу серого пепла и едва дымился. Вокруг него утоптанная земля почти лишилась травы. Тут и там валялись беспробудно спящие голые парни. Где колобродили, там без сил и свалились. Чуть в стороне, крепко обнявшись, спала голая парочка.
Прохладная водичка смыла остатки сна и усталости. Я оделся и принялся разглядывать свою ночную добычу. Я точно знал, что в моих руках бывший корень дуба, но при свете дня он выглядел особенно. Вся его поверхность змеилась перекрученными и переплетёнными в диком орнаменте выпуклыми извилинами. Игра света и тени от утреннего солнца ещё больше подчёркивала необычную структуру корня. Даже без Фила я чувствовал, что от него исходит сила.
– Что там у тебя? – зевнул, проснувшись Рок.
– Вчерашний ночной трофей. В лесу вот такой странный посох добыл. Хочу подарить его главному волхву.
– Понятно. Однако пора будить блудливых кобелей, а то до вечера не раскачаются.
Крик «рота, подъём!!» подбросил спящих, будто пружиной. Пару минут они ошалело бессмысленно таращились по сторонам, потом зашевелились. От потешного зрелища меня разобрал смех. Я вытер выступившие от смеха слёзы и загнал шатию-братию в воду, после чего они окончательно пришли в себя. Пока народ облачался, Рок закончил кашеварить у костра, помешивая густое варево. Пустая каша настроения не прибавила, но голод утолила. Чтобы хоть как-то сгладить тоскливый завтрак, мне пришлось открыть один из трёх бочонков стоялого мёда. Парни его опустошили, повеселели и взялись за вёсла.
Полдень застал нас на воде. Ветер едва шевелил обвисший парус. Я, как всегда, стоял на носу, высматривая путь. Рок посадил за руль кого-то из воев, а сам принялся налаживать лук, стрелы и рыболовную снасть, сердито приговаривая, что больше не намерен жрать пустую кашу, которая по вкусу мало чем отличается от старого сена, когда в лесах полно дичи, а в реке не протолкнуться от рыбы.
Как ни странно, свои слова он сдержал, и на ужин мы ели печёную оленину, которая с солью пошла на ура.
– Вож Бор, – вывел меня из раздумья голос одного из воев, – мы ведь плывём на закат? Ано ведь там страна зла, смерти и нави.
– Нет, той страны мы не достигнем. Она намного дальше. Мы ноне доберёмся токмо до Буга. Там в землях дулебов в граде Зимно стоит кремник князя.
– Знаем, знаем, – загомонили вои, – Прошлой осенью являлся он с дружиной на гощение. Три дня дулебы жили в войном доме, а князь Межамир в хорме сидел. Может жив он, а может уж и в нави у Мары гостит.
– Это ещё почему? – я прикинулся невежей, чтобы услышать объяснение из первых рук. – Угроза бысть аль хвороба какая?
– Вот и видать, вож Бор, что нездешний ты. Обычаев наших не ведаешь. Ибо не долог век князя светлого. По обычаю, коль случилось время благое и в жертву князя не принесли, то всё одно в известный день усечь его должно. Как и что не ведаю, молод ещё, а вот Дарх уж по двум князьям тризну сидел.
– Было дело, – кивнул матёрый мужичина Дарх, – ходил с ними в гощенье.
– Скажи Дарх, что за напасть такая, своих князей губить? – мне стало любопытно дослушать версию до конца.
– Отчего ж напасть? Такова их судь. Князья род ведут из сорока древних знатных семей. Как родится малец в таком роду, так жрецы тут как тут. Вертят его и смотрят, изъяны ищут. Коль не находят, ставят ему на плечо особые знаки-тамги, каждый раз иные, кои звёзды на небе велят. То издревле повелось от пращуров, тех, что от восходных гор пришли, да скитов поганых побили. И, когда приходит черёд нового князя сажать, жрецы сверяют те тайные знаки с солнцем, луной и со звёздами. Ежели знак совпадает, того и ставят светлым князем над всеми. В старину до готского ига князья сидели в Бусовом граде, а вот уж два века, как поставили град Зимно на Буге. Волхвы да Перуничи князю срок назначают и роту берут, что дюжину зим служить он готов своим животом, честью и правдой светлым богам и народу славянскому. Вот в назначенный срок и лишают его живота. А и до срока посланцем к богам князя могут отправить. Напали вороги, али мор, али глад, значит князю верьвьё на выю, аль нож ему в бок, ано потом на костёр и тризну правят в жертву богам.
– Постой, Дарх, а как же война аль нашествие? Кто дружину в сечу ведёт?
– Дык, воевода ведёт, князем указанный, жрецами благословлённый и вечем поставленный. Что ж тут невнятного.
– До хрена непонятного и глупого, – проворчал я под нос, – и всё это будем ломать.
– Вот честно скажи, – тряс Лео друга за плечо, – ты веришь в судьбу?
– Какая, к лешему, судьба. Мы сами себе судьба, – Серш ослабил подпругу лошади.
– И всё-таки что-то такое есть, – Лео пошевелил в воздухе пальцами.
