Олег Артюхов
Анты
Решив отлежаться, я задремал и проснулся от сотрясающего озноба и тошноты. Сознание плавало, в глазах рябило, воздуха не хватало, всё тело представляло собой сплошной комок боли. Прикинув остатками сознания ситуацию к носу, я предположил температуру далеко за сорок.
Насилу поднялся и долго сидел борясь с головокружением. Держась за стену, в полумраке доковылял до стола, дотянулся до кувшина с взваром и выдул половину. Чуток полегчало, но невыносимая слабость не давала поднять рук, будто парализовало. Доковылял до топчана. Усилилась тупая боль в голове, мышцы свело судорогой и возникло стойкое ощущение близкого конца. Помирать шибко не хотелось, но что тут поделаешь?
За неразрешимым вопросом: ещё немного пожить, или уже пора подыхать, меня и застала наша колдунья Ауда. В серых утренних сумерках через открытую дверь влетело облако пара, и безшумно скользнула закутанная фигура. Скинутая на лавку длинная овчиная шуба и толстый плат явили колдунью. Она по-хозяйски быстро огляделась, поворошила в почти потухшем очаге угли, подбросила мелких дров, раздула огонь и, гремя своими погремушками, приблизилась к моему ложу и встала в изголовье.
– Эхе-хе. Вот чуяла я, что плохо кому-то, а теперь сама вижу, кому. Злющая лихоманка тебя одолела, горемычный? Гнать её надобно.
– Худо мне, – из последних сил прохрипел я и уже хотел послать её… за кем-нибудь из наших, но потом из-за противного головокружения бессильно откинулся на ложе, закрыл глаза и, сбивая частое дыхание, с трудом просипел, – надобно… так… гони.
Ауда живо раскочегарила огонь в очаге, достала из сумы кувшинчик и разбрызгала вокруг какую-то вонючую дрянь. Потом стянула с меня рубаху, набрала с краю очага пригоршню старых углей и минут десять выводила угольком на лице, плечах, груди и животе непонятные знаки и каракули. Что-то пошептав, она вылила на рубашку остатки вонючки из кувшина, швырнула её в очаг и принялась из другого кувшинчика пичкать меня не менее вонючей бурдой, гадостный вкус и запах которой описать невозможно. Кое-как проглотив отвратительное варево, я ушёл в глухую оборону. А колдунья и сама от меня отстала, взяла свой бубен и начала нарезать круги возле моей кровати. Я вслушался в её неясное бормотание:
– Тебе лихоманка у Бора не стояти, жовтой кости не ломати, червоной руды не пити, средце не нудити, бела тела не сушити, а ступать на мха, на густы очерета, на сухи леса, на яры дремучи, на степы степучи, там нет людого гласу, собы не брешут и пивни не горланят. Слово моё крепко. Гой еси!
Я подумал, что это всё. Хренушки! Неуёмная баба властно перевернула меня на живот, приволокла из бани новый берёзовый веник, положила его мне на спину и, что-то нашёптывая под нос, принялась тюкать по нему топориком. Мне уже стало интересно, что же она ещё придумает. А она бросила веник в огонь, потом смочила тряпку какой-то ароматной жидкостью и принялась обтирать мою физиономию и туловище от следов угля. Бросив тряпку в огонь, она надела на меня чистую рубаху из моего ларя и заставила выпить ещё одну жутко горькую баланду. У меня больше не оставалось сил всё это терпеть, налитые свинцом веки закрылись под тонкий звон в ушах, и… я заснул.
Очнулся я за полдень с переполненным пузырём и кишкой. Еле успел накинуть тулуп и выскочить из дома. Рези в брюхе едва не привели к конфузу. Вернулся я вполне себе с облегчением и вдруг понял, что почти здоров. Вытирая со лба пот, я прислушался к организму. Вроде без проблем. Голова, горло, мышцы не болели, осталась лишь лёгкая слабость. Ну и Ауда, истинно волшебница! Надо будет ей что-нибудь подарить. Непонятно как, но своими выкрутасами она вылечила меня за несколько часов! Мощная женщина. Вот тебе и предрассудки. Вот тебе и дикое время. Призадумаешься тут.
Сменив насквозь мокрую от пота рубаху, я оделся потеплее и выбрался в общий зал, где, сидя у очага, о чём-то спорили Серш и Стинхо.
– Здорово, Бор. Что-то ты нынче бледный? – спросил Серш, – слышал, ты вчера с главным волкодлаком дрался. Ну и как?
– Сам видишь. Я здесь, а он без башки. Теперь почти восемнадцать сотен головорезов на моей совести повисли. Придётся сделать из них людей.
– Ох, Бор, Бор, любишь ты во всякие гадости влипать, – хмыкнул Стинхо, – вроде бы солидный человек, антанский воевода, а удержаться от драки не можешь.
– И не говори, Стинхо, просто беда. Всё дерусь и дерусь. Правда вчера голяком на морозе пришлось драться, зверски простыл, всю ночь запредельная температура трепала. Реально думал, подохну.
– Ты серьёзно? А аптечка?
– Да, где ту аптечку в потёмках искать, плюс голова ничего не соображала, я ж говорю температура за сорок жарила.
– Нет, ну вы посмотрите на этого человека, – всплеснул руками Серш, – не мог кому-то из нас шумнуть. Хотя извитяйте… вчера и ночью здесь, и впрямь, никого не было. Надо продумать накую-никакую систему сигнализации. И как выкарабкался?
– Колдунья Ауда со своими погремушками спасла.
– Эх-хе-хе. Вот и до колдуний докатились. Всего-то полгода здесь обитаем, а уж совсем отуземились. Лео вон женился. Зверо бабу с пацанёнком взял. Марк от лошадей без ума. Рок вообще с князьями закорешился. Черч вон с Асилой мёд пьянствует. Бора колдунья пользует. Скоро местным богам жертвы понесём.
– Смейся, смейся, – ухмыльнулся я, – а я утром встал, как новенький, без всяких антибиотиков и антисептиков.
– А что, – встрепенулся Стинхо, – экологически чистое, скоростное излечение, можно смело патентовать. Вернёмся, наших медикусов за пояс заткнём.
Жрать хотелось ужасно. Но, ненайдя ничего из еды, я отыскал чёрствую горбушку, впился в неё зубами и начал одеваться. Максимально утеплившись, я запряг заводного жеребца и отправился к Асиле, поскольку нужно было срочно утрясти финансирование и обустройство нового полка волковоев.
По счастью искать по всей слободе вожа ковалей не пришлось. Застал его дома в окружении суетящихся женщин. Асила прихорашивался. Благодушно ворча, он поправлял новую красную рубаху, перетянутую наборным поясом, и новые тёмно-синие порты, заправленные в двойные меховые, скреплённые крест-накрест ремешками унты. Явно при помощи кого-то из домашних Асила соорудил затейливую причёску. Его густые заросли на голове, борода и усы были тщательно расчёсаны. Причёску украшали четыре косички. Собранные назад длинные волосы удерживала пара косичек связанная на затылке чёрной ленточкой. Свисающую с висков другую пару щеголевато вплели в бороду. Кожаный ремешок с вышитым незатейливым орнаментом удерживал всю причёску, а ожерелье из волчьих зубов и янтаря на шее дополняли портрет главного коваля. Буквально писаный красавец.
– Э-э-э, – удивлённо протянул я, не зная с чего начать, поскольку в таком виде Асила предстал впервые, – поздорову вож Асила. Никак собрался куда?
– Поздорову, воевода Бор, – он широко улыбнулся, надевая на руки золотые браслеты и поправляя на поясе ножны с большим и малым ножами, – вельми в срок пожаловал. Подсобишь?
– А что робить то?
– Сватом будешь, – он тихонько коснулся моего плеча.
– Пошто сватом? Для кого?
– Для меня. Жениться хочу.
– Так уж имеешь жену! – я откровенно обалдел.
– Ага. Две жонки имаю. Старая Лока хворает, толку от неё нема. Иная жонка Люнега с чадами всё занята и опять брюхатая ходит. Хочу ещё одну взять помоложе да покрепче.
– В жизни всяко бысть, но куда столь баб под единой крышей перегрызутся ж насмерть?
– Я им дам укорот. Враз вощщами втяну по хребтине. Так подсобишь. Вон Бивой и Слуд согласны.
– Не взыщи, Асила, куда столь сватов. Дела важные одолели, а не то подсобил бы.
– Добро, тады к Даяну пошлю.
– Во, во, он в делах тех вельми горазд.
Я распрощался и, облегчённо выдохнув, поспешил на выход. Кем я тут только не был, вот теперь чуть в сваты не попал. Уф-ф, еле отмазался. Хотел дела неотложные порешать, да зашёл не в тот час. Ясный перец, сегодня Асила не работник и даже не начальник. А посему отправлюсь ка я в торговую слободу, потороплю старейшин с караваном в Крым за солью. Как бы не опоздать, не успеем глазом моргнуть, как весна макушку припечёт, и дороги непролазными станут. Заодно напомню о пошиве одежды и обуви для ополчения, волковоев и дружины. Пора вводить единую форму.
Но и в слободе я опять пролетел мимо. Как выяснилось, слободской общинный дом оккупировали бабы. Они входили, выходили, и изнутри слышался гул голосов. Не понимая, в чём дело, я спешился, привязал коня к коновязи, толкнул притвор, сунулся внутрь и… вылетел пробкой от дикого визга. Я сразу вспомнил, как в подобную переделку летом попали Марк и Зверо. Чуть погодя вышла дородная бабища в овчинном тулупе и закутанная в шерстяной вязаный плат.
– Чего надобно, охальник? – её голос не предвещал ничего хорошего, но, разглядев меня, она смягчилась, – поздорову, воевода, чего хотел то?
– Гостевого вожа хотел узреть. Дело к ему. А что тут творится? Что за ор?
– А то ты не ведаешь?
– А что ведать должен?
– Дык ноне сход бабий. Решаем дела да заботы.
– И у вас тоже дела?
– А ты мыслишь, токмо у вас бородатых забот полон рот? Токмо и горазды, або калечить друг дружку, або озорничать, да нас брюхатить! Натворите бед, а нам бабам хлебать да расхлёбывать, да лихо отводить.
– Ну, ну, разошлась. Я что… я ничего. Решайте себе во здаво, – я бочком, бочком улизнул от разошедшейся бабищи, и облегчённо вздохнул, представив, что со мной произошло бы, если бы с разгона внутри оказался. На сотню маленьких Боров точно бы порвали. Уф-ф, пронесло.
Проезжая по Бусов граду, я не переставал удивляться переменам. Повсюду что-то строилось, лежали штабели брёвен и камней. Стучали топоры и молоты, раздавались громкие возгласы. С высокого берега на реке виднелась цепочка повозок, тянущих брёвна с полунощной стороны. Всё-таки удалось нам растормошить сонную и беспечную страну.
И хотя время неумолимо поджимало, с каждым днём крепла надежда, что всё-таки удастся свершить задуманное. Однако время не только поджимало, но и бежало, практически летело со свистом. За бесчисленными делами я не заметил, как начал темнеть снег на южных склонах, как вытянулись до земли сосульки, как начали шебуршиться стайки воробьёв и синиц. Купцы и возчики спешили протянуть по сыреющему льду последние вереницы саней. Однажды, присев на крыльцо ясным утром, я заметил, что солнышко уже ощутимо греет лицо, стало быть, и весна на пороге.
В один из таких ясных дней южнее усадьбы раздался необычный низкий нарастающий гул. Все обитатели высыпали на двор. С высоты холма стало видно, как вдали от леса отделилась тёмная полоса и, приближаясь по оврагу, превратилась в чёрный клубящийся вал.
– Осинник прорвало, – подал голос дед Луня.
И вот вся масса чёрной грязи, перемешанной с промокшим снегом, прошлогодней листвой, травой и ветками обрушилась в Днепр, растекаясь огромной кляксой по ноздрястому льду. Откудато снизу по реке донёсся такой же шум и гул.
– Теперь жди, вот-вот Днепр-Славутич проснётся, и лёд пойдёт, – вздохнул дед Луня.
И, словно в ответ донёсся непередаваемый низкий на грани слышимости звук, будто вздохнул великан, а потом глухо кашлянул и застонал. По поверхности льда прошла заметная волна, потом ещё. Вдруг лёд с грохотом и треском лопнул и вздыбился острыми буграми. Воздух наполнился громким всепроникающим шумом. Бурая зимняя вода вырвалась из ледяного плена, и буквально на глазах поднимаясь и выходя из берегов, перемешала и медленно потащила вниз ледяной хаос. Льдины сталкивались, наползали друг на друга и на берег, образуя гряды торосов. Казалось, пришла в движение не только река, но и вся природа.
Не в силах отвести глаз от завораживающего зрелища, мы стояли и смотрели на жуткую мощь стихии. К вечеру полая вода залила низины и овраги, потом стала подниматься выше, превращая холмы в острова.
Половодье стояло три дня, ещё три дня вода спадала. Потом седьмицу земля прогревалась, сохла и проветривалась от распутицы.
Всю зиму помимо строительных работ огнищане готовились к пахоте и севу. Мужики чинили старые и ладили новые снасти: упряжь, сохи и бороны, обихаживали волов. Бабы сидели в кружок над кучками зерна, отбирая хорошие и отделяя плевелы и негодные.
Торжественно отпраздновав наступление нового 556 года, на другой же день 23 марта все анты и поляне дружно потянулись на могилы предков. На невысоких оплывших курганах они расставляли угощение щурам и пращурам: масло, хлеб, варёные яйца, ставили чаши с хмельным мёдом, кланялись и бормотали просьбы о помощи и поддержке. С погребища огнищане шли к святилищам Хорса или Ярилы, кто в кого верил, и снова несли подношения и задирали головы, бормоча просьбы к богам светлого пресветлого солнца.
За какую-то неделю промозглое послезимье сменилось жаркой весной. На полях, что повыше и посуше, сохи прочертили первые борозды. Началась посевная страда. Зимние стройки сразу же замерли, только вольные артельщики доделывали неотложные работы. Весь народ Антании вышел в поля. Недаром говорят, весенний день год кормит.
Колдуны и ведуны тоже без дела не сидели. Они без устали таскали из весенних лесов и оттаявших болот в новые дома домовых, банников и дворовых. Эту малую нежить в Антании уважали, берегли и прикармливали разными вкусностями, считалось, что они особенно любят запахи пряных трав и свежеиспечённого хлеба, мёд и молоко.
Вслед за последней льдиной потянулись на юг в Ольвию и купеческие суда. Они спешили по высокой воде увезти скопившиеся за зиму товары, проскочив днепровские пороги, которые очень скоро опять покажут свои ненасытные каменные зубы. И тогда придётся тащить лодьи и паузки волоком вдоль берега, а это дело долгое, затратное и не всегда выполнимое. Не все суда удавалось проволочь посуху, и потому северные драккары и снеки с острыми килями и глубокой осадкой поворачивали назад или перегружались в плоскодонки. Возле Ольвии в Днепровском лимане после ледохода порой собирались сотни судов, из которых формировались караваны, длинными вереницами уползающие вдоль морского берега дальше на юг в балканские порты Византии.
Общее суетливое весеннее возбуждение помимо горланящих птиц и орущих котов, дополняли дружинные отряды, которых вывели из зимних воинских домов в полковые лагеря. Не знаю, как другие, но после прибытия дружинной сотни, ближайший к нашей усадьбе лагерь начал быстро строиться. Материала за зиму заготовили изрядно, а вои оказались не только бравыми вояками, но и умелыми мастеровыми. А что делать? Сам по себе лагерь строиться не будет. Как говорится, пузо прихватит, портки быстро скинешь.
Наша команда тоже оживилась. Кто-то разъехался по строящимся лагерям, кто-то занимался снаряжением и зброей, кто-то гонял новобранцев, а кто-то собирался в дальние края, в том числе и я.
Дело в том, что на юго-западе Антании в долинах Южного Буга и особенно Днестра имелось значительное скопление антских весей, почти столько же, как в окрестностях Бусова града. В том году я до них добраться не успел, а теперь пришла пора объявить там волю светлых богов и князя Межамира. Добраться туда весной через сотни разлившихся рек, речушек и оврагов Заднепровской возвышенности дело немыслимое. Другой путь вниз по Днепру через пороги сродни русской рулетке с гарантированными острейшими ощущениями и большими шансами утонуть на каменных зубьях. Поэтому я выбрал третий вариант: на двух парусных лодьях вниз по Днепру до Тясьмина, по нему вверх, потом через волок перебраться на Великовесь. Далее на Синюху и Южный Буг, по нему спуститься в лиман, берегом до устья Днестра и вверх до среднего течения. Я предпочёл такой заковыристый окольный маршрут, чем надрывать животы, перетаскивая суда мимо девяти днепровских порогов. Конечно, можно попробовать проскочить в игольные ушки фарватеров, но даже самые отчаянные кормщики решались на это в самом крайнем случае и только по максимально высокой воде.
Сбор занял три дня. Вместе со мной отправился Марк, который в отсутствие сарматского табуна оказался не при деле. К тому же он имел особый талант договариваться с местными обитателями. После объезда южных весей я собирался вернуться в Бусов град, а Марку с полусотней обученных дружинников предстояло начать сформирование днестровского и бужского полков и заложить три полковых лагеря. Назад Марк вернётся в июле, а дружинники останутся обучать ополченцев и командовать ими.
Другим не менее важным делом являлась разведка золота на возвышенности между Днестром и Бугом. Именно там со слов Зверо находились копи, которые по содержанию металла намного превосходили ингульские.
Имел бы я ввиду эти копи, но жизнь подтвердила старую истину, что денег всегда мало. Поначалу казавшийся бездонным источник золота на Ингуле начал усыхать. И не потому, что золота стало меньше, а потому, что перемены в стране поглощали его с небывалой скоростью. Безусловно, экономика Антании заметно окрепла. Торговля крымской солью, зерном, пушниной, качественным железом, перевозки и торговые пошлины стали наполнять княжью казну, но для продолжения, а тем более завершения начатых военных и структурных преобразований средств уже не хватало. Требовалось искать новые источники.
В целом наш путь по воде оказался легче, чем я предполагал. Только немного помучились на волоке, да в лимане немного потрепало юго-западным ветром. Сильное течение Днестра преодолевали три дня, пока не достигли скопления антских весей.
Пятнадцать столетий тому назад, в киммерийские времена эти плодородные земли по Днестру и Южному Бугу заселили потомки древних трипольцев – сколоты. Они пахали чернозём и продавали сотни тысяч пудов зерна сначала троянцам и хеттам-дарданам, потом грекам и персам. За шесть веков до новой эры пришедшие с востока скифы залили благодатный край кровью и засыпали пеплом сожжённых селений. Страна земледельцев надолго обезлюдела, запустела и погрузилась в небытие. Только после победы сарматов, с приходом антов возродилась здешняя земля, на которой появились сотни новых весей. Но, если днепровские анты жили вперемешку с полянами и дулебами, то днестровские – со словенами, а бужские – с булгарами. Естественно, такое соседство накладывало отпечаток на культуру здешних антов.
Как и на Днепре, здешние анты ставили свои веси на высоких берегах рек родовыми гнёздами по три-пять, занимались земледелием и разведением коров и овец. Однако их быт отличался особой, можно сказать, чрезмерной убогостью. В тесных лачугах ютились большие семьи, иногда «братские», когда братья не расселялись, а вели общее хозяйство. Этакий древний колхоз. Одевались в холстину, шкуры и грубо выделанную кожу, а примитивные предметы быта ничем не отличались от орудий каменного века. Металла днестровцы почти не имели, используя в быту дерево, кость, рог, лозу, кожу, глину, камень. И при такой жуткой бедности здешние огнищане отличались приветливостью, общительностью и охотно воспринимали всякие новшества.
– Эй, прокуда лядащий та хитарый, щоб тоби лють турнула, щоб тоби смуток узяв! Ухитить тоби та к кудару справить, – старый дед погрозил клюкой весёлому парню, белозубо улыбающемуся с проезжающей мимо повозки, запряжённой парой волов.
– Поздорову, диду, як нам веского вожа сыскать? Пришлые мы с Бусова града, дело у нас к вожу.
– Зрю, або иные. Вон яка зброя та гривны на вас богаты. А що за дило до вожа?
– От князя Антского весть привезли.
– Ага. Знамо, либо биричей чекать, либо в сечу збиратися. Эх-хе. Вона там на городище шукайте веского вожа.
– Благо дарю, диду, живи долго.
На холме виднелись кое-как подправленные остатки каменных стен за оплывшим рвом. Раскинувшаяся на десяток гектаров весь по здешним меркам тянула не меньше, чем на город. Впрочем, когда-то здесь и стоял древний город, о чём говорили руины круговой стены и кусок мощёной дороги, часть разрушенных ворот с околовратной башней, и оплывшие затянутые землёй фундаменты внутренних строений. В этих краях анты охотно обживали старые разрушенные городища и ремонтировали и приспосабливали развалины под дома, зерновые ямы или хранилища. Мы с Марком смотрели на остатки города со своей колокольни, и пришли к выводу, что руины древних каменных кладок почти готовые фундаменты будущей крепости, которая могла бы перекрыть днестровское направление.
Оставив дружинников разбивать лагерь на берегу, мы с Марком отправились в поселение.
– Кто такие будете? – голос за спиной заставил обернуться. Перед нами стоял крепкий пожилой мужик в светлой рубахе и тёмных кожаных портах. Вместо обычных в этих краях поршней, на его ногах я разглядел короткие сапоги. Голову покрывала коническая войлочная шапка с приплюснутым верхом и расшитая орнаментом, поверх рубахи виднелась овчинная безрукавка, а с плеч до колен свисала коричневая накидка из грубой ткани. Резной посох в руках и серебряная гривна свидетельствовали, что перед нами местный голова.
– Поздорову, веский вож. Мы явились из Бусова града по княжьему делу. Я воевода Бор, а это вож Марк.
– Моё имя Косак. Глагольте о деле.
– То дело княжье, дело важное и дело спешное.
– Инда ступайте за мной в общинный дом. Сядем рядком, та побаим ладком.
В общинном доме, мы по обычаю расселись у горящего очага, и мне в течение часа пришлось в сотый раз излагать суть аварской угрозы. Вож внимательно слушал, и я видел, что он проникся.
– Бысть в Таборе не довелось, – проговорил он, – ано слышал о чудных тамошних делах.
– Так. Там воедино собрался антский народ под рукой князя Межамира. Тако же земные владыки союз заключили, и боги чудом великим тот союз осенили.
– А не ты ли тот воевода, что солнце иное призвал? – он указал на солнечный знак.
– Так.
– Слава тебе, избранник светлых богов. – Вож встал и поклонился. – То великое чудо и, ежели ты говоришь о поганых с восхода, то истина то.
– Тут останется вож Марк, вправе он народ исполчать и суд вершить. Подмоги, вож Косак, в деле том правом.
– Всё, что потребно, зробим.
– И вот, что хотел вопросить, вож Косак, слухи дошли, яко бысть одесную Днестра старые копи? Верно, аль нет?
– Верно, то верно, но… места там дюже поганые. Кто ходит туда, не вертается. Издревле там племя опричное бытовало именем агафирсы. Бают, якобы люд тот огромного роста и силы, скифы свирепые и те их боюватись. Те агафирсы имают ризы богаты, злато и жуковинья. И те, кто в их земли за златом ходил, все пропадали, хоть един людин, а хоть тысяча. Бают, что и поныне бытуют они.
– Добро. Это то, что взыскуем. Благо дарю, вож Косак.
Мы вышли из общинного дома и направились к лодьям.
– Что думаешь об этих агафирсах, Бор?
– Это очень хороший след. Чую, именно там золотишко нас дожидается.
– Пойдёшь в гиблые места?
– Обязательно пойду. Золото нужно в этом году, как никогда. Сам видишь, сколько строим, да, и полки нужно одевать, обувать, вооружать. А ты пошустрей поднимай здешнее ополчение, Косак поможет. Как хочешь, а к июлю должен управиться. Как всё зашевелится, передашь дела сотникам и бегом домой. Там работы по горло.
По подсказке вожа с утра пораньше мы с восемью дружинниками двинулись на лодье вверх по реке до первого большого левого притока, который нёс воды со скалистой возвышенности. Свернули. Через пять часов напряжённой гребли русло заметно сузилось, а поток усилился. Обнаружив слева более-менее спокойный затон, я велел воям причалить, поскольку из-за бурного течения дальше плыть стало невозможно. Гребцы буквально обессилели.
Вокруг поднимались разрушенные временем каменистые холмы и склоны с оползнями, скальными обрывами и выходами кварцевых и гранитных пород. Верный признак, что я на правильном пути. Золото и кварц всегда ходят рука об руку.
Оставив четверых воев присматривать за лодьей, я с остальными полез по осыпям в сторону от протекающей в каньоне реки. Примерно через вёрсту непролазного каменного хаоса мы выбрались на плоскогорье, тоже изрядно каменистое, но относительно ровное. Местность сильно смахивала на Ингульскую возвышенность.
Дружинники принялись разбивать лагерь, а я решил в одиночку разведать окрестности. Подчинясь непонятному ощущению, я сразу направился в сторону нагромождения скал. Не пройдя и трёх сотен метров, я упёрся в завал с узким проходом среди огромных глыб. Пройдя немного по каменному лабиринту, я вдруг остро почувствовал неприятное давление на мозг, а волосы на голове и руках начали шевелиться, будто от статического электричества.
– Кто здесь? – крикнул я в просвет между двух остроконечных обломков, похожих на пограничные обелиски. – Выходите, поговорим. Я один и пришёл с миром, клянусь светлыми богами.
Из-за обелисков вышли три высокие фигуры в светлых длинных одеждах и с золотыми обручами на головах и руках. Они, молча, встали в десяти метрах от меня и замерли.
– Меня зовут Бор. Я воевода антского князя Межамира. А кто вы?
– То тебе знать ни к чему, – ответил по-славянски с выраженным акцентом стоящий в середине незнакомец, – ты здесь неугоден, уходи пока подобру.
– А что так грубо? Я представился, вы нет, да ещё угрожаете. Это невежество.
– Не тебе рассуждать о вежестве, чужак. Это наши горы, мы здесь владыки и не желаем тебя здесь видеть.
– У нас есть легенда о здешнем племени агафирсов. Не вы ли это?
– Наших предков греки называли агафирсами, поскольку наши вожди потомки Агафирса сына Геракла и Гилеи и живём здесь уже две тысячи лет. Мы знаем, что ты пришёл за золотом, а значит, ты враг. Уходи пока по добру, чужак, мы никого не убиваем сразу.
– Ничего это не значит. Я вас не боюсь, и запомните, времена изменились, и, если до сих пор вам удавалось отсидеться в этих камнях, то теперь не получится. Людей стало много, и они проникают повсюду. Вам не справиться с десятками тысяч алчущих. А я предлагаю вам дружбу и защиту. Князь антов и дулебов Межамир хочет мира со всеми соседями и не позволит врагам даже приблизиться к Антании. Золото нам нужно не для страстей и пороков. Грядёт большая война со свирепыми кочевниками с восхода, и мы готовимся дать им отпор. Золото потребно для воинского дела и исполчения страны. И, если вы не пропустите, то я всё равно пройду, но тогда всем будет плохо.
– Мы тебя поняли, чужак. Ведаешь ли ты, что за знак носишь на груди?
– То знамено воеводства и божий знак солнца, его вручили мне жрецы.
– Значит, теперь Коловрат знаком солнца зовут. Этот древний знак когда-то носил и наш вож, но, когда над нашей землёй нависла беда, он принёс его на алтарь Орея. Бог принял дар и отвёл беду. Сейчас этот знак у тебя, а посему мы поверим тебе. Жди здесь сколь потребно, – и все трое скрылись в каменных завалах.
Через два часа ожидания я уже хотел уходить, когда появился прежний собеседник в одиночестве.
– Старейшины обсудили твоё предложение и решили передать две крайние копи. На остальные даже смотреть не смейте. А за наш дар вы нашу страну должны от бед оградить. Согласен?
– Согласен. Позволь посмотреть ваш дар.
– Ступай за мной.
Трижды повернув в отнорки каменного лабиринта, мы вышли к площадке с круглым зевом входа.
– Это первая копь. Будешь смотреть?
– Да.
Узкий вход почти сразу расширился, и после прохода открылась широкая выработка с боковыми штреками. В стенах отчётливо виднелись прожилки золота, кое-где достигающие ширины в палец! Это ж Эльдорадо! Другая копь находилась неподалёку с другой стороны прохода в сотне метров от первой. Похоже, всю эту горку пронизывали золотые жилы.
– Благо дарю. К сожалению, не знаю твоего имени.
– Это ни к чему. Как сказано у последователей бога распятого: лишние знания умножают скорбь. Мы не желаем войны на нашей земле, и потому сейчас откупаемся нашим богатством. Но не думай, что мы вам рады, а лишь ждём исполнения обещаний и клятв.
Я положил левую руку на знак солнца, правую поднял вверх:
– От имени светлых богов, их земных слуг и князя Антании Межамира клянусь защищать эти земли и никогда не приносить сюда беды и горе. Мы не покушаемся на ваши тайны, и за эти пределы не пойдём. Клянусь. А, если нарушу сию клятву, пусть покарают меня светлые боги.
– Этого достаточно. Вот этот чёрный камень граница. Дальше ни шагу. Нарушителю сразу смерть. А теперь прощай избранный богами. И… удачи тебе.
Обратно я летел, как на крыльях. Теперь о средствах на наши дела можно не беспокоиться. Я передал Марку точный план пути к копям, объяснил порядок отношений с агафирсами, и строго-настрого предупредил о сохранении тайны и соблюдении границ нашего присутствия. Также я велел поставить в устье того притока сильный кордон и патрулировать Днестр в пределах пяти вёрст в обе стороны. Рудокопов из числа бывших смердов я решил прислать с Днепра, чтобы не уговаривать и не соблазнять запуганных местных жителей.
Обратный путь прошли без приключений, и через десять дней причалили в Бусовом граде.
Пресытившись бездельем и отдыхом в пути, я сразу погрузился в дела, и в первую очередь отыскал вожа ковалей Асилу. В хорме Перуна он о чём-то спорил с жрецом Перуничем. Извинившись, я вытащил разгорячённого Асилу из хорма. Но, когда он узнал о золотых копях агафирсов, то чуть не задушил меня в объятиях. И, если бы не моя броня, точно бы раздавил на радостях.
Даже не дослушав до конца, Асила потащил меня в хорм Сварога, куда по его срочному вызову чуть погодя подошли верховные жрецы. Прямые вопросы о походе в земли агафирсов вынудили меня подробно рассказать о встрече с владыками золотых гор, и особый упор я сделал на данной мной священной клятве о неприкосновенности и защите их владений. Все жрецы именем светлых богов дружно подтвердили мою клятву. И пока они меж собой обсуждали новость, я потянул Асилу к выходу:
– Напрасно ты, Асила-коваль, разболтал жрецам о золоте. Мыслю, боле мы его не узрим.
– Ничего не напрасно. Ты возьми в толк, страна агафирсов, то владения богов и смертным там не место. Ежели бы жрецы уведали, что мы тайно сговорились с агафирсами и почали там злато добывать, то немедля прокляли б нас и изгнали. Благо треть отдать, ано остатнее сохранить.
– Не ведал о том. Мыслил, ты от радости глупостей натворил.
– Всё ладно. Боле не заботься о нуждах, отныне дружины сбирай и люд исполчай, да не тужи боле о злате.
Я вышел из святилища вполне довольным, хотя не мог избавиться от ощущения, что меня нехило надули. Да, и хрен с ними, в конце концов, пусть подавятся, моё дело сторона.
Заканчивался первый год нашего пребывания в Антании. Не знаю, как наши мужики из «Темпа», но я настолько вжился в новую реальность и в свой новый образ, что начал ощущать себя частью этого мира.
Незаметно наступило лето. Закончились весенние полевые работы, и полковые лагеря начали наполняться ополченцами. Дружина на Горе редела с каждым днём. Дружинники разъезжались по стране, чтобы в десятке лагерей стать сотниками и комбатами. Всё, что мы вбивали в них в течение девяти месяцев, теперь они вместе с десятниками первого призыва будут передавать новобранцам. Нам же останется наблюдать и исправлять неизбежные ошибки.
