Олег Артюхов
Анты
– И то не верно, ибо создаст суету и смуту.
– Како же твоё слово, вож Бор?
– В ближних и дальних землях о славянах ноне дурно бают. В Антании нет наряда. Соседи мыслят, что знатные вои-анты истаяли в долгой взаимной вражде, в порубежных стычках и губительных походах за Данубий. Ано так и бысть. А ноне, когда великая беда на пороге, в Антании потребна сильная власть государя. Святое княжение для того не пригодно. Князю должно бысть не жертвой, а истоком власти, средцем силы земли, оплотом родов и племён. Я мыслю, князю Межамиру должно стать первым государем Антании по роду и праву, и приять власть войную, судебную, законоприемную и иную. Тако же князь Антании должен бысть великим жрецом, дабы иметь милость богов. Личность и воля князя сплотит народ воедино, и тогда в тяжкой войне ворога одолеем, и землю отстоим, и своих богов и народ от поругания сбережём.
– Ты глаголешь правые слова, но тогда надо изжить законы пращуров, – задумчиво сказал Межамир, – волхвы, жрецы и старейшины против бысть. Возгорят обиды племён, и порушатся щуров устои. Вправе ли мы тако свершить?
– Брат, вож Бор прав, – взял слово Кологаст, – потребно давно в антской земле власть утвердить, о том не единожды баяли. У словен князь Добрята давеча объявил себя государем, а дружина и жрецы в том ему роту дали. На ином берегу Буга град словенский Червень. По слухам через луну Добрята там бысть. Надобно встретиться и побаять о власти и о грядущей войне.
– У словен почесть все племена от рода единого, а в Антании иных гораздо. Да, и свара жрецов Велеса и Перуна из ряда вон.
– Дозволь слово молвить, – я решил встрять в разговор, пока он не зашёл в тупик, – то спорят не боги, а жрецы. Надобно их смирить и объединить. Велес бог яви и нави, жизни сотворения и нижнего мира, его власть над водой, деревами, живыми и мёртвыми тварями. Перун же бог яви и прави, господь грозы, войны и верхнего мира, его власть над воздухом, металлом и огнём. А едина для них явь и земля славянская, отчина славных пращуров. Посему земля и станет знаменом единства, и единым бысть обе великие силы: сотворение и уничтожение, ибо нет одного без иного, как без света нет тени, и без жизни нет смерти, а из нави приходит новая жизнь и уходит в навь.
– Мудрость твоя велика, вож Бор. Я мыслю, тако слово жрецы примут и сберут общий сход, – в глазах князя мелькнули искры облегчения. – А како ж войная власть?
– То надобно деять хитро, умело и сильно. Суть войной власти в силе и воле государя, могутной дружине и крепком оружии. В Бусовом граде братчество ковалей оружие Антании куёт. Дулебским ковалям надобно явится в Бусов град и приять тайны ремесла. Тут в Зимно впору великую дружину сбирать, исполчать землю, истреблять тайных ворогов и злодеев, поднимать на войну веси, рода и племена. Ежели князь примет государство и встанет во главе народа, то в подмогу для исполчения и обучения новому строю тут останется брат мой Рок.
Рок вскинул на меня удивлённый взгляд, я чуть прикрыл глаза и кивнул. Он чуть помедлил и кивнул в ответ. Я продолжил:
– Надобно деять всё воедино, ано биричи да вестники слово по земле понесут.
Более двух часов я объяснял, как нужно взять власть и мобилизовать западную половину Антании и союзников. К вечеру я походил на выжатую тряпку. Но благо места в воинском доме для нашей команды нашлось, и мне удалось неплохо устроиться, выспаться и отдохнуть. Проснулся я почти в полдень, поскольку спать стало невмочь, и пузырь требовал срочного опустошения.
К моей радости Рок совсем не разозлился на мою вчерашнюю выходку с его командировкой к дулебам.
– Всё правильно, – проговорил он, разглядывая свою физиономию в поверхности воды в кадке, – как ни крути, а пригляд тут за князьями нужен. Я и сам хотел предложить, да вчерашний цирк с этим посохом помешал.
– Если бы цирк, – вздохнул я, пытаясь пальцами разгрести поросль на физиономии. – Гребёнку что ли завести, а то скоро на лешего стану походить.
– На, держи, вож Бор, – рассмеялся Рок, протягивая мне деревянный гребень, – ещё в Бусовом граде приобрёл с запасом бороду и вихры чесать, и в суму забросил. Сегодня стал разбираться и нашёл.
– Запасливый ты, вож Рок, – ответил я ему в тон, – поздорову тебе, благо дарю, – и мы засмеялись.
Я раздал нашим воям по пять серебряных щеляг на питание и покупки, и мы с Роком шагнули к выходу желая перекусить в здешней харчевне. Однако в дверях нос к носу столкнулись с молодым помощником волхва.
– Поздорову, вожи антские, – поклонился парень, – Велеса хвалящие ждут вас на требище.
Мы переглянулись, я вернулся, взял посох, и мы отправились за парнем. Оказывается, на требище служки жрецов приготовили тризну. По кругу землю покрывала холстина, заставленная всякой всячиной. В глиняных мисах парило варёное мясо. На досках истекали соком печёные куриные полти, осетры и судаки. Горкой на деревянных подносах лежали лепёшки, караваи, кулебяки, разная зелень, рассыпчатые и лежалые сыры, особняком стояли корчаги с медовым напитком, в кувшинах – ягодные морсы, квасные щи.
– Это мы удачно зашли, – тихо проговорил Рок.
За пределами требища толпились горожане, а внутри чинно стояли волхвы, жрецы Сварожичи и Перуничи, князь с родичами, воеводы и вожи, короче, весь здешний бомонд. Насколько я понял, ждали нас.
Мы с Роком поклонились на три стороны. Ничего спина не отвалится. Князья и жрецы кивнули, остальные поклонились в ответ. Слово взял старший волхв:
– Слава светлым богам яви, прави и нави. Слава богам светлого ирия. Слава Велесу, Ладе и Леле, Сварогу, Перуну, Даждьбогу, Хорсу, Макоши, Маре. Ныне на тризне собрались люди града Зимно, чествуя чудо явления Древа Жизни по Велеса воле. Знамено явлено, ибо время пришло собрать воедино народ, розни и смуту отбросив навеки.
Он протянул руку к моему посоху. Я отдал. Волхв поставил его в центр жертвенника в специальное углубление рядом с каменной чашей, полной воды. Потом жрецы разных богов в знак примирения начали вставить свои посохи в углубления вокруг моего посоха, и сами становились за ними. Вскоре вокруг нового посоха поднялся частокол из десятка иных посохов. Я усмехнулся про себя, но мой скепсис моментально полинял, когда в круге появился бледный свет, а на верхушках посохов будто засветились маленькие светлячки. Я ничего не понимал. Все эти эффекты выходили за пределы здравого смысла и за грань понятной мне реальности. Рок тоже озабоченно хмурился и терзал бороду.
Жрецы взялись за руки и запели гимн богам, все присутствующие на капище преклонили колени, за ними склонилась и вся огромная толпа горожан, заполнившая городскую площадь. Закончив петь, жрецы разобрали посохи, а главный волхв вывел князя Межамира, поставил его в центр святилища и вручил ему мой посох. Жрецы вскинули руки, заорали «Слава!!» и все разом коснулись посохами князя.
Насколько я понял, на моих глазах происходило помазание на княжение. Наконец свершилось то, чего я добивался. Жрецы снова заорали «Слава князю Межамиру и роду его на веки веков!!». Народ на площади взревел, и в воздух полетели шапки и колпаки. Князь поклонился на все стороны и его голос зазвенел и наполнился силой:
– Слава великим богам! Тризна!
И начался пир. На площадь выкатили бочки с хмельным мёдом и брагой, вынесли корзины с хлебом, пирогами и разной снедью. Пир продолжался весь день. Всё смешалось. Кто-то ко мне подходил, с чем-то поздравлял, куда-то приглашал. Я и не догадывался, что хмельной мёд такой коварный напиток.
Очухался я утром под стук открываемых ставень и шум во дворе. Обнаружил себя в воинском доме с двумя невыносимыми желаниями: пить и минус пить. Вернувшись со двора, я с наслаждением выдул кувшин кваса, стоящий на полу у моего топчана.
– Цени мою заботу, алкоголик, – из тёмного угла выбрался Рок, и видок у него тоже, прямо скажем, был не комильфо.
– На себя посмотри, забулдыга. Рожу будто ногами мяли.
– Но и твоё, извиняюсь за выражение, зеленоватое личико можно выставлять вместо пугала в огороде. Оба хороши. Но, сам знаешь, друг не тот, кто тебя с пьянки на себе тащит, а тот, что рядом ползёт.
Мы хрипло засмеялись и отправились на реку купаться, отмокать от последствий попойки и всячески приводить себя в порядок. Через час бодрые и посвежевшие мы уже возвращались в воинский дом к своим воям, чтобы готовиться к отбытию в Бусов град, когда на площади к нам подбежал молодой парень в воинской зброе:
– Поздраву, вожи антские. Князь просит вас к себе в хорм.
«Ага, – подумал я, – уже не терем, а хорм. Значит, он принял на себя бремя верховного жреца».
– Подожди, молодец, скоро будем готовы.
В воинском доме мы облачились в зброю, взяли шлемы, оружие и отправились на другой конец площади. Но оказалось, что собирались мы слишком долго, князь нас не дождался и велел смерду проводить нас в иное место за стеной града.
Утоптанную до состояния асфальта площадку у подножия кургана с идолом Перуна наверху окружала толпа дружинников, стоящих молча с непокрытыми головами. По краям громоздились два колодца из брёвен, сухих жердин и вязанок хвороста. На них в полном вооружении лежали мёртвые вои. У подножия кургана спина к спине свесив головы и потупив глаза сидели шесть связанных человек в лохматых шапках и меховых накидках, по которым я узнал древлян. Один из них поднял голову с приличным бланшем под глазом. Ба, да это же старый знакомец Рахор, сука такая. Но какого хрена древляне делают на земле дулебов?
Посредине площадки стояли князь Межамир и его брат Кологаст. Снаружи у одного кострища замерли жрец Перунич со служками, у другого – Волхв со служками. В их руках чадно горели смоляные факелы.
Я дёрнул за руку нашего провожатого:
– Что тут творится?
– Ввечор после пира, как люди сильно устали, дозор наш побили. Воевода Барма поднял дружину, а сам к князю подался, а тати уж в граде к хорму подкрались. Замыслили посох Древа Велеса ухитить. Напали на воеводу подло и в спину убили и с ним сотника знатного. Дружина подоспела, посекла и споймала древлян. Сейчас вожа, сотника и дозорных огню предадут, абы те в ирий светлый вознеслись. А татей Перуну пожертвуют, абы павшим путь облегчить, князю власть освятить да княжий век продлить.
Нас с Роком заметили, вои расступились, пропуская вперёд. Под ритмичные удары рукоятями мечей в щиты жрецы низкими голосами запели протяжный гимн, темп которого постепенно ускорялся, а высота звука увеличивалась. Жрецы стукнули посохами в землю, и факелы опустились в обе кучи облитого маслом хвороста. Пламя быстро охватило и стало пожирать сухое топливо. Мёртвые тела скрыл жаркий огонь.
Князь накрылся с головой чёрным плащом, медленно взошёл на курган и скрылся за изваянием Перуна. Его брат Кологаст стянул рубаху, оставшись по пояс обнажённым, и вытянул длинный меч. Помощники жрецов вытолкнули на площадку между горящими кострами первого пленного и сунули ему в руки такой же меч. Кологаст оказался отменным фехтовальщиком и поразил противника со второго удара. Тот склонился от раны в боку, удар меча, и голова откатилась к кургану.
Все древляне выглядели крепкими бойцами. Я встревоженно посмотрел на Кологаста. Шесть равных поединков подряд не шутки. Но я ошибся. Пять поединков. Когда последним остался древлянский вож Рахор, Кологаст указал мечом на меня.
– Иди, вож антский, – зашептал наш провожатый, – тебе оказана великая честь принести жертву Перуну и помочь воскрешению князя.
Не очень понимая, при чём тут воскрешение вполне себе живого князя Межамира, и, обалдевая от неожиданной перспективы предстоящего убийства, я шагнул к ристалищу. Вои отступили назад, продолжая громыхать оружием.
В бликах жаркого огня напротив стоял Рахор с мечом в руке. Хотя эти острые железяки мне не опасны, почему-то я волновался. Сердце замолотило в грудную клетку, но делать нечего, назвался клизмой, полезай в задницу. Я снял зброю и рубаху и вытянул меч. В прошлой жизни я отправил в навь не одну сотню вражьих душ, да и здесь уже отличился, но никогда я не чувствовал себя убийцей так, как сейчас. Почему-то я не хотел убивать Рахора. А он уже приблизился на дистанцию прямого выпада:
– Что, чужак, трусишь? Не боись, я убью тебя не больно. – Не смотря на браваду, у него тряслись руки и губы.
Он метнулся, нанося сверху сильный косой удар. Я шагнул влево, меч древлянина свистнул мимо, и Рахора чуть развернуло боком. Я на автомате отмахнулся мечом и еле увернулся от струи крови, вырвавшейся из обрубка шеи противника.
Я стоял, опустив меч, тупо глядя на скребущую землю руку мертвеца. В моей абсолютно пустой голове путались заблудившиеся мысли.
– Сильный вой, – рядом стоял забрызганный кровью Кологаст, – даже без головы хочет биться.
Он дождался, когда мёртвое тело затихло, поднял мою руку с мечом, и вскинул свой меч:
– Слава светлым богам!! Да примут они в ирии души павших воев и их новых смердов! Слава вновь рождённому князю!!
Из-за идола Перуна вышел одетый в белое Межамир. Его шею украшала золотая гривна и священное ожерелье антов из волчих зубов и янтаря. На его плечах лежал красный княжеский плащ-корзно, на голове блестел широкий золотой обруч с красным камнем в середине, а запястья и манжеты рубахи стягивали широкие золотые наручи. В руках Межамир держал посох Древа Жизни. Вот теперь перед нами предстал полномочный правитель, помазанный жрецами и избранный богами, умерший и воскресший для долгого правления князь Антании.
Вокруг орали и радовались вои дружины, а мне в отличие от них хотелось выжрать стакан водки и свалить отсюда подальше.
– Пошли, Бор, – подхватил меня под руку Рок, – в харчевне мёду дерябнем за упокой и за здравие, ибо в медовухе здоровье, а воде зараза.
В харчевне я опять надрался, как свин, влив в себя немалую порцию пофигизма. Как добрался до своего лежака, не помню. Запил, забыл, забил. Утром очнулся от жуткого сушняка и кошачьей каки во рту. Оставив бесполезную попытку сплюнуть, я выдул поставленный заботливой рукой квас и, кряхтя, аки инвалид, собрался на реку восстанавливать функции туловища. А пошло оно всё лесом! Сегодня у меня заслуженный выходной. Однако купание произошло с доставкой на дом. Снаружи сверкнуло, оглушительно грохнуло, и на землю потоками воды обрушилась гроза. Не в силах отказаться от водных процедур, я разделся догола и под испуганные взгляды местных вышел под тёплые струи.
Около пяти после полудня нас с Роком посыльный пригласил на встречу с князем. Слава богам, похмелье отпустило, и голова прояснилась. Дождь пошёл на убыль, но всё ещё моросил, погрузив мир в серую промозглую муть. Из-за непогоды казалось, что спустились ранние сумерки, и мы, спотыкаясь и собирая на ноги комья липкой грязи, тащились через раскисшую городскую площадь. Я шёл враскоряку мимо блестевших от дождя стен и тихо матерился, представляя, как я с такими ногами пройду по княжьим палатам. Сзади доносились матерные перлы Рока.
На мокром крыльце нас встретили два смерда или чадина. Сначала я путался, думая, что эти слова означают одно и то же. Но оказалось, что это две большие разницы.
Смерд – это взятый в плен или в закуп человек, исполняющий разные противные поручения, тяжёлую и грязную работу. Такого порабощённого, но не покорившегося человека через пять лет либо отпускали домой, либо по желанию принимали в общину, как полноценного и равноправного родовича.
Чадин – это тоже невольник, но сразу покорившийся и признавший полное господство своего победителя или хозяина. Такого пленного чадили (щадили), тоесть объявляли чадом (ребёнком), тоесть членом рода без прав. Чадин сразу жил вольно, но навсегда оставался бесправным прихлебателем на побегушках в доме господина.
Чадины опустились на колени, моментально стянули наши грязнющие сапоги и надели нам на ноги сухие чистые башмаки-поршни. Потом нас пропустили внутрь и повели боковым коридором в жилую половину. Однако мы миновали княжьи покои, спустились по короткой лестнице и попали в зал, построенный в древнеславянском стиле: земляные полы, три очага в ряд посредине, по краям лавки, около очагов вкруг дубовые колоды вместо сидений, котлы на триножных опорах прокопчённый дымом свод. Пылал крайний дальний очаг. В углах копотно горели оплывшие свечи в позеленевших светильниках. На дощатом подиуме на куче шкур лежал старик. Рядом стояли Межамир и Кологаст, два чадина суетились около ложа. Межамир, махнул нам рукой, подзывая подойти ближе:
– Поздорову, вожи антанские. Беда у нас. Отец вдруг захворал, с утра мается. Жрецы и ведуны узрили злую волю тёмных богов, кои востребовали жертву отступную за моё вокняжение. Ано то господство поперёк горла встанет, коль отца потеряю!
– Поздорову, вожи, – поддержал его Кологаст, – ведуны баяли, аже тёмные демоны будут терзать отца три дня, потом заберут. Неуж и впрямь то проклятье древлянского вожа? Бают, будто целить вы горазды. Верно ли то?
Мы с Роком переглянулись. Нас всех натаскивали на оказание первой медицинской помощи, но из нас двоих Рок имел лечебного опыта поболее моего. Кстати, он и раньше этим отличался. Я кивнул ему головой, он понимающе прикрыл глаза.
– Позволит ли князь вожу Року осмотреть хворого?
Они дружно закивали.
Хитрый Рок не полез сразу расспрашивать и смотреть больного старика, а принялся разыгрывать спектакль. Он протянул руки в сторону больного, закрыл глаза, опустил голову, забормотав какую-то ахинею. Затем взял в левую руку амулет Перуна, а правую положил больному на лоб. Закончив эти кривляния, он попросил принести свежее яйцо, уголёк из жертвенника и веточку рябины.
Пока чадины бегали за всей этой ерундой, Рок поговорил с больным, повертел, заглянул в рот и глаза, посчитал пульс, приложил ухо к груди, помял живот, постучал по спине и бокам, посмотрел ноги. Потом он отошёл к лавке, на которую смерды сложили принесённые предметы. По пути он мне подмигнул, указал глазами на калиту и сделал жест, будто делает укол. Я понял, что он разобрался, и княжий батька будет жить, вот только великий целитель Рок погоняет тёмных демонов, и сразу спасёт деда.
Рок очертил угольком круг-наузу вокруг ложа, потряс над стариком веткой рябины, перевернул стонущего больного на живот, заголил, положил ему в желобок на спине яйцо и потребовал не шевелиться, чтобы тот не почувствовал. Потом по его требованию все отвернулись и закрыли глаза, а он набрал в шприц растворы и сделал два укола в задницу несчастного старика. Пока дед старательно кряхтел и сопел, Рок бросил в чашу четыре таблетки и плеснул туда немного воды. Разрешив князьям повернуться, целитель снял со спины больного яйцо, бросил в ближайший горящий очаг и заставил старика выпить раствор из чаши.
– Княже Межамир, вож Кологаст, я сделал, что смог. Отец ваш будет жить и прохворает две седьмицы. Сейчас, как мы уйдём, поводите его посолонь вокруг горящего очага семь кругов и так три раза на рассвете, в полдень и на закате. Уложите его в сухое тепло. Апосля велите греть в кипятке чёрные валуны, оберните их три раза холстиной и кладите их на поясницу и по бокам. Как остынут, меняйте на тёплые. Вот тут на бересте я указал травы, что надо смешать, заварить осьмушку гривны того сбора на чашку кипятка, настоять до остывания, поить натощак три раза в день пред ходьбой. Давать будете строго две седьмицы. В ближние три дня зло выйдет с мочой. Ежели опять станет худо, пусть смерды меня позовут. А сейчас мы с вожем Бором уйдём, абы вознести жертвы Велесу и Перуну.
Мы поспешили вон.
– Ну, Рок, ты и клоун. Спектакль по высшему разряду. Кстати, какие на хрен жертвы Велесу и Перуну?
– Не жертвы, а жратва. Вы все неправильно меня поняли. Пошли, перекусим, ибо жрать охота. А насчёт лечения, всё в цвет. Главное не говорить правду в глаза, они всё равно не слышат. А что ты предлагаешь сказать князьям, что у деда почечная колика на фоне мочекаменной болезни, возможно осложнённой пиелонефритом? Или всё оставить, как в том анекдоте: стук в дверь. «Кто?». «Смерть твоя». «Пошла в жопу!». «Так и запишем: рак прямой кишки».
– Ха-ха-ха. Ты, Рок цены себе не знаешь. Со стороны было любо-дорого смотреть. Цирк с конями.
– Мастерство не пропьёшь. Сейчас его отпустит. Кольнул ему двойной баралгин с преднизолоном и бициллин-3, а внутрь таблетки лазикса с ношпой. Сейчас спазм и боль уйдут, погонит мочу, и из него вместе с мочой песок посыплется. Бициллин остановит инфекцию. Пусть с помощью князей походит, лучше мелкие камни выйдут. А потом травки: толокнянка, хвощ, брусника да спорыш со зверобоем. Будет приступ, ещё подколю. Доброхотов тут хватает, отыщут и напомнят, если что.
– Ну, ты и проходимец! Надо же так всякой всячины навертеть. Князья аж сомлели. Поднимешь их отца, на руках носить тебя будут. И это есть хорошо. Легче будет дулебов исполчать.
Из-за болезни Идаризия пришлось на неделю задержаться в Зимно. Но Рок оказался прав через три дня старик поднялся на ноги, а через неделю пошёл на поправку. Он морщился и ворчал, но пил горький травный отвар, а хуже всего переносил запрет употреблять соль и соления, хмельной мёд, жареное мясо и острый сыр.
Пока судь да дело, мы с князьями обговорили дальнейший ход реформ в Антании и особенности мобилизации западных и южных областей. Ведь нам и князю предстоит пройти по лезвию клинка, чтобы с одной стороны вовремя создать войско нового типа, а с другой – не получить протеста старейшин родов и племён, крепко держащихся за дедовские обычаи и порядки.
Перед нашим уходом князь Межамир торжественно в хорме назначил меня, как избранника Велеса, воеводой «всея Антании», в связи с чем волхвы и жрецы повесили мне на грудь ещё один амулет-знамено: круглое серебристое кольцо сантиметров двадцать диаметром с закрученными посолонь лучами восьмиконечной свастики и круглым диском в центре, накрытым полусферой идеально прозрачного жёлтого камня. Тоесть тем самым мне вручили высшую военную власть в стране, а я перед ликом светлых богов поклялся соблюдать все законы и обычаи Антании, беречь и защищать землю и народ антанские. Честь и власть великие, но вместе с воеводским амулетом на меня будто ярмо на шею надели.
Мы расстались с Роком у городских ворот, украшенных снаружи головами недавно казнённых древлян. Обняв друга, я попросил его не рисковать, присылать вестников, и раз в месяц заскакивать к порталу, у которого или кого из наших встретит, или посылку получит. Уже садясь в дулебскую лодью, я сказал Року на ухо, что оставлю в схроне четверть содержимого мешков. Он кивнул в ответ и, не оглядываясь, скрылся за воротами.
К нашей лодье мы добрались на другой день. Со мной оставалось восемь воев, четверо по жребию задержались с Роком. Поскольку теперь мы пойдём по течению, две четвёрки гребцов будет вполне достаточно.
Вскрыв схрон, я опустошил три денежных мешка. В два меньших пересыпал соль и один из них положил назад в яму. Третий поровну набил золотом и серебром и тоже вернул в яму. Оставшиеся монеты смешал и пересыпал в бывший большой соляной мешок. Закончив все эти манипуляции, я направился к лодье, которая нетерпеливо качалась на воде.
На этот раз нам помогал лёгкий юго-западный ветерок, слегка подталкивающий судёнышко на стремнину. Две пары вёсел вспенили воду, я шевельнул рулём, и лодью понесло навстречу событиям.
Сегодня неразлучные друзья решили немного погонять боевых коней, чтоб не застоялись без дела.
– Со свадьбой определился? – Спросил друга Серш, подтягивая подпругу своего сармата.
– Давеча с её родителями встречался. Подарки приняли. Договорились на осень. Но теперь Верейку прячут. Обычай у них, видите ли, такой. Моп их ять.
– Свадьба дело в высшей степени мутное и мистическое. И, как показала практика, если хочешь жениться на умной, красивой и здоровой, то надо жениться трижды, или на трёх сразу. Ничего до осени потерпишь, любить крепче будешь, а у нас и без того дел невпроворот. Сегодня вон ещё три вески объехать надо, да в кузню к Асиле заглянуть. Что-то у них там с режимом закалки не ладится. А завтра возьмём на Горе десяток дружинных и на запад рванём. Там ещё конь не валялся.
От предчувствия прогулки лошади громко ржали, били копытом и трясли головами. Лео и Серш запрыгнули в сёдла и направились к воротам. Сегодня дорога вела их на юго-запад вдоль небольшой речки, где в восьми верстах разместилось гнездо из полудюжины антских весей.
С утра ехать легко и приятно. Жара обещала накатить только к полудню, вот тогда и придётся попотеть да пыль поглотать. Уже две недели минуло, как лодья унесла Бора и Рока на запад, и, оставшись одни, друзья принялись без устали объезжать поселения, собирая местную власть и сходы, доводя до них слова правды о грядущих грозных временах и об исполчении страны. Но не агитаторами приходили в веси Лео и Серш, а полноправными воинскими вожами. И не просили они помощи, а требовали, назначая в каждую общину или род число ополченцев. Из поездки привозили они списки имён и клятву верности антских родов. Первый сбор ополчения намечался в июле, когда покосы заканчивались, а до уборки жита оставалось недели две.
Проехав полсотни весей и пообщавшись с людьми, вожи неплохо изучили местные нравы и обычаи. Антский род назывался задругой или вервью, и родовые веси всегда строились гнёздами от трёх до десятка в видимой близи. Да, и в самих весях полуземлянки кучковались по три-пять. Чем отличались анты, так это невероятным гостеприимством и готовностью последнее гостю отдать. И, если в повседневности они жили скромно и бережливо, то для гостей и нарядятся, и лучшую гладкую посуду поставят, и все закрома вытряхнут, но напоят и накормят от пуза. И не дай бог, кто обидит их гостя словом или делом, глотку порвут и войну объявят. Но больше всего, и особенно друзей поразили здешние женщины, скромность и верность которых превышала всякую человеческую природу. Они с великим терпением служили мужьям, посвящая жизнь семье и детям, а многие жертвовали собой, предпочитая смерть на погребальном костре вдовству.
С полчаса прогнав лошадей быстрой рысью, Лео и Серш пустили их шагом, давая передохнуть. До первой антской веси оставалось проехать версты полторы через сухую балку и небольшую рощу, растущую за противоположным склоном. Накатанная дорога протянулась по дну балки сотню метров и уже повернула вверх к роще, когда со всех сторон раздался волчий вой, и из густой травы и из-за кустов поднялись облачённые в волчий мех фигуры. Серш спокойно их пересчитал. Восемьдесят семь.
Полукруг бойников-волкодлаков начал смыкаться, и ватага окружила вожей, ощетинившись длинными шипастыми дубинами, копьями и боевыми секирами.
– Слышь, Лео, как бы эти уроды нам лошадей не попортили, – озабоченно процедил сквозь зубы Серш. – Давай-ка спешимся, и разберёмся с ними раз и навсегда, как Бор предлагал, а то надоели уже, в который раз под ногами путаются.
Понимая, что отдых и кормёжка откладываются, лошади разочарованно фыркнули. Лео кивнул и легко спрыгнул с седла, что для его двухметровой фигуры выглядело весьма неожиданно.
– Что хотели, бойники?! – От громового голоса Лео в роще затрещали сороки и взлетели птицы.
– Вы, вражины чужестранные, встали у нас на пути и жить мешаете, а потому сгинете, – вперёд вышел верзила с перевитыми жгутами мускулов ручищами. Он скинул с плеч волчью шкуру и перекинул с руки на руку боевой топор.
– Кто бы говорил про чужестранство. Небось в вашей ватаге тати собрались со всех полуночных да закатных земель и не только оттуда. Вы не бойники, вы – сбродники и стерво, и жить долго вам вредно. – Лео откровенно издевался, сложив руки на груди.
– А вот сейчас мы и поглядим, кто бойник, а кто падаль, – прорычал вожак. – Ты не кукушка, чтобы знать, кто сколько проживёт.
– Жизнь сама по себе опасна, от неё обычно умирают. А спрашивает свои годы у кукушки только дурак, умный спрашивает у дятла. Ты, вожак, не торопись, пусть все ваши поближе подойдут, им тоже интересно посмотреть. Ты ведь всё одно нас убьёшь, а потому скажи, откуда узнал, что мы здесь проедем?
– У нас везде глаза и уши. От нас не уйти, мы волкодлаки!
«Очень хорошо, – подумал Лео, – значит, имеем готовую агентурную сеть и никаких усилий прилагать не надо, бери и пользуйся».
– Постой вожак, как там тебя. Ведь у вас есть обычай вызова на бой за верховодство?
– Тот обычай свят, – громко воскликнул вожак, и сразу примолк, поняв, к чему дело идёт, – но он для своих!
– А ведь ты струсил, вожак! Ха-ха, смотрите, вольные бойники-волкодлаки, ваш вожак струсил! Вас в набеги водит трусишка! Ха-ха.
– Молчи, собака!! – взревел вожак, и его мышцы вздулись чудовищными буграми, а лицо перекосила ярость. – Убью, тварь!!
– Захлопни пасть, недоумок. Я вызываю тебя на бой, и теперь ты можешь убить меня только в честном поединке. Если ты, конечно, понимаешь, что такое честный поединок. Я вызываю тебя и ещё кого угодно на поединок за право водить эту ватагу, – его голос резко возвысился и загремел металлом, – вызываю каждого, кто с этим не согласен!! Хольмганг!!!
От зычного рёва Лео, вскинулись лошади, замолкли не только птицы, но и кузнечики.
Круг бойников заволновался, ворча и позвякивая оружием. Из толпы вышел пожилой волчара:
– Закон гласит, вольным бойником может стать любой человек, имеющий силу и волю, а вожаком – любой бойник, кто оружием докажет, что он самый сильный и храбрый в ватаге. Ноне объявлен хольмганг – бой до смерти голыми. По обычаю положено драться на острове, но здесь можно и в кругу. Кто в поединке выйдет за круг будет убит стрелой.
После этого, старый бойник взял длинное копьё и повернулся на месте, очертив остриём круг диаметром шесть метров. Лео скинул всю одежду, полностью обнажившись, поправил прикреплённый к седлу свой чудовищный бердыш, подумал, взял протянутый Сершем меч и шагнул в круг. Напротив встал вожак, перебрасывая из руки в руку свой огромный топор. На вид Лео был выше и мощнее, а вожак – жилистее и суше с огромными боевыми мышцами.
Пару минут вожак примеривался, потом ударил хитро сверху наискось с переводом и секанул горизонтально по ногам, крутанулся по инерции и отскочил. Лео только спокойно отнял из-под удара переднюю ногу, поставил её обратно и продолжил держать меч клинком вперёд.
Вожак рубанул из-за головы и бросился в атаку, вращая топором, словно пропеллером. Уйти от такого вентилятора в малом круге практически невозможно. Лео резко качнулся вправо, показав, что уходит. Топор вожака рефлекторно потянулся в ту сторону. А Лео сделал длинный шаг влево, повернулся на пятке, заходя противнику сзади сбоку, секанул его мечом по спине, которая моментально окрасилась кровью. Вожак отскочил, сморщившись от сильной боли. Все бойники замерли, поняв, что Лео играет с их сильнейшим бойцом. А тот опять бросился вперёд, нанося из-за головы восьмёрки размашистых ударов. Лео уклонился и в движении незаметно махнул клинком с потягом. А бойники увидели, что залитые кровью руки вожака вдруг повисли, а выпавший из них топор глухо ударился о землю. Он беззвучно шевелил губами и разевал рот. Лео подошёл вплотную, уперев меч в грудь противника.
