Олег Артюхов
Анты
Успокоившийся Лео, широко улыбаясь, запрыгнул на своего сармата, втянул к себе Верейку и повёз в новый дом, где уже в общем зале их ждали праздничные столы свадебного пира. А потом, как говорится, гости мёд и пиво пили, и по усам текло, и в рот попало. Все наши мужики заразились общим весельем. Горланили песни всю ночь, весело гоготали, сотрясая новые пахнущие свежим деревом стены. Орали здравицы и плясали до упаду.
Я от души радовался за друга, но вместе с тем меня донимали смутные предчувствия. Не тот человек Лео, чтобы поматросить и бросить. А ведь пара лет быстро пройдёт. Промелькнувшая догадка шевельнулась и улетучилась.
Конец сентября пролетел в бесконечной череде свадеб, праздников и бог знает ещё каких радостных событий. Антания гуляла и радовалась необыкновенно богатому урожаю, и тому, что в этот год боги спасли землю от вражьих набегов и от засухи, наводнения, градобоя с ураганами. А значит, впереди сытая зима и не надо думать, чем накормить детей.
Пока анты и поляне пили и похмелялись, наша команда начала тормошить веских вожей, старейшин, ковалей, ведунов. Осень выдалась сухая с ясной тёплой погодой. Я охватил мысленным взором объём предстоящих работ и содрогнулся. Пора начинать строить и перестраивать. Лес валить рано, только после первых морозов, а вот класть каменные фундаменты, копать рвы и котлованы, насыпать валы, заготавливать глину, гасить известь, наводить мосты и засыпать лощины можно и нужно, благо погода позволяла. Так или иначе, где уговорами, где угрозами, где пряником, где кнутом мы выгнали огнищан на работы.
Я смотрел на местных мужиков и удивлялся. Раскачать их трудно, но если за что-то брались, то скрипели зубами, а делали, и делали на совесть по-житейски мудро и рассудительно. Поразительно, но деревянными лопатами-заступами с обитыми железом кромками, мотыгами-кельтами, кайлами, носилками и волокушами они буквально за полтора месяца сложили фундаменты всех намеченных объектов и обнесли их рвами и валами. Конечно нам и жрецам пришлось помотаться, но дело того стоило.
Вспоминая московский ноябрь, я невольно ёжился, здесь тоже похолодало, но не доставала пронизывающая столичная промозглость. В начале ноября десятки артелей отправились в леса в устьях Десны и Припяти на заготовку брёвен. Но пока не валить деревья, а строить тёплые землянки и навесы, пробивать дороги, завозить сено и фураж, тёплые вещи инструменты и продукты. Другие артели спешили завести побольше известняка из каменоломен и глины из карьеров.
Как-то так получилось, что в совете старейшин за строительство стал отвечать Даян, передавший всю медицинскую часть работы Есмене, а его деловую хватку я уже знал. Мощный мужик, но пока до конца непонятный. То он слушает, удивляется и внимает, то вдруг выдаст такое, что вроде бы и знать ему невозможно. В целом этот человек оставался для меня и загадкой, и другом, но я особо не заморачивался, ибо дел было невпроворот и выше крыши.
Кстати, о крышах. По общему мнению, черепичная крыша нашего дома стала местной достопримечательностью и новым стандартом. Опыт удался, поэтому, покумекав, мы решили наладить производство черепицы. Дело нехитрое, но очень нужное, ведь соломенные и камышовые крыши или гнили за два-три года, или их уносило ветром, да и горели они от чего ни попадя. С дранкой тоже много мороки. А черепица являлась вечной, безопасной и не дорогой кровлей, намного проще в производстве, чем глиняная посуда.
После сбора урожая по указу князя Межамира жречество и вече утвердили вольную всем смердам Антании. И я не упустил момент. Единицы из бывших рабов ушли восвояси, и я не стал их удерживать. Большинству оставшихся я предложил создать артели черепичников, каменщиков, плотников, угольщиков и рудников, работающих за реальную плату монетами. И дело пошло! Оказывается, бывшие смерды отлично знали, что такое черепица, строительство и рудное дело, особенно выходцы из-за Дуная и из богемских земель.
Казалось бы, что всё идёт, как надо, но проблема возникла там, где я меньше всего её ждал. Оказалось, ни анты, ни поляне не умели строить из брёвен, поскольку издревле жили в полуземлянках-мазанках. А я-то губы раскатал. Кто бы подумать мог, что славяне не могут строить из брёвен! Хорошо, что ещё не начали массовую заготовку леса. Слава богам, нашлись умельцы среди освобождённых смердов, но всё равно совет постановил отправить биричей к дулебам и словенам с просьбой прислать на заработки побольше плотников.
Потом вылезла проблема получения досок. Здешние плотники делали их, обтёсывая топором бревно до одной доски, отсекая всё лишнее! Одно бревно – одна доска! Скульпторы, млять, Микеланжелы, едрёныть, Буонаротти. Пришлось Асиле и Даяну долго и нудно втолковывать устройство пилорамы с приводом от водяного колеса. Я извёл кучу своих нервных клеток, бересты, щепок и угля, рисуя схему станка. В отчаянии даже сделал игрушечное колесо и показал, как вода его крутит и передаёт движение на раму. Зато, когда они врубились, остановить их было невозможно. Спустя некоторое время, когда встал лёд, на десятках речек были вбиты бревенчатые сваи под основания плотин и опоры для колёс. Жаль, что поставить их можно будет только весной после паводка.
Повсюду дымили и грохотали кузни. В низовьях Псёла вблизи рудных месторождений, как грибы после дождя выросли домницы, укладные печи, там же начали застраиваться слободы рудокопов, доменщиков, углежогов, ковалей, укладников.
Наконец-то в Бусов град пришёл первый золотой караван с ингульских копей. А на другой день Лео тайком отправил на запад своих головорезов из ватаги бойников перехватить византийское золотишко с Тисы. От империи не убудет, полтонны металла её не устроят и по миру она от того не пойдёт, а нам в самый раз. Когда уходила в рейд ватага бойников, я немного засомневался, а вдруг они улизнут с добычей? Но потом успокоился. Куда им улизнуть? И где пристроить этакую прорву золота? Выбора у них нет, вернутся, никуда не денутся. Я смотрел на этих ловких и бесстрашных бойцов и понимал, что фактически они являлись готовыми диверсантами, разведчиками, оперативниками и безопасниками, и тогда я окончательно решил приложить все силы, чтобы приручить все остальные ватаги.
Первые холода и морозец мы встретили в новом тёплом домище, в котором вся наша команда устроилась с размахом. В отсутствие Рока я один занимал целую секцию. Соседнее со мной помещение облюбовал Даян со всеми своими ритуальными заморочками, домовыми и духами предков. Как и планировали, вместе поселились Стинхо с Черчем и Марк со Зверо. В другом крыле отдельно жили молодожёны и через стену с ними Серш.
Новоселье то мы отпраздновали, но и с серьёзной проблемой столкнулись. Мотаясь по всей стране, порой мы отсутствовали неделями, а для живого дома это смерти подобно. Я уже не говорю о поддержании порядка, приготовлении еды, топке печей, стирке, уходу за живностью, и прочее, и прочее. Помучавшись с месяц, мы обратились за помощью к вожу ближней веси. На наше счастье через пару дней в доме уже хозяйничала семья добровольцев. Эти огнищане заняли крайнюю секцию, рядом с помещением, специально отведённым под общую кухню, столовую и кладовую. Вместе с их появлением дом будто ожил. Порой, шастая, где попало, мы приезжали грязные, уставшие и голодные, и не имели сил не то что помыться и постираться, но и ложку поднять. А тут нас всегда ждали тепло, чистая одежда, протопленная баня и нормальная еда.
Всё домашнее хозяйство сразу возглавил деятельный, приветливый, но строгий старик Луня, умело управляющийся в доме вместе с двумя простодушными тридцатилетними почадами Дришей и Воржем, а также их жёнами Оприной и Баженой. Сперва они взялись строить для себя полуземлянки, но я запретил и попросил Даяна, чтобы, не меняя общий оригинальный вид усадьбы, пристроить сзади помещения для прислуги. Мужики-почады дружно взялись за хозяйственные работы, им вовсю помогали их сыновья-отроки, а бабы с дочерьми стирали и гремели горшками и мисками на кухне.
Каждый раз возвращаясь из очередной поездки, я с удивлением наблюдал, как наш большой общий дом на холме постепенно превращается в новую весь. Вот уже к Даяну зачастила колдунья Ауда. Как не уговаривали её поселиться в тёплой пристройке, она устроила себе землянку на южном склоне холма. Ну, что ж, дело добровольное, кому что нравится: кому мёд, кому свиной хрящик. Совсем стало весело, когда Даян спросил разрешения поселить к себе гусляра Умира. Сил бродить по весям у него маловато, да руки и глаза стали подводить. Я пожал плечами. Хочет, пусть живёт, я-то здесь причём, будто я местный голова. О, идея! А что, если официально назначить деда Луню нашим веским вожем, проще говоря, сельским головой!
Так наш дом-усадьба начал жить своей собственной размеренной жизнью. Лишь однажды я немного насторожился, когда Марк изъявил желание перебраться к Сершу, мол, Лео с женой, а Серш один скучает. Грешным делом, я подумал, что Марк и Зверо поссорились. Только этого нам не хватало! Но всё встало на место, когда Даян, подгадав момент, сказал мне по секрету, что Зверо ухаживает за молодой вдовой из полянской веси.
Фу ты! А я думал… Э-э-э, что значит ухаживает? Они что тут все пережениться собрались?! Но немного подумав, я устыдился своего порыва. Зверо, как никто другой достоен семейного счастья, после того, что случилось с его семьёй на западе Украины. И слава светлым богам, что, наконец, оттаяла его застывшая от горя душа. Да, и как ей не застыть, когда в его отсутствие толпа озверевших бандеровцев сначала убила деда и отца и растерзала жену. А потом в одну из ночей эти же мрази заживо сожгли в доме его мать и дочку. И он остался совсем один. Слава светлым богам, что его душа отозвалась на чьё-то тепло.
Избранницей Зверо оказалась молоденькая скромная вдова Велеока с сынишкой Бовой. Она и года за мужем не прожила, когда он утонул, попав в водоворот. Добрая, умная и красивая девятнадцатилетняя вдова с великим трудом поднимала трёхлетнего сынишку и согласилась на предложение Зверо перебраться в его дом. В полянских весях Зверо знали, как сильного и богатого вожа, поэтому огнищане не переставали удивляться, что он нашёл в бедной вдове. А нашёл он самое главное. Себя он нашёл.
Вместе с декабрём пришли настоящие холода, и лёг большой снег. В ноябре тоже пару раз шёл снежок, но сразу стаял. Теперь же вся земля укрылась белым покрывалом. Сперва не густо и не сильно, потом много и до весны. Не прошла и неделя морозов, как огромные волы, упираясь копытами в мёрзлую землю, потянули возы с брёвнами. По всей стране застучали топоры.
Стинхо и Черч продолжали гонять дружину, которая основательно изменилась, и теперь уже никто не посмел бы сказать, что это сборище наёмников. Шесть сотен дружинников чётко держали строй, быстро и умело перестраивались, и в составе сотен, и лично бились всяким оружием. В ходу появились слова: «командир», «боец», «есть», «так точно» и все обычные армейские команды. Я усмехнулся, ещё немного и мы до званий и погон докатимся. Кстати, а почему бы и нет?
Лео и Серш вплотную занимались ополчением, дни напролёт пропадали на стройках полковых лагерей и в ближних и дальних весях. От Рока сведений не приходило, но по договорённости он исполчал дулебов, приглядывал за производством оружия, тренировал их лучников и командный состав. Марк и Зверо всё время посвящали полянам, а Марк ещё и лошадям. Замучил вопросом: когда сарматы пригонят коней? Откуда я знаю, когда! Но точно не зимой. Какой нормальный лошадник погонит коней в снег и стужу!
Уже четыре недели прошло, как бойники отправились за добычей на Тису. Я слегка нервничал, ведь по моим прикидкам со дня на день они должны были вернуться. К тому же и реки уже прочно встали. Но это может и помочь, и помешать, поскольку кое-где первый лёд ещё слабый. Только подумал, а с Горы посыльный прибежал. Бойники вернулись. С души будто камень свалился, ведь где-то подспудно ещё шевелилось сомнение: вернутся, не вернутся? Вернулись. Поистине золото портит лишь слабых и убогих, сильным делает характер ещё сильнее.
Возле разобранного частокола Горы, перед валом, на котором теперь уже на сажень поднималось каменное основание будущей крепости, толпилось полсотни человек и двое конных. Во всадниках я узнал вожаков бойников Укроха и Клюса. Этих ободритов-варенгов от иных бойников отличали неизменно чёрные одежды и чёрные вороньи перья в меховых шапках. Сейчас около них собрались дружинники, смерды-строители и огнищане, хлопали глазами и вострили уши. А мне совсем не нравилось такое столпотворение.
– Всем поздорову. А реките мне дружино, ноне на Горе уж воям нечто робить? Надобно вожа Стинхо покликать, абы поведал, пошто дружина его разбрелась.
Дружинников как ветром сдуло. Теперь разберусь с работягами, которые нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
– Зрю ноне огнищанам и щеляги не надобны. Инда мочно и иных нанять.
Через пару минут на площадке остались только двое бойников, я, да мой пёс Бродяга.
– Как сходили, бойники?
– С добычей, воевода. Нас ужо вож Лео поздравил и какими-то диверсами прозвал.
– Нет, други, я по-старому буду вас волчьими воями величать, а кратко волковоями.
– Любо, воевода. Много лучше, а то какие-то диверсы невнятные.
– Так и поведайте вожу Лео, как его узрите, что воевода Бор велел называть вас волковоями. А теперь говори, что с добычей.
– Добрались скоро. Ждали седмицу. Покамест разведали, а ени уж плывут. Взяли ночью на стоянке. Како ты повелел, схолариев, работяг и охрану не побили, ано повязали не сильно. Три дня следы путали. Добыча и ватага в трёх поприщах отсель на закат. С добычей то что робить?
– Передайте Асиле-ковалю в кузнечной слободе. Зане ступайте на Гору, там дом волковоям поставили давеча, коней обиходьте, в бане помойтесь и гуляйте.
– Нам? Дом?
– Так. Вы вои Антании, коим невместно скитаться по халупам да логовищам. А щеляги и снедь вам в дом принесут.
– Благо дарим, воевода, отслужим, – Укрох и Клюс склонили головы.
– Ступайте славные волковои, отдыхайте и готовьтесь к Марову дню.
– А нам такоже мочно?
– Вопросите о том вожа Лео. А я схожу, желаю тинг ваш узреть.
– Тако ты и обычаи ведаешь?
– Много ведаю, а что не ведаю, то вы подскажете.
После появления головорезов Лео я буквально воспрянул духом. Теперь с византийским золотом можно не переживать за казну Антании. Тем более что в ноябре мы получили пятую посылку от профессора Артемьева. С той же хронокапсулой ушла записка с просьбой больше золото не слать, а только соль и серебро. Но и они скоро не потребуются. Мы договорились с утигурским ханом Сандилхом, и он позволил нашим чумакам закупать и возить соль с Крыма. Что касается металлов, то Серш приготовил новые чеканы для серебрушек и медяшек. И, если нашу золотую монету в народе прозвали «антиками», то серебрушки пусть останутся «щелягами», поскольку за стандарт мы решили оставить привычную всем тетрадрахму в шестнадцать грамм серебра. А пятиграммовая медяшка получила название «пул».
В декабре заготовка брёвен утроилась. Как выяснилось, огнищане охотно подрабатывали на поставках и порой выстраивались к Даяну в очередь, как к главному строительному начальнику и распорядителю.
Ко всему прочему, мы договорились с князем Межамиром в этом году гощение отменить. Мотивировали тем, что в стране поменялись и власть, и закон, и порядки, посему невместно земному владыке самому бир собирать. В гости его не звали и, более того, всячески отговаривали, поскольку поселять его пока было некуда, поскольку весь городской центр шёл под снос и перестраивался. Но уж к следующей осени точно поднимутся княжьи теремные палаты, и тогда я напротив настоятельно предложу Межамиру перебраться с Буга на Днепр ближе к народу и предстоящим событиям.
Я повертел в пальцах новый золотой антик. Всё-таки молодец Серш, у мужика настоящий талант. Жаль, конечно, что с нашим инструментом портреты на монетах не отчеканить. Стоп, а зачем на монетах? Мысль надо поймать… Ага, есть! В Таборе на церемонии мне жутко не понравились изваяния богов. Иначе, как идолами или истуканами те убожества и не назвать. А что, если Сершу сделать семь нормальных деревянных скульптур, или высечь их из известняка. Пусть постарается и сделает, как сможет, но всяко будет лучше, чем в святилищах стоят. А то перед иностранцами неудобно. Вон в Греции, Риме или Византии скульптуры богов настоящие шедевры, а у нас корявые деревяшки. Сегодня же с Сершем поговорю.
Ещё одним важным вопросом стали мосты и дороги, вернее, их отсутствие. Естественно, никто тут римских дорог прокладывать не собирается, там их десятки тысяч рабов сотни лет строили. Но сделать нормальные переправы через бесчисленные речки, ручьи и овраги, подсыпать лощины и низины вполне возможно и реально. Этим займётся Черч. Стинхо теперь и сам с дружиной управится. Не забыть сказать Черчу про переправы через средние реки. Там вполне уместны канатные паромы. Делаются просто и не требуют специальных знаний. А через широкие Днепр, Десну, Припять или Псёл по-прежнему будем переправляться на судах и баржах. Кстати, не забыть поручить Даяну и веским вожам подновить Змиевы Валы.
Року надо весточку отправить. Дулебские пехотные полки он поднял, пусть теперь ими занимается брат князя Кологаст, а ему надо целиком переключиться на лучников. Дулебы к луку относятся без предубеждения, вот и набрать из них полк лучников. Готовить стрелков дело долгое и кропотливое, к тому же тысячи луков надо сделать, да по сотне стрел на лук. Ещё одна проблема на голову Асилы, но на то он и глава братства ковалей, можно сказать – министр промышленности.
Незаметно наступил день зимнего солнцеворота. Солнце поворачивало на лето, а зима на мороз. Здешний день богини смерти Мары совсем не похож на наше Рождество или Новый Год. Однако и здесь народ неистово приносил требы и отчаянно выкликал солнце. Это был праздник и смерти, и возрождения, и надежды, и жажды жизни. Но и время разгула бойников-волкодлаков, банды которых собирались со всей страны вблизи Бусова града, а их сборище по балтийской традиции называлось тингом. Там обменивались новостями, планами, добычей, покупали и продавали разные вещи и оружие, публично судили и наказывали виновных. Там же в присутствие двухтысячной толпы вожаки мерялись… авторитетами у кого он больше, нередко до смерти били морды и вспарывали брюхи, чтобы на последующий год подняться над толпой. После тинга разбойничьи ватаги разбредались до весны по всей стране, чтобы зайти в каждый антский, или полянский, или дулебский дом и попросить угощение. Представьте себе, вваливается к вам в дом полдюжины рыл в волчьих шкурах, в зверских масках с топорами и дубинами и просят: «Люди добрые помогите несчастным путникам, дайте харчей побольше и серебришко не забудьте, от вашего тулупчика тоже не откажемся, а то рука топор держать устала, так и хочет проклятая помахать». Ну, как тут при такой просьбе не выложить последнее.
Так было всегда. Так было каждый год. Но так больше не будет. На этот раз я сам собрался ехать на тинг и устроить там переполох… тоесть переворот. Многие скажут, что затеял я дело безумное и опасное, и к немалой куче старых проблем норовил добавить новые. Но пусть они учат мудрость древних, советующих возглавить то, что нельзя запретить или уничтожить. А с этими двуногими хищниками не хочешь, завоешь по-волчьи, и посему я подумал и решил наших волковоев на тинг не пускать, о чём предупредил Лео. Нечего им соблазняться в прежней стае. Лео приказал, волковои повздыхали и остались.
Накануне самой длинной ночи прошёл снег, а потом ударил лёгкий морозец. С двумя спутниками я направлялся на тинг. У лошадиных ног вертелся неизменно довольный жизнью Бродяга, а слева трясся в седле Даян. Пришлось взять их обоих, всё равно бы не отвязались. На открытом месте ветерок начал потихоньку загонять морозец под овчинный полушубок. Примерно через час мы добрались до огромной луговины меж трёх рощ.
В ночи светился большой круг из полусотни костров, освещающих плотно утоптанную площадку. За линией костров и вокруг них лежали толстые старые брёвна и колоды, может быль сваленные ещё полсотни, а то и сотню лет назад. На них возле огня сидели бойники постарше. Молодые бродяги, одетые с головы до ног в меховую одежду, активно перемешались, поддерживали огонь, орали приветствия, хлопали друг друга по спинам, пили из бурдюков и бочек разные напитки. Кое-где вспыхивали и быстро угасали драки. А из серой мглы сумерек, как волчьи стаи, выходили всё новые ватаги.
Снаружи тинг плотно окружали сотни две крытых войлоком и мехом фургонов и повозок, кое-где виднелись шатры из толстого войлока и парусины. Рядом стояли и жевали сено и овёс накрытые до земли толстыми попонами лохматые от зимней шерсти лошади. От людей, лошадей и наваленных яблок конского навоза поднимался пар, который лёгкий ветерок смешивал с дымом костров и относил в сторону. Внутри круга несколькими кучками стояли вожаки и их приспешники. Они лениво перекидывались новостями и приглядывались к возможным соперникам.
Все примолкли, когда в центр круга вышел высокий мощный человек в волчьем малахае, волчьей шубе и высоких овчинных унтах. Здоровенный громила, словно вставший на ноги медведь. Он вскинул верх руку с большим двойным топором-лабрисом и издал протяжный и грозный вой, вибрирующий звук которого пронёсся над поляной и исчез в темноте. Через миг ему ответили почти две тысячи глоток необузданных головорезов, от рёва которых казалось воздух уплотнился и загустел.
– Любо, браты волкодлаки, ныне сошлись мы купно и мы сильны. Наша ловитва вскоре бысть, тако взалкаем же горячей крови и вкусим живого мяса. Мы волкодлаки, и жизнь наша есть бой и добыча. Слава Маре богине смерти, ночи и хлада, коей мы принесём новые дары. Пейте и гуляйте, браты волкодлаки, ноне наша ночь и тут мы господа и владыки. А завтра почнём резать овец…
– Може кто и почнёт, токмо не ты, – не выдержал я и крикнул, не дождавшись конца незатейливой речи. Пора кончать это безобразие, только двух десятков банд мне в окрестностях Бусова града не хватало. Особенно сейчас, когда на Горе старый острог разобран, а крепость не построена.
– Кто посмел пасть открыть и перечить вожаку?! – прорычал верзила, покачивая своим жутким топором.
– Тот, кто тебе кишки выпустит, – я явно нарывался на драку и неспешным шагом вышел в круг света между кострами.
– А ну-ка покаж морду, щень, узрю тебя покамест ты живой.
– Да зри, мне не скверно, – я скинул меховую шапку.
– О! Браты волкодлаки, нас воевода Бор почтил! – он буквально выплюнул моё имя и сдобрил брань грязными ругательствами. – Знатна добыча! – И он издал волчий вой.
– Именем Мары, Сварога, Симаргла! Всем стоять и не чинить препона бою!! – заревел Даян, выходя в круг света и поднимая жреческий посох.
Обалдевшие от моей выходки и качнувшиеся было к центру бойники от крика Даяна отшатнулись, уплотнив живое кольцо. Как всякие бандиты во все времена, волкодлаки отличались набожностью и побаивались гнева богов. Но звериную суть скрыть невозможно. Глядя на их блестящие от отблесков костров глаза, я не мог избавиться от ощущения, что меня и впрямь окружили серые лесные хищники, настолько плотная аура ярости и жестокости от них исходила.
– Да, я воевода Бор. Назовись и ты, вожак.
– Так и быть, тебе убогому назовусь. Я вожак всех волкодлаков Прок. – Лицо хищника исказил волчий оскал.
– Добро, теперь ведать буду, кого убью.
– Ха-ха-ха! Ты сучий потрох, – громила загоготал басом, потом раздался скрежет его зубов, – меня хочешь убить? Я, Прок ведмедя ломаю! Ну, потешил. Я ж тебя, как мураша раздавлю. Давай посмотрим како твои потроха. Обещаю, ты будешь умирать в муках долго и скверно.
«Фил, ты здесь?». «Слушай, Бор, тебе не надоело задавать один и тот же глупый вопрос? Вот потеряешь или пропьёшь свой меч, вот тогда я и буду не здесь». «Фил, повысь остроту до молекулы и укрепи металл полем». «Готово, что ещё?». «Всё, спасибо».
– Досталь брехать, Прок, ежели не трус, выходи на честный бой. Кто победит, тот и вожак всех волкодлаков. Так глаголет закон.
– Коли так. Хольмганг!!! – взревел Прок, как медведь.
Пока мы с Проком раздевались догола, Даян горящей головнёй начертил на утоптанном снегу круг диаметром метров десять и воткнул дымящую деревяшку в центр. Потом поднял свой посох и крикнул:
– Суд Мары!! Бой!!
Я и Прок встали ближе к центру. И, если полчаса назад от холода у меня занемели пальцы, то теперь морозец совсем не ощущался, напротив стало жарко. Я покрутил руками клинки, разминая кисти и восстанавливая в мышечной памяти баланс. Прок же буквально из кожи вон лез, серчал, рычал и лютовал, вгоняя себя в боевой транс. Он пыхтел, как бык, покачивал в правой руке топором, а в левой держал окованный круглый щит. Чудовищные мышцы его мощной фигуры бугрились и перекатывались под кожей. Не имей я личной брони и уникальной боевой подготовки, то не имел бы ни единого шанса. Конечно, жалко гробить такого красавца, но и в живых оставлять его нельзя. Его ни почём не приручить, он всегда будет мстить, да, и ватаги не поймут и не примут гуманного итога поединка, поскольку закон гласит: проигравшему смерть. Этих зверюг надо потрясти и напугать, чтобы взять на поводок.
Как гласит заезженная поговорка: слона можно съесть только по кусочкам, потому и я решил, что с налёта такого монстра не одолеть, его надо измотать и нарезать частями.
С гулом огромный топор пролетел рядом с моим плечом, я еле успел уклониться и отшатнуться от щита, которым Прок хотел приложить меня с разворота. Тут же топор, не теряя инерции разгона, сверкнул горизонтально, а щит взлетел вверх рядом с моей головой. Неплохо. Но я уже читал рисунок боя, поскольку он целиком зависел от выбранного противником оружия. Какую бы силу Прок не имел, инерцию почти полупудового топора остановить трудно и им можно чертить в воздухе только круги или восьмёрки. Непредсказуемым оставался только щит, не менее опасный в бою, чем топор. Сначала я уклонялся, стараясь не показывать свою манеру боя, но долго бегать от такого противника не имело смысла. Эта машина боя уставать не собиралась.
Уйдя от очередного удара, я чуть вывернул саблю и чиркнул Прока по запястью и одновременно мечом по неосмотрительно выставленной вперёд ноге. Брызнула кровь, которую он в горячке боя не заметил. Ещё промах топора, и ещё два глубоких пореза на предплечье и на бедре. Сердце такого здоровяка молотит как помпа, и через пару минут через эти дырки выгонит литра два крови.
В глазах вожака появилось недоумение. Он может быть впервые в жизни начал терять силу. Здоровяк пыхтел и рычал, прогоняя предчувствие близкого конца, не желая смириться с тем, что фактически уже мёртв. Сердце ударило ещё два десятка раз, движения Прока стали вялыми, а снег в круге окрасился красным. Как раненый бык Прок продолжал бросаться на врага, но силы оставляли его с каждой секундой. Всё, пора кончать. Удар меча и топор вместе с рукой отлетел в сторону. Прок отступил на шаг, изумлённо глядя на культю, потом поднял голову и… всё. Из обрубка шеи толчками хлестнули две красные струи. Жаль мужика.
– Перун!!! Слава!!! – заорал я во всю глотку, выплёскивая остатки ярости, адреналина и жалости к убитому гиганту. Потом я обвёл клинком толпу:
– Кто-то аще хочет боя?! Выходи в круг!!
Толпа глухо загудела, потом раздались всё усиливающиеся крики:
– Любо! Любо!! Бор! Бор!!
Ярость и гнев быстро выветрились, и по коже опять пробежал морозец. Я воткнул клинки в снег, передёрнул озябшими плечами и принялся одеваться. И только полностью облачившись, я понял, как сильно замёрз.
Потом четыре часа я принимал клятвы верности, обойдя два десятка ватаг, положив руку на голову каждому из всех вставших на колено понурившихся бойников. Чуть менее двух тысяч бойников. Столько же клятв. У меня аж рука затекла. Потом все снова встали в круг, и я возвысил голос:
– Вы дали мне роту верности. Досель люди люто называли вас бойниками-волкодлаками, ано отныне и до веку будут называть волковои, волки-вои. Оприч сильные, оприч ловкие, оприч храбрые, оприч лучшие вои. Отныне вас не станут бояться, а напротив уважать и чтить, яко витязей этой земли. Вы яко и ране жить будете вольно, но не в скверных и студёных логовах, а в своих войных домах. Ныне вы не будете бездолить огнищан за жалкую серебрушку, князь даст вам злато. Вы не будете мыслить о питще, ена будет в досталь. Кому не любо, выступи, я верну его роту и отпущу на четыре стороны.
Из толпы вышли около сотни закоренелых бойников. Я махнул над головой каждого рукой, как бы снимая клятву и говоря: «свободен».
– Уходите подале, – прохрипел я угрюмо, – и ведайте, ежели на моей земле зло сотворите, найду и убью.
Всем остальным я объявил, что отныне эта поляна станет лагерем волковоев. И для начала здесь смерды выроют землянки, поставят тёплые шатры и доставят пищу. Потом огнищане начнут завозить брёвна и камни. А после зимы построят большой острог с домами для полка волковоев. И пока судь да дело, я подозвал вожаков и вручил им мешки с золотом, чтобы те раздали каждому бойцу по монете. А также велел отпускать в город по сотне в очередь. Заодно сказал, где квартируют волковои Лео, чтобы новички поговорили с ними о новых порядках. Напоследок сказал, где меня можно найти в усадьбе, которую мы с мужиками прозвали Темп. Я ускакал в город, за мной бежал изрядно замёрзший Бродяга, а Даян изъявил желание остаться с волковоями.
Не смотря на глухую ночь, на Горе горели факелы, а у строящихся ворот толпились люди. Подъехав ближе, я узнал волковоев Лео. Подошёл Укрох и взял лошадь за узду:
– Поздорову, вож вожей Бор. Не спрашиваю, как прошёл тинг, и так вижу, если ты здесь, значит, Прок у Мары, а ты вожак волкодлаков.
– Всё так, вож Укрох, только нет теперь в Антании бойников-волкодлаков, а есть полк славных волковоев. Восемнадцать вожаков дали роту верности. Завтра на поляне тинга начнут обустраивать полковой лагерь.
– Но мы уже дали роту вожу Лео.
– Я на ваш отряд не претендую. Ваш вож Лео.
Еле шевеля закоченевшими руками-ногами, до дома я добрался в четыре ночи. Донельзя измотанный я заполз на топчан и, укрывшись медвежьей шкурой, провалился в беспробудный сон. Проснулся через час вдребезги разбитый от ноющей головной, мышечной боли и от сотрясающего озноба. Под тёплой шкурой меня жутко скрутило и так колотило, что лязгали зубы. Сердце молотило, пересохший рот хватал воздух. Попытался кого-нибудь дозваться. Просипел пересохшим горлом. В ответ ни звука. Вспомнил, что все наши мужики были в разъездах, а семья наших помощников жила в другом крыле дома. Отыскать в потёмках дорожную калиту с лекарствами не было ни сил, ни возможности.
