Олег Артюхов
Анты
На берегу кое-где виднелись низкие домики и пасущийся скот. Вблизи берега рыбаки на двух утлых лодчонках тянули сеть. Вдоль кручи проскакал всадник. Потом нам повстречался караван из четырёх лодий, поднимающихся вверх. Да, по сравнению с безлюдными полесскими дебрями здесь жизнь кипела и бурлила.
Скользя вдоль крутого правого берега, мы прикинули скорость и поняли, что засветло вряд ли доберёмся до Бусова града. А, если и доберёмся, то на ощупь в потёмках. Решив, что всё-таки лучше появиться в незнакомом городе с утра пораньше, мы заночевали на одном из поросших вербой, ивой и ольхой прибрежных островов. По карте до места оставалось вёрст шесть.
Проснулись в сумерках и отплыли вместе с восходом солнца. И хотя могучая река несла нас с приличной скоростью, мы, энергично взмахивая вёслами, принялись выгонять из себя промозглую ночную сырость. Вскоре из дымки утреннего тумана показались верхушки подсвеченных утренним солнцем днепровских круч с домами и домиками наверху.
Как выяснилось позже, Бусов град состоял из четырёх независимых концов – слобод и городского центра – Горы. Первой на нашем пути оказалась торговая слобода, которая возникла и разрослась в устье Почайны. Ещё с готских времён уже три сотни лет тут существовала известная пристань Самбот, названная так готами от sam – стоянка, botas – корабль. Сейчас у бревенчатых, потемневших от воды и солнца причалов теснились десятки разных судов. Чаще встречались струги, способные прошмыгнуть по самым мелким рекам, и которых легко тащить на катках волоком. Вразнобой качались на воде крутобокие лодьи. У одного из причалов борт в борт пристроился десяток плоскодонных грузовых паузков с прямыми бортами. В этих плавучих корытах далеко не ходили, только туда-сюда через реку или на бичеве с грузами по мелководью. Ближе к городу к причалу приткнулись две варяжские снеки. И повсюду во всех направлениях шныряли лодки-однодревки с одним стоящим гребцом. На них перевозили для хозяйства сено с заливных лугов, мешки с житом, уголь, дровишки или корзины с рыбой.
Мы решили пристать подальше от варяжских снек, чтобы эти балтийские славяне случайно не разоблачили нашу легенду наёмников с севера. Немного потыркавшись, мы нашли местечко на самом краю ветхого, с виду заброшенного причала, посчитав стоянку у этой рухляди бесплатной. Ага, щас! Не успели мы пристроиться к пирсу, как щелястые горбыли заскрипели под ногами юркого мужичка в длинной рубахе из домотканной крапивной холстины, украшенной парой заплаток и подпоясанной тёмным кушаком, в войлочном засаленном колпаке и с деревянной дощечкой на груди. Его тёмное морщинистое лицо смахивало на печёное яблоко, а в давно нечёсаной бороде забились крошки еды.
– Пошто встали? Товар имаете? Кто таковые будете? – высыпал мужичок горсть вопросов.
– А кто ты таков будешь, мил человек? – прогудел, поднимаясь, Лео.
Мужичок моментально оценил его габариты, Втянул голову, передёрнул плечами и сделал шаг назад. Потом встрепенулся и, почёсывая шею под бородой, заискивающе улыбаясь щербатым ртом, проговорил:
– Дык, смотритель я, обчеством поставлен. Вот и знамёно вече выдало, – он постучал тощим кулаком по дощечке, – за порядком смотрю и пошлу сбираю. Так как?
– Проездом мы, – ответил я как можно приветливее, – не гости торговые, а вои-хоробры, полюем подходящую ватагу. И скажи-ка нам, смотритель, где тут усталые путники пожрать могут, да отдохнуть спокойно?
– Дык, как сказать…, – замялся мужичок, краем глаза следя за моими руками.
Я сунул руку в калиту и отыскал четвертушку серебряной дидрахмы, прозываемой в Антании щелягой от готского skilligs.
– Держи, служивый. Так куда нам податься брюхо набить?
Он оживился, пряча кусочек серебра за щёку, и расплылся в улыбке:
– Щас по сходням подыметесь, ошую амбарец, потом ещё пара, за ними скотопрогон и рядом харчевня лысого Брыка. Тока вы особливо не гуляйте. Ноне тут смутно. Бойники объявились, чтоб их Мара побрала. Всех ужо примучили, проклятые, – он опасливо оглянулся и очертил себя кругом Сварога.
Мужичок заторопился прочь, а мы уселись на скамьях, чтобы определиться с выходом в город.
– Значит, так, – подвёл я итог, – коль дед правду говорит, то оставлять без присмотра лодью стрёмно, поэтому идём по очереди двумя парами. Первыми пойдут Серш, Лео, Рок и я. Остальным смотреть в оба.
Мы осторожничали, поскольку впервые выходили в пока непонятный и неизвестный нам мир. На крутой берег наискось вела широкая тропа с выкопанными ступеньками на особо крутых местах. Сверху открылся вид на причалы, рыбачьи домишки, навесы и причальные постройки. Наверху вдоль реки тянулась натоптанная тысячами копыт и покрытая слоем сухого и свежего навоза дорога, по которой туда-сюда ходили люди, громыхали сколоченными из досок тяжёлыми колёсами запряжённые волами повозки и изредка прогоняли скот. У обочины на вросшей трухлявой колоде сгорбившись сидел мужик, придерживая нагруженную рыбой большую корзину. Навстречу к спуску цепочкой прошли биндюжники с большими рогожными тюками на плечах. За дорогой начиналась хаотичная застройка слободы: вразброс несуразные лачуги, овины, амбары, навесы, сеновалы. В том скопище едва намечались кривые ряды приземистых полуземлянок разной длины, высоты и степени ветхости, но все имели узкие окошки под соломенными, камышовыми и редко тесовыми крышами. Чуть дальше выделялись стоящие в несколько рядов бревенчатые избы, щеголяющие ровной чешуёй серой осиновой дранки. Из-под крыш некоторых лачуг через волочные дыры курился дымок. Короче, всю эту кучу халабуд можно было, не покривив душой, назвать грязной дырой, изрядно загаженной людьми и засранной местными коровами, овцами и свиньями. Там нам делать пока было нечего.
Похожее на описание старика строение обнаружилось чуть в глубине от дороги. Над этим длинным приземистым домом с двух сторон курился дым, и оттуда ветерок доносил запахи съестного. Просторный двор с колодцем был сплошь усыпан мелкой сенной трухой, перемешанной с навозом, щепками, черепками и разным мелким мусором, в котором усердно копошились куры и вездесущие воробьи. У жердяной коновязи смирно стояли несколько лошадей. Чуть в сторонке у сеновала притулилась пара крытых рогожей и грубой мешковиной повозок с плетёными из лозы бортами и большими тяжёлыми колёсами. Рядом с входом на вросшей в землю колоде сидели и неспешно переговаривались трое мужиков, напротив них стояли двое. По всем приметам эта изба и была харчевней лысого Брыка.
Недолго думая, мы направились к зияющему посредине тёмному зеву входа и шагнули внутрь по укреплённым горбылём земляным ступенькам. Настежь открытый вход и щелевидные затянутые бычьими пузырями окна давали немного света, поэтому мутноватый от дыма полумрак слегка высветляли стоящие на столах масляные гаснички. У хозяйского, составленного из нескольких колод стола в расщепе опорного столба торчал пучок смолистых горящих лучин, под которыми стояла бадейка с водой и плавающими в ней огарками. В открытом проёме мерцали огни в большой печи и открытом очаге, на котором что-то жарилось на веретеле. Там мелькали тёмные фигуры и тени, и оттуда распространялись соблазнительные запахи.
Пройдя по засыпанному соломой земляному полу, мы заняли крайний слева низкий стол, больше похожий на высокую лавку и сбитый из выскобленных сосновых плах, и расселись на колодах, затёртых сотнями портков до тёмного блеска. Из полумрака вынырнул хозяин заведения, плотный лысый человек с густыми усами, плохо выбритым подбородком, мясистым носом и пронзительными тёмными глазами. Первое, что пришло в голову, глядя на него, это: «булгарин».
– Питща ноне знатна, да меды хороши. Есть квас, полба, похлёб, уварная и верчёная убоина. Судака можно запечь.
– Что за питщу берёшь, хозяин? – спросил Серш.
– Всяко беру, пушную рухлядь, белку аль куну, товар разный беру.
– А щеляги берёшь?
– Тише, боярин. Тут не Рум. Серебро в диковину. Инда гости торговые резан принесут, а щеляги навовсе редко.
– А чего сторожишься, хозяин? Мы люди не лихие, вольные вои-хоробры и серебро наше честное.
– Всё так. Токмо вон там, – он одними глазами указал вбок на другую сторону харчевни, – бродники другой день гульбанят. Плату не дают, смердов побили, девку попортили, на базу буйнуют, всё изгадили. Ко гостям донимаются. Давеча у купцов серебро отъяли, да поколотили изрядно. Життя от их не стало.
– Не боись, хозяин. Всё будет ладно, – пробасил Лео, – неси харчи, да получше. Убоины не забудь, пирогов, да мёду стоялого.
Лысый Брык с лёгким поклоном повернулся и исчез в полумраке. А через пять минут стол начал заполняться. Сначала появились четыре влажных кувшина. Потом большая миса парящей сдобренной маслом каши, деревянный поднос с крупными кусками варёного мяса и пучками зелёного лука, блюдо с караваем хлеба и пирогами. Осторожно попробовав местную стряпню, мы признали её годной и набросились на еду. В кувшинах оказался слабоалкогольный напиток из сброженного раствора мёда с добавкой каких-то трав с необычным привкусом.
За едой мы не сразу заметили, как у нас за спиной разгорелась нешуточная заваруха. Сначала там громко говорили, потом грохнул разбитый кувшин, и повалились лавки. Мы разом повернулись.
На залитой мёдом столешнице громоздилась перевёрнутая посуда с остатками еды. Возле стола стояли два не по-здешнему одетых человека со стриженными в горшок головами, длинными усами и бритыми подбородками, с бронзовыми наручами и серебряными гривнами на шеях. Люди явно богатые, но без напыщенности и претензий. Напротив них окрысились трое типов. Сразу в глаза бросились их странные облачения: грязно-серые рубахи, подпоясанные широкими чёрными кожаными поясами, короткие серые меховые безрукавки нараспашку, чёрные порты и обувка. Длинные волосы удерживались стянутыми сзади височными косами, а их сальные бороды и усы украшали разные металлические побрякушки. Двое держали в руках боевые ножи, а третий, зыркая налитыми кровью глазами, тыкал в сторону гостей шипастой дубинкой. Его наглые глаза изливали злую жестокость убийцы, а шрамы через всю морду добавляли облику этакую звероподобность:
– Вы жирные псы должны нас уважать и подчиняться,– ощерил он гнилые зубы. – Мы, вольные волки, тут господуем. А коль не разумеешь, так проучить придётся. А ну, доставай серебро, чужеземные фрячи! Не то… – он вызывающе харкнул на пол и ткнул дубинкой человеку в лицо. Тот ловко отклонился, подбил руку бандита и оттолкнул его от стола:
– Кой дурень баял, что ты тут господин? Ступай поздорову и не замай нам питщу вкушать.
– Ах, ты, сучье дерьмо! – завопил с нескрываемым бешенством задира. – А вот разом и поглядим какие потроха у тебя внутри! – И завыл по-волчьи. Из дальнего угла харчевни поднялись ещё трое таких же мерзавцев в шкурах.
Глядя на них, я догадался, что это те самые бойники, или как их прозвали местные анты – волкодлаки. Короче, бандиты. Шайки таких душегубов и головорезов после окончания двух веков готских, гуннских и варварских войн распространились по всей Европе, в том числе и в землях славян. Обычно они занимались разбоем и вымогательством, обирая мирные городки и веси, вблизи которых и устраивали свои стоянки. А, если по уговору объединялись несколько банд, то ближайшим богатым землям или государствам грозил жестокий кровавый набег. Нередко большие объединения бойников организовывали вторжения на византийское пограничье, и тогда к ним присоединялись иные разноплеменные отморозки. В истории такие нападения почему-то называли набегом славян. Эти негодяи имели репутацию хладнокровных убийц, не признающих ни власть, ни закон, не верящих ни в богов, ни в демонов, а только в ещё большую силу, способную скрутить их в бараний рог.
Лео со вздохом поднялся и расправил плечи.
– Лео, не вмешивайся. Что у трезвого на уме, то у пьяного в животе, а у них сейчас в животе… – я не успел закончить, как гигант положил мне на плечо свою лапищу.
– Помолчи, Бор. Всё это не по мне, а, значит, это надо закончить. Любую заразу надо изводить сразу.
Рядом с Лео встал Серш, а мы с Роком поднялись, чтобы подстраховать их на всякий случай. Ха-ха-ха, три раза. Кого страховать? Лео?
Он появился в самой середине заварухи, как свирепый лев среди паршивых шакалов. Оттуда донеслись глухие удары здоровенного кулачища, будто там сваи заколачивали. Мимо пролетело одетое в шкуру тело, врезалось в стену, коротко хрюкнуло и сползло на земляной пол. Раздался хруст толи сломанной мебели, толи костей. В ход пошли кулаки, кувшины, лавки. О лохматую голову бойника в мелкие осколки разлетелся глиняный кувшин. Раздался вой, но тут же захлебнулся, перейдя в хрип и стон. Хозяин заметался было в панике, но быстро сообразил, что к чему, и исчез.
Чуть погодя в ярком просвете входа возник тёмный контур фигуры Лео, выволакивающего за шиворот последних бойников. Поднявшись по ступенькам, он двумя мощными пинками отправил обоих душегубов в полёт. Один засучил ногами, нырнув головой в кучу лошадиного навоза, другой врезался в сруб колодца, скрючился и затих. Остальных бесчувственных бандитов мы помогли сложить кучкой у дороги.
Вернувшись в харчевню, мы закончили обед и засобирались восвояси, чтобы сменить ребят.
– Хозяин, сколько с нас? – я запустил руку в калиту и вопросительно посмотрел на Брыка, который сокрушённо вздыхал, оглядывая разрушения и покачивая лысой головой.
– Ништо, храбрые вои. Слава Сварогу, за вас заплатили гости с полуночного моря моря, – он указал на двух людей, с которых всё началось. А те встали и, прижав руки к сердцу, наклонили голову. Я шагнул к ним:
– Поздорову вам, гости заморские. Моё имя Бор. Я и мои друзья вольные вои-хоробры. Пришли в Антанию искать доброй дружины и славы.
– И тебе поздорову, вой. А мы гости с Арконы. Я Пархим, а это Мунд. Здесь проездом по торговым делам.
– Знаю Аркону, святой город, что на острове Руян в Варяжском море. Честь и слава вашему богу Свентовиту.
– О-о, ты много знаешь, вож Бор. И бьётесь вы славно. Откуда вы, коль не тайна?
Я мгновенно переиграл нашу легенду:
– Из далёкой страны на востоке, идти до которой долгие годы. – Что удивительно я умудрился не соврать.
– Позволь пригласить тебя и твоих друзей к нам на снеку. Она на том краю причала.
– Изволь. Ввечор подойдём к вам водой. Вот только как быть с побоищем, ведь некоторых мы до крови побили?
– Ништо. Тут полно видаков и послухов. Вины нет.
Мы сменили ребят в лодье, а когда они вернулись, мы все вместе завалились отдыхать. Около двух после полудня меня разбудили громкие многоголосые крики. Я приподнялся и выглянул за борт. На берегу клубилась немалая толпа, постепенно стекающая по сходням на наш причал. Озлобленные люди по виду сильно смахивали на побитых нами в харчевне бандитов. Бойники вошли в раж, громко грозили, тыкая в нашу сторону кулаками, их глаза метали молнии.
– Морд восемьдесят, – широко зевнул Рок.
– Не-е, шестьдесят, не больше. На давешних шибко похожи, – ухмыльнулся Лео.
– Это, братцы, они пришли Лео на ужин пригласить, видать, обед им понравился, – заржал Серш.
– Как бы неприятностей с ними не огрести, – осторожно заметил Черч.
– Вишь, как надрываются болезные, злятся, а коли так, то нужно осадить, – мотнул головой Зверо.
Я приглашающе кивнул головой Стинхо, мы вдвоём выбрались на причал и шагнули навстречу толпе исходящих злобой бандитов.
– Что надо?! – я подпустил в голос металла.
Вперёд вышел прошлый забияка с шипастой дубинкой на плече. Теперь оба его глаза украшали тёмные фингалы. За ним стеной сомкнулись угрюмые лохмачи в волчьих шкурах.
– Я вож бойной ватаги Варнаб. – он давил тяжёлым, словно таран, взглядом, а голосе лязгала сталь. – Мы, вольные волки, с этой земли кормимся, стрижём и режем здешних баранов. Здесь мы воюем и хозяйнуем. Кто вы такие, что на нашей земле подняли на нас руки?
– С чего ты взял, что приблудные собаки могут стать хозяевами здешней земли? Это мы воюем, ибо вои-хоробры, а вы тати и грязная мразь. Ты буйный нрав то поумерь, да заруби себе на носу, вы все гнилой мусор и падаль и гнать вас надо за Припять, где вам и место в болотах среди лягушек и гадов.
– Ты хорошо подумал, кому ты это сказал, чужак? – от ярости его глаза наполнились смертельной ненавистью, побелели, а голос сразу охрип. – Сейчас ты будешь умолять, чтобы я убил тебя быстро.
– Ты, убогий на всю голову душегуб, меньше болтай и ступай отсюда, – ответил я спокойно, – недосуг мне с тобой лясы точить.
По толпе прокатился злой гул, несколько глоток издали волчий вой, и в руках бойников появилось и замелькало разное оружие. За моей спиной тоже зашелестели вынимаемые из ножен клинки. Я видел, как Стинхо не терпится проверить свой испанский стиль в реальном бою. Но в такой драке фехтовать не получится. Толпой задавят.
– Спокойно, Стинхо. Пусть они сами начнут, а то доказывай потом местным начальникам, что мы нипричём, да штраф за этих мудаков платить придётся. А драка начнётся, поменьше финти, секи наотмашь. Тупые они, и слишком много их.
По толпе прокатилась волна, ватага взвыла и бросилась к нам. Вот теперь самый раз. Я вытянул меч и чуть отступил, пропуская вперёд Стинхо. Он повернулся одним стремительным гибким движением, неуловимо быстро вскинул клинки, ворвался в толпу и закружился, словно смерч. Удар, скольжение, поворот, присед, двойной удар клинками, увод вражьего топора в сторону, укол, отскок, секущий слева, удар справа. Вид крови завораживал и будил во мне зверя.
Стинхо бился виртуозно, убивая одним ударом, и вокруг него начала расти куча тел. Но эти долбаные оборотни и не думали отступать. Более того, из слободы к ним бежали ещё десятка три отморозков. Стинхо работал виртуозно, но его начали окружать. Пора.
«Фил!». «Слушаю, командир». «Дистанция полного поражения два метра». «Есть, командир».
– Стинхо-о-о!! – взревел я, – отходи!!
Он будто споткнулся и в десять прыжков оказался за моей спиной. Рядом с ним встали все мои бойцы. И я не стал себя сдерживать.
– Слава!!! – заорал я, что было мочи, бросился на толпу и перед собой прочертил мечом полукруг. Бойники распались на половины, будто колосья под косой. Во все стороны плеснули струи крови, от вида которой я совсем ошалел, и ругательства прорвались из моей глотки. Я шагнул дальше и начал описывать мечом круги, дуги и петли, продвигаясь вперёд, и выбирая, куда ступить между рассечённых и дёргающихся кусков тел. Хорошо, что ветхий настил просвечивал щелями, и через них потоки крови хлынули в Днепр.
Поняв, что их подельников страшно убивают, подбегающие волкодлаки, захлебнулись своим истошным воем, попятились, налетая друг на друга, и отшатнулись. Немногие выжившие на причале в ужасе бросились врассыпную, а кое-кто с перепугу сиганул в воду.
Не прошло и пяти минут от начала драки, а причал обезлюдел. Красные липкие горбыли настила сплошь покрывал слой окровавленных человеческих половинок и четвертинок со всем их содержимым. На меня накатил приступ неудержимой рвоты. Очухавшись, я откашлялся, отплевался, вытер о безрукавку покойника меч, задвинул его в ножны и повернулся к своим:
– Кх-м. Всю пристань изгадили, поганцы. – Я оглядел себя. Вроде бы не испачкался. Три метра дистанция более чем достаточная.
Мои мужики стояли неподвижно, кто побледнел, кто покраснел, кто с трудом сдерживал рвоту.
– Э-э-э, Бор, что это было? – хрипло спросил Черч.
Самого старого среди нас Черча мы негласно считали старшиной команды, что давало ему право первого голоса.
– А что было? Посекли мы со Стинхо гадов. И поделом, что они посеяли, то и пожали.
– Хорош кривляться, Бор, – проворчал Рок, – что это за эффекты с мечом? Мы чего-то не знаем?
– Нет. Обычный меч, как у всех. Вот смотрите, – я протянул им свой клинок, и все по очереди общупали его и обсмотрели со всех сторон.
– И вправду вроде обычный, – задумчиво проговорил Стинхо, – но мы же своими глазами всё видели!
Они уставились на меня с немым вопросом. Я подумал секунду и решил не говорить ни про Деми, ни про Фила. Это очень личное и для понимания слишком сложное. Мои мужики хорошие и умные люди, но они не поймут. Но и изворачиваться нельзя, иначе неизбежно возникнет недоверие и отчуждение.
– Ладно, признаюсь, – честно соврал я, – встроенный компактный деструктор, с ограниченным ресурсом.
– Фу, ты, – облегчённо выдохнул Марк, – а то я подумал нехорошее, что ты что-то такое-этакое скрываешь.
– Ага. От вас скроешь. Живём нос к носу. Пёрнуть спокойно невозможно.
– Га-га-га, ха-ха-ха, – заржали мужики и начали рассаживаться в лодье. Пора отправляться к арконским купцам. Мы оттолкнулись вёслами и направились на другой конец пристани, где в полуверсте приткнулись две снеки.
На подходе к купеческим судам я встал на носу и замахал руками, привлекая внимание арконцев. Над бортом поднялся человек в круглой шапке с опушкой. В нём я узнал давешнего купца Пархима. Он тоже меня признал и махнул в ответ, приглашая причалить к борту. Лодья ткнулась в просмолённые доски, и её подтянули баграми. Двадцативёсельная снека была раза в четыре длиннее и шире, но имела развалистые борта, да и груз немалый тоже низко её осадил, поэтому борта почти уравнялись, и мы легко перебрались на купеческое судно. Лица арконцев буквально лучились гостеприимством:
– Подобру нашим избавителям. – Расплылся Пархим в широкой улыбке. – Здесь маненько тесновато, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Просим в шатёр.
В стоящем на приколе судне купцы умудрились поставить небольшой дорожный шатёр и натянуть навес для команды. Похоже, арконцы и жили здесь на борту, что, учитывая засилье бойников на берегу, было не лишено здравого смысла. Чтобы создать более-менее ровную поверхность купцы плотно уложили на бочки тюки и застелили их циновками и над ними шатёр. Тесно, но уютно. Немного потолкавшись, мы расселись вокруг низкого столика.
Купцы подали знак, и слуги принесли бочонок вина, копчёный окорок и пшеничные лепёшки на больших оловянных блюдах. Разлитое по глиняным чашам густое терпкое вино с цветочными нотами оказалось более чем приличным. Я похвалил весёлый напиток, заодно уточнив, откуда он взялся в северном краю.
– Это настоящее хиосское вино. Большая редкость. Купили по случаю восемь бочонков и везли жрецам в наши хормы. Но я думаю, что они вполне удовольствуются и семью бочонками. А с новыми друзьями грех не выпить.
– Благо дарю, гости арконские, – я сделал глоток и от удовольствия прикрыл глаза, – но нам нечем отдариться, мы в пути и ищем добрую дружину и сильного вожа, которому послужить не зазорно.
– Тогда вы не туда пристали. Тут торговая пристань, гости торговые, менялы, купцы, грузчики, бойники, да всякая рвань околачивается. На Гору вам надобно, там стан воев-хоробров, коих святый князь завсегда на гощение берёт. Как, не знаете, что есть гощение? Ну да, вы же издалека. Раз в году после сбора урожая, яко минует день Макоши, когда светлый Хорс поворачивает лик на зиму, князь дулебов и антов с дружиной покидает свой стол в Зимно. Он объезжает все грады и веси и бир взимает, то бишь плату на жертвы светлым богам, на службу жрецам, да на дачу воинству. Вот вои-хоробры и сопровождают святого князя. А биричи заведомо скачут вперёд да громко вещают о княжьем гощении.
– И долго они гощаются? – спросил любознательный Марк и глотнул вина.
– Обычно до дня Мары, когда зимой светлый Хорс в самом низу стоит. До больших снегов стараются возвернуться.
– А остатнее время чем дружина занимается?
– Войному делу обучаются сами и новиков обучают. Нанимаются к торговым гостям в караваны. По воле веча на ворога ходят и веси хоронят да боронят. Да, мало ли дел у воев?
– Добрый совет, благо тебе.
За неспешной беседой мы потягивали уже вторую чашу, когда в шатёр с поклоном протиснулся смерд и, растерянно съёжившись, что-то сказал купцу на ухо. Пахим с Мундом пошептались, метнули на нас встревоженные взгляды, и последний поспешил на выход. Через четверть часа Мунд вернулся и что-то сказал Пахиму на ухо. Они чуть помолчали, потом Пахим вкрадчиво проговорил:
– Дошёл слух, будто побоище на верхней пристани случилось. Две трети ватаги бойников-волкодлаков враз погубили. Вам что-то про то ведомо?
– То наше дело, – я презрительно сморщился. – Те чада блудливой собаки, по блазну зовущие себя волкодлаками, повсюду суют свои поганые носы, и не только вас обидели, но и замучили весь град. А сегодня всей ватагой заявились на пристань нас убивать. Пытались, да руки коротки. Вот теперь в нави чадят.
– Однако видаки бают, яко с ними токмо двое бились и враз всех бойников располовинили. Разве такое возможно?
– Всё так. Мы бывалые вои, а в жестокой сече не всегда берут числом, но умением и яростью.
– У вас баские мечи, – вступил в разговор Мунд, – позвольте взглянуть? О-о-о, светлые боги! Глазам не верю! То вельми добрый уклад! Есть в полуденных краях схожие мечи, но ваши лучше! Много лучше! – Он благоговейно вытаращил глаза, – Откуда оружье сие? Я взял бы по весу золота.
– Такие мечи и иные клинки мы работаем сами, – я начал набивать цену, – Мы не токмо вои, но и ковали знатные.
– О, велий Свентовит! – купец заворожённо уставился и судорожно сглотнул. – Не ино светлые боги вас привели! По утру тутошний вож ковалей в кузнечной слободе нас по делам торговым принимает. В Антании ковали – опричное сословие, их яко жрецов чтут, а тайное братчество ковалей выше совета старейшин. Их покровители отец богов Сварог да его сыны: грозный Перун молниерукий, светлый Хорс ясноликий, добрый Даждьбог щедрый и быстрый Симаргл огненноголовый. Мы поведаем вожу ковалей о вас, мыслю мудрый Асила будет вельми доволен. Во здраво, – и он поднял чашу с вином.
Приятный сок весёлой ягоды оказался коварным напитком. Мы изрядно окосели, вернулись в свою лодью и спали, как убитые, завалившись на овчины, подаренные нам арконскими купцами.
Утром мы затушили похмелье стоялым мёдом из полупудового анкерка. А ожив, единодушно решили купцов отблагодарить, для чего я приготовил золотую византийскую номисму, или, как её называли в Антании златничек.
Спозаранку о еде даже думать не хотелось, к тому же мы старались придерживаться непреложного правила мастера Ретюнских: «завтрак надо заработать». Разминка на берегу и работа в парах выгнала остатки винных паров и заняла около полутора часов. Потом мы смыли пот в Днепре и засобирались в кузнечную слободу. И, хотя расстояние было смешным, мы решили плыть на лодье, чтобы не оставлять её без присмотра в вороватом местечке.
Кузнечный конец, как и торговый, начинался от реки и тянулся от неё вглубь и вширь. Вдоль кручи дымилась дюжина кузней, за ними тоже поднимались дымы. Высокий обрыв до самой воды пестрел широкими чёрными полосами сброшенного вниз кузнечного шлака и золы. В отличие от торгового конца на здешнем причале царило безлюдье и спокойствие. У бревенчатых мостков лёгкая волна лениво покачивала пару лодий и с десяток лодок-однодревок, а чуть в стороне на воткнутых в песок палках сушились рыбацкие сети.
Доверяя здешнему рабочему люду, мы оставили лодью у полупустых мостков, и все вместе полезли наверх по приступкам из тёмных дубовых плашек. Рядом с лестничным подъёмом тянулся метровой ширины ровный и выглаженный тысячами мешков и корзин земляной жёлоб, по которому от реки наверх тянули привозные грузы, а вниз спускали свои поделки местные ковали.
С кручи нам махали руками двое, в которых я узнал арконских купцов. Они встретили нас, как старых знакомых, и, оживлённо болтая, повели между строений и оград в глубину слободы. Глядя на их честные и открытые лица, я повертел золотую монету в пальцах и вернул её в калиту.
Кузня слободского главы, или по-здешнему вожа ковалей, Асилы отличалась основательностью. Под длинным добротным навесом из рваного горбыля у глухой, сложенной из дикого камня стены, горели пять горнов, рядом с которыми на неохватных дубовых чурбаках стояли пудовые и двухпудовые наковальни. У каждой из них над раскалёнными кусками железа трудились молотобойцы и ковали. Бугрились мышцами мокрые от пота спины, мелькали молоты-ковадлы. Грохот стоял оглушительный.
Ближе к нам на краю кузнечного двора два молотобойца махали здоровенными дубовыми молотами, вышибая из губчатых криц шлак, который с поверхности колод сметали вениками мальчишки-подмастерья. На земле неподалёку грудой лежали сырые крицы. Видимо, железо плавили где-то неподалёку. Над широченными плечами стоящего к нам спиной молотобойца блестела зеркальная лысина, другой скалился и задорно блестел глазами.
У входа в кузню нас встретил высокий кряжистый человек, облачением и обликом чем-то неуловимо похожий на нашего наставника «Сварога», но выше его и массивнее. Его густая борода местами носила следы огня, перехваченные ремешком, чуть тронутые сединой волосы открывали обветренное лицо с пронзительным взглядом из-под нависающих бровей. Его бугрящиеся мускулами руки оканчивались огромными как арбузы кулачищами. Он пригладил бороду и усы и, заложив большие пальцы рук за пояс и расставив обутые в онучи и поршни ноги, принялся нас разглядывать.
– Поздорову гости дорогие, – наконец прервал он молчание густым басом, перекрывающим шум кузни.
– Благо тебе Асила-коваль, – ответил Пархим, – и тебе поздорову бысть.
– Слава светлым богам, в жильё ступайте, шумно тут для важного разговора.
За пристроенным сзади к кузне амбаром находился двор и жилой дом Асилы. Это сложенное из толстых брёвен жилище резко отличалось от распространённых здесь мазаных полуземлянок. В огромном по местным меркам сооружении уже угадывались черты бревенчатой избы-пятистенки с крыльцом и ставнями на окошках.
Через сени мы зашли в горницу. Древние строители специально делали входную дверь широкой и низкой. Чтобы не расшибить лоб о притолоку, всем входящим приходилось кланяться, входя в помещение, заодно низкий проём лучше удерживал тепло. Квадратные окна с открытыми настежь ставнями и с вынутыми из проёмов затянутыми бычьим пузырём рамами, не мешали яркому утреннему свету проникать в жилище.
Бревенчатая перегородка с широким полукруглым проходом разделяла дом на две неравные части. Я сразу обратил внимание на дальнее меньшее помещение-теплушку. В нём напрочь отсутствовали окна, и только под крышей виднелось узкое дымоходное волочное окошко. У задней стены посредине на невысоком поде стояла печь размером в рост человека. Справа к ней примыкал ровно сбитый из глины выступ в виде длинного стола, застеленного белёной холстиной, на которой стояли сосуды в форме разных животных, несколько сделанных из глины, дерева и мела фигурок, лежали ножи и какие-то безделушки, толи фибулы, толи подвески. В толще этого глиняного стола были выбраны ниши, в которых стояли бронзовые чаши и мисы. Над этим домашним святилищем на стене висели лосиные рога с привязанными цветными ленточками. Справа у стены соседствовали широкая, похожая на низкий стол, лавка и массивный зерновой ларь. Часть лавки занимали ушат, ендова, крынки, горшки и стопка глиняных мисок с деревянными ложками и черпаками. Ближе к входу на полу стояла большая кадка с крышкой. Всю правую стену сплошь покрывали пучки разных трав, связки лука и чеснока, большие и маленькие холщовые мешочки.
