Олег Артюхов
Анты
– Конечно, есть, непролазное невежество, суеверия и один влюблённый дурак.
– Вот ты всё ворчишь и невыносимо обижаешь старого друга, а разобраться не хочешь. Сам посуди, вчера нас затащили на Купалу, ведь Бор велел вживаться в местную среду. Мы с тобой вчера и вжились по полной. А когда ты, тряся причиндалами, сигал через костёр, меня потащили жмуриться. Глаза завязали закружили, заорали, а я хвать. Ага, попалась! Сдёрнул повязку, а в руках она. Верейка. Скажешь, сама подсунулась? Допустим. А, когда в потёмках, что глаз коли, визжащих девок в лесу ловили. Опять она подвернулась. Испугалась, думала обижу. А и потом, как венки в реку пускали, наши опять сошлись да вместе поплыли. Нет, Серш, это судьба.
– Вот опять ты про судьбу. У нас дел по горло, не знаем, за что хвататься, а ты в местную девку влюбился.
– Да, помню я всё, а против судьбы не попрёшь. Ты это… не обижайся, короче… сговорились мы с ней. Сходим завтра к её родичам? А, брат? – огромный Лео умоляюще посмотрел на друга.
– А что поделаешь, коли так. Сходим, конечно. Вот ведь влипли. Как теперь делать дела, что Бору скажем?
– Ты, Серш, не сомневайся. Всё будет, как надо. Выполним и перевыполним. Ты меня знаешь. Ведь здесь у них строго. Свадьбы всегда осенью после дня Макоши.
– Бля! Да, ты что, и впрямь жениться собрался?!
– Я, как честный человек…
– Бля-а. Вот так компот. Так… дай сообразить… Ладно, женись. Попробую сам с заданием управиться.
– Ты что, брат, меня совсем за сволочь держишь?! – рассердился Лео, грозно сверкнув глазами, – одно другому не помеха. Клянусь, что полки антские соберу и бою обучу. Вместе соберём. И действуем строго по плану, как давеча с Бором обговаривали. А Верейка… Люблю я её, как никого не любил. Ты ведь мне брат, и должен понять… – От безнадёжности его голова повисла.
– Ладно. Не боись. Будет твоей Верейка. А я рад за тебя, братишка. Может быть так и надо…
– Слышь, Стинхо, а мы точно к савирам плывём? Вот уж три веси встретились и все антские. Правда, в последней радимичи, но всё равно славяне.
– Какая разница, – задумчиво проговорил Стинхо, – доплывём, узнаем. Ещё шлёпать и шлёпать. Всего-то третий день, как в Десну вошли, а она дли-и-инная.
– Интересно, что за народ эти савиры, – протянул Черч, ковыряя острой веточкой в зубах.
– А вот сейчас и узнаем, – Стинхо указал рукой на южный левый берег Десны, – кажись это по наши души.
Над невысоким обрывом стояли в ряд десяток всадников. Их кони трясли головами и нетерпеливо перебирали ногами. Одежда безбронных всадников явно отличалась от антской. Их головы покрывали остроконечные шапки с заломленным верхом. Под распашными, перетянутыми кушаками безрукавными кафтанами виднелись разноцветные рубахи с длинными рукавами и широкими манжетами. Широкие, заправленные в короткие сапоги штаны дополняли картину. Из десяти только один носил короткую бороду, остальные – длинные усы и бритые подбородки. С гиканьем они сорвались с места и унеслись вверх по реке.
Постепенно берега Десны стали меняться. Обрывы стали выше, берега изрезали глубокие овраги и длинные песчаные плёсы. За кромкой берега вдали проплывали заросшие дубравами и берёзовыми рощами холмы. Начиналась возвышенность, откуда брали начало многие реки, в том числе Десна, Донец, Псёл, Сейм и Ворскла.
– Скоро будем на месте, меланхолично бросил Стинхо, пробираясь к коням. Черч кивнул и машинально поправил за спиной колчан с луком.
Савирский разъезд ждал их на мелководье, где река разливалась, мелела и позволяла проплыть только в одном месте на стремнине. Поперёк сёдел всадников лежали луки с наложенными стрелами. Один из них поднял руку и резко махнул вниз. Просят причалить.
– Пошли, друже, глянем, кто тут командует, – проговорил Стинхо, пробираясь на нос паузка.
– Поздорову вам, гости чужестранные, куда путь держите? – по-славянски, но с чуть резковатым, цокающем акцентом спросил старший, тот самый единственный в десятке бородач. Вежливо спросил, надо отвечать.
– Мы не гости торговые, а честные вои-хоробры, посланники земли Антанской к кону Савирскому.
– И с чем же вы к кону пожаловали, посланники?
– А то кону знать должно, а воям его потребно вежество блюсти да достоинство своего кона хранить.
– Уж не собираешься ль ты, чужеземец, вежеству меня поучать?
– Как можно учёного поучать. Воям неизменно честь блюдущим более вежественными бысть невмочно, – слегка склонил голову Стинхо.
– Х-м-м, – подкрутил усы десятник, – моё имя десятник Атын. А ты кто будешь, чужеземец?
– Моё имя вож Стинхо. А это мой друг и брат вож Черч. Нас вече земли Антанской к савирам отправило с важной вестью.
– Коли так, то плывите. Река дале мелеет, но по стрежню пройдёте. Через поприще сворачивайте в правый приток и ещё через пару поприщ узрите град Савир. Там найдёте и кона, и его советников, и жрецов.
Гребцы оттолкнулись вёслами, стягивая плоское дно паузка с мелководья, и направили судно на стремнину.
Четверо конных с холма наблюдали за полянской весью, прилепившейся к устью Роси. Оттуда доносился шум волнующейся толпы, которая громко галдела и орала на речном берегу. В центре толпы на голову возвышался рослый человек с седыми волосами и густой с проседью бородой. Его руки сзади стягивала верёвка.
– Что-то недоброе поляне затеяли, как мыслишь, Марк?
– А хрен их знает, этих полян. Выходки антов порой трудно понять, а эти не в пример хлеще, – Марк почесал рукоятью кнута висок, – пошли, глянем.
Зверо первым пустил коня вниз по накатанной дороге. За ним, позвякивая оружием и зброей, потянулись остальные.
– Подобру и поздорову вам, огнищане, – гаркнул Марк, наезжая на толпу.
Поляне расступились, пропуская вожа в центр. Марк и Зверо спешились и, кинув уздечки своим воям, направились к небольшой группе в центре. Там двое дюжих парней удерживали высокого и статного ведуна, который помимо роста и длинных седых волос выделялся обилием оберегов и амулетов на шее и десятком разных кисетов, и непонятных штучек, привязанных к поясу. Он гордо держал голову, изредка с презрением поводя плечами, стряхивая грубые руки. Напротив него стояли трое: худощавый старик с жиденькой порослью на голове и с намечающимся горбом, вертлявый тип чёрными сальными волосами и редкой козлиной бородёнкой и дородный, заросший до глаз густым рыжим волосом мужик в просторной рубахе, стянутой поясом под объёмистым брюхом. Последний держал в руке посох. По всему выходило, что эта троица является здешним начальством.
– Я вож Марк из Бусова града. Что тут деется? Что сотворил этот человек?
Горбатый старик махнул рукой. Толстяк кивнул и ответил:
– Я веский вож Алкун, а то старейшина Ктибор, а то здешний калд Бруш. Давеча на Купалу мы призвали энтого ведуна по обычаю жито в бороду Велеса вить. Всё по правде сделали и жрот принесли светлым богам. А ввечор калд Бруш прибежал и указал, елико ведун во зло сделал житу. Жди теперь неурожая. Сход собрали, судим ведуна. Правда антская требует за злодейство утопить в мешке вместе с бродячей собакой, петухом и змеёй. Энтих всех изловили, да мешка подобрать не мочно, больно здоров ведун.
– Лжа всё энто!! – раздался из толпы женский крик, – лжа и навет!!
– А ну, выдь сюда! – крикнул Алкун, – кто там брешет?
– Сам ты брешешь, пузан беспутный, – вперёд вышла статная женщина в тёмных одеждах с распущенными волосами, удерживаемыми ремешком через лоб. На её висках поблёскивали медные колты, а на шее висели амулеты. Когда-то чёрную, а теперь выцветшую накидку, скрепляла большая медная фибула. Длинную рубаху перетягивал тонкий поясок с побрякушками, как у ведуна.
– А, вот и Есмена объявилась, – прохрипел, глядя исподлобья старый горбун.
– То ведьма наша, вож Марк, – пояснил Алкун, – завсегда воду мутит, – и злобно прошептал по нос, – если б люд не целила давно б в реке утопил, паскуду.
– Не слушай их, вож. Пред светлыми богами роту даю: лжа всё энто. Невинного живота хотят лишить! Напраслину возвели. Боги накажут всю весь за сякое злодейство! Не попусти!
Зверо подошёл к связанному ведуну, властным жестом велел парням отойти, потом засапожным ножом рассёк путы. Ведун кивнул ему головой и принялся растирать затёкшие руки. Марк поднял руку:
– Именем светлых богов и правом мне данным, – он показал всем амулет Перуна, – суд здесь совершу. Назовись, ведун.
– Имя моё Даян.
– Совершил ли ты зло, о коем калд толковал?
– Нет. Сделал всё по обычаю. Светлые боги в том свидетели.
– Есть ли тому видоки?
– Есть, есть, – раздалось из толпы, – видели. Всё по обычаю бысть.
– Калд Бруш подойди. Тако ж винишь ведуна?
– Так! Он, он всё уладил, злодей!
– Вож Алкун, твоё слово.
– Сам не зрил сие, лгать не стану.
– Зане слово супротив слова, сиреч бысть божию суду.
Марк повернулся, что-то тихо нашептал одному из своих воев и продолжил:
– Вели принесть глубокий кувшин.
Пока бегали за подходящим сосудом, Марк подошёл к старому горбуну и начал говорить ему на ухо. Тот кивнул головой. Через толпу пробрался парень с большим кувшином в руках. Марк отвернулся, потом накинул на кувшин плащ и поднял руку, требуя тишины:
– В этом сосуде воля светлых богов. Внутрь я положил их знамено, коего надо коснуться. Ежели виновный коснётся, то сразу лютой смертью умрёт. Невинный останется жив и невредим. Даян и Бруш подойдите и под плащом коснитесь знамено богов. Идите живей, я два раза не повторяю!
Ведун первым смело подошёл и сунул руку под плащ в кувшин, улыбнулся и отошёл. Калд Бруш, опасливо озираясь и сильно потея, тоже сунул руку под плащ и вынул её, облегчённо хихикая. Тут мрачнее тучи подошёл старый горбун:
– Кажите руки!
Ведун протянул руку, испачканную углём от головешки, которую Марк незаметно сунул в горшок. Калд Бруш показал чистую руку. Марк произнёс приговор:
– Калд Бруш виновен во лжи и навете, на честного человека, кой живота мог через то лишиться. А значит, он и нарушил обряд. Пусть же тать получит то, что готовил другому. Жил трусом, пусть и сдохнет, как тварь подлая. Во имя светлых богов да будет так.
– А-а-а!! – раздался мерзкий визг калда, и сразу гадостно завоняло, – не на…
Мешок булькнул в воду.
– Благо тебе, вож, – подошёл к Марку ведун Даян и поклонился, – мудр и быстр твой правый суд.
– Слава светлым богам, – ответил Марк, – у меня к вам слово, люди полянские…
Пять дней минуло, как мы зашли в воды Припяти. Поистине, чем медленнее плывёт лодья, тем просторнее земля. Река пересекла всё Полесье и, извиваясь, начала поворачивать к югу, сузилась и помельчала. До Буга оставалось всего-ничего, когда Припять превратилась в речушку и исчезла в большом заболоченном лесу.
Мы вытянули лодью на песчаный берег. Дальше придётся топать посуху. Вернее, пешком, поскольку в бесчисленных здешних низинах ни о какой сухости и речи не шло. Перед тем, как отправиться в дорогу, мы с Роком уединились, недалеко от лодьи отыскали местечко повыше и прикопали наше богатство, накрыв непромокаемые мешки овчиной, берестой и дёрном.
Нагрузившись припасами, зброей и оружием, мы двинулись на юго-запад в сторону Буга. По моим прикидкам с учётом всех обходов до устья Луги, где стоял город Зимно, оставалось не больше пятнадцати вёрст.
Чуть живые от усталости вечером мы вышли к Бугу. Присмотрев место ночёвки вблизи реки на небольшой песчаной луговине, я с большущим облегчением сбросил груз и с наслаждением вытянулся на земле. Нет, братцы, сегодня никаких рассказов и сказок, иначе заместо повествования наслушаетесь токмо отборной брани.
Наскоро устроив на сухом песке лёжку из лапника, зажарили и съели подстреленного Роком кабанчика, завалились спать и продрыхли до рассвета.
Утром в сознание пробились крикливые голоса, и сон враз слетел от пинка под рёбра:
– А ну, не лапай оружье, тати поганые! Лежать и не шевелиться! – орал бородатый мужик в опоясанном наборным боевым поясом пластинчатом доспехе и с коническим шлемом на голове. Я обвёл взглядом окруживших нас пару десятков настороженных воев с нацеленными копьями и поднятыми круглыми щитами. А мы, как пионеры на привале лежали у них под ногами и бестолково моргали глазами. Узнаю, кто стоял на страже, придушу засранца.
Не обращая внимания на грозные окрики и подрагивающее перед лицом острие меча, я поднялся, за мной Рок. Наши дружинные зашевелились, но их запинали ногами и прижали к земле копьями.
– Я кому сказал, лежать, не шевелиться, – и грозный вояка хлестнул меня мечом плашмя. Со звоном меч отскочил от подставленной мной руки. Не обращая внимания на истерику ошалевшего мечника, я обулся и начал надевать зброю и оружие. Рядом Рок спокойно делал то же самое.
Наши полуодетые вои сидели на земле и угрюмо ждали, когда нас с Роком начнут убивать. Ну-ну. Можно, конечно, попробовать, только это очень вредно для здоровья. Умом я понимал, что нельзя сейчас проливать кровь дулебов, не для того мы притащились в этакую даль. Но в данную минуту, мне, разъярённому хамским обращением, было до звезды, что там дальше произойдёт. Я буквально жаждал прибить этого бородатого мудака с мечом.
Видимо, что-то разглядев в моих глазах, совсем офигев от того, что я его не боюсь, мечник слегка секанул меня по плечу. Со звоном меч отскочил. От неожиданности он рубанул со всей дури по моей раскрытой голове. Меч звякнул и переломился. От потрясения и наши, и чужие вояки замерли с разявленными ртами. Тогда я схватил придурка за горло и, едва сдержался, чтобы не сжать пальцы. Тряханул его как следует и с силой швырнул на землю.
– А ну, всем стоять, сучьи выблядки!!! Уроды драные!! Козье дерьмо! Ушлёпки распередолбанные!.. – и хлынул поток нецензурных и препохабнейших выражений.
Выдав солидную порцию матюгов, в которых я с удивлением узнал загибы Александра, я успокоился. Ну, надо же, как матерщина на ум ложится, и запоминать не надо. Гадость, конечно, но помогло. Отпустило. На глазах струхнувших дулебов я поднял за шиворот сомлевшего главаря и встряхнул, приводя в чувство:
– Кто тебя, сукиного сына, учил так обращаться с незнакомыми воями?! Где твоё вежество. Какой пример ты подаёшь своим воям!!
Он быстро приходил в себя, краснел, бледнел, снова краснел, как рак, потом потряс головой, и прямо взглянул на меня:
– Моё имя Барма, вож дружины князя Межамира, а кто вы, чужаки?
– Вот с этого и надо было начинать, а не распускать руки и ноги. Моё имя Бор, вож из Бусова града, послан вечем с важной вестью к князю Межамиру.
– Охти, и беда-а. Ай-яй-яй, лихо то какое, – запричитал Барма, потирая шею, – вот ведь напасть то. Ано ты погодь виноватить то меня, вож Бор, и сам помысли. Давеча наш дозор посекли недалече отседа. Вот и помнилось, что вы те самые тати. О-хо-хо. Ну, попадёшься ты мне, – и он погрозил кулаком кому-то из своих воев, – Тати, тати… Не держи зла, вож Бор. Не иначе навьи проклятые меня попутали.
– Ладно. Без обид. Но впредь не спеши сразу бить по рёбрам спящих воев.
Барма виновато склонил голову, пожал плечами и развёл руками, мол, извини, что уж теперь поделаешь, и напялил слетевший шлем. А я продолжил:
– А проводите ка нас, вои-хоробры, в град Зимно к князю вашему Межамиру.
– Ступайте за нами, тут у берега две наши лодьи пристали, – проговорил Барма, – десяток воев здесь оставлю татей искать, а вы на вёслах места их займёте.
В больших дулебских лодьях на десять пар вёсел мы разместились почти с комфортом.
Через полчаса за излучиной показалась крепость на высоком берегу. Её фундаменты белели камнем, и, в отличие от Бусова града, деревянные стены строители сложили дубовыми брёвнами горизонтально, наподобие кирпичной кладки, порочно связывая ряды поперечинами, а пустоты внутри заполняя бутовым камнем, щебнем и глиной. Крытый поверх позволял защитникам не бояться навесной стрельбы, а толстый слой глины, прикрытой берестой, на кровельных досках защищал от огненных стрел. Очень грамотно построенное сооружение для этого времени.
Особенно мне понравился вход в крепость: длинный защищённый стенами проход вёл между валами налево, вынуждая наступающих врагов либо перекинуть щит на правую ударную руку, либо наступать спиной вперёд. Крутой поворот прохода у ворот не позволял подтащить к воротам мощный таран, а глубокий ров и укреплённый вал с подъёмным мостом с напольной стороны ещё больше усиливали оборону крепости. Снаружи к городищу примыкали предместья, защищённые внешним тыном с частоколом поверху. За тыном виднелись домишки пригородных поселений. К реке спускался огороженный трёхметровой стеной сход, а у причала по краям возвышались две сторожевые башни.
– Вот смотрите, – обратился я к своим воям-хоробрам, – образец настоящей равнинной твердыни, а не тот дырявый забор из жердей на Горе, который вы по ошибке называете крепостью.
Начинающаяся за воротами центральная улица вела к площади. И в отличие от Бусова града на ней находились не одно, а два святилища. И хотя главными богами в Антании считались Сварог и его сыновья Перун, Даждьбог, Хорс, Симаргл и дочь Макошь, здесь на западе на границе со словенскими и венедскими землями особо почитали и Велеса-Триглава. Уж не знаю, что там на небе не поделили Перун и Велес, но из-за этого раздора и славяне разругались нешуточно. И подозреваю, что и в 21 веке именно из-за той, канувшей во мрак тысячелетий вражды, никак не могут договориться восточные и западные славяне.
В центре стоящего слева святилища Велеса рос тысячелетний дуб, рядом с которым стояли три изваяния: Велеса Лады и Лели. Просторное требище говорило о сотнях паломников, приходящих к своему богу. Справа через дорогу находилось не менее значимое святилище Сварога и его детей. К каждому из двух капищ примыкали небольшие хормы. За ними раскинулась городская площадь, в конце которой возвышался терем князя, образующий со святилищами сакральный треугольник. По здешней моде терем возводился в три этажа, или по-здешнему – жилья. Над нижним каменным этажом-подклетом находился основной бревенчатый этаж-палаты. С выходящего на площадь просторного, покрытого тесовой крышей крыльца вниз вела дюжина ступеней широкой лестницы, а в стороны от крыльца отходили крытые галереи или по-местному крылья-гульбища. Над палатами третий этаж-светлица выделялся рядом резных окошек со ставнями. Завершался терем коньком двускатной крыши, украшенной деревянной рогатой головой вола.
Не доходя до площади, воевода сразу повёл меня налево к святилищу Велеса. На мой вопрос, почему не к князю, Барма ответил уклончиво:
– Так надо.
Я понял, что он повёл нас к волхвам, проверить на вшивость и на скрытые замыслы. Видно в этом городе волхвы помимо всего прочего ещё и выполняли работу контрразведчиков или особистов. Если обнаружат подсыла, то сами на месте его и прикончат небесным огнём, или ножом в бок, или что там у них ещё убойного в арсенале припрятано.
У входа в капище нас с Роком и дружинными воями поджидали три волхва. Видать, Барма заранее отправил посыльного. Перед нами стояли седые старики с бородищами ниже пояса, в белых длинных рубахах, перетянутых ремешками онучах и лыковых лаптях. Плетёные ремешки через лоб удерживали длинные волосы. На шеях и поясах висели амулеты. В руках они держали чёрные от времени посохи, похожие на тот, что я добыл в лесу на Купалу. Я невольно бросил взгляд на дружинника, что нёс завёрнутый в холстину кусок странного корня. Кстати, надо будет отдать волхвам эту палку, может и сгодится им для таинств-ритуалов.
Воевода низко поклонился, коснувшись рукой земли:
– Слава светлым богам, великие волхвы. Ныне привёл я посланников из Бусова града. Бают, важную весть принесли.
Волхвы кивнули головами и все трое уставились на нас. Пронзительные взгляды ярых глаз могли бы смутить кого угодно, но не меня, дважды прошедшего Запределье. Их попытки подавить нашу с Роком волю меня даже позабавили. Рок тоже чуть кривил губы, а вот наши вои-хоробры преклонили колени и склонили головы.
– Пошто явились вы к нам, чужаки из далёкого далеча, а может из нави, ибо наше небо и земля не знают вас? – проговорил один из волхвов, потом вгляделся в мои глаза и отшатнулся, подняв посох. Оба других волхва заволновались, обратили на меня пристальное внимание и принялись в воздухе чертить символы защитных рун. Пора вмешаться, иначе они сейчас начнут гонять чертей и нас вместе с ними.
– Слава светлым богам. Слава Велесу, Ладе и Леле. Слава Сварожичам. Прибыли мы издалеча с восхода по воле богов, грозную спешную весть принесли. А ноне вече нас отрядило к светлому князю. Молвить дозвольте?
– Говори человек не от мира сего, – глухо проговорил волхв и прочертил посохом оборонительный круг-наузу.
В который раз я поведал волхвам о предстоящем нашествии аваров, о начавшейся мобилизации племён Антании, о посольстве к савирам и сарматам. Они внимательно слушали, но вели себя откровенно неприязненно. Волхвы явно почуяли присутствие неизвестных и непонятных им сил, и сразу защитились стеной отчуждения. Начав злиться на непомерную спесь этих длиннобородых козлов, я сдержался от грубости и закончил просьбой допустить до светлого князя. Но, нарушая все правила вежества, они высокомерно молчали. Ну, рожи бородатые, отходить бы вас вашими же посохами, чтобы не брали на себя слишком многое. Дай боги мне терпения и выдержки. Ладно, истуканы мутные, сейчас и я вас удивлю:
– А и недобро посланцев вы привечаете, Велеса слуги. Ано зла не держу, ибо дело великое вручено нам. И по завету богов наших Сварожичей отвечу добром на злую досаду. А посему примите дар от меня. В ночь на Купалу явилось мне цветущее древо и часть себя отдало.
Я взял у дружинника свёрток, размотал холстину, вытащил обрубок корня и протянул его волхвам. Всё, что потом произошло, повергло меня в изумление и резко поколебало мой врождённый атеизм.
В моих руках по извивам поверхности корня побежали яркие искорки. В таком же ритме, но значительно слабее начали пробегать едва заметные искры света по посохам волхвов. Со стороны святилища раздался протяжный звук, словно кто-то тронул басовую струну.
Волхвам будто ноги подсекли. Они рухнули на колени, вытянув вперёд руки, оставив меня в дурацком положении. Трепещущие старики, бормоча какие-то заклятья или молитвы, несколько раз коснулись лбами земли и, опираясь на посохи, поднялись, сбившись в кучку. Придя в себя, они жестами пригласили нас вдвоём с Роком следовать за ними в святая святых к жертвеннику, куда позволено входить только волхвам.
– Великое чудо явил ты, человек из иного мира. Уж две сотни лет не зрила явь светлое Древо Велеса. И вот ныне часть его тут. Ведаешь ли, что держишь в руках? Бог наш Велес Древо Жизни взрастил в начале времён, и от него пошла жизнь на земле. Время от времени бросает семя оно, и прорастают новые Древа, и раз в две-три сотни лет светом цветут. Мало кто из смертных достоин узреть Велеса Древа, и тем паче не всякому из узревших позволят они взять часть от себя. Посох, что ты принёс, силу имеет великую, но лишь избранный может её разбудить. И не в нужных словах выбора судь, а в самом человеке и в Велеса воле. Вот этим посохам почесть уже много веков, и они также взяты от Велеса Древ. И мы рады безмерно дар твой принять.
Волхв протянул руку и взял новый посох, но тот сразу погас, а в святилище опять прозвучала басовая струна. От удивления волхв издал неясный горловой звук. Оба других волхва по очереди осторожно брали посох в руки. Но тот будто заснул. Волхвы посовещались голова к голове, потом первый старик протянул посох мне, внимательно глядя на его реакцию. Я взял посох, и по нему опять побежали огоньки, а в святилище третий раз прозвучала басовая струна. Тогда волхвы окружили меня и подвели к идолу Велеса.
– Велес ныне сам тебе сей посох вручил освятить. То знамено, что вы истые вестники богов, и исты слова твои, або земле нашей беда грозит. А то, что прияли вас без привета, то вину признаём и винимся, не обессудь.
От всего происходящего я совсем ошалел, не говоря уже о Роке. Между тем волхвы зачерпнули серебряной чашей воды из каменной ёмкости в центре святилища. Потом каждый достал веточку с тремя сучками в виде трезубца, и по очереди принялись чертить ими по воде руны заклятий. А мне велели воткнуть посох в землю у ног идола Велеса и держать его вертикально пока они обливали посох заговорённой водой и произносили отрывистые фразы на непонятном языке. И опять по поверхности начали бегать огоньки. Волхвы поклонились идолу и повели нас в терем князя.
В состоянии лёгкого замешательства от непонятных событий, я топал за местными святошами. За мной шёл Рок, за нами наши дружинники, а следом волновалась толпа горожан. Вот же вляпался. Хотел просто приехать и с князем потолковать, так нет же, угораздило этот корень в лесу отыскать и сюда приволочь. А всё Фил виноват. «Пошли посмотрим, пошли посмотрим». У-у-у, провокатор, в такое дерьмище втянул. В ответ в голове раздалось довольное хмыканье.
Едва волхвы приблизились к терему, на крыльцо вышел сам Межамир, и за ним чуть позади встали ещё двое, очень похожие на него, один помоложе, а другой постарше. Перед ними нижнюю ступень крыльца заняли дружинные вои во главе с Бармой. Волхвы поклонились князю и, оперевшись на посохи, стали по очереди говорить, потом ещё раз поклонились и отошли в сторону.
Ситуация со всеми мистическими наворотами из обычного посольства начала приобретать гротескный оттенок, и я всем нутром почувствовал, что, пока дело не дошло до объявления меня двоюродным братом самого Велеса, нужно срочно переводить стрелки на практические рельсы.
«Фил, что-то ты притаился, чуешь поди, что поднагадил?». «Попрошу без намёков и оскорблений. Я честный принцип». «Видишь, во что обернулся наш поход в лес? «Чую силу», – передразнил я его, – сходили, палку светящуюся притащили, и что нам делать теперь?». «Не вижу причин расстраиваться, – проговорил в голове вкрадчивый голос, – наоборот, не исключаю, что именно этот артефакт может помочь в вашем деле». «А я чувствую, что напротив он нагрузит проблемами». «Посмотрите на этого человека, его сам Велес выбрал, а он кочевряжится». «Знать бы кто такой этот Велес. Деми знаю, тебя знаю, троицу в Запределье тоже, а его нет». «Не дрейфь. Действуй спокойно, вож Бор».
С посохом в руке я приблизился к крыльцу, волхвы расступились, а вои разошлись в стороны. Пока шёл к Межамиру, я его разглядел. Высокий человек благородного вида, нормального телосложения, с большими стального цвета усталыми глазами, складкой озабоченности между бровей, ухоженными русой бородой, усами и длинными чуть вьющимися волосами на голове, схваченными узким золотым обручем. Богатая одежда всех оттенков красного, золотые гривна, пояс и браслеты, и весь его вид говорили, что он избранник. Он переводил взгляд то на меня, то на Рока, то на посох, потом поднял глаза и с достоинством произнёс:
– Рад видеть вестников веча антского из Бусова града. Испейте мёду с дороги, – он чуть мотнул головой, и две статные девицы с поклоном поднесли нам чаши с напитком. Я выпил и перевернул чашу, стряхивая последние капли в дар духам сего дома. Рок сделал то же самое. – Проходите в терем, вестники антов.
В просторной горнице три стоящие в ряд мощные опорные столба подпирали тёмный потолок. В дальнем конце на ступенчатом подиуме возвышалось массивное резное кресло с подлокотниками, без спинки, покрытое белым мехом. Вдоль всех стен по обычаю стояли лавки, здесь – ровные и украшенные резьбой.
Князь уселся на трон, по бокам встали те же двое, а у подножия возвышения – вои с копьями и щитами. Все остальные, включая волхвов и нас, замерли напротив престола.
– Како весть вы принесли из Бусова града?
Я представился и представил Рока, и в двадцатый раз во всех подробностях и со всеми страстями принялся рассказывать об ужасах аварского вторжения. Неожиданно для меня князь отнёсся к вести очень серьёзно. И я понял почему. В случае возникновения реальной угрозы его первым принесут в жертву богам. Он поднялся на ноги, спустился вниз и принялся задумчиво ходить по горнице. Потом он встал напротив меня, внимательно оглядел посох:
– Тот самый?
– Тот, – я кивнул в ответ.
– И како же нам бысть?
– То речь долгая, такую беду с наскока не одолеть. Надобно совет держать.
– Ясно, – он вернулся на княжий трон и махнул рукой всем присутствующим, – на том покуда покончим. Ступайте. Отец, брат проводите вестников в мои покои.
В ожидании князя мы с Роком осмотрелись в его апартаментах. Они отличались монументальностью и не отличались изысканностью. Бросались в глаза необычно толстые брёвна стен и широченные выскобленные плахи пола. В квадратных окнах со ставнями крестовидные рамы были затянуты бычьими пузырями. По традиции и тут к стенам примыкали широкие лавки. В глубине стоял большой резной стул, вернее кресло с подлокотниками и спинкой, явно византийской работы. За натянутым от потолка до пола пологом из бледно-синей ткани просматривалось ложе. Справа к креслу вплотную примыкал низкий столик с парой бронзовых подсвечников с восковыми свечами. Рядом с ними поблёскивали серебром пузатый кувшин и три чаши. Слева от кресла на теноге темнела пустая медная жаровня. Дальше у стены виднелся полукруглый зев печи на низком поду и примыкающий к ней подиум с фигурками божеств и сакральными предметами.
Старший из спутников Межамира оказался его отцом со странным именем Идаризий, а младшего брата князя звали Кологаст. В разговоре выяснилось, что их призвали на княжение от уличей с берегов Днестра, где их род считался сильнейшим и славным. Свои истинные имена они по обычаю утаили, а известные имена, вернее прозвища, имели местное происхождение: Идаризий – «весьма (вычурно) одетый», Кологаст – «сколотский гость (пришедший от сколотов)», Межамир – «(хранящий) рубежи страны».
Оба родича Межамира ясно осознавали трагичность участи сакрального князя и чуяли близость предстоящей беды, но они ничего не могли поделать, ведь судьбу Межамира от рождения определил небесный знак-тамга на его плече. Обречённый на смерть Межамир никак не мог избежать незавидного конца, ведь даже при самых благополучных обстоятельствах объявленный жрецами срок его 12-летнего правления скоро подходил к концу, а тут ещё и угроза нашествия.
Когда в горницу вошёл князь и тяжело опустился в кресло, я, отбросив всякое цветастое словоблудие, сразу перешёл к делу:
– Светлый князь, позволь избавить тебя от праздных слов, ибо положение Антании вельми бедовое, поскольку ни её народ, ни вожи, ни жрецы не готовы к большой войне, которая потребует тяжких усилий.
– Я достойно приму судьбу и сотворю то, что от меня потребно, – уныло сказал князь, и его лицо окаменело и нахмурилось. – Завтра же биричи понесут злую весть в грады и веси дулебов, словен, уличей и тиверцев.
