Олег Механик
Осколок белого бумеранга
13
Я чувствовал те изменения, которые происходили со мной после наших ночных посиделок. Они были не явными, и я даже не мог понять, что конкретно изменилось. Изменялось как будто всё и сразу и в лучшую сторону. Теперь я уже не ожидал неприятностей и подвохов от жизни. Впереди было лето. Оно только наступало, тёплое, солнечное, длинное, разноцветное и ароматное, оно набирало силу и цвет, и нельзя было даже вообразить, что оно может когда – нибудь кончиться.
Мы ценили каждый день этого лета и проводили их бесшабашно и весело. Мы просыпались, когда придётся, завтракали, если придётся и покидали бункер, направляясь, куда придётся. Уже в дороге придумывалось, куда мы сегодня направимся. Длинный говорил, что не интересно что-то планировать заранее, что спонтанная идея, родившаяся в настоящий момент, гораздо живее и ярче. Он говорил, что нужно жить сегодняшним днём и даже продуктов покупал только на день вперёд.
– До завтра ещё дожить надо, чтобы просто так деньги тратить. – ворчал он, когда мы в очередной раз выходили из магазина.
– Чё же ты тушняк и макароны ящиками хранишь на несколько лет вперёд? – пытался я его поддеть, зная, что всё равно выкрутится.
– Это стратегический запас на случай ядерной войны. Ни чё ты, дурик, не понимаешь… – отшучивался он.
Каждый день новое место, каждый день новые впечатления, каждый день новые знакомства. Это было нашим девизом. Трудно вспомнить все места в этом городе, где мы побывали, проще было найти те серые дыры, куда мы с моим другом не сунули свои носы тем летом. Мы не пропускали ни одного футбольного матча, и нас знал каждый уважающий себя фанат в этом городе, мы были на всех без разбора концертах, которые проходили в городе летом. Мы шли на всех будь то Басков, Киркоров, или группа Ронетки, мы проникали в городскую филармонию, на стадион и в драмтеатр и всюду абсолютно бесплатно. Волшебное «Кыс – кыс – кыс» никто не отменял. Мы ходили на турниры по дзюдо, самбо, боксу значимые и не значимые, нам было всё одно, городские это соревнования, федеральные или уровня состязания спортивных школ. Нас тянуло на любое шумное весёлое сборище. Мы бывали на всех ярмарках, распродажах, во всех торговых центрах, на рынках. Нам было интересно находиться среди людской массы, которая питала нас своей энергией. Не было дня, чтобы мы не обзавелись очередными хорошими знакомыми. Мы знали, что пухлый армянин по имени Вардан, всегда накормит нас шашлыком из молодой баранины, если мы появимся на Ленинском рынке, что весёлые айзеры Керим, Ильшат и Алишер, наберут нам полный пакет овощей и фруктов, если мы придём в овощной на Привозе; седая и интеллигентная бабуля Любовь Михайловна скажет нам «мальчишки, только быстро», если мы появимся на входе Филармонии, а другая бабушка по имени Елизавета Матвеевна, всегда пропустит нас в Драмтеатр, а если будет не её смена, то это сделает Анна Борисовна. Красномордый Воха в своей неизменной жёлтой бейсболке всегда придержит нам наши места на трибунах на третьем ряду с краю, если будет интересный матч.
И конечно же бары и закусочные. Они все были к нашим услугам. В Пирожковой дядя Паша всегда вытащит из подсобки наш пластиковый столик и нальёт по огромной кружке неразведённого пива; в «Нептуне», молоденький и худой как велосипед бармен Илья, выскочит из-за стойки, поможет нам усесться на высокие стулья и в первую очередь как всегда нальёт по высокому стакану «Кровавой Мэри»; в «Кристалле» Арарат фирменно звонко щёлкнет длинными пальцами, и прокатит по длинной стойке два пухлых стакана с вискарём. В «Сибирских зорях» усатый в белом фартуке Миша и его блинчики, в «Мимино» долма от Дато, в «Руси» жгучая брюнетка Жанночка, от которой не уйдёшь голодным, в «Востоке» Маринка, или Инга, в «Колосе» Степан, в пельменной на Республике Елизавета Фёдоровна с её фирменным соусом.
Город стал для нас уютным домом, в стенах которого комфортно и не страшно, доброй заботливой мамкой, которая никогда не оставит своё чадо голодным и не ухоженным, любимой женщиной, которая щедро делится с тобой своими прелестями, каждый раз открывая новую интимную часть.
Мы возвращались в своё логово за полночь, для того чтобы забыться на несколько часов и, едва продрав глаза, снова нырять в пучину города.
Наш график был свободным и спонтанным, и всё-таки было в нём несколько обязательных пунктов. Вторник, суббота – баня, четверг – Ассоциация, в среду с утра я ходил домой к своим. Мать говорила, что я стал совсем как беспризорник, но по ней было видно, что она видит по мне, что всё хорошо как никогда. Мало того, что я не висел у них на шее, а ещё нет – нет да и подкидывал деньжонок, ещё тех, что остались после работы с Фондом. Ложкой дёгтя был недуг отца, но здесь, как говорила мать «мы прекрасно справляемся…».
Периодически нас доставал Антон. В промежутках между собраниями Ассоциации, где он вцеплялся в нас мёртвой хваткой, он пытался названивать на телефон, который сам же нам подогнал. К его несчастью мы никогда не брали его с собой и очень редко заряжали. Антон говорил, что пора работать, он требовал от нас активной деятельности, он пытался нас укорять и давить на нашу сознательность, ноя о том, что мы заваливаем так успешно начатое дело. Длинный отмахивался и кормил его завтраками, мол старых клиентов обходить ещё рано и нужно выждать ещё хотя бы месяц. На самом деле Длинному было неинтересно. Он признавался мне, что не любит жёстких графиков, режимов, расписаний, повторяющихся мероприятий. «Повтор – это начало конца» – не уставал говорить он. Ему всегда хотелось чего – то нового, ему не нравилась проторенная дорога, он предпочитал продираться через дебри. Распознав в нём эту черту, находчивый Антон всё таки придумал, как пробудить интерес Длинного к работе. Он предложил нам съездить с ним в Ё-бург . Там его сослуживец был при каких – то непонятных делах, но, по словам Антона, обещал посодействовать тому, чтобы мы смогли заработать для фонда на чужой территории. Обещания были непонятные, расплывчатые, тем более пересказанные Антоном, поэтому затея представлялась не больше, чем авантюрной, но именно это и взбодрило моего друга. Немного поломавшись перед Антоном для виду, в конце концов, он согласился поехать.
– Командировочные, гостишка и хавчик с тебя, – сказал он Антону, которому не хватало только его рыжего лисьего хвостика, для того, чтобы он завилял.
14
В Ё-бург ехали на электричке, которая преодолевала расстояние в три сотни километров более восьми часов, кланяясь каждому столбу и пеньку в лесу. Поселились недалеко от вокзала, в какой-то замызганной общаге, видимо оставленной на каникулы студентами и теперь сдаваемой под гостиницу. Так называемый трёхместный номер больше походил на тюремную камеру. Три кровати вдоль обшарпанных выкрашенных в синий цвет стен, стол, на трёх с половиной ножках и тумбочка, на которой когда – то стоял телевизор, составляли все удобства номера. Кухня с загаженной плитой и загаженный туалет были отдельно на другой стороне узкого коридора, застеленного дубовым рваным линолеумом. И слава богу!
– Тоха, я смотрю ты несильно заморочился с расходами на командировку. – Смеялся Длинный, раскачиваясь на скрипучих пружинах кровати, на которую лихо запрыгнул с коляски. – Мне даже страшно вообразить, чем ты нас собираешься кормить.
– Ладно тебе, Славик! Чем тебе комната не нравится? И в худших условиях бывали, вполне себе спартанская обстановка. – Антон безнадёжно пытался открыть залепленное ещё на зиму окно. – А на счёт хавки: хотите бичпакетов заварим, я с собой взял да и кипятильник есть. Можно кафеху поблизости поискать, только не на вокзале, тут всё в три дорога.
– Нет, Тоха, бичпакеты ты сам жри. Мы их дома наелись. Стоило ради них триста вёрст пилить. – Длинный словно ребёнок прыгал на пружинистой кровати, так, что она в любой момент была готова слететь с душек и сложиться как раскладушка. – И кафе надо искать не по принципу, что подешевле, а что вкуснее и безопаснее для здоровья. Антон, я скажу, ты так себе продюсер.
– Да уж, блядь, не Барри Алибасов. – шипел Антон под мой хохот. – Да и вы не группа «На – на».
– Нет мы не группа «На – На» мы группа «Дай – Дай» и у нас есть свой райдер. – Длинный взлетал до самого потолка под жалобный скрип кровати.
– Это что ещё за хренотень? – нахмурился Антон. – Слава перестань мебель портить!
– Это такой перечень требований, который артист предъявляет, когда едет на гастроли. К примеру, говорит, жить буду только в пятизвёздочных отелях и жрать только в ресторанах где есть повар итальянец.
– Хорошо, парни! Будете зарабатывать как те звёзды, тогда в любой ресторан, какой захотите, а пока…
– Ну, тогда ведь мы и продюсера другого найдём. – Длинный наконец упал на спину и тут же задымил папиросой.
– Зря ты так, Слава! Я к вам со всей душой, а ты меня всё подъебнуть хочешь. – Антон свинтил крышку с недопитой им в электричке бутылки русской, сделал несколько глотков, и, поперхнувшись, долго занюхивал локтём.
– Всё Антон, больше не буду! – Длинный сомкнул ладони, словно фараон на фреске. – Я не знал, что у тебя такая ранимая психика. Ну правда…хорош обижаться. – Кричал он отвернувшемуся к грязному окну Антону.
– Обижается знаешь кто? – Антон повернулся, и на лице у него уже сияла улыбка, разбуженная ударившими в голову парами алкоголя.
– Вот это правильно! Ну, мы жрать то идём, или как?
Встреча с приятелем Антона состоялась этим же вечером в центре города. Местом встречи была назначена рюмочная, находящаяся в подвальном помещении старого, но очень надёжно построенного здания в центре города.
Антон помог нам спуститься по невероятно крутым и высоким ступеням в подвал, где за массивной деревянной дверью нас ожидало небольшое квадратное помещение, в котором дым стоял столбом. Мы расположились за липким от вековой грязи деревянным столом недалеко от входа, а после уже осмотрели всё помещение бара. Здесь было пять столов вместе с нашим, три из которых были заняты шумными пьяными компаниями. Контингент был что-то между уже не уголовники, но ещё не бомжи. Веселящиеся издавали столько шума, словно их было не пятнадцать, а сто пятьдесят человек. Баба в грязном синем переднике болтающаяся между столами видимо была официанткой.
– Что желаете, мальчики? – спросила она хриплым басом.
– Бутылку водки, четыре пива и…закусить есть чего? – спросил Антон.
– Пельмени есть, чебуреки… – пробасила тётка.
– Не надо ничего, – сказал Антон, посмотрев на наши сморщенные лица. – Томатный сок есть? Вот его графинчик принеси, красавица.
– Вроде город большой, красивый, а ты нас всё по каким – то гадюшникам таскаешь, – пробурчал Длинный, глядя вслед удаляющейся красавице.
– Слава, не начинай, – Антон погрозил Длинному пальцем, и тут же оживился, глядя в сторону входа. – Какие люди!
Коренастый мужичёк в спортивном костюме красного с белым оттенков, с короткостриженной крупной седой головой, крепко сидящей на короткой бычей шее, развязанной танцующей походкой подплывал к нашему столу.
– Чижик, сколько лет, сколько зим! – прогрохотал он густым баритоном и обхватил Антона длинными как у орангутанга ручищами. Пока однополчане, тискали друг друга в объятиях хлопая по спинам, словно пытаясь выбить из товарища вековую пыль, Длинный заговорщицки улыбаясь толкал меня в бок.
– Чижик! – он ухмылялся, стреляя глазами в Антона.
Потом мужик поздоровался с нами. Рукопожатия были настолько крепкими, словно он хотел проверить, сможет ли с одного раза вывихнуть нам запястья и сломать лучевые кости. Наши кости оказались крепкими, но такое агрессивное приветствие меня почему – то напрягало, судя по раскрасневшемуся лицу Длинного, его тоже.
А дальше началось. Битый час за нашим столом можно было слышать только баритон мужика, назвавшего себя Иваном. Сначала он вспоминал, видимо самые яркие моменты службы в Афгане. Антону в этих воспоминаниях отводилась довольно незначительная роль, но при каждом упоминании о нём Иван снисходительно хлопал друга по загривку. Потом пошёл рассказ о трудной обстановке, сложившейся в городе. Иван, не забывая каждые пять минут наполнять стопки, рассказывал про беспредел уходящих девяностых, про тех кого завалили, или следовало бы, так же про тех кого посадили, кто уже отсидел, и про тех, с кем сидел он сам . Оказывается, его бурные приключения не ограничивались одной службой. Впечатления последних десяти лет по яркости затмевали Афган. Слушая Ивана, я ощущал себя студентом, прослушивающим краткий вводный курс по новейшей истории криминального мира Ё-бург а. Уралмашевские, малышевские, пионеры, сортировщики, Кирпичи, Батоны, Ёжики, смешивались и наводили сумбур в голове. Вместе с сумбуром росла тревога и неприятное ощущение, что мы попали куда-то не туда. Судя по печальному виду Длинного таращившегося в пустую кружку из под пива он был тоже не в восторге от встречи. Мы ждали, когда Иван перейдёт к делу, но он продолжал одну за другой рожать кровавые истории.
В один из редких моментов, когда Иван закончив одну историю, набирал в лёгкие воздуха чтобы на получасовом выдохе рассказывать очередную, Длинный решил вбить клин в это непрерывное повествование.
– Это всё очень интересно! – он добродушно улыбнулся Ивану, который словно пробудился ото сна, услышав посторонний голос. – Дело в том, что у нас не так много времени. Мы тоже со своими парнями сегодня встретиться хотели, поэтому, можно услышать, в чём суть дела?
– Дела? – удивился Иван, словно мы притащились за триста километров только для того, чтобы выпить водки с хорошим человеком и послушать его байки. – А, ну да…
Чтобы перейти от болтовни к делу, Ивану потребовалось выпить и закурить, только после этого он смог начать.
Судя по туманному, витиеватому изложению сути вопроса, практика давалась Ивану гораздо хуже, чем теория. Всё же со временем мы поняли, о чём идёт речь. Во времена своей бурной деятельности, ещё до своей отсидки и до развала банды, большую часть которой была потеряна убитыми, Иван имел довольно обширную клиентскую базу. Эта база содержала список жирных клиентов, цеховиков, торговцев, банкиров, которых они нещадно доили в девяностые. К настоящему моменту база значительно исхудала, и от неё остались ножки да рожки. кто-то из клиентов обанкротился, кто-то просто ушёл с рынка, не выдержав дефолта, кто-то погиб, или даже сел. В эти времена не было страховки ни от каких превратностей судьбы. Итак из всей базы остались всего трое. Эти трое оказались самыми живучими и сейчас из цеховиков превратились в руководителей довольно таки крупных и успешных бизнесов. Вот этих троих Иван и хотел пощипать по старой дружбе. Дело в том, что он не мог заявиться к ним как в старые добрые времена. Девяностые закончились, малиновые пиджаки уже не в моде, да и от всей страшной банды остался он один. Сейчас он хотел предстать перед ними в новом амплуа, как учредитель фонда воинов – интернационалистов.
– А мы тебе для чего нужны? Как бесплатная декорация? Для этой цели можно было и в Ё-бург е кучу инвалидов найти. – Строгим тоном и прямым взглядом в глаза Ивану, Длинный выровнял чаши весов. Теперь Иван перестал быть хозяином, единственным актёром в театре.
– Ну чё вы так то, пацаны? – Иван растерянно поглядел на Антона, а тот робко пожал плечами. – Антон мне вас как деловых представил, сказал, что вы чёрта лысого разговорите. Это не вы декорацией у меня будете, а я у вас. Я буду просто прикрытием вам. Кто его знает, вдруг они с кем – то связаны из интернационалистов здесь. Времени то много прошло, а союзы здесь очень серьёзные. Если чё, от вас мокрое место могут оставить, за то, что на чужую территорию залезли. А я такие вещи на раз просекаю. Клиенты жирные, велись всегда хорошо, мы с них можем прилично откусить. Если всё получается, делим пятьдесят на пятьдесят и вы быстро под моим контролем убираетесь из города.
– Чё то у меня появилось желание сделать это прямо сейчас, – поморщился Длинный.
Иван снова уставился на Антона. «Кого ты притащил?» – читалось в его взгляде.
– Парни, вы чего боитесь? Не ссыте, я вас в обиду не дам. Вон Антоха меня знает!
– Мы с братом ничего не боимся! – Длинный закинул руку мне на плечо. – Просто не нравится сама постановка. Зачем мы нужны, если там будешь ты. Опять же зачем нужен ты, если там будем мы. Давай так…мы пойдём вдвоём, нам даже Антон не нужен. С тебя адреса клиентов. В случае выигрыша тридцать процентов твои. Согласен?
Длинный протянул руку через стол. Иван, на удивление быстро встретил рукопожатие. Хотя, чему тут удивляться. «Кыс – кыс» – всегда работало безотказно.
15
Основная часть вопроса была решена. Иван сказал, что завтра с утра заедет за нами в общагу (у него в отличии от Антона не повернулся язык назвать этот гадюшник гостиницей).
Однополчане остались в баре, продолжая отмечать встречу, а мы с Длинным решили прогуляться по городу, благо находились в самом его центре. Мы выперлись на огромный проспект Ленина и катались по нему, глазея по сторонам. Город действительно был не чета нашему, большой, живой, многолюдный, с широченными улицами и дополнительными трамвайными путями. Пройдя весь проспект с верху до низу мы спустились на покрытую брусчаткой набережную. Я тоскливо вздыхал провожая глазами, то и дело проходящих мимо красивых девчонок в обтягивающих стройные ножки брюках, или миниюбках. Длинный, с виду не страдавший подобной паранойей, смотрел сквозь толстые прутья кованной ограды на плывущие по реке катера, доедая эскимо с которым я покончил гораздо раньше него.
Мне не давало покоя предстоящее дело, на которое мы подписались, и я решил ещё раз поговорить об этом с Длинным.
– Может откажемся, пока не поздно? Чё то мне этот гусь не понравился. Не хочется для какого-то бандоса деньги зарабатывать. Да и опасно это всё. Тут интернационалисты очень серьёзные, небось видел в криминальных новостях.
– Этот гусь ничем не лучше нашего Чижика. С ним – то мы работали и совесть нас не мучила.
Я не сразу понял, о каком Чижике, говорит Длинный, и улыбнулся, когда наконец-то дошло.
– А на счёт денег , так мы для себя работаем и ни для кого больше. Если попутно с этого получат Антоха, Ванька этот и кое – кто из наших пацанов, не вижу в этом ничего плохого. Что касается риска…так это для меня основной мотив, чтобы жизнь острее чувствовать. Вот ты как себя ощущал после того, как с парашютом прыгнул?
Я поднял к верху большой палец.
– Вот, а я никак…Для меня это был опыт повторённый в двадцатый раз. Здесь есть что-то новое, город хотя бы, люди будут новые. Я бы и риском это не назвал, но хоть немного взбодрит. А ты, Санёк, очкуешь что ли?
– Не очкую, но немного волнуюсь за завтрашний день, да и тип этот из головы не выходит.
– Забей Саня! Никогда не думай сегодня о том, что будет завтра, а приняв решение, забудь о других вариантах. – Длинный сказал эту фразу выразительно с апломбом, словно его речь снимали на камеру, для показа по телику. В сущности, так оно и было. Он знал, что сейчас я пишу всё это на свою плёнку, которую буду периодически просматривать в течение всей своей жизни.
Первым нашим клиентом оказался директор большой сети кондитерских. Мы добрались до его кабинета точно тем же проверенным способом, как и делали это у себя в городе, не прибегая к помощи Ивана.
Сухощавый, по простецки одетый в серый пиджак и джинсы директор совсем не смотрелся на огромном кресле, отделанном белой кожей. Казалось, что случайный человек просто присел на трон большого господина пока того нет на месте. Он недоверчиво обшаривал нас розовыми острыми глазками. На своём веку этот пожилой мужик повидал много всяких ходоков, среди которых были и такие как наш давешний знакомый Иван. Он выставил вперёд маленький пальчик одетый в обручальное кольцо, мол подождите, я сейчас, а потом этим же пальчиком нажал на красную кнопку большого аппарата на столе.
– Светочка, я освобожусь минут через десять. Пусть ко мне Любовь Ивановна и Сидоров зайдут!
– Хорошо, Михаил Петрович! – ответил аппарат приятным женским голоском.
Оценивая тактичность директора, намекающего на то, что у нас совсем немного времени, а так же его напряжённость и усталый взгляд, я был почти уверен, что мы близки к провалу.
Длинный тоже понял намёк директора и пошёл по самому короткому пути.
– Михаил Петрович, я вижу, что вы человек занятой, поэтому перейдём сразу к делу. Буду откровенным, мы пришли просить у вас денег.
Длинный замолчал и, как бы извиняясь, развёл руками. Я был обескуражен таким вступлением. Мне показалось, что мой друг намеренно нарывается на отказ и досрочное завершение разговора. Опять мне показалось.
Каменное лицо директора вдруг ожило и потекло в улыбке, обнаруживающей симпатичные ямочки на его щеках.
– Вот так вот значит? Признаюсь, так ещё никто не начинал, хотя очень многие приходят сюда именно с этой целью. Ну что ж, спасибо за откровенность и за экономию времени от ненужных прелюдий. – директор ещё раз хмыкнул и хитро посмотрел на Длинного, словно прицениваясь к нему.
– Давайте я отплачу вам за откровенность откровенным вопросом. А с какой стати я должен давать вам денег?
– Ну раз уж мы начали откровенный разговор, то и продолжим в том же духе. Объективных причин почти нет. Во – первых: вы нас впервые видите, а то, что мы в инвалидных колясках не даёт нам права попрошайничать в высоких кабинетах. Во – вторых: мы не из вашего города, а представляем маленькое сообщество ветеранов из Тюмени, коих в Ё-бург е достаточное количество.
– Эко вас занесло, парни. Да уж точно, говорите так, что прямо не за что зацепиться, ну всё равно уже заинтриговали. – Директор положил голову на кулаки, чуть подавшись вперёд, а Длинный тем временем продолжил.
– Как я сказал организация небольшая всего сто шестьдесят человек. Совсем недавно решили создать фонд для помощи парням, которые нуждаются больше всего. В Тюмени собрали больше трёхсот тысяч, и почти все деньги ушли на помощь со здоровьем и на решение жилищных вопросов. Там мы обошли почти сто организаций. Помогали кто как мог, но живые конторы к сожалению закончились поэтому заехали в соседний город. А почему бы и нет?
Длинный говорил короткими предложениями, без эмоциональной окраски, словно рапортовал.
– Фонд нигде не зарегистрирован, учредительных и отчётных документов нет. – Он продолжал усиленно топить, наше предприятие, на что директор тяжело вздохнул и развел руками, мол, на что же вы надеетесь?
– Вот прямо так, на честном слове и держитесь? И дают? – сощурившись ухмылялся он на Длинного.
– кто-то даёт, кто-то нет, но мы и не обижаемся. – Здесь Длинный намеренно слукавил, ведь нам ещё никто не отказывал.
– А на счёт честного слова, то это в нашем деле самая лучшая расписка. Зачем давать деньги тем, кому не веришь, пусть они даже кипу бумаг тебе с красивыми печатями предъявят. Ведь всё же здесь написано. – Длинный сделал козочку из пальцев и поднёс её к своим глазам. В нашем городе нам поверили, в нашей организации нам тоже верят. На этом и стоим и только поэтому и работаем. Поверьте, для нас с братом деньги не главное. На жизнь нам и так хватает, а с этого фонда мы имеем только небольшой процент с вырученных денег. Всё остальное распределяется на парней. Хотя это уже слова, в которые вы можете верить, или нет.
Аппарат на столе заверещал приятно ненавязчиво.
– Да, Света.
– Михаил Петрович, тут к вам пришли, как договаривались.
– Пусть ждут. Принеси нам… – он щёлкнул пальцами и обратился к нам. – Кофе, чай?
Мы хором ответили, что будем кофе.
– Три чашечки кофе. – Директор, кивнул аппарату, улыбнулся и внимательно посмотрел на меня, а потом снова перевёл взгляд на Длинного.
– Знаете, что парни? Может это конечно маркетинговый ход, но ваша откровенность меня подкупила. Признаться вам я на девяносто процентов знал результат этой встречи, ещё до того как вы здесь появились. Но сейчас я поменял решение. Если я вас правильно понимаю, вы просите поделиться суммой, которую мне не жалко?
– Абсолютно точно! – Длинный кивнул головой.
Директор подошёл к шкафу, достал оттуда большой чёрный портфель и поставил его на стол. Щёлкнув позолоченной пряжкой, он открыл портфель и извлёк из него кожаное портмоне. В этот момент в кабинет залетела Света, словно школьница маленькая и одетая так же в белую блузку и чёрную юбку ниже колен. В руках у неё был поднос с кофе и булочками. Михаил Петрович подождал, пока секретарь расставит чашки и выйдет из кабинета и только потом продолжил манипуляции с портмоне. Он достал оттуда пачку денег и отсчитал несколько красных купюр.
– Не хочется позорить имя, а тем более город… – он протянул Длинному пачку. – Думаю пятидесяти будет достаточно.
– Более чем! – восторженно ответил Длинный.
Я вам верю, парни, и хочу, чтобы всё у вас получилось. – Он улыбнулся, и глаза у него стали тёплыми и блестящими.
– А сейчас давайте кофе попьём. Вот пробуйте наши булочки, между прочим фирменный рецепт.
Мы ещё битые полчаса сидели в кабинете директора. Длинный так искусно льстил булочкам, что директор распорядился, чтобы Света принесла ещё. Длинный предложил директору открыть в нашем городе филиал, на что тот обещал серьёзно подумать.
– Если что, обращайтесь. Сделаем всё, что в наших силах. Мы уже более – менее всех знаем и конкурентов ваших, которые честно сказать и не конкуренты и с поставщиками хорошими можем свести, и клиентуру вам подгоним. – Заливался Длинный, поедая пятую подряд булочку.
Мы попрощались очень тепло. Директор открыл нам двери и пожал руки сначала мне, потом Длинному.
– Спасибо Вам! – говорили мы по очереди.
– Это Вам спасибо, парни. Нет ничего лучше, чем приподнятое с утра настроение.
Когда, мы словно две важные персоны вальяжно катились на выход, в приёмной не было ни одного свободного стула. Этим утром мы оказались для директора важнее, чем все его подчинённые и повседневные заботы.
Внедорожник «Сузуки» тупой мордой упирался прямо в крыльцо проходной. Широкие приветливые лица Антона и Ивана светились, бросая оранжевые блики на лобовое стекло.
– Они бы нас ещё почётным караулом у проходной встречали, – недовольно прошипел Длинный, с трудом открывая тяжёлые стеклянные двери.
Антон выпрыгнул из машины и неуклюже поскакал нам навстречу.
– Сейчас молчи, я сам всё скажу, – процедил Длинный сквозь зубы, не поворачивая головы, когда мы пересекали тамбур.
В машине воняло жареными семечками, и весь пол под передними сидениями и между ними, был усыпан белой кожурой. Парни видимо утомились нас ждать.
– Ну чё, как сработали? – протарахтел Иван, повернув к нам опухшее лицо. Наверное, такой же вопрос он задавал раньше в лихие годы, когда встречал пацанов с очередного налёта.
– Удачно! – улыбнулся Длинный. – Двадцатка как с куста.
Я вовремя остановился, чтобы не посмотреть на друга с удивлением. Для меня было неожиданностью, что он решил занизить размеры выручки.
– Двадцать, всего? – скривил губы Иван. – Слабовато!
– Всего?! – удивлённо спросил Длинный. Для нас это очень даже ничего. Судя по довольному лицу Антона, он тоже считал, что двадцать это очень даже ничего.
