Олег Механик
Осколок белого бумеранга
4
Первой в нашем списке, то есть в списке Длинного значилась большая мебельная фабрика, хорошо известная в нашем городе. Сначала я выразил свои сомнения по поводу этого выбора.
– Может не стоит начинать с таких монстров? Нужно, наверное, потренироваться на чём – нибудь, что попроще и поменьше.
– Мы не будем тренироваться! – ответил Длинный. – Будем сразу же работать. Если у нас всё получится там, – он ткнул пальцем в место на карте, где фломастером был нарисован большой квадрат, изображающий фабрику, – то потом будет получаться везде. Лучше сразу же начинать с самого трудного варианта.
Я поражался железной логике Длинного. Он вёл себя так, словно имел за плечами многолетний опыт руководства каким – нибудь бизнесом.
Антон подвёз нас к самому крыльцу проходной с распашными стеклянными дверями.
– Может быть всё таки с вами пойти? – весь его вид говорил, что вопрос был задан формально и ответ на него давно известен.
– Нет, ты будешь лишним, – отрезал Длинный. – Твоё дело закинуть нас на крыльцо, открыть перед нами двери, закрыть их за нами и ждать в машине.
Антон одного за другим просунул нас за стеклянные двери проходной и исчез. Мы были словно два подкидыша, оказавшиеся в огромном, отделанном мрамором холе с мягкой мебелью вдоль стен и стеклянной кабинкой бюро пропусков.
Длинный уверенно направился на штурм кабинки.
– Извините, пожалуйста, а как нам попасть к директору? – Широко улыбаясь, спросил он симпатичную женщину средних лет за стеклом.
– Ого! Вот так с ходу прям таки к директору. – Наверное она приняла Длинного за какого-то шалуна недомерка, но разглядев его получше вдруг изменила тон.
– А вы по какому вопросу? Он вообще – то по записи принимает.
– Мы из ассоциации воинов – интернационалистов. – Это название в устах Длинного прогремело как организация объединённых наций, потому что женщина тут же схватила трубку и стала кому то набирать.
– Свет, тут к Сергею Петровичу пришли…говорят организация воинов интернационалистов…не говорят…нет не назначали. – она посмотрела на Длинного и тот в подтверждение помотал головой. В абсолютной тишине было слышно, как из трубки пищит чей то недовольный голос. Лицо женщины осунулось и теперь она смотрела на Длинного с состраданием, продолжая сжимать в руке трубку.
– Но они инвалиды – сказала она почти шёпотом.
Длинный внезапно вклинился в этот разговор и уверенным голосом громко произнёс:
– Да да, пусть кого – нибудь пришлют, чтобы нас проводили. У вас ведь лифта нет?
Посторонний человек, глядя на эту ситуацию, подумал бы, что этот простофиля не только не понимает, что его здесь никто не ждёт, а ещё думает, что за ним отправят эскорт. Но я уже давно знал Длинного, чтобы так не думать. Это была часть его тактики; тактики которая не давала сбоев.
– Они говорят, что… – стало заметно, что женщина с трубкой совсем растерялась. – Я сейчас сама подойду.
Она попросила, чтобы мы подождали, выскочила из кабинки и исчезла за дверью находившейся сбоку.
Мы остались вдвоём перед блестящим турникетом, чем – то напоминающем мне маленькую карусель.
– Кажется нас хотят продинамить, – уныло сказал я.
– Не продинамят! – Уверенно подмигнул мне Длинный. – Во первых… – он щёлкнул по блестящей золотистой медали, висящей на левом нагрудном кармане камуфляжной куртки. – И во – вторых, волшебное слово. Ты не забыл?
Теперь я был почти уверен в успехе нашего предприятия.
Женщина вернулась в сопровождении молодого паренька в свитере и джинсах.
– Вот это Сергей! – она представила парня, словно тот пришёл на приём к нам. – Он поможет вам подняться и покажет, где приёмная.
Судя по тому, как волновался паренёк и с какой осторожностью помогал подняться каждому из нас на два лестничных пролёта, мы казались ему очень важными птицами. Ну да новые камуфляжные куртки и голубые тельняшки под ними выглядели на таких как мы лучше любых дорогих костюмов. В огромной приёмной с кожаной мебелью длинноногая секретарша сказала, что нам придётся немного подождать, так как Сергей Петрович сейчас занят. Мы не отказались от предложенного кофе.
Пока секретарша, цокая по паркету каблуками, бегала от чайника к шкафчику с кофе и принадлежностями, я смотрел на её идеальные ножки и с грустью думал, что у меня никогда в жизни не будет такой женщины. Длинный тем временем деловито листал глянцевый журнал, взятый им с журнального столика.
Мы не успели сделать даже по глотку ароматного кофе из маленьких чашек, поставленных перед нами на столик обходительной секретаршей, как дверь кабинета открылась и оттуда вышли трое мужчин в костюмах. Первые двое кивнули нам головами и прошли мимо на выход а последний, седой симпатичный мужчина небольшого роста, полнозубо улыбаясь протянул руку сначала мне, а потом Длинному.
– Сергей Петрович, директор – представился он.
Его рукопожатие было крепким и в то же время мягким, оно в отличие от мягкотелой внешности говорило о нём, как о сильном мужике, тёртом калаче.
– Пойдёмте в кабинет! – он открыл дверь, пропуская нас вперёд. – Светочка, кофе туда принеси.
Кабинет был большой, прямоугольный, с длинным, как взлётная полоса столом для совещаний, который упирался в стоящий поперёк стол самого директора.
– Вам удобнее на стул, или как? – спросил директор, заходя вслед за нами.
– Нет, спасибо, мы всегда со своими, – пошутил Длинный.
Директор не знал, как реагировать на эту шутку, поэтому сделал вид, что не услышал её. Он отодвинул в сторону два стула рядом со своим столом, приглашая нас занять освободившиеся места. Усевшись в огромное кожаное кресло, он сложил руки перед собой в замок и молча кивнул, мол говорите, зачем пришли.
– Сергей Петрович, Вам наверное уже передали, что мы представляем ассоциацию воинов интернационалистов? – важно вступил Длинный.
– Да, мне передали, – улыбнувшись, кивнул директор, а потом тут же закусил губу переменив выражение лица на скорбное. – Да – а, наше государство только и может пацанов на войну отправлять, а потом крутитесь, как хотите. Я ведь не понаслышке знаю, у меня племянник в Чечне погиб.
– Значит, мы зашли к тому человеку! Думаю, мы найдём с вами общий язык, – улыбнулся Длинный и приступил к делу. – Сейчас в нашей организации сто шестьдесят человек. В основном к нам приходят люди, нуждающиеся в практической помощи. Наверное, сами знаете, война редко обходится без травм и увечий. И психологические травмы порой гораздо страшнее, чем телесные.
Наблюдая за Длинным, я отметил, что он хорошо подготовился к разговору и ведёт себя, как руководитель Ассоциации.
– Вот мы травмированные, наиболее пострадавшие от войны люди и собираемся вместе. Есть, конечно, те, для кого поход на войну обошёлся без последствий, и слава Богу. Такие к нам и не пойдут. Мы собираемся не от хорошей жизни. – На этом месте Длинный тяжело вздохнул. – Сейчас организация существует на взносы самих членов, которые порой каждую копейку считают, ведь мы по большому счёту все безработные. Но мы вынуждены скидываться вдесятером, чтобы помочь одному. Ну вы понимаете, что все деньги, которые мы собираем, уходят на решение наиболее срочных и наболевших вопросов самих участников. У кого-то родители болеют, кто-то сам в операции нуждается, кому то ремонт нужен, кому-то на гараж не хватает и так далее. Кроме всего этого мы должны оплачивать аренду помещения, которое снимаем под штаб, а она растёт как на дрожжах.
Директор слушал молча, понятливо кивая головой почти на каждую фразу Длинного, но в его серых металлических глазах читалось: «переходи к главному».
– из-за постоянной нехватки средств мы приняли решение создать свой фонд…фонд Ассоциации. Мы хотим попросить помощи у людей, которые понимают нашу проблему, которые поверят нам и не пожалеют поделиться малой каплей своих средств, с теми, кто в них действительно нуждается.
Длинный действовал филигранно и безошибочно. Директор поставлен в безвыходное положение, после этих двух фраз «понимают» и «не пожалеют». О том, что он не понаслышке понимает нашу проблему, он уже сказал до этого. Если понимаешь проблему, вряд ли сможешь пожалеть средств, хотя бы для её частичного решения.
– Суть вопроса мне ясна. – По металлу, появившемуся в тоне директора, стало понятно, что он «включил директора». – Теоретически мы можем вам помочь, и я двумя руками за… – При этой фразе он положил обе руки на грудь, прикрывая позолоченную булавку на шикарном фиолетовом галстуке. – Только я не один и в решении таких вопросов должен заручиться согласием учредителей. Для этого мне нужно знать точную сумму, о которой идёт речь, так же потребуются все документы вашего общества, и зарегистрированного фонда. Вы же должны понимать, что такие операции строго проверяются нашими фискальными органами.
Я следил за движением тоненьких синих губ директора, слушал его густой баритон, раздающийся эхом в пустоте огромного кабинета и чувствовал, как он сжимает свои челюсти, затягивает петлю, не оставляет нам и малейшего шанса выйти из этого кабинета победителями.
– Разумеется, мы предоставим все требуемые документы. Сейчас мы их с собой не взяли. Главным для нас было ваше согласие, думаю, мы его получили. – Длинный вдруг протянул через стол правую руку . Директору пришлось привстать, чтобы дотянуться до его руки из-за широченного стола.
– Можно конечно поступить проще! – сказал Длинный после рукопожатия. – Нам же не нужно каких – то баснословных сумм. Фонд добровольный и подразумевает, что вкладывают в него, кто сколько может. Если вы поделитесь хоть небольшой суммой, которую вам не жалко, тогда вы просто поучаствуете, лично, как человек. Тогда вам не нужно будет это с кем – то согласовывать, да и лишней бюрократии мы тоже избежим.
Директор молча смотрел на взлётную полосу покрытую зелёным сукном. За время небольшой паузы, которая затянувшись могла показаться неловкой ему нужно было принять взвешенное решение. Конечно, была большая доля вероятности, что перед ним сидят обыкновенные аферисты, но это сходу проверить нельзя. В любом случае, то решение, которое предложил Длинный, было проще и оно полностью закрывало вопрос. Не нужно собирать совещаний, афишировать переводы в сомнительные фонды, которые могут вызвать множество вопросов у учредителей.
«Кыс – кыс – кыс!» – я мысленно помогал принять ему решение.
– Знаете ребята, если по такому варианту, я могу помочь совсем немногим. – Он пожал плечами, мол извините.
– Мы будем рады любой помощи. – радостно выпалил Длинный, словно уже получил огромную сумму.
– Ну тогда… – Директор кряхтя полез под стол, откуда раздался металлический скрежет поворачиваемого в замке ключа. Он открывал сейф.
– Вот всё чем могу, парни. – Он положил на стол тонкую пачку зелёных купюр. Здесь двадцать тысяч.
«Двадцать тысяч!» – от неожиданности я чуть не упал с коляски, но Длинный вёл себя абсолютно хладнокровно.
Он протянул руку директору, которому снова пришлось привстать, чтобы встретить рукопожатие.
– Большое вам спасибо Сергей Петрович! Вы хороший человек и сейчас сделали доброе дело, а добрые дела, они всегда возвращаются. Впрочем, как и злые…
5
Восторгу Антона не было границ. Казалось, что рыжий хвост на его шапке вот – вот завиляет от радости.
– Молодцы, парни! Получилось! Я же говорил, что всё получится! Говорил? – Он ждал подтверждения своим словам. Развернувшись на водительском сидении, он по очереди трепал нас за щёки и плечи своей широкой лапой, словно ощупывал, всё ли у нас на месте.
– Говорил, говорил… – улыбался Длинный. – Куда бы мы без тебя…
Антон не понимал, или не хотел слышать сарказма Длинного и продолжал радоваться.
– Парни, да мы с вами таких дел наворочаем, вы просто не представляете!
– Ладно, Тоха, хорош праздновать. У нас ещё куча дел на сегодня. Сейчас едем на Профсоюзную двадцать восемь. – Длинный перешёл на сухой командирский тон.
– А чего там?
– Увидишь…
Все последующие четыре визита, которые мы нанесли в этот день прошли так же удачно, как и первый. Добродушная краснощёкая пышечка, директор стоматологической клиники отвалила нам десятку, в двух кафе мы получили от хозяек по пять тысяч, а высокий сухощавый главный инженер хлебозавода отвалил нам аж пятнадцать. Это была братская кровь, оказалось, что он сам прошёл Афган, правда служил там в роте обеспечения.
Вёл переговоры только Длинный, а я был при нём молчаливым антуражем, дополнительной декорацией, предназначавшейся для усиления эффекта, который мы производили своим появлением. Длинный нигде не повторялся. С каждым новым человеком, в новой ситуации и обстановке он вёл себя по – разному. Оказывается, у него не было единой заготовки, заученного текста, какими пользуются обычные торгаши. Ему было интересно адоптироваться, находить общий язык с каждым новым собеседником. А мне было интересно наблюдать за Длинным. Это всё что я на тот момент мог делать.
Лишь одна фраза повторялась Длинным при каждом разговоре. Он произносил её в разное время своего монолога, но чаще всего ближе к его завершению. Эта фраза была ключевой, она выводила разговор на финишную прямую и переключала собеседников на конкретные практические действия. Звучала она в основном так:
«Мы хотим попросить помощи у людей, которые понимают нашу проблему, которые поверят нам и не пожалеют поделиться малой каплей своих средств, с теми, кто в них действительно нуждается».
Это было идеальное сочетание слов, формула, выведенная Длинным, которая позволяла нам получать максимум отдачи от каждой встречи. Может быть, и без этой формулы наши просьбы находили бы отклик, но я знаю, что такого эффекта уж точно не было бы, как и без мантры «кыс – кыс – кыс», которую я неустанно повторял про себя.
За две недели кропотливой работы мы побывали более чем в тридцати местах и заработали для фонда около четырёхсот тысяч рублей. Сорок тысяч, оговоренные десять процентов, мы поделили между собой. Поначалу мы с Антоном настаивали, чтобы Длинный забирал себе большую часть, но он пресёк эти разговоры одной фразой: «Сказал, делим всё поровну, и разговор окончен».
В моём кармане за каких то две недели оказалась сумма в тринадцать тысяч. Таких денег за это время я не смог бы заработать, если бы даже был полностью здоровым человеком с приличным образованием. И всё это происходило благодаря одному человеку – моему другу, который был скромным только в одном случае, – когда нужно было делить деньги и славу.
В последние два наших визита на кирпичный завод и пиццерию мне довелось лично вести переговоры. Я упросил об этом Длинного, потому что начинал чувствовать свою ущербность. Несмотря на то, что в эти разы всё происходило неуверенно и скомкано, результат в обоих случаях был положительным. Я понял, что это случилось только благодаря формуле Длинного, которую я заучил как мантру.
Успешное двухнедельное турне мы решили отпраздновать втроём в небольшом кафе с названием «Русь». Мы весело болтали, запивая пивом шашлыки, под аккомпанемент кавказского исполнителя, поющего в основном репертуар «Ласкового мая».
– Я хочу выпить за своего друга! – Я с трудом удерживал на весу огромный бокал, наполненный пивом. – За моего талантливого друга.
– За нашего… – попытался поправить меня Антон.
– Не перебивай, – я метнул на него ревнивый взгляд. – Ты даже не представляешь насколько он талантливый. Да он, наверное, и сам не знает. Ему бы сейчас большим бизнесом рулить, а он тут с таким отребьем как мы ошивается.
– Ну это ты зря! – улыбался Длинный звякая своей кружкой об мою. – Я парни ничем не лучше вас. Антоха себе цену знает, а вот ты Саня себя просто недооцениваешь.
– Это точно! – Антон так сильно кивнул головой, что, казалось, она у него сейчас отвалится, и упадёт в кружку с пивом.
– Нет, Длинный, здесь ты меня не убедишь. В том, как ты общаешься с людьми, как ты говоришь, как ты умеешь убеждать, тебе нет равных. Так говорить я уж точно не буду никогда.
Длинный поморщился, словно услышал сущую нелепицу.
– Никогда не говори «никогда», Саня. Тебе мешает только одно, твоя неуверенность, которой, кстати, стало гораздо меньше, с момента нашего с тобой знакомства. Говорить, разговаривать это простейшая функция, которую осваивает каждый человек. Некоторые вон на трёх – четырёх языках уверенно болтают. Важно не то, как ты говоришь, важно о чём. Наших последних клиентов между прочим ты обработал и довольно успешно.
– Это я у тебя учусь… – я растерянно улыбнулся. – Но всё-таки , я считаю, что с этим талантом нужно родиться…
– Посмотри на тёлок за соседним столиком, – вдруг перебил меня Длинный.
Я повернул голову и увидел, двух молодых девчонок, которые наклонившись, друг к другу через стол о чём-то задушевно болтали. Мой взгляд прилип к скрещенным под столом двум парам стройных ножек в чулках и волна неутолимого желания, словно разряд тока пробежала от головы до копчика.
– Ты не туда пялишься, – оборвал мои грёзы Длинный. – Послушай, о чём они говорят.
– Ничего не слышно! – Действительно, голос кавказского певца не давал разобрать, о чём говорят девчонки, были слышны только интонации и обрывочные фразы, словно две птички пели на перебой.
– А тут и слышать не надо! Я вижу, что разговор там ни о чём. Это пустое сотрясание воздуха. Так собаки тявкают, или курицы кудахчут. Кроме эмоций там нет ничего. А в тебе, Саня, я вижу содержание. Ты не пустышка и даже то немногое, что ты говоришь, всегда чего – то весит. Твои несколько слов важнее, чем трели этих куриц. – Во время этой фразы Длинный почему то зыркнул на Антона. – Главное, чтобы ты не зажимался, но это со временем пройдёт, поверь мне, дружище. – Он снова поднял свой бокал.
6
Длинный не любил Антона. Сначала я думал, что мне это кажется, но со временем убедился, что это так. В разговоре он часто пытался поддеть командира, и весь его вид при общении с ним выдавал его раздражение, которое трудно чем – то прикрыть. Поначалу я относился к Антону нейтрально и даже испытывал к нему тёплые чувства, ведь благодаря ему я попал в Ассоциацию и познакомился с Длинным. Со временем, благодаря влиянию Длинного, я тоже стал относиться к нему с неприязнью и опаской. Нет, мы никогда не проговаривали своего отношения к Антону вслух. Ни Длинный ни я в разговорах между собой не разу не говорили о нём в негативном ключе. Нам уже много о чём не нужно было говорить вслух. Мы чувствовали друг друга на уровне интуиции, как сиамские близнецы, как волчата из одного помёта.
За следующие две недели работы, мы принесли фонду триста пятнадцать тысяч рублей за вычетом наших тридцати пяти тысяч, взятых себе как проценты. Теперь можно было говорить, что мы обошли все более менее значимые организации в этом городе. Конечно, мы пропускали мимо внимания сапожные мастерские, булочные и маленькие ларьки. Длинный говорил, что от них много не поимеешь, только наездишься.
Итак, за один месяц мы пропахали весь город, прошли его по кругу и заработали довольно прилично, чтобы искать что-то мелкое в дебрях. Из пятидесяти восьми организаций, нам не отказали ни в одной. Вопрос стоял только в размере пожертвований. Теперь провалом считалось только та ситуация, когда у руководителей почти не было налички, и они отдавали небольшие деньги, коими теперь у нас считались суммы менее пяти тысяч. Рекорд в нижней планке побил директор автосервиса, который наскрёб нам по карманам триста пятьдесят рублей. Но и в этом случае выражение нашей благодарности и рукопожатия были такими же горячими как везде. Что касается самой большой суммы, то её мы получили на хладокомбинате, где энергичный директор, очень крупный мужчина, устроил экстренное совещание, на котором собрал деньги со всех подчинённых. Тогда мы унесли в клюве тридцать восемь тысяч рублей.
Переговоры теперь мы вели по очереди. Я упрашивал Длинного, чтобы он предоставил эту функцию полностью мне, на что он деланно обиделся, сказав, что я эгоист и хочу лишить его работы и удовольствия.
Но всё хорошее заканчивается. Закончились все красные точки, отмеченные нами на карте в первый день работы. Сражение было выиграно вчистую, и теперь возникал вопрос: «А что же дальше?».
– Ну и что дальше? – Я только что проглотил пятьдесят грамм ледяной водки и хрустнул крепким солёным огурцом. Мы снова сидели втроём всё в том же кафе «Русь», с тем же приподнятым настроением, в котором пребывали весь этот месяц.
– Как что? – Антон чуть не подавился куском жареного мяса. – Работаем дальше в этом же духе.
– В этом же не получится, – вздохнул Длинный. – Золотая жила иссякла, все доходные места мы обошли. Город то не резиновый.
– Ну и что? Нужно ещё искать. Этих по второму кругу будем обходить. Да и что у нас свет клином на этом городе сошёлся? Поедем вон в Ё-бург . – Раскрасневшееся лицо Антона излучало жар, как инфракрасный обогреватель. Он не хотел мириться с мыслью, что всё идёт на спад, к завершению. Ему хотелось ещё, как маленькому ребёнку, опустошившему коробку шоколадных конфет, но продолжающему шарить жадным взглядом по комнате, в поисках ещё одной такой же.
– В Ё-бург е есть свои ассоциации. Не хотелось бы пересекаться с этими ребятами. Тебе дети лейтенанта Шмидта о чём – нибудь говорят? Ты «Золотого телёнка» читал? – Улыбался Длинный высокомерно глядя на Антона.
– Да ладно тебе нагнетать – тот раздражённо махнул рукой. – Да и здесь ещё можно много мест найти и по второму кругу…
– По какому кругу? Ты чё, хочешь каждые две недели к людям заявляться? А тебе не кажется, что это будет похоже на рэкет? У всех этих парней всё это ещё свежо в голове. Я не хочу, чтобы меня вместе с этой коляской с лестницы спустили! – Длинный закипел очень резко, неожиданно для меня, а в особенности для Антона, но выпустив пар, продолжил уже спокойнее.
– А на счёт того, чтобы ещё кого-то найти…Антон, здесь мы сделали всё, что могли. Если найдёшь ещё кого-то , пожалуйста, вперёд…
– Ну и что ты предлагаешь? – Антон уставился в тарелку с недоеденным мясом.
– Так этим вопросом Саня и начал наш разговор, – улыбнулся Длинный. – Что я предлагаю? На этом фронте перерыв минимум на один месяц.
– И что прикажешь делать этот месяц? – Антон чиркал зажигалкой, которая не хотела давать огня.
– То, что мы и до этого делали. Наслаждаться жизнью. Мы с Саньком уже три футбола пропустили, в бане уже забыли когда были, да и полно ещё развлечений в этом городе. Тем более деньги теперь есть… – Длинный, обхватив меня рукой, крепко сжал моё плечо. – Весна вон пришла, а мы и не заметили. Радуйся жизни, Тоша, она ведь такая короткая!
Действительно, яркие тёплые лучи молодого солнца проникали в маленькую щель между плотными шторами и падали прямо в центр нашего стола. Антон понуро курил, и дым от его сигареты, как змея за лиану, зацеплялся за солнечный луч и долго неподвижно висел в нём.
– А тебе нужно подумать, куда деньги распределять. Мы же для этого их собирали. Как надумаешь, зови нас. Будем согласовывать…
В распределении средств фонда мы участвовали втроём. В первую очередь решили помочь тем, у кого проблемы со здоровьем и не хватает денег на срочные операции. В основном это были не сами участники, а их родители, дети, или жёны, но здесь мы естественно не делали никакого разделения. В итоге сумма в четыреста тридцать тысяч разлетелась мгновенно. Мы пытались никого не обидеть, с боем вырывая у Антона часть средств на очередного участника. Тот злился, обвинял в нас в неразумном транжирстве и сетовал, что таких как мы вообще подпускать к деньгам нельзя. Наверное, тогда он в первый раз пожалел, что взял нас в соучредители, а не просто предложил больший процент с прибыли, которую мы приносили в фонд.
– Пацаны, вы ведёте себя неадекватно! – шипел он, после очередного спора, в котором Длинный выбил сто тысяч на шунтирование сосудов для отца Сашки Фёдорова. – Вы раскидываетесь такими суммами, как будто у нас миллионы в распоряжении. Сейчас весь фонд разбазарим на эти таблетки, уколы и операции.
– Так здоровье это основное, Антон. Его не будет и ничего уже больше не надо тогда. Хорошо, вон у тебя его полно. – Длинный покосился на раскрасневшееся в пылу спора лицо Антона.
– Да ладно тебе! У меня, между прочим диабет. Лекарства тоже в немалую сумму обходятся, но я же не прошу чтобы…
– А ты и не должен просить, Антон! У тебя на это зарплата есть. – Длинный разговаривал с председателем, как воспитатель детского сада, объясняющий ребёнку что хорошо, а что плохо.
– Дело не в этом, парни. Нам ведь ещё много других вопросов нужно решать с арендой, ремонтом, новую мебель сюда хотели купить, стол биллиардный…
– Вопросы нужно решать по степени их сложности. Сейчас основные закроем с операциями, ссудами и перейдём к этим… – спокойно рассудил Длинный.
– Слава, когда мы к ним перейдём уже ничего не останется…
– Значит эти вопросы будут ждать следующего раза, когда деньги появятся.
В результате горячего спора, продолжавшегося до глубокой ночи, ещё двести тысяч было выделено на гашение ссуд за жильё трём семьям, остальное решили оставить как резерв.
