Сергей Владимирович Еримия
Отблески купальского костра
Несколько минут работы над собой. Все. Довольная своим отражением, Алена задорно подмигнула ему. Отошла на шаг от зеркала, кивнула, соглашаясь с очередной задорной мыслью, расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, расправила воротник. Звонко засмеялась. Уверенно толкнула стеклянную дверь, искренне удивилась тому, что та открылась. «Просто чудесный день получается, или день чудес…»
Два десятка шагов по заглушающей звук каблучков дорожке и она остановилась у двери комнаты превращенной в палату, скользнула взглядом по неимоверно-сосредоточенному лицу сопровождавшего ее огромного санитара, вопросительно кивнула, тот густо покраснел и часто закивал головой. Трудно сказать, что означала эта пантомима, но она изрядно прибавила девушке настроения. На удивление искренне она улыбнулась огромному медработнику, подмигнула, от чего тот покраснел еще сильнее, тихо постучала в дверь, не дожидаясь приглашения, вошла в палату.
Ее встретил пронзительный взгляд. Обладатель колючих, но ничуть не злых глаз полулежал на постели и внимательно, не мигая, смотрел в направлении двери. Ждал.
Алена задержалась на пороге, выдержала паузу, прошла дальше. Остановилась посредине комнаты, едва заметно кивнула в знак приветствия. Тихим голосом произнесла:
– Я все сделала, как вы просили.
Казалось, ничего не изменилось. Мужчина на постели не отреагировал на слова девушки, но от ее внимательного взгляда не ускользнула яркая искорка, блеснувшая в глубине его глаз. Отметила она и то, что в по-прежнему холодном взгляде не осталось ни тени уверенности в себе, ее планомерно оттесняла растерянность.
Она прошла дальше. Подошла к изголовью кровати, машинально положила руку на голову пациенту, задержала на секунду, укоризненно покачала головой. Шагнула к комоду. Из верхнего его ящика извлекла несколько чистых листов бумаги, карандаш. Повернулась к столику. Взяла в руки подмигивающий индикаторами монитор оказавшийся бутафорией, забросила его на подоконник. Место прибора заняли письменные принадлежности.
Повернулась к кровати, спросила:
– Что-нибудь еще?
Карандаш вздрогнул, подскочил, на секунду завис в воздухе, выровнялся, коснулся грифелем бумаги и заметался по поверхности листа, оставляя густые, темные полосы. Минута и он застыл, мерно задрожал, взлетел, чуть не коснувшись потолка, завертелся волчком и улетел в дальний угол комнаты.
– Увы, у меня нет даже предположений, – печально пожала плечами Алена. Она наклонилась над листом почти полностью черным от графита. Всмотрелась в черточки, линии, наклонила голову в одну сторону, в другую, отошла на шаг назад. Растерянно развела руками. – Правда, я не представляю, что это. Поймите меня правильно, я не придираюсь, но в прошлый раз хоть какие-нибудь зацепки были: цветок, домик, лес, а это и вовсе…
Выражение глаз незнакомца менялось, теперь в них светилось бессилие, это был взгляд человека загнанного в угол.
– Но-но! Только давайте без слез, сейчас что-нибудь придумаем.
Уверенной походкой она подошла к двери, выглянула в коридор, кивком подозвала санитара:
– Будь так добр, принеси доску, по-моему, она в шкафу в лаборатории, – здоровяк вздрогнул и глазами полными ужаса посмотрел на главврача. – Да не волнуйся ты так, ничего такого, как то, что было в прошлый раз, не будет, мне она нужна для иных целей… – она запнулась. – Не поняла, ты еще здесь?
Очень скоро стопка бумаг последовала за монитором, заняла место рядом с ним на подоконнике. Журнальный столик пододвинут к кровати, на его столешницу испуганный санитар положил доску для спиритических сеансов, старинную вещь, потемневшее от времени дерево, резной готический шрифт, мастерская работа…
Готово. Огромный санитар застыл посреди комнаты. На него страшно было смотреть. И без того сгорбленный он сложился чуть не в два раза. Широкая спина часто вздрагивала, бесцветный взгляд бесцветных глаз метался по комнате. Вот в их глубине блеснул огонек надежды. Это он наткнулся на взгляд пациента, печальный и очень уж сосредоточенный. То, что казалось сосредоточенностью быстро переросло в нетерпение, готовое смениться раздражением. Надежда тут-таки померкла, как иначе, если и эти глаза следили все за той же доской! Значит, это произойдет, это случится, что бы и кто бы по этому поводу ни думал.
Приготовления же продолжались. Алена не спешила, она несколько раз обошла вокруг стола, сосредоточено поглядывая на стрелку маленького компаса. Выставила доску, сориентировала по сторонам света, демонстративно игнорируя ужас на лице санитара и недовольство в глазах человека, лежащего на кровати. Скоро ей надоело испытывать терпение мужчин, она кивнула и безразличным тоном сказала:
– Отлично, я готова, – она не смотрела на своего подчиненного, но, безусловно, знала, что тот чувствует. – Кстати, ты если хочешь, можешь подождать снаружи…
Не успела девушка договорить, как дверь за здоровяком захлопнулась, а из коридора донесся громогласный вздох облегчения.
– Меня необходимо перевезти, – деревянный указатель заметался по доске, выделяя буквы, складывающиеся в слова.
– Нет! Даже не обсуждается, – Алена покачала головой. – Во-первых, еще есть время, ну а во вторых…
– Меня необходимо перевезти, – вновь повторил непоседливый указатель, он несколько раз метнулся по доске и принялся раскачиваться, то открывая, то прикрывая одно короткое, но емкое «да».
– А я говорю, нет! – в по-прежнему спокойном голосе девушки зазвучали металлические нотки. – Вы останетесь, а я сделаю все, чтобы вы пошли на поправку и чтобы успели к сроку. Потерпите всего два дня, увидим результат, тогда все и решим. В крайнем случае, я вас заменю.
Указатель мгновенно переметнулся на «нет».
– Сама не хочу! Я не хуже вас понимаю, что все должно быть так, как должно, но если другого выхода нет, – Алена резко встала. – А теперь, вспоминаем о том, кто я и что здесь делаю. Я должна поставить вас на ноги, следовательно, не сопротивляйтесь, расслабьтесь. Закройте глаза.
Он нехотя повиновался. Отяжелевшие веки медленно закрылись. В то же время указатель, также медленно, пробежался по доске, замер, покачиваясь над последней буквой.
– Мне надо встретиться, – прочла Алена. – С нашим ученым, с Анатолием Константиновичем? Не вижу препятствий…
– Сегодня, – сложилось из букв.
– А вот это точно нет. Он уехал лишь несколько минут назад. У него дела, а вам надо поспать. Не стоит сопротивляться, так должно быть, организм, пока сознание будет отдыхать, займется приведением себя в порядок. Думаю, проспите вы чуть более суток, так что послезавтра, с самого утра организую вам встречу. Мы договорились?
Частыми рывками, будто преодолевая немыслимое сопротивление, указатель добрался до слова «да» и застыл на нем.
– Вот и хорошо, а теперь наши глазки закрываются…
Алена отодвинула журнальный столик, присела на край постели, взяла руку мужчины в свои ладони, улыбнулась и запела. Мелодия, сотканная из неразборчивых слов и удивительно приятных звуков, наполнила комнату-палату теплом и лаской. Мгновение и неподвижное лицо пациента преобразилось, он улыбнулся, чуть заметно, еле ощутимо.
Комнату заволокло сизой дымкой то ли реальной, то ли воображаемой. Печальные глаза печально мигнули, в них, окруженное туманом, отразилось лицо. Ее лицо. Слов уже не было слышно, да и не в словах дело, ее бездонные изумрудные глаза не хуже покачивающегося маятника гипнотизера клонили в сон. А может и не глаза тому виной, может усталость лишний раз напоминает о себе…
3 июля 2013 года
Виктор
– На правах «главного баламута экспедиции», этим титулом меня Константиныч наградил, добавлю очередную запись в журнал экспедиции.
Признаюсь сразу – ничего сколько-нибудь толкового я не скажу, потому как сказать мне нечего. Сегодня ничего не произошло. Вообще ничего. Даже чуточку скучно. Вчера события были, жизнь била ключом, прогулка имела место быть. Правда, Константиныч еще и сегодня предлагал «прогуляться». В обитель Алены Сергеевны! Думаю, он не просто так предлагал, а с исключительно издевательским подтекстом. Проверить хотел, как я к подобному предложению отнесусь! Наверняка все это из самой обыкновенной профессорской вредности. Что я ответил? Отказался, будто могло быть иначе!
Так что сегодня был я «на связи». Один, точнее, почти один. В соседней комнате Игорь что-то весь день паял, вредитель! Мало того, что своей канифолью завонял всю квартиру, так он когда работает ни на какие внешние раздражители, вроде меня, не реагирует. А от того особенно скучно.
Такие вот дела. Кстати, смотрю я, Константиныч наш в последнее время что-то к Алене Сергеевне зачастил. Нет-нет, да и подумаю, к чему бы это? Нет, я ни на что этакое не намекаю. Но все равно любопытно.
А еще Санька. Тоже хорош, выпросил у Константиновича чей-то номер. Позвонил куда-то, договорился с кем-то и с самого утра умчался. Счастливый такой, я даже завидовать начинаю! Сказал, мол, еду отношения налаживать! Уж не любовницей ли обзавелся уважаемый наш Александр Юрьевич? Хотя, какая мне разница?! Ну, обзавелся человек, молодец значит…
Не обращайте внимания, это все от безделья ну и от зависти, конечно. Все что-то делают, все чем-то заняты. Я же сижу, тоскую, осмотрю в монитор, рассказываю ему байки. Хорошо хоть он меня еще слушает.
Да, это с одной стороны я бездельничаю, а с другой нет. Я в камеры смотрю, лес разглядываю, изучаю, можно сказать, обстановку. А с чем уж точно не поспоришь, так это с тем, что изучать лес с его загадочной красотой, куда более приятно, нежели смотреть на то, как разные там психологи изучают тебя…
***
В то время, когда Виктор поглядывал в монитор, не видя в нем ничего сколько-нибудь интересного, на крыльцо уютного кафе расположенного в самом центре города вышел Саша. Остановился, глубоко вдохнул нагретый жарким солнцем воздух, оглянулся, всмотрелся в полутьму симпатичного холла, ехидно хихикнул и вернулся обратно. Минуту спустя он снова стоял в дверях, держа под руку изрядно шатающегося мужчину. Пытаясь перешагнуть через порог, тот споткнулся, чудом устоял, громко выругался, наглядно демонстрируя всю многогранность великого и могучего русского языка. Выговорился, застыл, широко расставив ноги, замер, раскачиваясь. Что-то неразборчивое пробормотал. Хмыкнул. Переваливаясь с ноги на ногу, будто робот из старого фантастического фильма повернулся к биологу, кивком склонил голову, наверняка это действо было поклоном…
– Спасибо, от всей души спасибо! – изо всех сил стараясь говорить внятно, выдал подвыпивший мужчина.
– Не стоит благодарности, – скоромно ответил Саша.
– Нет, стоит, потому как это… – тот попытался сформулировать мысль, но она упорно не хотела формулироваться. Потому он просто развел руки, собираясь обнять ними весь мир такой приветливый и яркий в алкогольном дурмане.
– Значит, до встречи! – резюмировал биолог.
– Я бы даже сказал, до скорой встречи! – изрядно подвыпивший собеседник биолога перешел на вкрадчивый шепот. – Жду тебя послезавтра, после отбоя, как договаривались. Все будет готово. Ну, счастливо!
Мужчины пожали друг другу руки. Саша проследил за тем, как его новый знакомый замысловатым зигзагом подкрался к стоящему неподалеку «командирскому» УАЗику. Улыбнулся, заметив, что тот открыл водительскую дверь. Кивнул, увидев, как из машины вышел молодой паренек в военной форме, подхватил, медленно падающего «отдохнувшего» и буквально затолкал того на заднее сиденье…
– А что, с кем не бывает! – продолжая улыбаться, прокомментировал погрузку Саша. – Главное – дело сделано, а остальное не столь существенно.
3 июля 2013 года
Саша
– Еще немного и начну чувствовать себя лишним. Только тем и занимаюсь, что с одним поеду туда, с другим пройдусь сюда. Все при делах, у всех заботы, один только я как неприкаянный! Нет, это только вдуматься, в экспедиции по поиску цветка биологу нечем заняться! Нонсенс…
Позже, когда придет он, долгожданный час «Ч», или час «Ц», от слова цветок, тогда уж без меня не обойтись. Как-никак при всем уважении мои дорогие коллеги лопух от подорожника не в силах отличить, куда им классифицировать что-то доселе неизвестное!
Но это будет позже. Сейчас же я просто катаюсь, просто слоняюсь, хотя да, не совсем без дела. К примеру, сегодня, полезную авантюру провернул, но о ней позже расскажу, когда все срастется, чтобы не сглазить. Она ведь еще не до конца… провернута…
И сейчас, можно сказать, не бездельничаю. Дневник веду. Картинки рассматриваю. Это мне Константиныч несколько рисунков презентовал. Не оригиналы, копии, но очень занятные. На одном пруд с кувшинками. Симпатичный такой, что пруд, что кувшинки, на другом листе девушка. Еще цветок, то ли наш папоротниковый, то ли бутон кактуса имеется. Но это не особо интересно, меня другой рисунок поразил. Просто-таки занимательная живопись. На первый взгляд это и не рисунок вовсе, так, нагромождение линий да полосок. Но стоит присмотреться, они начинают складываться в очень даже памятное для меня место, в оранжерею.
Знакомая оранжерея, почти родная. Да наша она, университетская! Точно она, это центральный павильон, который с бассейном. Маленький такой аккуратненький водоем овальной формы, кстати, тоже с кувшинками, не такими, как те, что на картинке, наши экзотичнее будут. Виктория Амазонская! Помнится, здорово пришлось попотеть, пока уговорили их не просто расти, но и цвести. Вот же головная боль, а не растение! То по неопытности купили семена пересушенные, кто бы мог подумать, что ее семечки можно перевозить исключительно в воде! То ей температура не понравилась, то соседи не те, то уход не по нраву. Но когда зацвела, это был настоящий праздник. Такого паломничества наша оранжерея не знала с момента открытия…
Кстати да, именно этот момент запечатлен на картине. Ну, точно! В центре бассейн, а в нем белоснежной звездочкой среди общего серого фона кувшинка распустилась. Здорово!
Удивительный рисунок, удивительно детальный. Даже такая мелочь как отколотый уголок плитки в правом углу и тот прорисован! Плюс стойка осветительного фонаря сломанная, скотчем перемотанная. Поразительная точность, поразительная страсть к деталям.
Но и это еще не все. У самого бассейна, чуть в стороне, два силуэта. Чем дольше смотрю, тем больше убеждаюсь – один из них это я! Действительно, я. А рядом со мною, в светлом платьице, Иришка. Ну, точно она, ну, точно я. Правда, я ее ни разу в оранжерею не приводил. Собирался только, да все не получалось то у не ее заботы, то у меня дела. Зато теперь обязательно приведу. Вот только вернусь, приеду, в тот же день…
Удивительно, поразительно, но непонятно. Вот как он, художник этот умудрился все столь реалистично изобразить? Откуда детали, откуда подробности? Так это же элементарно! Бывал он в нашей оранжерее и все тут! Правильно? Правильно! А если так, то есть о чем задуматься.
Но странно все это, очень странно…
Глава 15
Тишина взорвалась серией громких хлопков. Выстрелы? Похоже. На несколько секунд подозрительные звуки смолкли, но лишь для того, чтобы вернуться еще более продолжительной еще более громкой канонадой.
Наташа, которая только что остановила машину возле растущего у начала спуска в овраг боярышника, растерянно огляделась. Наткнулась на улыбчивый взгляд Виктора, непроизвольно улыбнулась в ответ.
– Стреляют… – подмигнул он, так сразу и не разберешь, был ли это вопрос или лишь констатация факта.
Витя вышел первым, энергично потянулся, рассеянно посмотрел по сторонам. Ничего нового не увидел, был обычный солнечный день, удивительная, как и ранее природа. Над головой чистое небо, сколько не вглядывайся, не увидеть на нем ни облачка, ни дымки лишь высоко в небесной синеве еле различимыми точками парили ласточки. Красота, как на это ни смотри! А под всем этим небесным великолепием благоухало великолепие земное. Простилалась до самого горизонта зеленая равнина, радовали глаз колышущиеся травы, убаюкивали покачивающиеся верхушки спрятавшихся в овраге деревьев. В противоположной стороне белели не столь привлекательные и совершенно не великолепные строения города. Но и они не портили общую картину, все-таки далеко цивилизация…
– Наверняка кто-то что-то празднует. Там, на утесе, видишь, дымок от костра поднимается, – продолжил свою мысль Виктор.
– Дневной салют, это по-нашему, – усмехнулась девушка.
– Конечно, как иначе! Нет, ты сама посуди, гулять начали с раннего утра. К делу подошли со всей ответственностью. Следовательно, до вечернего салюта «доживут» только самые закаленные. Таковых, скорее всего, немного, а поскольку за фейерверк деньги уплачены, то, как говорится, чтоб не пропало…
Виктор запнулся. Последние его слова растворились в шелесте листьев, волнуемых легким ветерком. Он почувствовал, что говорит не то, не тогда, да и не слушают его. Что такое слова, когда вокруг природа, волшебство в воздухе витает…
– Может, отложим? – Виктор обошел вокруг машины, склонился над девушкой, которая по-прежнему сидела на водительском месте, держа обеими руками руль, коснулся ее пальцев. – Позже приедем? Чтобы не…
– Нет-нет! – девушка чуть натянуто улыбнулась. – Пойдем и прямо сейчас, не зря же мы столько проехали! Надо, я знаю, я чувствую, я должна, я обязана!
Быстро, будто страшась растерять остатки решительности, она вышла из машины, громко хлопнула дверцей и первой направилась к спуску в овраг. Миновала куст боярышника, остановился, дождалась Виктора, как только тот подошел ближе, цепко схватила его за руку.
– Вперед!
Деревья дружно зашептались. В этот раз не было того тягостного молчания, которым лес приветствовал девушку двумя днями ранее. Сегодня он жил, радовался ветерку и солнцу, приветствовал зачастивших к нему гостей, каждым колышущимся листиком приветствовал, каждой поющей птичкой. Рад он был их приходу и не пытался того скрыть. Вот только в шелесте листвы ощущалась некая затаенная недосказанность. Будто задумал лес что-то, будто готовился поделиться со своими гостями какой-то особой тайной…
В тот момент, когда до конца спуска осталось лишь с десяток шагов, снова послышались хлопки, но на этот раз гораздо менее сильные, чем шум далекого салюта. Приятный звук, понятный. Крылья. На ветку ближайшего от тропинки дерева грузно сел большой белоснежный голубь. Наклонил голову, внимательно с нескрываемым любопытством разглядывая замерших гостей волшебного леса. Насмотревшись, он заговорил на своем, на голубином языке. Принялся громко ворковать, выпячивал грудь, высоко поднимал голову, часто взмахивал крыльями стараясь удержаться на тоненькой, явно не рассчитанной на его вес веточке. Ветка прогибалась, раскачивалась, грозясь сбросить большую птицу.
Движимая минутным порывом, Наталья протянула голубю руку. Тот не взмыл ввысь, как можно было того ожидать, напротив, выпустил ветку, легко перелетел на руку девушки, ухватился за большой палец острыми коготками и заворковал еще громче. Старался он, кланялся, наклоняя голову в одно сторону, в другую. Расправлял крылья, будто указывал на что-то скрытое за стеной старых деревьев. Подмигивал, пытаясь на что-то намекнуть, на что-то нужное, на что-то важное.
Его не понимали. Тогда он замер, внимательно посмотрел в глаза девушке, отразился в них, та даже дышать перестала, боясь спугнуть смелую птицу. Минуту голубь внимательно смотрел на человека, но вот резко наклонил голову, будто обреченно кивнул, издал несвойственный своему виду звук – нечто отделено напоминающее вздох. Взмахнул крыльями и взмыл в вышину. Покружил над лесом, поднимаясь все выше, выше и скоро растворился в небесной синеве.
– Знаешь, мне кажется, он хотел что-то сказать. Наверняка что-то важное. А когда окончательно убедился в том, что я его не понимаю, расстроился, обиделся и улетел, – Наталья проследила за полетом голубя, посмотрела на красные точечки на руке – оттиски птичьих коготков. – Как ты думаешь, птицы умеют разговаривать?
– Более того, я просто уверен – умеют! Только по-своему, по-птичьи. Слова у них свои, да и темы, наверняка тоже. Есть у меня одно воспоминание, старая история, наполовину мистическая. Хочешь, расскажу!
– Страшная?
– Нет, печальная.
Наталья повернулась вполоборота к Виктору и, улыбаясь, ответила:
– Если не страшная, то давай.
– Был у меня дед. Колоритная, так сказать, фигура, что по самой фигуре, что по характеру. И был он человек от земли. Все, просто-таки все, что дед воткнет в землю, все росло и все плодоносило! Уверен, если бы он задался целью папоротник на огороде высадить, тот бы не просто зацвел, на следующий год урожай бы собирали плодов папоротниковых. Словом, любил дед природу, все живое любил и оно, конечно же, отвечало ему взаимностью, – Виктор взял девушку за руку, шагнул вперед, продолжая увлеченно говорить, что поделать – молчание не его добродетель. – Жил дед в старом саманном доме, разделенном на две половины. Ну, как в старину строили: одна половина отапливалась, другая использовалась как склад всего полезного и не очень. И сени, конечно же, были, маленькое квадратное помещение, три двери: одна входная и две, ведущие во внутренние помещения. Как-то по весне ласточки прилетели, понравился им дедушкин домик. Свили они гнездо на стене у входа под самой крышей. Дед страшно обрадовался такому соседству, а когда птенцы начали из гнезда выглядывать да у родителей еду выпрашивать, он и вовсе светился от счастья. Далее понятное дело пришла осень, птицы улетели. Так случилось, что гнездо сломали, случайно. Весной ласточки вернулись, а жилища нет. Посидели они немного на проводах у дома, посовещались и решили новое соорудить. Только уже не на наружной стене, а просто в сенях, под самым потолком. Дед сразу же окошко для них прорезал, чтобы была возможность залетать и вылетать, когда им вздумается. Помню, гостил я частенько у деда, видел неоднократно, как в проеме двери он стоит, фигура у него (я уже говорил) внушительная, а мимо него ласточки так и порхают, то в сени то обратно. Совершенно не обращают на него внимания, чуть крыльями не задевают. Да! Так еще год прошел, ласточки вернулись, вывели новое потомство, затем снова осень… В следующем году, в начале мая, дедушка умер, а уже через пару недель птицы прилетели. Сели на провода у дома и долго-долго песни распевали, после же взмахнули крыльями и улетели. На гнездо свое даже и не взглянули. Оно же ждало их еще несколько лет, но, увы, больше они не вернулись. Такие вот птицы. Разве тут разберешь, что они умеют и что понимают… – Виктор пожал плечами. – Тебе не кажется, что мы слишком медленно идем? Игорь уже глазами дыру в мониторе прожег…
Девушка печально улыбнулась и чуть заметно кивнула.
– Ничего, главное то, что мы почти пришли…
Прячущийся в глубоком овраге лес продолжал удивлять. Менялся он. Все менялось. Затмевая понятный хоть и таинственный шелест, послышались отзвуки музыки. Легкие, тихие, печальные. С первым нотами стихло пенье птиц. Шелест остался, только был он теперь еще более таинственным, еще более угрожающим. Недосказанность, лишь слегка сглаженная звуками покачивающейся листвы, дополнилась изменившимся запахом. Если днем ранее стоило спуститься по дорожке-серпантину, вдохнуть глубже, чувствовался насыщенный аромат свежей травы, витающие средь него запахи полевых цветов. Да, присутствовала сырость, как без нее только терялась она на фоне куда более отчетливых, куда более приятных запахов. В тот же день все было по-другому. В воздухе витал резкий концентрированный болотный смрад. Несло затхлой водой, тиной, невыносимым запахом плесени.
С каждым шагом приближающим Виктора с Натальей к живописной полянке звуки становились громче, музыка слышалась отчетливее. Вот только таинственность не спешила уходить. Невозможно было разобрать, что это за музыка, откуда доносится, что означает? Да, можно было предположить, что какие-то случайные туристы забрели в лесную глушь. Возможно, место уединенное, природа уникальная, но только в это верилось с трудом…
– Ты слышишь? – прошептала Наташа и крепче сжала ладонь Виктора.
– Да. Странно как-то все это, еще и запах… – шепотом ответил он. – Я могу ошибаться, но мне кажется, что звуки доносятся именно оттуда, куда мы направляемся. Возможно это продолжение…
– Продолжение чего?
– Не знаю. К примеру… – он запнулся, стараясь подыскать подходящее слово. Слова снова разбежались, ему же ничего не оставалось кроме как медленно пожать плечами.
Музыка тоже менялась. Если первое время в напевах слышались нотки классических мелодий, позже они напоминали звуки песен под гитару из тех, которые поют сидя у костра, то теперь это были барабаны, сопровождаемые неразборчивым камланьем, просто напевы шамана…
– Как-то все это разом перестало мне нравиться, – Виктор остановился и достал мобильный телефон. Повертел его в руках. – Надо бы узнать у Игоря, что там происходит, пусть поглядит в свои камеры. Совсем забыл, здесь же связь не работает!
– Идем уже, на месте во всем разберемся! – Наталья увлекла его к проходу на полянку…
Окруженный ровным строем деревьев округлый клочок земли также преобразился. Разом и кардинально. Пожухла трава. Не высохла она, не пожелтела, она осталась точно такой, какой и была прежде, просто исчезла ее сочность, будто выпил кто. Точно те же метаморфозы произошли и с ближайшими деревьями, точнее с их листьями. Скукожились они, обвисли, обмякли. Все стало унылым и чуточку пугающим. Способствовало такому восприятию реальности и солнце. Лишь минуту назад оно весело путешествовало по лишенному облаков небосводу, а тут померкло. Сразу же лес накрыл полумрак, слишком мрачный даже для вечера пасмурного дня. К полумраку прибавилась седая дымка. Будто облако, которому наскучило путешествовать по небу, решило прогуляться в тени деревьев. Спустилось вниз, да расплылось, заблудившись в густом лесу.
Со всеми этими метаморфозами подкралась тишина. Вернулась она, ослабляя звуки, заставляя умолкнуть привычный лесной гам, накрыла полянку, лес накрыла. Затихла и смолкла музыка, стихли невнятные голоса, прекратился исконно природный шелест. Воцарилось тягостное пугающее безмолвие.
Но и это еще не все…
Кольцом, рассредоточившись вдоль границы круглой поляны, опираясь спинами о стволы ближайших деревьев, сидели шестеро. Четверо мужчин и две женщины. Они молчали, сидели, медленно вращали головами, будто искали чего-то, странно покачивались как маятники из стороны в сторону. Мысль о том, что это и есть те туристы, песни которых недавно разбавляли тишину оврага, промелькнула в голове у Виктора и тут-таки забылась. Эти шестеро неизвестных были похожи на кого угодно, на туристов же в самую последнюю очередь. Очень уж вид у них не туристический, одежда не та, а лица и вовсе… одутловатые, синюшные, опухшие…
Виктор первым вышел на полянку. Обосновавшиеся на травке странные личности не удостоили его вниманием. Можно было подумать, что они его просто не заметили. Зато когда к нему присоединилась Наталья, все как один встрепенулись и дружно подняли на нее глаза.
– Ну, вы нас и напугали, – странным булькающим голосом начал один, мужчина средних лет с круглым лицом украшенным шрамом, проходящим через правую щеку и лоб. – Как-то пришли вы… не вовремя. Только все стихло, солнце померкло и тут вы. Мы-то эту полянку давно заприметили, отдохнуть решили. Нет, но вы не стесняйтесь, проходите, располагайтесь.
Булькающий голос не добавил ни уверенности, ни спокойствия, внешность неизвестного тем более. Скорее наоборот, повеяло от него мрачными рассказами из тех, которыми пугают детей. Все тому содействовало. Распухшее лицо казалось зеленым с синеватым отливом, плюс к этому неестественно острые черты, бегающие бесцветные глаза, резкие, будто рваные движения. Беглого взгляда достаточно, чтоб постичь неоспоримую истину – от подобного субъекта лучше держаться подальше. Чувствуя это, Наталья отступила на полшага назад, придвинулась ближе к Виктору и крепко сжала его руку.
– Проходите, да проходите же! – продолжал бормотать неизвестный, обращаясь исключительно к девушке. Он отвратительно закряхтел и начал медленно подниматься. – Проходите быстрее, мы для вас костерок организуем, проходите, проходите…
Вслед за ним зашевелились и остальные. Тяжело поднимались они, спинами опираясь о стволы деревьев. Медленно выпрямлялись, все как один поворачивались вполоборота и, двигаясь исключительно боком, бродили по полянке. Часто замирали, покачивались, прицеливаясь, приседали, хватали сухую веточку, сносили к центру поляны, к бревну, где скоро выросла внушительная горка хвороста.
«Разговорчивый» не утруждал себя работой, он контролировал процесс. Дождался, пока количество топлива станет достаточным, двигаясь боком, как и все, подкрался к месту будущего костра, присел на корточки, трясясь и приговаривая:
– Сейчас все случится, сейчас мы все согреемся…
Только теперь Виктор заметил, что и того субъекта, который собирался разжечь костер и тех, что составляли ему компанию буквально колотило. Более того, каждый их сустав мерно подпрыгивал, будто кости промерзли насквозь, будто и не лето вовсе…
Дрожащими руками «разговорчивый» сложил хворост в подобие шалашика, тяжело поднялся, окинул победоносным взором своих товарищей, сунул руку в карман брюк и смущенно хихикнул, рука провалилась по локоть. Тогда сунул ее в другой карман, кивнул, достал мятый коробок спичек. Высоко поднял его над головой, показывая окружающим.
– А вот где у нас огонек! Сейчас, сейчас, согреемся!
Каждый из странной компании мгновенно позабыв о Викторе и Наталье, приблизился к куче хвороста, все пятеро дружно рухнули на колени и все как один протянули вперед руки, будто и вправду рассчитывали согреться. Пораженные происходящим случайные свидетели непонятной пантомимы переглянулись и синхронно пожали плечами.
Вот шестой, который разговорчивый, на минутку перестал дрожать, громко выдохнул, схватил обеими руками коробок. Нарочито медленно перевернул его, раскрыл, достал одну спичку, согнулся пополам, наклонился к кучке хвороста, демонстративно провел серной головкой по боковой поверхности картонной коробочки…
Вместо ожидаемой вспышки из разорванного рукава на хворост плеснула вода. Она залила шалашик, намочила спичку, коробок. Над поляной пронесся вопль отчаянья. Пронесся и тут-таки растворился в угрожающей тишине.
Одутловатые лица медленно поворачивались к Виктору и Наталье. В пустых бесцветных глазах разгоралось пламя ненависти. Не сговариваясь, все шестеро начали медленно подниматься.
Человек со шрамом выронил бесполезный коробок, кое-как выровнялся и боком направился к краю поляны. Остановился в шаге от Виктора, исполненным злобы взглядом просветил спрятавшуюся за его спиной девушку и прошипел:
