Вета Маркова
Прости за любовь
Детей, как и Дарьянушку, в основном видел поздно вечером и рано утром. Сегодня – день-исключение. И это, отчасти, благодаря жене.
Дашка пригласила в гости новую знакомую и Игоря. Герман был не против. Немного ошарашил отъезд Элен в гости с ночёвкой, но открыто возражать не стал. Дарьяна у него умница, к девочке относится как к своей дочери. Да и Элен приняла Дашу и всё чаще Герман слышит от Эли «Ма», обращённое к Дарьяне. Это радует.
Дарьяна своему мужчине поручила самую важную работу на кухне. Нужно было замариновать мясо. Рёбрышки в медовом соусе у них в семье готовил именно Герман и получались они всегда обалденными.
– Герман, ты же знаешь, женщина и мясо совместимы только в процессе поедания, а не приготовления, – утром промурлыкала Дарьяна, давая установку на день любимому мужу. – Я всё купила. Всё ждёт только тебя, – и поцеловав, убежала в ванную.
Телефон зазвенел в самый неподходящий момент, трубку взять сложно, руки все в соусе.
– Дарьянушка, нажми на соединение и на громкую связь. Это Генрих.
– Наш младший братик прилетел. Значит, в гости пожалуют.
Герман не придал значения фразе Дарьяны.
Разговор с Генрихом затянулся. Герман не хотел спрашивать у брата об отношениях с Викой, поэтому эту тему старался обходить стороной, считая, что Генри всё должен решить сам.
– Ты через сколько приедешь? Далеко ещё?
– Гер, я сначала к Вике, она сейчас у бабушки, а потом уж к вам. Я должен узнать, что с ней происходит. Узнать и всё решить…
Герман стоял спиной и поэтому не видел, как в этот момент замерла Дарьяна, ловя каждое слово Генриха. От напряжения и предчувствия краха Дашка не выдержала и уронила салатницы, что принесла на кухню. Хрусталь мелкими осколками осыпал пол вокруг неё босых ног.
Герман резко обернулся.
– Извини, Генрих. У меня жена здесь посуду бьёт. Потом договорим, – и, рассеянно улыбаясь, прервал разговор.
Долю секунды нужно было для принятия решения. Герман, не позволив Дашке сдвинуться с места, аккуратно взял её на руки и усадил на диван в гостиной.
– Дарьянушка, что произошло? Ты вся дрожишь, милая.
Дашка подняла на Германа полные смятения глаза:
– Что сейчас будет… Он не знает… Она… Что будет…
Дарья сжала ладошками виски.
– Что делать? Что же делать?..
– Дарьяна, что не знает Генрих? – Молчание жены его огорчало и разочаровывало одновременно. Его Дарьянушка никогда ничего не скрывала и не утаивала. А сейчас? – Даша, что? – уже более требовательно произнёс Герман, приподнимая подбородок жены и заглядывая в её глаза.
– Вика беременна, – выдохнула Дашка. – Но…
Герман договорить не дал.
– Быстро смс-ку Генриху, а дальше разберутся сами.
Голос Германа прозвучал властно и требовательно, Дарьяна знала этот голос. Если так, то лучше не перечить. Недавно Ромка попал под горячую руку отца. Впервые!.. Получил по полной, но по заслугам. На целую неделю был лишён всех развлечений. Даже Дарье не удалось уговорить мужа и снять запрет пораньше. На детский спектакль ходила только одна Элен, чтобы билет не пропадал, пришлось Олю с ней отправить. Девчонки остались довольными. А вот Ромка…
Дашка дрожащими руками набрала смс-ку и отправила Генриху, отложила в сторону телефон и подняла глаза на мужа.
– Всё, – констатировала Даша.
– Нет, милая, не всё. Теперь ты всё расскажешь мне.
– Но, Герман…
– Не канючь, Дарьянушка. Рассказывай, а я пока осколки соберу.
Герман нежно поцеловал жену и пошёл собирать осколки, ковром рассыпанные по всей кухне. Даша тяжело вздохнула.
– Короче. Вика беременная, но она не знает чей ребёнок. Она хотела сделать аборт, но мы с Таней и бабушкой смогли её отговорить.
– Молодцы. А что значит, она не знает чей ребёнок? – Герман поднял глаза на Дарьянушку.
– Понимаешь… Там такое дело… Короче…
Дарья не знала, как сказать Герману и нужно ли ему говорить. И она замолчала… Подняла глаза на любимого мужчину и больше не проронила ни слова, только:
– Это не моя тайна, Герман. Извини, не могу я тебе её рассказать…
В её глазах стояли слёзы. Герман отложил в сторону совок и веник, подошёл к жене, присел рядом, обнял, расположив её голову у себя на груди.
– И не говори. Я думаю, Генрих всё поймёт, а Вика будет умницей и расскажет. Генрих будет рад малышу. Он давно мечтал об этом.
И поцеловав Дарьяну в макушку, пошёл заканчивать уборку. Хотя очень хотелось помучать милую жёнушку и наказать за скрытность. Ведь пообещали же друг другу говорить всё честно. Но Герман решил оставить это на потом, впереди целая ночь, которую он не намерен терять, даже если гости останутся ночевать.
Дарьяна же вновь погрузилась в свои мысли и о чём-то напряжённо думала. Несколько раз брала в руки телефон, но подумав, откладывала его в сторону.
– Всё, Дарьянушка, можешь вставать, – Герман обнял жену, нежно поцеловал. – Знаешь, милая, я надеюсь на ребят. У них всё должно получиться. А если нет… Генрих сказал, что уедет к родителям. Он любит Вику и без неё Генриху будет тяжело…
– Самое печальное, что она тоже будет страдать. Она ведь тоже любит Генри. Я так не хочу, чтобы они повторили нашу ошибку…
– Мама, папа, мы пришли, – раздалось из прихожей.
Мальчишки вернулись с прогулки. На их плечах лежал ежедневный выгул собак.
– Ребята, быстренько моем руки, и полдник ждёт, – отозвалась Даша, посмотрела счастливыми глазами на мужа и, чмокнув его, пошла накрывать на стол.
Но, до появления мальчишек, на кухне появились две наглые морды. Одна принадлежала старому Гамлету, а вторая щенку. Малышка Марисса подражала старшему товарищу и училась у него налету, была послушной, умной, но не менее шкодливой и вредной. Мариссу купили в том же питомнике, что и Гамлета, и привезли в Россию осенью, полгода назад.
Глава 28
Генрих
Подъезжаю к дому бабушки и обнаруживаю у ворот чужую машину. Неужели? В памяти вспыхивает картинка из новогодней ночи с авто на стоянке, именно на него указала тогда Виктория. Белый паркетник, мицубиси с зеркальным номером 808.
Впервые неприятно кольнуло в сердце, но не обращая внимание на неприятное ощущение в груди, уверенно направляюсь к дому, решив всё выяснить сейчас.
– Добрый день, – здороваюсь я, переступая порог дома.
– Касатик!?… – удивлённо взмахивает руками бабушка, пытаясь скрыть волнение.
Замечаю движение на кухни. Поворачиваю резко голову и сталкиваюсь с колючим холодным взглядом молодого мужчины.
– Явился! – зло бросает он. – Можешь валить обратно, Виктория моя и делиться её я ни с кем не намерен.
Циничность в голосе мужчины меня выбешивает. Он о Вике говорит, как о вещи. И только сейчас замечаю, Виктории нет в комнате.
– Где? – резко обращаюсь к бабушке, и Клавдия Ивановна кивает на дверь в свою спальню.
У меня замирает сердце, когда дотрагиваюсь до дверной ручки, готовый открыть её. Я тоже не готов делить Вику ни с кем!.. Я люблю её!
Именно в этот момент приходит смс-ка и я бросаю взгляд на смарт-часы: «Вика беременна». Дашка всё-таки решилась поделиться новостью. Мысленно благодарю Дарью.
Решительно захожу в комнату, пытаясь унять вырывающееся наружу сердце.
Вика сидит на кровати, поджав ноги и обхватив их руками. Моя девочка заплаканная, испуганная, грустная и такая жалкая.
– Маленькая, я так скучал, – присаживаюсь рядом и притягиваю её к себе, пытаюсь поцеловать.
Виктория не сопротивляется, но и ко мне не прижимается, как раньше. Пытается держать какую-то только ей ведомую дистанцию.
Ловлю её губки и нежно сминаю их, с её губ слетает то ли вздох, то ли стон. В поцелуе она расслабляется и обвивает меня руками.
– Я так устала быть без тебя наедине со своими проблемами, – еле слышно шепчет она, разорвав поцелуй, и вновь припадает к моим губам.
Из прихожей слышу шорох и разрываю поцелуй, хотя Вику из объятий не отпускаю. Дверь резко распахивается:
– Виктория, у тебя две минуты на сборы. Тебя ждут. Я уже договорился об операции.
– Я никуда не поеду, – твёрдо говорит Вика.
– Зачем тебе этот ребёнок? Ты даже не знаешь, кто его отец? Мне он не нужен. Можешь, потом за помощью ни ко мне, ни к матери не приползать, – мужчина говорит всё это резко и зло, каждое его слово причиняет боль моей девочке.
Я чувствую, как она вздрагивает от каждого его слова, словно от удара. Но Вика находит в себе силы и в ответ говорит не менее резко и твёрдо, чем он:
– Мне никто не нужен. Это мой ребёнок. Я сама его воспитаю. Пошли все вон!..
После этих слов Вика отталкивает меня и падает на подушку. Хочу дотронуться до Виктории, но бабушка останавливает мою руку:
– Не нервируй девку. Пошли. Потом, – и бабуля выводит меня из комнаты.
Максим стоит в прихожей уже одетый и бросает на меня взгляд полный ненависти. Я своим приездом явно нарушил его планы.
– Нас выгнали. Одевайся.
Этот молокосос пытается мной командовать, чем ещё больше заводит меня. Интуитивно сжимаю кулаки, готовый ударить, хотя драться никогда не любил.
– Извини, я не умею подчиняться, во-первых, а, во-вторых, здесь моя женщина и ей сейчас плохо.
Клавдия Ивановна приходит мне на помощь и пытается разрядить обстановку.
– С тобой, сынок, – обращается она к Максиму, – я чайку уже попила, поговорила. Тебя я выслушала, ты же меня услышать не захотел. Теперь я вот с ним поговорю. Он, в отличии от тебя, слушать умеет.
Я с удивлением смотрю на бабушку. Максим бросает на меня злой и колючий взгляд и удаляется, зло хлопнув дверью.
– Очень неприятный молодой человек, – бросает Клавдия Ивановна и направляется на кухню.
Иду за бабушкой, собираясь узнать, как давно этот тип приехал и что ему нужно от Вики, да и про Вику кое-что узнать необходимо. Но не успеваю…
Виктория пулей вылетает из комнаты и скрывается в ванной. Девчонку тошнит.
– Вот так она живёт уже неделю. Дитё наказывает мать за нелюбовь. Дитё любить нужно с самого первого мгновения, а девка убить дитё хотела. Боится, что ребёнок не твой, – выдаёт бабушка, а я, затаив дыхание, смотрю на неё, ничего не понимая. – Он изнасиловал её, вот Вика и мучается…
В следующее мгновение срываюсь с места и влетаю в ванную комнату. Маленькую выворачивает на изнанку, она просто лежит на унитазе и тихо шепчет:
– Малыш, я люблю тебя. Никто тебя не посмеет обидеть. Ты только мой малыш. Пожалуйста, не мучай маму.
И снова рвотная волна накрывает Вику. Опускаюсь рядом с нею на колени. Одну руку кладу на её животик, придерживая её, а на вторую наматываю длинные русые волосы моей красавицы, убирая локоны от лица.
– Маленькая, прости меня. Я не смог тебя защитить. Успокаивайся. Я всегда буду рядом.
Вика всхлипывает, я помогаю ей встать. Девчонка умывается, и я, подхватывая на руки мою желанную ношу, выношу её из ванной. Но не несу Вику в спальню, выхожу с нею в гостиную, бросаю взгляд на бабушку. Та молча наблюдает за нами не скрывая улыбки. Сажаю Викторию в кресло напротив камина.
– Сиди здесь. Я сейчас.
Прошу бабушку приготовить то, что любит Вика.
– Так она драники всегда любила, но они жареные и жирные. Ей и так плохо, – недоверчиво говорит бабушка.
– Готовьте, а мы пойдём нагуливать аппетит, – бабуля понимающе улыбается мне, а я подхожу к Виктории, присаживаюсь перед нею на корточки и заглядываю в её карие глазки, такие родные и очень грустные сегодня, – Вика, пошли погуляем немного. Ты совсем бледная. Когда на улицу последний раз выходила? И где Оленька? Я привёз ей подарок от Марка.
– Оленька в гости ушла, домой только к ужину приедет, – поясняет бабушка, а вот Вика молчит.
Беру Викторию за руки и помогаю ей встать, прижимаю к себе.
– Пошли, маленькая, нужно погулять. Малышке нужен свежий воздух, как и тебе. Поверь, сразу же станет легче. Я тебе расскажу все новости, а ты мне, – шепчу ей на ушко.
Вика пытается отпрянуть, но я не отпускаю.
– Тише, маленькая, расслабься. Всё хорошо, моя девочка. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы обращать внимание на мелочи, – шепчу только для неё одной, нежно держа в крепких объятиях.
Осознаю, Вика хочет вынырнуть из объятий, знаю, что должен отпустить, но не могу разжать руки. Это выше моих сил. Через некоторое время Вика расслабляется, кладёт свою ладошку мне на грудь, прижимается ко мне щекой. Пальчиками скользит по моему джемперу.
– Пойдём на улицу, – шепчет она и делает шаг в направлении двери.
Мы быстро одеваемся и выходим. Погода по-весеннему переменчивая. Солнышко ласково греет, а вот ветерок ещё холодный. Отходим от дома и останавливаемся посреди двора под лучами солнышка, притягиваю к себе Викторию и целую. Теперь моя девочка не сопротивляется, а отвечает на мои поцелуи. Терзаю сладкие губки моей Вики, наслаждаясь поцелуем. Она обнимает в ответ и лишь крепче прижимается ко мне, обхватив руками. Прерываю поцелуй и упираюсь лбом в лоб Виктории. Пытаемся восстановить дыхание.
– Я люблю тебя, моя девочка, – выдыхаю я.
Вика опускает голову, пряча лицо у меня на груди, и шепчет:
– Извини меня. Я виновата перед тобой. Нужно было сразу всё рассказать, а я испугалась.
Голос Вики начинает дрожать, предвещая её горькие слёзки.
– Тише, моя маленькая, прошу тебя, не плачь. Ты ни в чём не виновата, – пытаюсь успокоить, но Вика со свойственной ей упёртостью пытается возражать. – Вика, если хочешь поговорить об этом, мы поговорим, но позднее. Сейчас ты должна успокоиться, нагулять аппетит и хорошо покушать. Малышка должна хорошо питаться, иначе съест тебя. И мне ничего не оставит, – улыбаюсь я, приподнимаю милое личико Вики за подбородок и подставляю его солнышку. – Не хочешь, чтобы я тебя целовал, пусть целует солнышко.
Вика одаривает меня своей восхитительной улыбкой и застенчиво отвечает:
– Хочу, но… – и тут её светлая улыбка исчезает с лица, а в глазах появляется испуг.
– Прекрасно, значит буду целовать, – вновь завладеваю её губками, но Вика не отвечает на мой поцелуй, даже губки сжала. Не хочу настырничать, моя девочка оттает сама. Отрываюсь от её губок, чмокаю в носик и спрашиваю, – Вика, а папа где?
– Отец в бабушкиной квартире эту неделю живёт. Он не выдержал бабьего батальона. Мы всю неделю здесь с подругой обитаем и её дочерью. Это они только сегодня к Таниным родителям в гости поехали, прихватив с собой Оленьку. Должны скоро приехать.
– Так ты здесь с Таней? – интересуюсь я.
– Да, – отвечает Вика и смотрит на меня своими потрясающими глазками цвета жженого сахара.
Не могу удержаться и вновь целую.
Гуляем долго. Обходим всю территорию. За домом располагается огород, теплица, банька, небольшой сад. Всё ухожено, прямо как у моих родителей, с одной лишь разницей: здесь всё делают отец и бабушка Вики, а там садовник и экономка. Да и площадь у нас значительно больше.
Вика мне рассказывает несколько забавных случаев из своего детства, но в итоге горько заключает:
– Мы были счастливы здесь. Но родители расстались. Папа настаивал, что это дом мой и мамин. Мама отказывалась жить здесь, говорила, что ей тяжело засыпать в их спальне одной, но и мириться с папой не хотела, хотя и любила только его. После развода родителей, мы с мамой жили у бабули, а здесь жил папа с бабушкой Маней. Родители долго жили по одному, а потом мама вышла замуж, через пару лет родила Оленьку. Виктор был младше её, но очень любил маму. Папа вскоре тоже женился, но детей во втором браке у него нет. Полина, так зовут папину жену, долго добивалась его. Они с мамой даже дружили какое-то время, ещё до развода родителей. Поля постоянно всякую чушь про папу говорила, чтобы его с мамой рассорить. Мама велась на эти басни, не верила папе. Обидно… Любить друг друга, но причинять друг другу боль… Глупо…
Мы стояли на залитой солнцем лужайке, вокруг чирикали птички. Я слушал свою девочку и не знал, как утешить её сердечко.
– Вика, я люблю тебя, маленькая. Пожалуйста, дай нам шанс. Мы любим друг друга, – я даже не даю себе права сомневаться в том, что и Вика любит меня. – Позволь малышке появиться на свет и расти в окружении любящих родителей.
Прижимаю её к себе, целую её волосы, а у самого сердце заходится от тоски, боли и страха. Только бы не оттолкнула. Всё смогу, всё выдержу, только её равнодушия пережить не смогу…
Вика, замерев в моих объятиях, стоит, молчит, лишь аккуратно поглаживает ткань моего пальто.
Бабушка зовёт нас обедать, и мы направляемся к дому. Я так и не получаю ответ Вики. Что за несносная девчонка? Почему молчит?..
Пока Вика моет руки и приводит себя в порядок после прогулки, делаю для своей девочки суп-пюре, измельчая прекрасный бабушкин суп блендером, сверху добавляю свежую зелень. Готово! Именно такими супами я кормил Дашку во время токсикоза. Дашкин организм противился любой жидкости, может и здесь прокатит.
Бабушка, разговаривая со мной, наблюдает за моими действами и улыбается.
– Клавдия Ивановна, – я, слыша шум воды в ванной, решаюсь задать свой вопрос бабушке, – а когда это с Викой произошло?
– Так, немного погодя, как вы с Германом к родителям уехали. Вика тогда на работу к Татьяне только устроилась. Вот там этот перец и нарисовалси… В здание его любовница провела, – поясняет бабушка.
А я еле злость на себя сдерживаю. Дебил, ведь по возвращению заметил, что что-то не так. Почему не попытался разобраться? Да и Дашка наверняка знала, знала и молчала. А может не знала? Сомневаюсь. Девчонки очень дружны и часто общаются по телефону и не только.
На кухню заходит Вика, садится за стол, смотрит в тарелку и морщит носик.
– Вика, кушай. Приятного аппетита! Дашке это помогало.
Вика загадочно улыбается и берёт ложку. За обедом мы продолжаем беседу с бабушкой, но теперь бабушка расспрашивает меня о здоровье родителей, а я отвечаю на её многочисленные вопросы. Краем глаза наблюдаю за Викой. Она, достаточно быстро расправившись с тарелкой супа, тянется к дранику, макает его в сметану и отправляет в рот. Милая девочка даже глазки прикрыла от наслаждения. Но в следующую секунду она кладёт вилку и медленно встаёт из-за стола, замирает в нерешительности, словно решает, куда бежать.
Встаю следом и я, привлекаю к себе.
– Тиши, маленькая, не паникуй. Дыши глубоко.
– Тошнит, – слышу в ответ.
Подвожу её к дивану, не давая возможности сбежать в ванную, сажаю Вику на диван и сажусь рядом, прижимаюсь к её спине и кладу свою руку на низ её живота. В следующие мгновения я учу Вику правильно дышать.
– Сейчас мы успокоимся, мои милые, и поедем к Герману и Дашке. Нужно им подарки от родителей передать и порадовать дядю.
Чувствую, как встрепенулась Вика, но пресекаю попытки сопротивления.
– Вика, я не спрашиваю, если что. Я ставлю в известность. Теперь я никуда тебя не отпущу и нигде одну не оставлю. Поняла?
Викторию вскидывает на меня свои возмущённые глазки и смотрит с лёгким прищуром, переваривая услышанное.
– А как же работа? – возмущённо спрашивает она.
– Возьму отпуск и буду охранять твой кабинет, и развлекать посетителей вашего центра.
Вика отворачивается, но я замечаю её скромную улыбку, которую она пытается спрятать от меня. Моя девочка довольна…
– Это почему ты решил мною распоряжаться? Я согласие не давала, – говорит моё неугомонное сопротивление по имени Виктория.
– Лишь только потому, что ты мама моей малышки. И вы мне очень дороги. Без вас я не смогу жить, – краем глаза вижу расплывшуюся в улыбке бабушку. Вот кто действительно рад за нас, так это она.
– А если ребёнок не твой? – и всё-таки она задаёт этот вопрос.
Ох, женщина, другая бы промолчала, соврала, но не Вика. Это я уже понял. С нею может быть «правда и только правда» и никак иначе.
– Ты пойми, маленькая, я отец этого ребёнка. Я! Лишь только потому, что всегда буду рядом с самого момента её рождения, и мне плевать на то, чей сперматозоид успел добежать первым! Поняла?
Вика смотрит на меня таким внимательным, разбирающим на молекулы взглядом, словно не верит в услышанное.
– Поняла? – серьёзно переспрашиваю я.
– Поняла, – отвечает она тихо и закрывает глаза, вновь пытаясь спрятать улыбку.
«Маленькая моя дурочка! Неужели ты думала, что откажусь от своего счастья из-за этого морального урода?» – хочу спросить я, но решаю не портить минуту спокойствия.
– Касатик, ты так и не пообедал. Иди, ешь. Пусть девка одна посидит.
Отрицательно качаю головой, а потом решаю покормить Вику еще. Встаю, иду к столу, накладываю в тарелку драники, щедро сдабриваю их сметаной, и возвращаюсь к Вике.
– Продолжим?
– Нет, Генрих. Пусть хотя бы это усвоится, – смеётся Виктория, но по глазам вижу, она не против слопать ещё пару драников.
Передаю ей тарелку, прошу подержать, сам, удобно усевшись на диване, сажаю Викторию к себе на колени. Одной рукой придерживаю её спину, а другую кладу на низ живота.
– Связь с малышкой установлена, – смеюсь я. – Твоя задача накормить меня и малышку.
В глазах моей девочки прыгают весёлые чертики и она приступает к своей обязанности кормилицы. Кормит она меня от души, только успевай глотать. Но и сама не может устоять, отправляет в свой ротик пару драников.
Когда с вкуснятиной покончено, прошу доесть сметанку, но Вика отрицательно качает головой. Я и не настаиваю. Поцелуем благодарю девчонку за обед, а она обнимает меня за шею:
– Не отпускай меня никогда, – шепчет она. – Знай, чтобы я не говорила, мне хорошо с тобой. Ты первый мужчина после папы, с которым я могу почувствовать себя девочкой, который окружил меня заботой и теплом. Прежде, чем прикоснуться к моему телу, ты расцеловал мне душу. Я готова быть с тобою рядом. Я люблю тебя.
Вика, выдав тираду умных мыслей, смотрит мне в глаза, а из её глаз сбегают слезинки. Целую каждую слезинку.
– Вика, я никогда тебя не отпущу и не предам. Ich liebe dich, – шепчу я уже по-немецки.
Мы ещё какое-то время сидим в обнимку. Нашу идиллию нарушают телефонные звонки. Практически одновременно призывно звонят и мой, и Викин телефоны, и моя девочка выпархивает из моих объятий.
– Генрих, вы приедете? Мы сегодня собрались у нас. Приезжайте. Заодно Виктории квартиру покажем, – тараторит Дашка.
Но я впервые обижен на неё и не хочу с нею разговаривать.
– Привет. Дай трубочку Герману, – пользуясь случаем решаю кое-что уточнить у брата. – Гер, ответь на один вопрос. Ты знал? – спрашиваю я, лишь только Герка берет телефон.
Уверен, если знала Дашка, знал и Герман. Дашку простить смогу, а вот брату придётся ответить.
– Узнал только сегодня. Дарьяна впервые от меня всё попыталась скрыть. Приезжайте. Дома поговорим. У нас в гостях Игорь с Татьяной. Это для меня тоже новость, – я не могу удержаться и смеюсь в трубку, а Герка тем временем продолжает. – Чтобы моя Дарьянушка да промолчала?.. Впервые дико хочется отшлёпать…
– Сейчас приедем, – отвечаю брату и отключаюсь.
В этот момент заходит Вика. Девочка вновь грустная. Что случилось?
Виктория
Сижу в объятиях любимого мужчины. Да, любимого! Люблю его. Его не любить – невозможно! Почему мы так поздно с ним встретились? Он возится со мной, как с маленькой девочкой. Он даёт мне всё, он принимает меня любую. А что я могу ему дать взамен? Ни-че-го. Я даже не знаю, кто отец ребёнка, которого ношу под сердцем. Это может быть и не его ребёнок. Но он готов принять его. Ничего не понимаю… Знаю только одно, я могу дать только свою любовь. Только любовью и заботой я смогу расплатиться с ним за его внимание и безграничную любовь. С ним мне не нужно решать проблемы. Я знаю, он решит их за меня. Папа сказал, что Генрих достойный мужчина, и я согласна с папой. Более чем достойный. Я готова ему открыть тайны своей души. А готов ли он услышать их?
Из раздумий меня заставляет вынырнуть звонок и притом не только моего телефона. У Генриха тоже завибрировал телефон. Пришлось пойти и ответить звонившему.
– Вика, я не смогу привезти сегодня Оленьку. Не обижайся только. Она у мамы с Алёнкой переночует. Мы решили на дачу съездить, баньку истопить, – как-то рассеянно смеётся Татьяна, но я ещё окончательно не отошла от блаженства в руках Генриха, заметив недосказанность подруги, не уточняю, а пускаю на самотёк.
Я хорошо знаю Танюшку и её родителей. С моей сестрёнкой рядом с ними ничего произойти не может. Хотя какой-то червячок в мозгу встрепенулся.
– У неё даже пижамки нет, – произношу я вслух свои мысли, пытаясь понять, что делать.
Можно, конечное, попросить Генриха, съездить и забрать Олю домой. Выхожу к Генриху с намерением попросить о помощи и слышу обрывки фразы:
– Сейчас приедем.
В смысле приедем? А моё мнение он услышать не хочет? Пытаюсь скрыть возмущение, но здесь посещает очередная мысль. Куда бы он ни собирался, он поедет один. Мне одеть, кроме халата, да спортивного флисового костюма, который ношу дома, нечего. Неделю назад я ещё влезала в джинсы, правда уже еле-еле, но влезала. А сейчас даже если очень постараться, джинсы уже не застегну, да и малыша не хочу так сильно зажимать. Он ведь там такой крошечный… А какой он сейчас? Я зависаю…
Надёжные и сильные руки Генриха нежно прижимают меня к себе, его горячие губы касаются моего виска, он тихо обжигает своим дыханием мне ушко, произнося:
– Маленькая, одевайся. Поехали к Дашке. Там подруга тебе сюрприз приготовила.
Заинтриговал, но это не меняет положения дел.
– Мне нечего одеть. Ни в спортивках же в гости ехать, – ворчу я.
Генрих самую малость отстраняется, оценивающе смотрит на меня, едва улыбается уголками рта.
– Сейчас заедем и всё купим.
Вот так просто? Заедем и купим? Тихо стекаю к его ногам расплавленным мороженым. От Макса я такой щедрости не знала от слова «никогда». Блин!.. Не могу я себе в такой роскоши отказать, как купить что-нибудь новенького. Я же девочка… Да и действительно одеть нечего. Я всегда подчёркивала свою фигуру при помощи одежды. Все платья приталенные, если не сказать большего. В них я теперь точно не влезу, а в понедельник на работу выходить…
– Ну, не знаю… – тихо говорю я, хотя сама уже нагло решаю, что отказываться не буду.
– Собирайся, Вика, – он нежно целует меня в носик и ласкает своим взглядом.
Иду одеваться, с трудом втискиваюсь в бюстгальтер, про себя отмечая, что нужно срочно купить новый, одеваю свежую футболку, растянутый свитер, джинсы, оставив их не застёгнутыми, что сразу же замечает Генрих, обуваю кроссовки и тут вспоминаю, что кошелёк не взяла. Уже собираюсь разуться, как Генрих перехватывает моё движение:
– Ты что-то забыла, Вика?
– Кошелёк, – возмущённо поясняю я.
Голубоглазый мужчина, подавая мне куртку, поясняет:
– Я взял, – затем окидывает меня ласкающим взглядом, добавляет. – Куртка тоже мала, да и спина и низ живота открыты. Крошку беречь надо.
И снова нежно прикасается к моим губам. Блин!.. Я сейчас растаю… Генрих отрывается от моих губ, окидывает меня ещё одним волнующим взглядом и открывает передо мной дверь.
Глава 29
Виктория
По дороге к торговому центру наблюдаю за Генрихом из-под опущенных ресниц. От нашего дома он уверенно держит путь в центр города и припарковывает машину на стоянке у торгового центра «Плаза». Мой мужчина открывает дверцу авто и заботливо помогает мне выбраться наружу. Он постоянно одаривает меня своим ласковым взглядом, а я купаюсь в его голубом омуте.
В центре он уверенно направляется к эскалатору.
– Генрих, – пытаюсь привлечь внимание мужчины, – на первом этаже…
– Вика, на втором этаже есть два бутика для нас «Для мамы» и «Аистёнок».
У меня округляются глаза. Откуда он знает? Не выдерживаю и спрашиваю.
– Откуда ты знаешь?
Возможно мой вопрос и звучит глупо, но мне интересно.
– Вика, я позвонил другу по имени Дашка. Она подсказала, – улыбается он, нежно прижимая к себе.
А у меня создаётся впечатление, что на него смотрят все женщины. Я даже ревновать начинаю. Поднявшись на второй этаж, Генрих поворачивает направо и тащит меня за собой. Я хотела повернуть налево, но решаю не перечить.
Пока я рассматриваю обилие одежды, Генрих успевает подобрать мне модель брюк. Продавец-консультант быстро демонстрирует их преимущество перед джинсами для будущих мам. Соглашаюсь с его выбором: приятная мягкая ткань, не мнётся, смотрятся очень красиво на фигуре. Потом Генрих заставляет меня померить платье нежно жёлтого цвета. Оно потрясающее. С боков обилие складочек. На талии они пока зафиксированы кушачком, потом, по мере роста живота, пояс можно будет ослаблять или убрать совсем. А ещё в этом платье меня покоряет мой любимый рукав 2/3 и очень аккуратный V-образный вырез. Также я умудряюсь, краснея и бледнея, ведь Генрих не отходит от меня ни на шаг, подобрать бюстгальтер.
После оплаты покупок выходим из бутика, и я направляюсь к эскалатору, на выход, ведь всё же купили, а Генрих направляет меня в другой бутик.
– Вика, ещё не всё. Ты же не собираешься носить платье с кроссовками?
Прокручиваю в голове свою обувь и молча соглашаюсь с мужчиной. У меня вся обувь или на высоком каблуке, или кроссовки. Другой нет.
Пробежавшись глазами по стеллажам с обувью, выбираю себя симпатичные ботики. Примеряю их и понимаю: это то, что надо. Стильные и очень удобные. На ножке смотрятся очень красиво, и каблучок есть, хотя и невысокий. Генрих одобрительно кивает и подталкивает меня в сторону примерочной.
– Генрих, мы же уже купили.
– Сейчас ещё одно примеришь и всё. Обещаю.
Делаю шаг в примерочную и обалдеваю. Я это платье на манекене заметила, но внимание Генриха на него не обратила. Ведь одно купили же.
– Примерь, – просит Генрих.
Одеваю платье-рубашку в крупную клетку-шотландку. Если жёлтенькое платье тоненькое, то это более тёплое. Смотрюсь на своё отражение и улыбаюсь себе. В нём животик точно ещё не виден будет какое-то время. Даже если и виден будет, носить всё равно можно. Оно прямое и достаточно широкое. Оттягиваю платье на животе и улыбаюсь своему отражению.
– Вика, не снимай его. Так и пойдёшь, – уверенно говорит Генрих, направляясь к кассе.
Послушно остаюсь в нём. Мне оно очень нравится.
Не могу себя остановить и выбираю ещё новенькую шелковую ночнушку с пеньюарчиком. Белоснежную с розовыми вставочками и отделкой. У меня только пижамки, но, наверное, нехорошо, если на малыша и ночью резинка давить будет, размышляю я.
Девушка-продавец снимает с платья ценник, пробивает ботики, упаковывает покупки и мои вещи, а я верчу в руках маленькие пинеточки, такие крошечные, глупо улыбаюсь, любуясь ими, поставленными на мою ладошку. Демонстрирую Генриху. Мужчина тает в улыбке и просит пробить и это тоже. Но они розовые, а я хочу голубые. Не сумев выбрать между розовыми и голубыми, покупаем обе пары.
– Первая покупка для нашей крохи, – целуя меня, говорит Генрих, а я безмерно счастлива.
Спускаемся на первый этаж. В бутике с верхней одеждой покупаем тонкое кашемировое пальто, очень красивого светло-персикового цвета.
– Вот теперь моя жена на этот месяц одета.
– В смысле жена? – задаю я свой резонный вопрос и вдогонку ещё один. – В смысле на месяц?
Генрих смеётся, обнимает и вновь целует меня.
