Вета Маркова
Прости за любовь
Вечером укладываемся спать на нашем любимом диване. Именно этому дивану я благодарен за сладкие ночи, когда в моих объятиях спит моя девочка.
К сожалению, через несколько дней звонит мамин врач и сообщает, что мамуле становится хуже, она отказывается от госпитализации и перечит во всём врачу. Как бы я ни пытался её убедить, мама ничего не хочет слышать. Разговариваю с отцом и принимаю решение ехать к родителям. Родители подарили нам с Германом всё: жизнь, беззаботное детство, образование и во всём всегда поддерживали и помогали. Я не имею права оставить мамулю сейчас одну, один на один с её недугом.
– Виктория, поехали со мной, – предлагаю я своей девочке. – Не поехать я не имею морального права, там плохо моей маме, а оставить тебя здесь, мне не хватит сил.
Вика поворачивает ко мне своё милое личико, прикасается к моей щеке своими пухленькими от поцелуев губками и тихо поясняет:
– Я не могу поехать. У меня нет загранпаспорта.
– В смысле? – слегка опешив спрашиваю я.
– Что в смысле, Генри? Срок действия первого паспорта давно истёк, больше я не делала. Зачем? Мы с Максом не отдыхали за границей и даже не собирались, – поясняет Вика и смотрит на меня своими шикарными шоколадными глазками.
– Вика, к моему возвращению сделай, пожалуйста. В следующий раз поедешь обязательно.
Она утвердительно кивает головой и целует.
Контролировать себя всё сложнее, да ещё осознание того, что долго не смогу её видеть и поцеловать, делает своё дело. Я слегка приминаю мою девочку к дивану и отправляю нас в нирвану. Вика в самом начале пытается вяло сопротивляться, а потом прижимается ко мне. Останавливаюсь только для того, чтобы перейти в спальню и расположиться с моей желанной девочкой на кровати, а Вика лишь стонет мне с губы:
– Не отпускай меня, Генри… Не разрешай мне думать, прошу…
– И не собираюсь, – рычу в ответ.
Через сутки я уезжаю. Вика провожает меня. На прощание целует и шепчет:
– Может это и к лучшему.
Ничего не понимаю… Что к лучшему?..
Глава 25
Виктория
После отъезда Генриха я окунаюсь в работу с головой. Именно в ней я нахожу то спокойствие, которое мне необходимо.
Последняя ночь, проведённая в объятиях Генри была незабываема. Столько ласки моё тело ещё не получало. Казалось, я утром не встану. Встала… А вот настроение взлетело вверх. Я любима и люблю! К чёрту всё остальное. Я с Максом прожила шесть лет, Генрих это знает и его это не смутило. Значит ничего и не произошло. Живём дальше. Не могу я отказаться от Генри ни под каким предлогом!
Но! Несмотря на занятость, я всё же нахожу время и записываюсь к врачу. С моим организмом что-то не так, но вот что, я понять не могу. Если бы я только могла предположить, что этот приём сломает меня…
В жизни каждого человека однажды наступает момент, когда кажется, что ты потерялся и не знаешь, куда идти дальше. У меня такой момент наступил две недели назад в кабинете гинеколога.
После выяснения моих жалоб и тщательного осмотра, врач вынес свой вердикт.
– Всё у Вас в порядке, милочка. Всё даже очень хорошо. Вы беременны. Срок точно сказать не могу, только плюс-минут пару недель, коль у Вас цикл неустойчив, и Вы точно не помните, когда была последняя менструация. Точный срок скажу по узи.
Я тогда молча уставилась на доктора, даже не заметила, как на меня смотрела медсестра, поедая своими колючими глазками.
– Катенька, оставь-ка нас одних, – просит доктор и после того как за девушкой закрывается дверь, спрашивает. – Ребёнка не планировали?
– Нет…
– Беременность будете оставлять?
– Не знаю…
В тот момент я плохо что-либо соображала. Мне даже казалось, что всё это происходит не со мной.
– Мне нужно подумать, – и я выбежала из кабинета.
Сбежала. Только вечером сообразила, что доктору ничего не ответила.
Ночь проревела, следующий день молчала, не ответила ни на один звонок. Только с бабушкой поговорила, но и ей не сказала ничего. Звонки от Генриха и Дашки просто сбрасывала. Зная, что Дашка это так не оставит, с ней разговаривать придётся, написала смс-ку с извинениями и обещаниями перезвонить позднее.
Татьяне пришлось всё рассказать. Подруга рядом. Понимающая и всё видящая подруга… Да и мне просто нужно было кому-то выговориться…
– И что тут думать? Чего реветь? – Таня сидит рядом со мной на диване и, словно мама, поглаживает меня по руке.
– Как ты не понимаешь, Тань! Как я это скажу Генриху? Мы с ним о ребёнке вообще не говорили. Да и предохранялись каждый раз. Один раз только забыли…
Я сижу на диване в нашей с Генрихом квартире (именно в нашей квартире, мне здесь спокойно и уютно, как дома в детстве, даже несмотря ни на что), обхватив себя руками, и хлюпаю носом.
– Забыли они. Забыли – получите, – смеётся по-доброму Танюшка. – Эх, Вика, ты у меня, подруга, как маленькая… Вот уверена, Генрих только рад будет.
– Ага, – перечу я. – А если ребёнок не его, а Макса? Он тоже рад будет?
– Вот здесь ничего сказать не могу, – задумчиво говорит Таня. – Если любит, то поймёт. Ты ему, конечное, ничего не рассказала?
– Нет…– мрачно произношу я. – А надо было? – задаю я глупый вопрос, Танюша лишь пожимает плечами.
Что мне делать? Я так давно хотела ребёнка, уговаривала Максима. А сейчас? Что мне делать сейчас?
«Мамочка, миленькая, подскажи мне… Я запуталась, мамочка…».
Наверное, впервые после ухода мамы, я ощущаю эту дикою тоску и одиночество без неё. Как жестока жизнь… В тот момент, когда мама заболела, я была занята Максимом. Он сломал ногу и сидел дома, требуя, чтобы нянька в моём лице находилась всегда под рукой. Мне даже пришлось взять отпуск, чтобы ухаживать за ним. С мамочкой я разговаривала каждый день по телефону, но она ничего не говорила насколько серьёзно её заболевание, а я поехать к ней не могла, нянчась с этим самовлюблённым верзилой. Лишь накануне операции я не выдержала, психанула и уехала к мамочке. Как она изменилась за время болезни, как-то резко похудела и состарилась в одночасье. Рядом с ней всё это время находился её муж. Виктор очень любил мою маму, оберегал и заботился о ней…
«Мамочка, прости меня… Я была такой дурой…»
В тот день мы долго с ней разговаривали, а потом пришёл врач и попросил покинуть палату, нужно было готовить больную к операции.
А потом мамы не стало… Она не проснулась, во время операции произошла остановка сердца…
К Максиму вернулась через неделю. Всё это время он даже не звонил, как, впрочем, и я. По возвращению Максим даже не поинтересовался моим состоянием. Бросил только одно: «Чтобы чёрных шмоток на тебе не видел. Через неделю мою днюху отмечаем в ресторане. Займись организацией праздника. Я пригласил всех друзей». Вот это и было выражение сочувствия с его стороны.
Почему я после всего этого осталась с Максом? Почему не ушла от него? Ведь я уже чётко знала, что он любит только самого себя. А я для него не больше, чем удобная прислуга. Не знаю… Может побоялась ещё большего одиночества.
Все следующие две недели после приёма у врача я прячусь у Татьяны. Игнорирую звонки Генриха, который сейчас находится у родителей и названивает мне по нескольку раз в день из далёкой Германии, и Дашки. Разговоры с нею сведены до минимума. Даша очень догадливая особа, хотя и мною очень любимая, и может докопаться до истины, а я этого сейчас не хочу. Но и так дальше продолжаться не может. Мне нужно поставить точку. Одну большую жирную точку. Но я так боюсь…
Боюсь, что я ошибусь и точку поставлю не там. И неправильно поставленной точкой раз и навсегда испорчу всё, в первую очередь перечеркну отношения с Генрихом. Я люблю его! Я не хочу его терять… Он мой воздух, моё солнце, моя жизнь…
Лежу на кровати, отвернувшись к стене от всего мира. Даже себе не могу честно признаться, права ли я, сделав такой выбор.
– Вика, ну услышь меня… – Татьяна присаживается рядом, и её рука заботливо ложится на моё плечо. Подруга в очередной раз делает попытку достучаться до моего разума. – Это же твой ребёнок, твоя кроха. Ей же сейчас так страшно от твоих мыслей. Страшно и одиноко. Вспомни сколько слёз ты пролила, когда тебе без твоего согласия сделали аборт. Как ты тогда ненавидела Максима… А сейчас ты сама хочешь убить малышку? Для тебя разве есть разница, кто её отец? Неужели ты своего ребёнка будешь больше или меньше любить, будь отцом Генрих или Максим? Я не верю в это!.. Вика, ты не такая!..
– Нет… Я всё решила. Во вторник после работы ты подвезёшь меня до больницы? – поворачиваю голову и смотрю на Татьяну, пытаюсь найти в её глазах хоть капельку сочувствия, но вижу только укор. – Пожалуйста, – молю я и честно признаюсь, – я боюсь…
На глаза наворачиваются предательские слёзы, и Танюша уступает мне.
– Хорошо, – резко отвечает подруга, – но у меня есть одно условие. И не дав мне вставить ни одного слова, продолжает. – На выходные мы едем к твоей бабушке, и ты ей всё рассказываешь. Рассказываешь всё, без утайки, не щадя ни себя, ни мужчин.
Понимаю, рассказав всё бабушке, у меня не будет выбора. Я слишком хорошо её знаю, это знает и Татьяна. Сама не знаю почему, но соглашаюсь с условием подруги.
Очередную ночь не сплю. Мысли только о Генрихе…
Когда я закрываю глаза, то легко могу представить его запах, ставший родным. Я постоянно думаю о нём, когда засыпаю и когда просыпаюсь тоже. Ловлю себя на мысли, что, когда читаю сообщения от него, представляю его голос, интонацию. А сообщений так много… Он просит всё объяснить, просит прощение, хотя точно знаю, что не знает за что, но просит. Я ужасно скучаю по его прикосновениям и поцелуям. Удивительно, как человек, которого ещё недавно я не знала, стал частью моей жизни, занял особое место не только в моей голове, но и в моём сердце. И да, я не могу без него дышать… Мне больно без него жить… Но мне стыдно посмотреть ему в глаза…
А ещё я думаю о малыше, живущем во мне. А что если это его малыш? А если нет? Как всё сложно!.. Маленький, прости меня…
Утром впервые чувствую тошноту… Токсикоз… С трудом чищу зубы, позавтракать не получается вовсе… Малыш решил меня наказать…
«Жизнь постоянно даёт нам подсказки, нужно просто уметь прислушиваться, приглядываться к её знакам», – всегда говорила мне мама.
Может начавшийся токсикоз, это подсказка малыша, что ему страшно и одиноко. Ведь он чувствует себя ненужным. Я замкнулась в себе и всё это время жалею только себя, о крохе вообще стараюсь не думать.
А еще мама говорила: «Жизнь нас утешает удивительным образом, утирая наши невидимые людям слёзы и рисуя улыбку счастья на нашем лице. Она словно говорит: «Эй, не вздумай грустить, я не такая и скверная у тебя» и начинает во всю демонстрировать свои самые светлые и привлекательные стороны».
Вот только я не вижу её утешения и демонстрации привлекательной стороны не вижу!.. Или я не права и не способна это разглядеть?
Грустно мою посуду после завтрака, жду, когда Танюшка и Алёнка соберутся, и мы поедем к бабушке. Алёнка на два года старше Оленьки, думаю девчонки найдут общий язык, дав возможность взрослым устроить свои посиделки.
– Вика, я собралась, – вбегает на кухню Алёнка, волоча за собой увесистый рюкзачок, – теперь маму подождём. Она ещё та копуша, – возмущается девчонка.
– Прямо уж и копуша, пошли одеваться, – Татьяна внимательно смотрит на меня, словно оценивает мои силы. – Едем на моей машине. Тебе за руль, Викуш, нельзя, – выдаёт подруга.
Мысленно соглашаюсь с Татьяной, но внутренний червячок сомнения поселяется во мне. Сомнение укореняется, когда слышу, как Татьяна разговаривает со свекровью, обещая позванивать каждый день и держать её в курсе. Но мне почему-то всё равно…
Всю дорогу меня мутит, еле доезжаю до бабушки.
Бабуля с Оленькой безумно рады нашему приезду. Бабуля давно не видела Татьяну и счастлива, что мы нашли время приехать в гости вместе.
Бабушка нас кормит вкусным обедом. Кислые щи, мои любимые. Обожаю их… Да ещё картошка, тушеная с мясом… Так вкусно даже не помню, когда ела…
Девчонки быстро находят общий язык и убегают в детскую, хотя Оленька успевает рассказать мне все новости. К ним в гости приезжала Даша с Элей, бабушка вяжет Элен платье, а ещё Эля подарила посудку для куклы. Обещаю сестрёнке найти время перед сном и посекретничать ещё.
Мы же устраиваемся в гостиной. Бабуля разводит огонь в камине, и я уношусь в ту самую первую ночь в объятиях Генриха. А может попытаться побороть свой страх и поговорить с ним, попросить у него прощения, попытаться объяснить всё. Хотя я не виновата, что мне так не повезло, если только вина моя в доверчивости… Может он сможет меня простить? Простить за что? Я совсем запуталась…
– Ну так рассказывайте с чем приехали. Вижу, что не просто так, – бабушка одаривает своим внимательным взглядом сначала Татьяну, потом меня.
Я не выдерживаю взгляда подруги, которая присоединяет свой не менее внимательный, чем у бабушки, взгляд к моей персоне, отворачиваюсь и смотрю в окно. Я не знаю с чего начать… и как это всё рассказать бабушке, я тоже не знаю… Поэтому и молчу…
Молчание затягивается и Татьяна, поняв, что я не скажу сама, выдаёт меня с потрохами:
– Баба Клава, кое-кто решил дитё убить. Отговорить у меня не получается. Может у тебя получится, – Татьяна замолкает, но молчит и бабушка, а я боюсь даже дышать.
Но здесь мой нос улавливает раздражающий запах герани, и я пулей вылетаю в туалет. В аккурат успеваю приземлиться на колени рядом с унитазом. Прощай, обед. Бабушкины щи были вкусные…
Умывшись и собравшись с духом, плетусь обратно. Бабушка смотрит на меня своими добрыми глазами и улыбается. Не вижу в этом взгляде укора, только доброта плещется.
– Думала, до правнучки не доживу. Тяперяча доживу… Генрих-то знает?
– Я не уверена, что это ребёнок Генриха, – еле слышно говорю я, но бабушку это не особо волнует, когда ей нужно услышать, она слышит даже мысли.
– Я не спрашиваю, кто отец ребятёнка. Генрих сильный мужчина и он любит тебя. Такие способны полюбить и чужого ребёнка.
Пытаюсь возразить, но бабуля не слушает:
– Он добрый, уверенный в себе мужчина. Такие как он могут уважать, беречь, защищать, заботиться и любить свою женщину. Для него ты по жизни будешь маленькой девочкой. Его девочкой. И неважно, сколько тебе будет лет – ты слабее, и ты нуждаешься в его опоре, в его силе, в его защите. Смирись со своей беременность и рожай. Бог дал счастье дитё иметь. А ты!.. Если я ошибаюсь в Генрихе, сами вырастим.
Поднимаю глаза на Татьяну, та разводит в стороны руками, дав понять, что бабушке успела выболтать всё. Мысленно благодарю подругу.
– А если отец Максим… – блею я, пытаясь хоть как-то надавить на бабушку, зная, как ей не нравился Макс.
– Ну, что ж… Максим так Максим… Только такие как Максим любить не способны. Лю'бить он только свою мамку и то только потому, что она оберегаить его и ничего не просить взамен. С ним только слёзы будуть, лучше уж одной. Или тебе по нраву унижаться перед ним? – бабушка это говорит с какой-то ноткой злости, и я спешу ей ответить.
– Нет…
Расспросив обо всём произошедшем в подробностях, бабушка посокрушалась, поругалась и отправила меня спать в свою комнату.
– Иди, поспи малость. К ужину разбудим. С тебя всё равно помощи теперяча никакой на кухне. Заодно и подумай, о чём тебе дитё сказать хочить… А мы с Татьяной про её жисть поговорим, ведь давненько не видилися.
Ложусь на бабушкину кровать, проваливаюсь в ворох подушек и мысли тут же убегают к Генриху.
«Мне не хватает тебя на яву. Мне так хочется после рабочего дня лечь спать в одну кровать с тобой, крепко обнявшись. Я жду тебя хотя бы во сне… приходи ко мне в самых ярких, самых сладких сновидениях. Я скучаю по тебе!»
И я проваливаюсь в сон, в сладкий, нежный сон. Как давно я так крепко не спала.
Просыпаюсь ближе к вечеру от весёлого детского смеха и оживлённых голосов. Лежу, пытаюсь прислушаться и понять, кто пришёл к нам в гости. Не услышав ничего определённого, решаю встать и выйти из комнаты.
Не успеваю сделать и пару шагов, как попадаю в объятия к Дашки.
– Вика, как я рада тебя видеть. Мы здесь с Элей мимо проезжали, заехали бабушку проведать, – неумело врёт Дашка.
Обнимаю её в ответ.
– Врать, Дашка, ты не умеешь, – смеюсь я, а сама пытаюсь понять, успела ли моя бабушка поделиться новостью о моей беременности.
– Вика, помнишь, мы разговаривали про мой дневник. Я тебе привезла одну тетрадку, почитай. Может она поможет тебе принять правильное решение, – говорит Даша, протягивая мне увесистую тетрадку листов так на восемьдесят-девятосто.
Значит поделилась… С укоризной смотрю на бабушку, а она лишь ворчит и улыбается. Вот что с ней сделаешь…
– Девчонки, давайте ужинать, – подходит к нам Татьяна и как-то странно смотрит на меня.
Что они задумали? Я всем сердцем люблю своих подруг, благодарна за протянутые мне руки помощи, но иногда начинает казаться, что они распоряжаются моею жизнью…
Зайдя на кухню, вижу уже накрытый стол. На столе бутылка вина. Явно дорогого и хорошего, если его привезла Дарья, больше ему взяться неоткуда, в доме у бабушки такого точно не появилось бы.
– Тебе нужно немного расслабиться…
– Немного вина малышу не повредит…
Наперебой говорят подруги. Пожалуй, они правы. Пусть я и не любитель горячительных напитков, но в данной ситуации – это неплохой способ поразмышлять и снять напряжение.
Но в эту минуту я даже представить себе не могла, что ждало меня в этот вечер. За этот вечер мне три мои любимых женщины основательно пытаются прочистить мозг и им это удаётся.
– Моя мама говорила мне во время развода с Денисом: «Ошибаться – это нормально, главное работа над ошибками. А прямо сейчас тебе нужно выбросить это пальто и купить новое». Так мама учила меня оставлять всё плохое за бортом и строить новую жизнь дальше. И тебе нужно прошлое оставить за бортом. Притом оставить там всё, что связано с Максом. Поверь, Вика, так будет лучше и для тебя, и для малыша, и это будет правильно, – Дашка говорит это так сосредоточенно серьёзно и убедительно, что не поверить ей и не прислушаться к ней нельзя.
То, что малышу будет лучше без Макса я уверена. Но дело ведь не в Максе! Дело во мне и в Генрихе. Я хочу быть с этим мужчиной! Хотела… Но зачем ему чужой ребёнок?..
Но бо'льший эффект производит на меня дневник Дашки, который я читаю всю ночь и в обнимку с которым засыпаю под утро.
«Мир перестал существовать для меня. Я уже не живу. Живёт только моя оболочка. И если бы не Глебушка, если ты не та Кроха, что уже живёт внутри, я бы, наверное, умерла. Но ради своих детей я обязана существовать пустой оболочкой. Существовать и надеяться на то, что когда-нибудь научусь жить, дышать, улыбаться без него. Нужно только время… Одно знаю точно: любить без него не получится. Это только с ним…»
Дашка, на первый взгляд такая нежная, ранимая и хрупкая, по жизни оказывается бойцом с сильным характером. Такое пережить… и не разучиться радоваться жизни… Не споткнуться… Не предать свою любовь…
В последующие дни, просматривая её дневник ещё и ещё, ловлю себя на мысли, что теперь я читаю только те места, где она описывает отношения с Генрихом.
«…Сначала пили чай, а потом он сидел рядом со мной на диване и играл с маленькими пяточками племянника, пытаясь их тихонечко погладить своими пальцами. Малыш явно заигрывал с дядей, не давая ему такой возможности. А потом Генрих резко наклонился и поцеловал мой живот. Тихо прошептал: «Как я вас люблю».
Пришлось попросить так больше не делать…»
Генрих любил Дашку, да и сейчас любит, но он уступил любимую женщину брату. Почему? Я ничего не понимаю в жизни, в Генрихе, в Дашке, в себе…
Знаю точно только одно, я люблю этого мужчину. Я скучаю по нему… И если он относится ко мне также, как когда-то относился к Дашке, то я, буду полной дурой… если откажусь от него.
Но как понять его чувства?
Глава 26
Виктория
Я неделю живу у бабушки, Татьяна приезжает к нам каждый день. Иногда остаётся с ночёвкой, иногда у нас остаётся Алёнка. Но тогда мне приходится туго. Эти две девочки сводят меня с ума своей егозистостью. Я быстро устою от их неугомонности, а ещё мне постоянно хочется спать.
Бабушка лишь посмеивается:
– Спи, девка, спи. Родишь, поспать-то не всегда возможность будить.
Вечерами много разговариваем с бабушкой. Моя милая бабуленька аккуратно, ненавязчиво вкладывает в мою голову прописные истины правильных отношений. Каждый раз, когда я возмущаюсь, что никогда этого не слышала ни от неё, ни от мамы, бабушка сокрушается: «Да говорено было миллион раз. Только ты, как и твоя мама, ничего не слышишь. Всё в пустую толкую».
– Бабушка, да пойми же ты, как я могу сказать Генриху, что это его ребёнок. Ведь я не уверена в этом! Я!.. Это будет не честно по отношению к нему! Нельзя начинать отношения со лжи!..
Пытаюсь донести до бабушки прописную истину, что я не готова врать любимому человеку, даже если эта ложь никому не повредит. Но бабушка не пробиваема.
– Отпустишь прошлое – получишь будущее, девка, – бабушка похлопывает меня по руке. – Не отпустишь, так и проживёшь вчерашним днём. Всю жизнь будешь маяться, внучка. Не отталкивай Генриха. С ним спокойствие своё найдёшь.
Вот как с ней поспоришь… Постоянно возвращается мысль, как заезженная пластинка, я очень боюсь совершить самую большую ошибку всей моей жизни. Я боюсь потерять Генриха…
Я уже успеваю свыкнуться с мыслью, что рожу ребёнка для себя. И мне, как мамы малыша, не важно, кто отец моей крохи. Ведь одного я любила, а второго – люблю.
Бабушка пытается навязать мне идею, позвонить Генриху, но здесь я непреклонна. Своим игнором я обидела его. Зачем теперь навязываться. К тому же я не знаю, приехал ли он от родителей или нет. У Даши спрашивать не хочется, хотя с ней я общаюсь регулярно. Но сама Даша разговор о Генрихе не заводит…
Завтра мы возвращаемся в столицу и в понедельник я выхожу на работу после короткого отпуска. Незапланированный отпуск заканчивается, за него огромное спасибо Анне Павловне. Мне он был необходим.
Предлагаю Татьяне уехать сегодня, но у неё вечером встреча с кем-то, вот только с кем, моя подруга не говорит, уходит в несознанку, лишь улыбается застенчиво. Неужели у неё появился кто-то?
Татьяна утром, забрав девчонок, уехала к родителям, пообещав вечером привезти Олю домой. Приходится смириться и ждать утра завтрашнего дня…
Но день приносит мне новые переживания. К нам заваливается незваный гость.
Я расставляю тарелки и накрываю стол к обеду, когда входная дверь без стука открывается и в дом вваливается Максим.
Я замираю. Внутри всё сжимается от негодования, воздуха резко перестаёт хватать. Не хочу его видеть! Низ живота скручивает и разливается холод, я словно чувствую, как кроха тоже замирает в ожидании чего-то. Всё моё тело противится находиться в одной комнате с этим мужчиной.
– Привет. Я за тобой. Собирайся, поехали, – стальным тоном чеканит Максим. – Ты пропустила приём. Мне Катька позвонила, иначе будет поздно. Срок уже большой.
Вот так с порога, без всякого предисловия, нагло заявляет этот мужчина. Ничего не спрашивая, а просто снова распоряжаясь моей жизнью и жизнью крохи, без грамма так называемого «сочувствия». Я застываю на месте. В моей голове поселяется дежавю… Я это уже проходила… Только открываю рот, готовая выкрикнуть «нет», как…
– Никуды она с тобой, мил человек, не поедет. Если ты про беременность, то она будет рожать, – бабушка приходит мне на выручку. – Чего в дверях стоять, проходи, коль приехал, – обращается она к Максу, а меня бабуля прямо заталкивает в свою комнату и угрожающе шепчет. – Ну-ка, внуча, здесь покамест посиди, а я с ним сама потолкую.
Я ни особо сопротивляюсь бабуле, ведь видеть Макса не хочу вовсе, слишком красноречивые воспоминания оставила в сердце последняя встреча. Устраиваюсь на бабушкиной кровати и прислушиваюсь к разговору на кухне. Через неплотно закрытую дверь хорошо всё слышно.
– Так, кто ты такой и как тебя звать? – интересуется бабушка у Максима.
За прожитые вместе года он так и не удосужился познакомиться с моей роднёй, пару раз видел маму, с папой пересекся всего один раз. И то случайно…
– Я муж Вашей внучки, – отвечает он уверенно, а мне хочется закричать, что он всё врёт…
– Вика говорила, что вы просто так жили вместе. Замуж ты её так и не позвал, да и ребёнка родить не разрешил. Так что получается, не муж ты ей, – парирует бабушка, – а так, непонятно что. Только девки жизнь испортил.
– Позвал, баб. Только вот она артачится. Можно подумать она нужна такая кому-то. Велика принцесса. Прямо очередь выстроилась, – зло смеётся Макс.
– Зря ты так, сынок. Иногда женщине лучше быть одной, чем с кем попало, – рассудительно говорит моя бабушка. – Чаёк-то будешь?
– Мы не пьём чай, – отзывается Максим.
Мы действительно не пили с ним чай, но только потому, что Макс не любит этот напиток, а для себя мне всегда было лень его заваривать, чай из пакетиков я не признаю.
– Вика очень любит чай. Вот это всё её баночки.
Догадываюсь, что бабушка демонстрирует Максу коллекцию моего чая, которую я недавно пополнила ещё парочкой сортов фруктового.
Максим молчит. Мне остаётся только догадываться, какими глазами он смотрит на бабушку и мои баночки с чаем.
– Плохо вы жили с Викой, коль ты не знаешь её вкусов и привычек, да и про хобби моей внучки тоже, подишь, не знаешь?
И опять молчание Макса.
– Вот видишь, не знаешь. Поэтому ей лучше одной, чем с тобой. Каждая женщина хочет, чтобы её понимали и слышали не только, когда она плачить или чемоданы собираить. Каждая женщина хочет знать, что она необходима для счастья, а не для удовлетворения мужской похоти. Вика не исключение. Она хочет любить и быть желанной, любимой, единственной. С тобой такой она никогда не была и не будить, – рассуждает бабушка, а я лежу, слушаю мою мудрую бабушку и удивляюсь, как всё правильно она говорит. А ведь я ей практически ничего о жизни с Максом не рассказывала, значит бабушка это просто видела. Но как?
– Она была счастлива со мной, – уверенно вставляет Максим свои пять копеек.
– А много ли ты знаешь о счастье, сынок? – в ответ молчание. – Что молчишь? Не знаешь, что сказать… А не знаешь потому, что никогда не замечал, что для Вики хорошо, не интересовался, чего она хочить, чем дорожить. Только о себе самом думал…
Не замечая как, я погружаюсь в воспоминания и ловлю себя на том, что вспоминать особо нечего. Все наши отношения зависели от настроения Макса. На какой-то момент отключаюсь и не слышу разговор бабушки и Максима. Даже ход времени теряю.
В следующий момент распахиваю глаза от сильного сердцебиения и какой-то приятной истомы, теплом внутри разливающейся. Словно жду чего-то. Не могу понять, что это. Может предчувствие? Интуитивно кладу руку на живот и мысленно произношу: «Малыш, ты чего меня пугаешь? У нас ведь всё хорошо». И в этот момент слышу его голос. Голос моего мужчины. Слышу и замираю, сжимаюсь в комочек, словно в ожидании пощёчины от судьбы.
Вновь становится стыдно и страшно…
Генрих
Немного успокаиваюсь, лишь когда шасси самолёта отрываются от взлётной полосы в Берлине. Через пару часов я буду дома и смогу понять, что происходит с моей девочкой.
Меня почти месяц не было рядом, это была незапланированная поездка к родителям. У мамули разыгралась подагра, а лечение мама доверяет только мне, как, впрочем, и отец.
Несмотря на свою сыновью любовь и благодарность, во время этой поездки я был сильно раздражён. Несколько раз пришлось просить прощение у родителей за свою несдержанность. Невольно вспоминаю Германа, когда он только познакомился со своей Дарьяной, и узнаю в нём себя. Улыбаюсь своим мыслям и закрываю глаза, продолжая напряжённо думать.
За время между поездками я видел, что с Викой творилось что-то непонятное. Я видел, что с ней что-то происходит, её что-то тревожит, но моя девочка на контакт не шла, рассказывать ничего не хотела. Даже улыбалась она как-то натянуто, словно через боль, дотрагиваться до себя не разрешала и снова переселилась в отдельную спальню.
Лишь последние дни снова стала моей. До сих пор из головы не выходит фраза, сказанная ею в аэропорту, при прощании: «Может это и к лучшему…». Несколько раз просил у Вики пояснить её, но моя упрямая девочка каждый раз уходила от ответа, умело переводя разговор на другую тему.
А последние две недели нашей разлуки Вика вовсе не отвечает на звонки и смс-ки, хотя точно знаю, что читает их.
От Дашки удаётся узнать, что Вика гостит сейчас у бабушки, но по голосу понимаю, Дарья что-то не договаривает. Как ни пытался выяснить, ничего не получилось. Герман тоже ясности в картину не вносит, возможно он ничего и не знает.
Во время перелёта прокручиваю наши отношения с Викторией с самого первого мгновения, когда увидел одинокую Снегурочку на обочине дороге, и пытаюсь найти точку отсчёта возникшего напряжения. Не нахожу, хотя всплывает фраза Марка: «Странно, но Вике дважды прокололи колесо. Или это тебе кто-то за что-то мстит?». Не понимаю, почему тогда не обратил на это заявление Марка внимание.
Мне? Мало вероятно. Вроде никому дорогу не переходил, ни с кем из женщин не встречался и в тем более ничего не обещал. Выходит, не мне.
Вике? Может бывший? Что, до сих пор не угомонился? Тоже мало вероятно. Да и не она его бросила, а он её. Может одумался и решил вернуть? Таким способом?
За размышлениями время пролетает быстро. Из аэропорта заезжаю домой, бросаю сумку, звоню Герману уже из машины. Разговариваю с братом достаточно долго, но он старательно обходит в разговоре тему Виктории. Даже на мой вопрос, как давно Дашка видела Вику не отвечает, словно не расслышал его.
– Ты через сколько приедешь? Далеко ещё?
– Гер, я сначала к Вике, а потом уж к вам. Я должен узнать, что с ней происходит. Узнать и всё решить…
На заднем плане слышится грохот и звон разбившейся посуды.
– Извини, Генрих. У меня жена здесь посуду бьёт. Потом договорим, – и Герман, смеясь, прерывает разговор.
Глава 27
Сегодня Герман взял выходной, решив его провести дома с семьёй, тем более Генрих должен прилететь от родителей и подъехать вечером, как и было заранее оговорено. Обычно брат планы свои не меняет. Хотя, теперь у него появилась Виктория…
За последнее время Герман очень устал. В его возрасте начинать всё с нуля сложно. Работать спустя рукава он не умел и не любил, а вот коллектив «Сказки» привык работать именно так.
С трудом за осень Герман сумел собрать команду и научить её работать. Удачно проведённые новогодние праздники принести хорошую прибыль, сотрудники получили хорошую премию. Теперь люди наглядно увидели, как и для чего нужно работать. Но проблем оставалось много, вот и приходилось пропадать на работе не только в будние дни, но и в выходные тоже.
