Вета Маркова
Прости за любовь
Оля, до этого тихо сидевшая на диване, спрыгивает и бежит к бабушке.
Завтрак проходит спокойно. После завтрака Вадим Игоревич собирается домой, а я выхожу его проводить.
– Не стал у Вики спрашивать, у Вас спрошу. Что у неё произошло с Максимом? – интересуется Вадим Игоревич.
– Я не имею права рассказывать. Пока это только её жизнь, – с её отцом я решаю быть откровенным, мне будет нужна его поддержка с этой девчонкой, в этом я уверен. – Мне нравится Виктория. Она…
Я не могу придумать ей определение. Вадим Игоревич ухмыляется по-доброму.
– Скажи только одно, она ушла от мужа? Да или нет?
– Вика не была замужем. Если Вы имеете ввиду Максима, то да, ушла.
– Она переехала к тебе?
– Пока нет. Мы с ней только вчера познакомились. Но переедет быстро. Я умею быть настойчивым.
– Не принуждай. Она этого не потерпит, – мы подходим к калитке. – Бабушку не обижайте, она мне как мать. С квартирой я улажу. Вике нужно будет порядок в домике бабушки Мани навести. Я там небольшой ремонт сделал. Домик в порядок привёл, утеплил. Там уютно. Клавдии Ивановне в доме сподручнее будет, чем в квартире. Но квартиру она получит. Положено, значит положено.
– Я буду рядом с Викторией насколько она позволит. Бабушку не обидим. А Вас жду в клинике и чем быстрее, тем лучше. Таблетки принимаете по схеме?
– Да. Всё прекрасно было, только вот перед праздниками ухудшение почувствовал и вспомнил, что приём пропустил, – кается Вадим Игоревич.
– Моё следующее дежурство восьмого. Вот тогда и жду в любое время. До этого времени мы с Викой что-нибудь решим. Во всяком случае всё понятно станет.
Вадим Игоревич смотрит сурово.
– Вадим Игоревич, для себя я всё решил, а вот решение Вики я ещё не услышал…
Но в этот момент из дома выбегает Виктория, на ходу набрасывая на плечи шаль, подбежав, виснет у отца на шеи:
– Папочка, я очень тебя люблю. Спасибо тебе.
– Ну, Виктория, ну, что ты как маленькая. Иди в дом, выскочила раздетая, простудишься.
Вадим Игоревич целует дочь, садится в машину и уезжает, а Вика стоит у калитки ещё какое-то время и смотрит ему вслед. Подхожу и обнимаю Викторию.
– Вика, зима на улице, а ты почти босиком. Пошли в дом, – целую её в щёчку. – Если всё собрала, то поехали. Дети ещё до ёлки должны познакомиться.
Чувствую, как напрягается Вика. Что произошло?
– Зачем я тебе? У меня куча проблем. Тебе ведь их решать придётся. Не надоест?
Подхватываю её на руки, такую лёгкую и стройную, заношу её на крыльцо и целую. Хочется нежно, но целую нагло и напористо. Резко прерываю поцелуй. Смотрю в её янтарные глаза. А там… такое смятение. Девчонка ничего понять не может.
– Мне не надоест. И, согласись, у меня совсем не плохо получается, – улыбаюсь и поправляю локон её волос, выехавший из причёски, убираю его за её маленькое ушко. – Пошли, замёрзла совсем.
Глава 7
По дороге в «Сказку» Виктория молчит. Она пытается разобраться в себе.
Как Генриху удалось так быстро занять все её мысли? Ведь она даже ещё не всё решила с Максом. Вика точно знает: она вспылила, Максим обиделся и уехал к маме, она психанула, собрала вещи и уехала к бабушке. Но… В душе она надеялась, что они помирятся. Надеялась… Теперь уже нет. Максим никогда не простит ей поцелуй с другим мужчиной… А она ему?.. Неужели Генрих прав, и Максим ещё осенью запланировал поездку с другой?..
Вика достаёт из сумочки телефон, решив просмотреть сообщения. Как всегда, их было много, это и поздравления от коллег, от школьной подруги и море сообщений от Макса. Их она и решает прочитать. Вика просматривает сообщения, по щекам текут слёзы… Сколько обвинений, оскорблений, грязи… И ни одного слова о любви… Смотрит на время отправления первого сообщения. Через полчаса после их ссоры. Оно самое нейтральное: «Ты полная дура! Только идиотка может променять достаток на нищету. Я даю тебе на размышление целую ночь. Утром жду извинений». «Извинений в чём? В чём я виновата?» – спрашивает себя Вика. Все последующие сообщения были уже в новогоднюю ночь после их случайной встречи.
Она шмыгает носом. Генрих включает поворотник и останавливает машину.
– Оленька, устала? – спрашивает он у девчушки, мило устроившейся на заднем сидении.
– Нет, – отвечает девчонка, не прерывая игры в куклу.
– Сейчас поедем дальше, – Генрих подмигивает девчушке и уже только для Виктории добавляет. – Вику только успокою.
Он вылезает из машины, подходит к пассажирской дверцы и открывает её, отстёгивает ремень безопасности и протягивает девушке руку, помогая Вике покинуть уютный салон. Она, ничего не понимая, вылезает из машины.
– Виктория, что произошло? Что за горькие слёзки? Ты целый год плакать собираешься? – Генрих смотрит сурово, словно на провинившуюся школьницу.
Вика молчит, опустив голову и вертя в руках телефон. Но почему-то перечить этому мужчине ей не хочется. Что с ней происходит? Куда запропастился её язвительный характер.
Мужчина притягивает её к себе, прижимает к груди.
– Вик, не сопротивляйся, когда я тебя обнимаю. Тебе нужно успокоиться, я просто помогаю. Не нужно, чтобы Оленька видела твои слёзы. Она очень впечатлительная, может понять всё неправильно, а потом всё рассказать бабушке. Ещё и Клавдия Ивановна переживать будет.
– А ты считаешь, мне не из-за чего расстраиваться? У меня всё прекрасно?
Генрих молчит, давая возможность Виктории выговориться.
– Я не знаю, что меня ждёт дальше… Ни квартиры, ни машины, ни работы… Ты считаешь, что это прекрасно!? Всё с нуля… Но только мне не двадцать. Мы с Максимом прожили вместе шесть лет и …
– Вика, давай посмотрим на ситуацию по-другому, – Генрих перебивает девушку, пытаясь успокоить её. – Смотри. Ты говоришь, нет квартиры. Но у тебя есть дом, где тебя любят и ждут. На первое время можно жильё снять, сейчас это не проблема. Можешь пожить у меня, я уступлю тебе одну из комнат, квартира большая. А в той квартире тебя любили? Это была твоя квартира? Там ты была на сто процентов счастлива? Для себя ответь на эти вопросы. Мне ответ на них не интересен. Ты говоришь, нет машины. Но мы ещё даже не знаем, что с твоей. Кирилл завтра к обеду сообщит. Если тебе сложно без машины, покатаешься на моей. Без проблем. Я ей в Москве редко пользуюсь. И последнее, ты говоришь, нет работы. С чего ты взяла? Тебя разве уже уволили? – Вика отрицательно качает головой, а Генрих продолжает. – Даже если уволят, ты дипломированный специалист. Есть опыт работы. Найдёшь новую. Видишь, всё решаемо. Маленькая, не надо так горько плакать, – Генрих наклоняется к её ушку и заговорчески шепчет, – иначе очень хочется поцеловать. Но, ты почему-то против. Или не против?
Он, немного отпрянув от девушки, нежно приподнимает её голову, чтобы заглянуть в карие глазки. Вика смотрит в ответ. Она ждёт поцелуя. Но Генрих целует в щёчку.
– Поехали маленькая заплаканная девочка.
Он открывает дверцу авто, помогает Вике сесть в машину.
– Спасибо, Генрих, – благодарит мужчину Вика, хотя всю горечь, что скопилась на душе, скрыть не может.
Он лишь улыбается в ответ.
***
Они подъезжают к коттеджу, не успевают вылезти из машины, как на террасе появляется Даша:
– Вы куда пропали? Почему так долго? Я устала ждать, все хотят кушать, а я жду вас.
Сегодня Дарьяна была в спортивном костюме. «Какая она стройная и маленькая», – Вика улыбается своим мыслям. Она несколько выше Даши, хотя Вика всегда считала себя низенькой и тихо завидовала длинноногим подружкам. Даша бойко подходит к Вике и целует в щёчку, но здесь Дашкино внимание привлекает девчушка на руках Генриха.
– Генри, это что за чудо у тебя? Маленькая, как тебя зовут?
Генрих ставит Олю на ножки, но девочка цепко держит его за руку и не отпускает. Дашка присаживается перед ней на корточки:
– Меня зовут тётя Даша. А тебя как? Не стесняйся, маленькая.
– Я не маленькая, – тихо, но твёрдо отзывается девочка. – Здравствуйте, меня зовут Оля.
Дашка целует это милое создание.
– Пошли, я познакомлю тебя со своими мальчиками и девочками. Их у меня много, – и, взяв Олю за руку, обращается к Виктории. – Вика, это твоя дочь?
– Нет, Даша. Это моя сестрёнка.
– Прекрасно… – многозначительно произносит Дарья.
Зайдя в дом, Даша знакомит Олю со своими детьми. После обеда дети устраиваются на ковре у камина со своими игрушками, а взрослые рассаживаются в гостиной на диванах, лишь старшие дети покидают их компанию и уходят на второй этаж. Сегодня в коттедже находятся только члены семьи.
Даша уютно устраивается в объятиях мужа, положив голову ему на плечо. Герман обнимает жену, нежно поглаживая её по руке.
– Генрих, совсем забыла, для Вики с Олечкой спальня на втором этаже, а вы с Марком спуститесь на первый. Нельзя чтобы девочки мёрзли, – смеётся Даша. – Вика, пойдём, я покажу тебе вашу спальню. Мальчики, вещи принесёте?
– Пойдём, – соглашается Вика и бросает тревожный взгляд на Оленьку, боясь, что девочка испугается, если не увидит её. Ведь Оля не ходит в детский садик и практически не играет со сверстниками. Всё это осталось в прошлом. Последние шесть месяцев единственным другом в играх для Оленьки является бабушка, лишь изредка Вика и Вадим Игоревич.
Даша подходит к Роману и что-то шепчет на ушко, девочки уже так увлечены игрой, что ничего не замечают вокруг.
Вика с Дашей поднимаются на второй этаж, где разместились четыре спальни.
– Мы сейчас часто в этом домике отдыхаем, почти обжились. Я не могу находиться без Германа в выходные, а он всё время пропадает на работе. А здесь мы почти вместе, – извиняющимся тоном поясняет Даша.
– У вас ещё есть квартира?
– Да, Вика, в соседнем научном городке. Я работаю в одном из местных институтов юристом. Только пришлось к моей квартире присоединить ещё соседнюю. Все вместе мы в мою маленькую трёшку перестали помещаться с некоторых пор. На нашу удачу соседка свою на продажу выставила. Мы и купили. Только ремонт сделали и всё устроили. Как раз к новому году успели. Теперь у нас шесть комнат, места всем хватает. А в Москве ты где живёшь? – в свою очередь интересуется Даша.
– Жила в квартире Макса. Сейчас к бабушке вещи перевезла. Снимать буду, если останусь работать в Москве.
– Не грусти. Генрих что-нибудь придумает и с работой, и с квартирой.
– Генрих-то придумает, но… Даша, я так не могу. Я не привыкла рассчитывать на кого-то, только на себя…
– Вика, привыкнешь. Я тоже всегда рассчитывала на себя. Твердила себе, что я сильная, всё смогу. А потом поняла, если рядом появляются люди, готовые помочь, то это дар свыше и от этих людей и их помощи нельзя отказываться. Когда Герман неожиданно уехал, а я осталась одна, тоже думала, я сильная, я справлюсь. Но если бы Генрих не оказался рядом, если бы он так настырно не лез со своей помощью, я бы потеряла Ромку. Организм бунтовал, был сильный токсикоз и, как следствие, угроза выкидыша. Но, благодаря Генриху всё обошлось. И у нас есть такой прекрасный мальчишка.
– Я ещё не готова к такому, наверное.
– А ты не готовься, а просто прими его помощь. Генрих внимательный, заботливый, надёжный. Это мне в Вольфах и нравится.
В дверях появляется мужчина, держа в руке сумки.
Вика замирает, пытаясь понять кто это. У братьев разница в возрасте небольшая и различий между ними Вика ещё не нашла. Оба одинакового роста, голубоглазые шатены, даже лёгкая проседь на висках присутствует у обоих. Да и одеты братья сегодня в одинаковые серые свитера и джинсы. Левую руку с браслетом, или без него, у пришедшего не видно, на указательном пальце правой руки такая же печатка, как у Генриха, поэтому рассчитывать Вика могла только на Дашу и свою интуицию…
– Вещи прибыли. Ёлка у детей через час. Пойдём на ёлку сегодня? Или сегодня покатаемся с горки и просто погуляем, а на ёлку завтра, на утреннее представление? Чтобы эмоций на целый день хватило…
– Спроси у детей, милый, а мы пока вещи разберём, да поболтаем немного.
«Значит это Герман. Голоса тоже похожи. Тембр один», – отмечает для себя Вика, основательно растерявшись в отсутствии отличий.
– Даша, а как ты братьев различаешь? Они ведь так похожи, – интересуется у Даши Виктория.
– Не знаю. Но я с самого начала видела только Герку. Наверное, моё сердце безошибочно мне подсказывает. А ты ещё не научилась определять?
– Нет. Но сейчас заходил Герман, я права?
– Почему ты так решила? – интересуется Даша, улыбаясь новой знакомой.
– Глаза. Генрих смотрит по-другому. Взгляд… Не могу объяснить, – смущается Вика.
Вика заботливо вешает платье сестры на плечики, расправляя складочки.
– Это карнавальный костюм Оленьки?
– Да. Она у нас Лисичка в этом году, – Вика достаёт маску и кладёт на тумбочку.
– Красивый костюм. Сами вязали?
– Бабушка. Она у нас мастерица.
Вика достаёт своё платье, костюм и убирает всё в шкаф.
– Вроде бы всё…
– Тогда пошли вниз, сейчас узнаем, что решили дети. Если дети решат идти на ёлку, то мы забредём в кафе. Здесь чертовски вкусная кухня. Обожаю их пудинги, маффины и другую выпечку. А вечером Герман предлагал пойти в ресторан. Детей ужином здесь накормим.
– Даша, а дети одни останутся? – интересуется Вика, переживая за сестрёнку.
– Нет, что ты. Попросим горничную с ними посидеть. Лена не откажет. Удивительная женщина. Мне она очень нравится, я с ней давно знакома. Да и Глеб с Аннет уже большие, присмотрят.
Вика восхищается Дашкой, как у её всё легко, просто и продумано.
«Интересно, она всегда такая была? Или это приходит с уверенностью, что о тебе заботятся, тебя любят и поддерживают во всём?».
Вика с Дашей спускаются в гостиную, но обнаруживают пропажу. Мужчин здесь нет. Дети играют, не обращая внимание на взрослых. Вика приятно удивлена, Оленька не заметила её отсутствия, обычно сестрёнка хвостиком бегает сзади.
– Дети, где папа?
– У Глеба в комнате, – отзывается Ромка, не отвлекаясь от игрушек.
– Ну вот, придётся опять подниматься на второй этаж. Вот пусть только Герман скажет, что не боится, если я пополнею. Если не боится, тогда зачем по этажам гоняет, – ворчит, улыбаясь, Даша. – Вика, посиди одна, только не скучай. Я быстренько. Германа только найду.
Дарья направляется на второй этаж, а Вика усаживается на диван и погружается в свои мысли.
Она с этими людьми знакома несколько часов, но почему же ей кажется, что знает их всю жизнь. С ними приятно общаться. Никто из них не лезет с расспросами в душу. Даша рассказывает понемногу об их семье, порционно выдавая информацию.
Вика задумчиво смотрит на малышей. Роман строит что-то из конструктора, а девчонки играют в куклы. Куклами они уже поменялись. Вика отмечает, что у Оленькиной куклы появился уже новый наряд. Значит бабуля с утра успела поколдовать. Вика улыбается нахлынувшему желанию сшить кукле красивое платье, вот только нужно найти тот заветный пакет с обрезками.
К Вике подбегает Ромка и выдёргивает её из размышлений, взяв за руку:
– Вика, я не понимаю, что говорит Оля и не могу это перевести Элен. Помогите, пожалуйста.
Виктория, улыбнувшись мальчишке рассеянной улыбкой, подходит к детям и присаживается рядом с ними на пол.
– Оленька, что ты такое непонятное сказала?
Оля смотрит на сестру своими очаровательными карими, как у мамы, глазками и повторяет:
– Черевички, я обула Грете черевички.
– Черевички, Ромка, это тапочки по-другому, но нарядные, праздничные.
Вику удивляет то, как Ромка быстро переводит всё на другой язык. Элен что-то отвечает брату.
– Я вас не понимаю, сколько раз говорить, – возмущается Оля и смотрит на сестру. – Вика, ну скажи ты им. Я не знаю их языка.
– Это немецкий язык. Мы дома часто на нём разговариваем, – поясняет Ромка.
– Рома, вы на немецком разговариваете с папой?
– Да. И с папой, и с мамой, и с Глебом.
«Ничего себе», – удивляется Вика. Она иностранных языков не знает. В школе и в институте учила английский, но он прошёл как-то мимо неё, не оставив следа в голове.
– Вика, ты почему переместилась на пол? Пол холодный.
Вика поднимает голову и встречается взглядом с мужчиной. На неё смотрят голубые-голубые глаза, но смотрят нежно, ласкающе, словно каждую клеточку её тела целуют.
– Нет, Генрих, не холодно. Дети ведь играют, – отвечает она и вкладывает свои ладошки в протянутые навстречу ей руки Генриха.
Он помогает ей встать и кладёт свои руки к ней на талию.
– У детей коврик с подогревом, а ты сидела на обычном. Вика, как ты узнала, что это я?
– У тебя взгляд другой. Не такой, как у Германа.
И только сейчас обращает внимание на браслет, браслета на руке мужчины не видно. Вика немного смущается. Неужели ошиблась?
– Что не так? – глаза мужчины улыбаются и ласкают. – Что?
– Браслет…
Генрих обжигает её щёчку поцелуем.
– Браслет никуда не делся. Но нам не нужен браслет, Вика. Ты и так меня узнаёшь. Для твоей уверенности я его поправлю.
И Генрих поправляет рукав свитера, вытащив из-под него браслет.
– Дети, убираем игрушки и пошли гулять.
– Генрих, мы все пойдём? – интересуется Ромка.
– Все.
– Все-все? И Аннет, и Глеб? – спрашивает голубоглазая девчушка.
Вика замечает акцент у Элен.
– Да, Эль, пойдём все вместе. И будем кататься на ватрушках с горы. Покатаем Вику?
– Чур, Вика поедет со мной, – заявляет Ромка.
– Хорошо, Ромка, я доверю тебе Вику. Уговорил… Оля, будешь кататься со мной?
Оленька утвердительно кивает, не отвлекаясь от игры, а потом поднимает глазки и смотрит на сестру, словно ищет в её глазах одобрения. Вика улыбается сестрёнке.
Со второго этажа спускаются Герман и Дарьяна. Оба одеты в комбинезоны.
– Вика, а у вас есть во что для катания с горки переодеться? – спрашивает Даша.
– Конечное, сейчас мы с Оленькой быстро. Побежали? – Вика протягивает сестрёнке руку, и они, взявшись за руки, поднимаются в комнату.
Вика помогает переодеться Оленьке, которая без умолка тараторит, рассказывая о своих новых друзьях, и уже сама успевает одеть костюм, как раздаётся стук в дверь.
– Виктория, покажись.
– Сойдёт? Только у меня наверх, кроме шубки, ничего нет. Я кататься не собиралась.
В ответе Вики сквозит неуверенность. Генриху так хочется защитить Вику от неё же самой и от этой неуверенности тоже.
– Сейчас что-нибудь придумаем. А если не придумаем, будешь кататься в шубке.
Генрих помогает Оленьке обуть валеночки. И видя, что Вика замешкалась, приходит на выручку:
– Валенки и именно их. И шубку! Ты – моя Снегурочка!..
Оля с визгом летит на первый этаж, сообщая всем, что Вика у них Снегурочка, а Генрих ненадолго пленит Вику:
– Вика, ты красавица! Я тебе это уже говорил?
– Нет, – смущаясь, отвечает Вика.
– Вика, вернёмся к нашему разговору. Твой ответ, красавица?
Генрих приподнимает руку, чтобы коснуться её щеки. Проводит тыльной стороной ладони по щеке, едва касаясь кожи. Виктория замирает, сердце перестаёт биться от такого нежного прикосновения. Рука Генриха перемещается на затылок, зарываясь в густые волосы и лаская их. Вика тяжело сглатывает, пытаясь справиться с нарастающим возбуждением.
Девушка догадывается на какой вопрос хочет услышать ответ мужчина, но ответить она ещё не готова и пожимает плечами. Генрих нежно поцелует её щеку, прокладывает дорожку из поцелуев к виску, спускается к ушку. Вика не двигается. Ей безумно нравятся эти ласки, такие необычные для неё и будоражащие её тело.
– А так, моя нерешительная упрямица?
Дыхание Генриха ласкает кожу, Вика улыбается в ответ и заглядывает в его глаза. В самые красивые глаза на свете! В этом она уже уверена. Заглядывает и позволяет омуту его глаз захватить её в плен.
Генрих обнимает девушку одной рукой за талию, несколько прижимая к себе, и нежно завладевает её губками. Вика растворяется в этом поцелуе. Хотя разум и продолжает бунтовать, сердце уже растаяло, растекаясь лужицей у ног этого мужчины. Вика нерешительно кладёт свои руки на грудь Генриха, но не для того, чтобы оттолкнуть его, а для того, чтобы чувствовать удары его сердца.
– Твой ответ? – тихо выдыхает Генрих.
– Давай попробуем, – слышит он в ответ.
Хоть в этом ответе и сквозит всё та же неуверенность, но это лучше, чем отказ.
Глава 8
Генрих
Что за девушка, эта девушка-Вика? Почему не могу оторвать от неё взгляд? Ведь не может же быть «с первого взгляда», когда тебе уже за сорок?
Герман по-доброму издевается, говоря, что меня накрыло. Да, накрыло. Сегодня, пока курили на террасе, Герман посмеялся Марку, чтобы тот не подходил к Вике и оставил её мне. Значит мне не показалось, что Марк бросает на Викторию заинтересованные взгляды. Извини, племянник. Её я тебе не уступлю. Ты ещё молод, а у меня это может быть последний шанс…
Виктория!.. Милая девочка… Она запала мне в душу, но я даже боюсь настаивать с ней на своём. Где моя былая решительность?
Терпелив я был только с Дарьей. Но если бы я с Дашкой был настойчив, возможно она и была бы моей, но мне принадлежало бы только её тело, оболочка. Её сердце всегда принадлежало только Герману.
Рядом с Викторией и я другой. Всегда к женскому полу испытывал страсть, безудержное желание. Но к Вике страсть и желание другие, и я не могу отрицать этого. Вику я хочу как-то по-особенному. Раньше был всего лишь секс, физическая потребность, а эта девушка мне нужна целиком. Хочу обладать ею без остатка, хочу, чтоб принадлежала только мне одному.
С Викторией я не буду терпелив. Она должна быть моей и чем быстрее, тем лучше для нас. Не нужно давать ей возможность одуматься и начать всё взвешивать, иначе это может быть не в мою пользу. Молодость племянника может взять верх…
Съехав пару раз на ватрушке с Оленькой, поднимаясь в очередной раз на горку, ищу глазами Вику. Она с Ромкой устраивается на вершине на ватрушку и летит с мальчишкой вниз. На вершине Оленька снова тащит меня к спуску, а мне хочется к её сестре, но как объяснить это малышке. На выручку приходит Глеб. Он берёт девчушку за руку:
– Пойдём со мной, а то мне скучно. Пусть Генрих отдохнёт немного.
И Глеб увлекает девчонку за собой и через минуту они уже с визгом летят вниз.
Какая это прекрасная детская забава – катание с горки!..
Да и погода сегодня великолепная. Яркое солнце, небольшой мороз, снег искрится, превращая всё вокруг в сказку. В такую погоду я люблю кататься на лыжах. Интересно, а Виктория катается на лыжах? Решаю узнать. Ищу её и Ромку глазами. Они поднимаются на горку, но мне закрывают глаза нежные ручки племянницы. Аккуратно убираю их и оборачиваюсь. Аннет виснет на моей шеи:
– Генрих, поехали со мной. Ну, пожалуйста.
Но говорит она это по-немецки. А у нас с ней уговор, разговаривать только на русском. Она собирается поступать в МГУ, хочет переехать к отцу.
Отрицательно качаю головой, а жестом показываю, что не понимаю её. Аннет шутливо надувает губки.
– Ну и не надо, я с Ромкой поеду, – вредничает племянница, хватает Ромчика за руку и, смеясь, тащит к спуску.
Я протягиваю руку Виктории, помогаю ей сделать последние шаги наверх. Обнимаю её, целую в щёчку.
Как она прекрасна. На морозе щёчки порозовели, глазки искрятся счастьем, лицо сияет в улыбке:
– Генрих, где Оленька? Я потеряла её из вида?
– С Глебом Оленька. Этот мальчишка о ней позаботится.
– Я думала народу будет больше, – говорит Вика и пытается отстраниться, но я не намерен её отпускать.
– Сейчас ёлка идёт. Основная детвора там.
К нам подходят Дашка и Герман. Если честно, я их потерял, когда пришли на горку. Оба улыбаются, видно, что безумно счастливы.
– Где это вы были? – интересуюсь я, лишь крепче прижимая к себе Викторию, которая не прекращает слабые попытки выбраться из моих объятий.
Лишь только сейчас замечаю компанию её бывшего. Они направляются к горкам. Шепчу Вике на ушко:
– Стоять. Ты хочешь вернуться к нему?
Она обалдело смотрит на меня и отрицательно качает головой, но молчит. И не надо слов. Я просто целую Вику, а она замирает в моих объятиях, расслабляется и послушно кладёт мне голову на грудь.
Мы стоим вчетвером и мило разговариваем. Дашка рассказывает, что они проверяли открытый каток.
– Можете сходить покататься, – предлагает Герман. – Лёд ровный, как зеркало.
– Я не умею, – откровенничает Вика. – Зимние виды спорта не для меня, – смеётся она, – как и летние. Если только на велосипеде покататься, да в речке поплавать.
– Генрих научит. Меня Герман учил кататься на коньках и горных лыжах. Жаль, что не успели горнолыжку в порядок привести к этому сезону. Оборудование вовремя не закупили, – поясняет Дашка.
Они с Германом представляют собой единое целое, знают всё про работу друг друга, живут общими заботами и проблемами, словно навёрстывают время, проведённое в разлуке.
Компания молодых людей с Викиным бывшим останавливается рядом, ребята то ли ещё не протрезвели после новогодней ночи, то ли накатили с утра. Ведут себя развязно и ищут для себя свободную ватрушку, явно намерены спуститься с горки.
– Пойдёмте домой, – не выдерживает Дашка. – Мне не нравится, когда рядом с детьми будут взрослые кататься, притом не совсем трезвые.
Дашке деликатности не занимать. Но выудить детей с горки сложно. Стоим, высматриваем.
– Глеб, сыночка, хватит. Давайте домой, – просит Даша у пробегающего мимо Глеба.
– Мамочка, мы только с Оленькой ещё один разочек спустимся, – кричит удаляющийся в сторону спуска Глеб, садится на ватрушку, усаживает девчонку к себе на колени, отталкивается, и они уже несутся вниз.
Воздух звенит от детского смеха. На середине подъема вижу Марка и Элен, они медленно поднимаются в горку, в самом низу Аннет и Ромка. Ромка тащит старшую сестру за руку наверх, Аннет смеётся, постоянно спотыкается и падает.
Я, как заворожённый, смотрю на детей Германа. Какие они с Дашкой счастливые. У них такие прекрасные дети. А у меня…
И здесь перехватываю напряжённый взгляд Германа, снова перевожу свой взгляд на горку, интуитивно прижимаю к себе Вику и одновременно дергаюсь вперед. Вслед за ватрушкой Глеба летит ватрушка молодых людей, набирая скорость и догоняя ребят.
В голове проносится только одно: девчонка может пострадать, но рука брата сжимает моё плечо, и я слышу:
– Там Марк.
Только сейчас замечаю, как Марк, находясь ближе всех к детям, перепрыгивает через ограждение и спускается вниз к куче-малой, которая уже образовалась внизу. Слышно, как плачет чей-то ребёнок. Хочется верить, что это не Оленька.
Герман помогает подняться Элен, Ромке и Аннет. Аннет тоже быстро сообразила, что нужно делать. И они с Ромкой почти бегом поднялись вверх, к Элен, которую одну на подъёме оставил Марк.
Вижу, как Марк выныривает из этой кучи с девчонкой на руках. Следом выбирается Глеб. Парнишка держится за лицо.
– Герман, Глеб пострадал. Вызови скорую, – просит Дарья и быстро идёт по направлению к лестнице, по которой поднимаются Марк и дети.
– Дарьянушка, Марк всё видит. Если бы было что-то серьёзное, он дал бы знать. Успокойся, милая, – голос Германа звучит уверенно и нежно. – Охрану и медиков я вызвал. Пойдёмте домой.
Только сейчас осознаю, что я до сих пор не даю пошевелиться Виктории. И она уже даже вырываться прекратила.
Аккуратно отстраняюсь, беру её лицо в свои ладони, заглядываю в глаза, полные слёз и страха, шепчу:
– Извини, Вика, сам испугался. Но, всё хорошо. Оленька не пострадала.
Снова прижимаю её к себе и целую в висок, но теперь Вика сама прижимается, чувствую, как тихо подрагивают её плечи. Моя маленькая плачет…
– Извини, – снова шепчу я. – Пойдёт к ребятам. Глеб пострадал, нужно посмотреть, что с мальчишкой.
Вижу, что Глеб рукой прикрывает лицо и его рука в крови. Как только рядом оказывается Марк с Оленькой на руках, переключаюсь на Глеба и рассматриваю его рану.
– Ничего страшного. Рассечение брови и губы, дома рану обработаем и пластырем стянем. Но, фингал будет, – рассматривая раны, говорю я. – Герой.
– Молодец, Глеб. Сегодня ты спас малышку, – Герман аккуратно хлопает его по плечу.
Даша платочком промокает раны, Глеб морщится, но молчит.
– Глеб, где-нибудь ещё болит? – интересуюсь я.
– Да ничего не произошло. Подумаешь, фингал. Ничего не болит, – пытается огрызнуться Глеб, не желая привлекать к себе внимание, но мне всё-таки отвечает. – Ничего не болит, скула только, по которой заехали, уроды пьяные.
Виктория
Ждём, когда дети поднимутся к нам. Вдруг Генрих, отворачивая меня от горки, сильно прижимает к себе и не даёт повернуться. Ничего не понимаю, пытаюсь освободиться, но его руки настолько сильные, что у меня нет ни одного, даже маленького, шанса на освобождение.
Здесь до моего слуха доносится пронзительный крик ребёнка. Спустя какое-то время, для меня оно кажется вечностью, Генрих освобождает меня из объятий, нежно берёт моё лицо в свои тёплые ладони и шепчет:
– Извини, Виктория, сам испугался. Но, всё хорошо. Оленька не пострадала.
Значит кто-то пострадал? Что там произошло? Где Оленька? Никогда не прощу себе, если с сестрёнкой что-то случится.
Он просит у меня прощение, но за что? Ничего не понимаю. Соображаю очень медленно. Окончательно прихожу в себя, когда вижу на руках Марка улыбающуюся Оленьку, которая, мило возмущаясь, рассказывает Марку:
– Меня чуть не затоптали. Глеб мой спаситель. И ты…
И девчушка целует Марка в щёку. Молодой человек улыбается ей и мне.
Генрих спешит к Глебу, а я обнимаю сестрёнку и плачу. Теперь меня пытается успокоить Марк.
– Вика, ты чего? Всё же хорошо.
– Я ничего не видела, мне Генрих не позволил, а от этого мне было вообще страшно, – пытаюсь оправдаться я.
Марк продолжает улыбаться, глядя на меня. У него такая же приятная улыбка, как у Генриха, и такие же красивые глаза, только в них расплавился изумруд, а у Генриха отразилось небо. У Марка глаза зелёные, а каштановые волосы, несколько светлее чем у Германа.
– Вытирай слёзы, а то щёчки замерзнут, – заботливо говорит мне молодой человек.
Я вытираю слёзы, размазав их по щекам, и иду рядом с Марком. Мы направляемся к дому. Оленька нагло сидит на руках молодого человека и слезать не собирается. Моя болтливая сестрёнка ведёт с ним деловую беседу, вгоняя меня в краску:
– Марк, а где твоя жена? – спрашивает Оленька.
– У меня ещё нет жены.
– Понятно, – деловито произносит она и добавляет. – Значит такой же непутёвый, как и наша Вика.
Мне сильно хочется закрыть её милый ротик рукой. Я даже боюсь представить, что ещё Оленька услышала от бабушки. Бабуля часто говорит свои мысли вслух, не обращая внимание на то, что рядом ребёнок, впитывающий всё, как лакмусовая бумажка. Но Марк и Оленька не обращают на меня никакого внимания. Молодой человек смеётся и спрашивает у Оленьки:
– Почему это непутёвый?
– Потому что ты уже взрослый. У всех взрослых должны быть жёны и мужья. Коль жены нет, значит непутёвый. Так говорит бабушка, – поясняет девчушка. – Вот я, как вырасту, сразу же замуж выскачу.
Я начинаю краснеть. Марк смотрит на меня, снова одаривает своей обворожительной улыбкой и спрашивает у Оли:
