Вета Маркова
Прости за любовь
– А Вика почему непутёвая?
– Потому что замуж ещё не вышла, а разрешила собой пользоваться.
Здесь я не выдерживаю и пытаюсь прервать сестрёнку:
– Оля, это что за разговорчики!?… Где это ты понабралась такому?
– Нормальные разговорчики. Я не с тобой разговариваю, а с Марком, – деловито отвечает сестрёнка, отворачивается от меня и обращается к Марку. – Придётся вас спасать. Мы за тебя Вику замуж отдадим.
Марк переводит взгляд на меня и обжигает своим. Как он похож на отца и Генри, вот только взгляд у парня жгучий, а не ласкающий, как у дяди, и не равнодушный, как у отца.
– Нет, Оленька, боюсь у Вики уже есть жених. С ним мне тягаться сложно.
Оленька серьёзно смотрит на Марка и так же серьёзно говорит:
– Тогда ты будешь моим женихом.
Марк заливисто смеётся и целует Оленьку в розовую от мороза щёчку.
– Я согласен. Но ты ведь маленькая? Пока ты растёшь, я успею состариться.
– Ничего. Я тебя и старенького буду любить, – заявляет девчонка, обнимает Марка за шею и снова целует в щёку.
Здесь нас догоняет Генрих, и Марк, смеясь, говорит:
– Генрих, я нашёл себе невесту.
Смотрю, как напрягается Генрих, а Марк продолжает, не прекращая смеяться:
– Я женюсь на Оленьке. Только сначала она вырасти должна. Да, моя Принцесса? – Оленька утвердительно кивает в ответ, расплываясь в улыбке.
Я даже слышу, как Генрих выдыхает. Он наклоняется ко мне и шепчет:
– Я тебя никому не отдам.
Ничего не понимаю, что происходит? Он знает меня меньше суток, как можно говорить такое?
Уже в коттедже мне рассказывают, что произошло на горке. Реально хорошо, что я ничего не видела. Не уверена, что смогла бы вести себя адекватно.
Остаток дня проводим в семейном кругу, играя с детьми, рассказывая истории из жизни. Мне всё больше нравится их семья.
Из-за происшествия на горке в ресторан никому идти не хочется, поэтому развлекаемся дома. После ужина укладываем детей спать. Оленька засыпает быстро, хотя в кровать укладывалась очень тяжело. Угомонилась, только когда пришёл Марк и пожелал ей спокойной ночи.
Я сама мертвецки хочу спать, меня начинает немного знобить. Наверное, это нервы. Слишком много навалилось за последние дни. Выходить из комнаты не хочется, стою у окна, наблюдаю за вальсом пушистых снежинок за стеклом и думаю о своём.
Мне очень комфортно с этими людьми, даже не напрягает тот факт, что я их плохо знаю. Обычно в малознакомой компании я комплексую. Но не в этой. С ними приятно общаться. Дарья просто само чудо, спокойная, уверенная в себе и в меру болтушка. С ней я легко общаюсь весь день. Только мне почему-то кажется, что между Дарьей и Генрихом что-то есть… или было… Что дало толчок к этим мыслям точно сказать не могу.
В спальню заглядывает Генрих и, не дожидаясь разрешения, вернее даже не спрашивая его, входит. Тут же попадаю в кольцо его сильных рук. Он, остановившись за моей спиной, обнимает меня обеими руками и сцепляет их на моём животе. Этот мужчина действует на меня каким-то непонятным образом. Мне это нравится, тело мгновенно реагирует жаркими мурашками, и не нравится одномоментно, он слишком откровенно настойчив. Я не понимаю, что происходит.
– Генрих, – хочу отстраниться, но не получается, он не позволяет.
Мне очень хочется поговорить с ним. Хочу и боюсь одновременно. Нужно объяснить всё. Я не хочу никаких отношений ни с кем, особенно сейчас, но…
– Вика, знаю, что ты хочешь мне сказать. Догадался…
Генрих замолкает, стоит рядом и просто обнимает меня.
– Я… – пытаюсь объяснить мужчине, но не могу подобрать слов, не хочу показаться неблагодарной и обидеть его.
– Давай просто помолчим, – предлагает он.
Генрих кладёт свой подбородок мне на плечо и прижимается своей щекой к моей. Мы молча какое-то время смотрим в окно, и мне становится так приятно и уютно в его объятиях. Сама не знаю почему, поворачиваю голову и касаюсь губами его щеки. Он улыбается, прикрыв глаза.
– Вика, подари мне эти праздники, разреши быть с тобой рядом все эти дни. Мне здесь так …– Генрих не договаривает, запнувшись на полуслове, и замолкает.
– У вас такая шикарная семья. Всегда мечтала иметь большую дружную семью, – зачем-то делюсь своим откровением.
– Вика, – Генрих резко выпрямляется и разворачивает меня к себе лицом, нежно касается моей щеки своей ладонью, это так приятно, что я прижимаюсь к ней и трусь об неё, как кошка, требующая ласки, трётся о руку хозяина.
Генрих не заставляет себя долго ждать и целует. Я просто растворяюсь в его поцелуе, таком нежном, но в то же время настойчивом. Его губы ласково и нежно касаются моих, каждое прикосновение отзывается лёгким покалыванием и дарит мурашки, разбегающиеся по всему телу.
– Где же ты была раньше, – шепчет мне на ушко Генрих, почти не переставая ласкать. – Вика, мне впервые хочется сотворить глупость. Давай сотворим её вместе.
– Угу, – нагло произносит мой рот, а я распахиваю свои глаза и смотрю на мужчину. Я не готова к глупостям, но что на меня нашло секунду назад, не знаю…
Генрих садится на мою кровать и тянет меня к себе за руку. Послушно делаю шаг к нему. Я хочу и боюсь этого.
– Вика, расскажи мне о себе, – неожиданно просит он, усаживая меня к себе на колени.
– Что? Что тебе рассказать? – Недоумевая, спрашиваю я. – Что ты хочешь знать обо мне?
– Всё, Вика. Я хочу знать всё, – твёрдо и вместе с тем очень ласково говорит мужчина.
– Зачем? – не могу понять я и переспрашиваю.
Генрих ничего не отвечает, лишь целует меня, но поцелуй у него настолько требовательный и властный, что у меня даже дыхание перехватывает от такого поцелуя.
– Так расскажешь? – спрашивает Генрих, прервав поцелуй.
– Расскажу. Только, Генрих, ответь мне на один вопрос. Между тобой и Дашей что?..
Я сама не знаю, зачем это спросила. Я не должна… Не имею права…
– Вика, я очень люблю Дашку, но теперь люблю её, как жену брата. Пока Германа не было рядом, пытался за ней ухаживать, но она никого никогда не замечала, кроме Германа. Спроси её, она расскажет тебе свою историю… – Генрих молчит совсем недолго, словно решается на очередной вопрос, а потом спрашивает. – А почему ты спросила?
– Вы смотрите друг на друга как-то особенно. С какой-то грустью, что ли.
– Надо же… Я не думал, что это заметно. Мне действительно очень грустно и очень сложно находится рядом с ними. Несмотря на всю их заботу и любовь ко мне, мне одиноко здесь.
Генрих прикасается губами к моей щеке, прокладывает дорожку из невесомых поцелуев к ушку, у меня перехватывает дыхание, а он продолжает:
– Вчера, увидев тебя, решил, что встретил свою Снегурочку. Должно же и мне повести так, как брату. Вот даже Марку сегодня посчастливилось обзавестись невестой, – в голосе Генриха звучит смех. – Ты мне нравишься, Виктория. Мы уже сутки вместе, а я не нашёл в тебе ничего такого, чтобы меня раздражало.
– А почему ты не женат? Или был женат?
– Хитрюшка, ты обещала рассказать о себе, а сама пытаешь меня своими вопросами…
Генрих опрокидывает меня на подушку, так и не ответив на мои последние вопросы. Моё тело напрягается. Возможно, я хочу быть с ним. Попробовать же можно, он мне тоже нравится. Но к близости я точно не готова, особенно сейчас, когда на соседней кровати спит сестрёнка.
– Испугалась? Не трону. Давай спать. Ты устала, маленькая.
И он устраивает меня на своём плече, укрывает нас пледом и целует меня в висок. Хочу возразить, но мне не дают, предупреждая:
– Или спишь, или… зацелую, – смеясь, шепчет Генрих.
И я послушно закрываю глаза, уткнувшись ему в грудь, и быстро засыпаю под размеренные удары его сердца.
Глава 9
Виктория
Утром просыпаюсь в объятиях мужчины. Блин!.. Никогда так приятно не было. Столько лет прожила с Максимом, но … такого я не испытывала. Ощущаю, как Генрих уткнулся носом куда-то в мою подушку и дышит мне в волосы.
Открываю глаза, чуть приподнимаю голову и отодвигаюсь от Генриха, чтобы посмотреть на него, спящего. Лицо мужчины расслаблено, но всё равно выглядит мужественно. Волевой подбородок, угловатые скулы подёрнуты щетиной, аккуратный ровный нос и очень манящие губы, в которых спряталась улыбка. Он улыбается во сне.
Лежу и молчу. Ничего не понимаю в наших зарождающихся отношениях. Вчера он дал понять, что хочет переспать со мной. Но тогда почему произошло так? Даже если понял или предположил, что я этого не хочу, почему не ушёл? Или я его неправильно поняла?
Никогда не доверяла людям. Всегда сложно сходилась с новыми знакомыми, поэтому и друзей нет. Вернее, есть только школьная подруга, с которой последние годы общаемся очень редко. В основном это просто открытка к празднику. Тогда что происходит сейчас? Почему Генриху хочется доверять? Почему хочется полностью довериться этому мужчине?
Мысли нагло уносят меня к началу наших отношений с Максимом. Макс с самого начала требовал полного подчинения и повиновения, говоря, что муж и жена одна сатана и эта сатана должна жить по его правилам. В начале мне это очень не нравилось, казалось, что я теряю свою индивидуальность. Со временем я с этим смирилась и привыкла. И спустя шесть лет по-другому жить уже не могу. Возможно, мы бы и продолжили жить дальше, если бы интересы Макса не столкнулись с интересами родных для меня людей. Я не могу бросить бабушку и Оленьку в беде. Максим мою просьбу взять к нам Оленьку воспринял в штыки. Его не тронули ни мои мольбы, ни мои слёзы, ни мои уговоры. На моё объяснение, что ребёнку плохо с тёткой, а бабушка уже старенькая, Макс заявил, что для таких детей существуют детские дома, а для стариков – дома престарелых. Именно после этого я и собрала вещи…
Я лежу, смотрю в потолок и вспоминаю. Перед глазами проносятся картины из прошлого. Хорошие и не очень. И вдруг я понимаю, что не очень было больше… Все эти годы я жила с человеком, которого любила я. А любил ли Максим меня? Я старалась, чтобы ему было хорошо. А что он делал для меня?
– Вика, не хмурь бровки. Мне очень нравится, когда ты улыбаешься. Я успел полюбить твою улыбку, – тихо шепчет Генрих и трётся носом о мою щёку. – Моя нежная девочка.
И опять меня накрывает волной. Зачем он так со мной? Меня «моя девочка» никогда никто не называл. Даже Максим, а ведь именно ему я досталась девочкой. Он у меня первый и единственный мужчина. Хочу заплакать от обиды, но из последних сил пытаюсь справиться с этим нахлынувшим воспоминанием.
– Вика, что тебя расстроило с утра? Расскажи, маленькая?
Не выдерживаю и спрашиваю:
– Почему ты называешь меня своей девочкой и маленькой? Я ведь…
Генрих не даёт договорить, прикладывает мне палец к губам и шепчет:
– Тиш-ш-ш… Моя – потому что моя, я считаю тебя своей. Я очень хочу, чтобы ты была моей во всех ипостасях. Девочка – Вика, ты для меня всегда будешь девочкой, несмотря ни на что. Маленькая – ну, вот здесь не знаю… Будем считать, что это мой каприз.
Генрих заглядывает мне в глаза. Его глаза смеются, а я готова утонуть в его голубом омуте. Ведь мне так никогда никто не говорил. Это так приятно…
Закрываю глаза и пытаюсь успокоить своё сердце, которое пустилось вскачь от взгляда этих ярко голубых глаз.
– Вика, давай вставать. Пойдём, я тебе покажу душевую комнату. К сожалению душ здесь один на весь этаж, за исключением спальни Германа и Дарьяны, у них целое джакузи.
Знаю, что нужно встать и умыться, но мне чертовски хорошо и вылезать из объятий Генриха не хочется. С трудом заставляю себя подняться с кровати. Беру с полки банный халат и полотенце, туалетные принадлежности и поворачиваюсь к Генриху:
– Веди. Я готова…
Генрих легко встаёт с кровати, подходит ко мне и кладёт руки мне на талию. Я даже через одежду чувствую тепло его ладоней. И вот уже сама прижимаюсь к нему щекой, готовая идти с ним, хоть на край света. Он целует меня в макушку, и я чувствую его горячее дыхание в моих волосах.
***
Дети собираются на ёлку. Я помогаю Оленьке одеть костюм лисички. Бабушка связала рыженькое платье с белым воротничком-стоечкой, я купила под цвет платья колготки и белые туфельки, а ещё отыскался лисий хвост, который в своё время украшал мою детскую шубку и был бережно сохранён бабушкой. Настоящая лисичка с настоящим лисьим хвостом. Её длинные светло-русые, как у мамы, волосы заплетаю в косы и укладываю их красивыми кудельками на голове, чтобы не мешали надеть маску и смотрелись дополнением к её образу. Нежно обнимаю и целую своего любимого лисёнка. Оленька очаровательна, а мне становиться так больно в груди. Сразу вспоминаю слова мамы: «Извини, дочь. Я вас всех подвела. Одно попрошу, не бросай Олю. У неё хороший отец, он её не обидит. Вот только вместо меня, будь рядом с ней ты. Витя это знает и против никогда не будет». Делаю глубокий вдох, пытаюсь справиться с нахлынувшими воспоминаниями и через боль улыбаюсь сестрёнке.
Берёмся за руки и вместе спускаемся на первый этаж. Там нас уже ждёт Ромка. Ромчик в костюме Кота в сапогах. Дашка этому котяре даже усы нарисовала. Прелестный котик!..
А вот Элен задерживается…
– Настоящая леди, – смеётся Марк. – Заставляет всех себя подождать.
Молодой человек сегодня очень задумчив. Они расположились с Глебом на диване и играют в шахматы. Лицо Глеба «украшает» фингал после вчерашней баталии на горке.
Оленька подходит к Глебу, внимательно смотрит на него.
– Тебе больно? – спрашивает девчонка у парня и гладит его по щеке.
– Немного, – отвечает он, но руку девчонки не убирает.
Оленька, ещё немного покрутившись рядом, хвастается собравшимся своим красивым хвостиком и, недолго думая, забирается к Марку на колени.
– Оля, – возмущаюсь я, – так нельзя.
Сестрёнка смотрит на Марка. Он дарит ей свою обворожительную улыбку, подмигивает и помогает усесться поудобнее.
– Мне можно, – отвечает Оля и начинает наблюдать за игрой, периодически задавая вопросы про шахматные фигурки и про то, почему нельзя ходить ими так или иначе. Я для неё перестаю существовать.
Похоже Оленьку игра заинтересовывает. Она даже не обращает внимание на наряд Элен, появившейся в гостиной. Девчушка появилась в костюме Мальвины. Небесно-голубое платье под стать её глазам. В её белокурые волосы вплетены голубые ленты, которые, из-за своего обилия, создают эффект голубых волос. Девчушка бесподобно красива.
Следом за девочкой спускаются и Даша с Германом.
***
Пока дети веселятся на ёлке под присмотром мужчин, мы с Дашей располагаемся за столиком кафе.
– Даша, Генрих посоветовал спросить у тебя про ваши отношения. Что вас связывает? Извини за бестактность… Но, мне это важно.
Мне неудобно спрашивать Дарью о личном, ведь мы ещё не такие близкие подруги, но мне действительно важно это знать. Я не хочу ни у кого вставать на пути, но и делить своего мужчину с другой, я тоже больше не готова. Если намерения Генриха серьёзны, значит я должна быть уверена, что он только мой, а я только его. По-другому я не готова, этот урок уже пройдет и усвоен…
Дашка беспечно машет своей миниатюрной ручкой, улыбается без тени смущения и отвечает:
– Ничего у нас с ним не было. У нас с тобой есть немного свободного времени и сейчас я тебе расскажу. Только это история не про нас с Генрихом, а про нас с Германом. Но это и не важно. Мы с Германом встречались лет пять, наверное, пожениться не могли. На тот момент он был женат, хотя и был запущен бракоразводный процесс, но что-то там медленно продвигалось. И так было суждено случиться, что мы оба узнали о скором появлении малышей в один день: я о своей беременности, а он о беременности жены и рождении еще одного ребёнка в разваливающемся браке. Он уехал в Германию, а я ничего ему не рассказала. Я хотела, но Герман попросил ничего не говорить. Я не смогла его ослушаться, решив свою беременность оставить в тайне. Я была лишь любовницей, а в Германии была жена, пусть на тот момент и не любимая.
Дарья замолкает, задумывается, сделав глоток кофе, продолжает:
– Понимаешь, Вика, я так любила Германа, что у меня даже мысли не промелькнуло, что можно сделать аборт, что могу не справиться одна… Решила, что всё смогу и со всем справлюсь. Но организм так сильно переживал разлуку с любимым, и это было так неожиданно для меня… Мне казалось, что я умерла после его ухода и жива только моя оболочка. И жила она только ради Глеба и той крохи, что была во мне. Начался сильнейший токсикоз… Именно в этот момент рядом появились Генрих и Марк. Они мне и помогали. Рядом были и другие дорогие сердцу люди, но именно в них я черпала силу. Им было запрещено говорить Герману о моей беременности. Я хотела, чтобы он был счастлив. Но просчиталась… Он мучился также, как и я… Я в России с двумя мальчишками, а он – в Германии с двумя девчонками. С женой он развёлся сразу после рождения Элен…
И снова Дашка замолкает, погружается в воспоминания, а потом улыбается мне такой светлой улыбкой. Вот только в её глазах столько боли от воспоминаний, что я сразу жалею о затеянном мною разговоре.
– Что касаемо Генриха… Он всё это время пытался за мной ухаживать… Я знала, что понравилась ему с самой первой нашей встречи, но, поверь, для меня он всегда был только моим другом и родным братом любимого мною мужчины. Больше никем… Прошлым летом он настойчиво предложил стать его женой. Я почти согласилась, но мне было важно, чтобы меня отпустил Герман. И если бы Герка, узнав, что я его до сих пор люблю и жду, не приехал, я вышла бы замуж за Генри… Но поверь, Вика, не по любви, а скорее от безысходности и в знак благодарности за его преданную любовь…
– Даша, но …– я пытаюсь понять её, но мне это не удаётся.
– Вика, я за семь лет так устала быть одна. Ты не представляешь, как это тяжело любить и не видеть любимого, и даже не быть уверенной в том, что вы когда-нибудь встретитесь. А ещё это вечное напоминание в виде Генриха… Сколько раз я ловила себя на том, что хочу назвать его «Герман». Извини, Вика…
Дашка замолкает, допивает кофе, сидит молча и нервно вертит пустую чашку.
– Вокруг всегда вилось немало мужчин. Красивых и не очень, женатых и свободных, но я никого не замечала. Мой мозг и моё тело хотели только Германа, – печально говорит Дашка и смотрит на меня.
– Извини, Даша, я не имела права спрашивать об этом, извини, – я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ладошки Дашки, лежащей на столе, аккуратно сжимаю её пальчики, она отвечает на моё прикосновение ответным пожатием.
– Всё это в прошлом, Вика. Я сейчас безумно счастлива с Геркой. Я люблю его как сумасшедшая. А Генрих, он очень хороший. Я ему очень благодарна и всё сделаю для того, чтобы он был счастлив, – Дашка внимательно смотрит на меня, словно пытается проникнуть в мой мозг и понять, что я думаю. – Ты та, которая ему нужна, интересная, молодая, цепляющая. Попробуй быть с ним. Он надежный…
– Я попытаюсь… – единственное, что говорю в ответ, изрядно задумавшись.
Здесь наше внимание привлекает разговор дам за соседним столиком и мы, улыбнувшись друг другу прислушиваемся, понимая, что они обсуждают Германа.
– Представляешь, новый директор пришёл на праздник с сыном, мальчишка совсем маленький. Свою жену он прячет ото всех. Говорят, она у него старуха.
– Я слышала, что она очень молоденькая.
– Подождите, – вмешивается в разговор третья, – рядом с ним было ещё двое мужчин. Они так все похожи, что я не поняла, кто из них новый директор. Так кто?
– Ну как же?!… Тот, кто самый молодой, он ещё своей дочке маску лисы поправлял.
Мы с Дашей переглядываемся и тихо смеёмся, поняв, насколько дамы заблуждаются. А за соседним столиком разговор продолжается.
– Нет же, у него сын!..
– Дочь! Она в наш садик ходит, в соседнюю группы.
– Не может она в садик ходить, она русского языка не знает, они же немцы.
– Не спорьте, он прекрасно говорит по-русски. Я вчера вечером была на празднике, когда он поздравлял гостей дома отдыха с новым годом. Говорил он по-русски, и практически без акцента.
– А ещё говорят, он безумно богат, а жена у него ничего из себя не представляет. Домохозяйка, как у них и принято.
– Я тоже хочу быть его домохозяйкой, – посмеялась другая.
Всё это время я смотрю на Дашку, мне интересна её реакция на услышанное. Но Дарья лишь улыбается лёгкой улыбкой, которая едва касается её губ.
Но дальше их разговор мы не слышим, в кафе вбегают Ромка и Элен, и входят наши мужчины. Но Марка и Оленьки не видно.
– Генрих, а где? – нервно спрашиваю я, не увидев сестрёнку.
– У них фотосессия, – поясняет Генрих, присаживаясь рядом на соседний свободный стул, несколько придвинув его к моему. – Оленька решила сфотографироваться с Дедом Морозом. Марк их фоткает, сейчас придут.
Генрих не успевает договорить, как появляются Марк и Оленька. Сестрёнка, подбежав, обнимает меня за шею.
– Вика, я самая счастливая. Мне Дед Мороз подарил подарок, поцеловал и сказал, что я самая очаровательная лисичка. А ещё…
Моя любимая сестрёнка рассказывает и рассказывает, и это длилось бы бесконечно, но Герман предлагает детям сесть за соседний столик. Малышам приносят праздничный обед и мороженое.
Дети щебечут о своём, а мы сидим впятером, и Марк рассказывает о новогоднем представлении и показывает нам с Дашей фотографии малышей.
Я так благодарна Генриху за этот праздник, устроенный для моей сестрёнки. Ведь я это организовать ей точно не смогла бы. За разговорами я даже не замечаю, как рука Генриха оказывается на моём плече, а мою щёку обжигает его дыхание.
– Я счастлив, что ты улыбаешься, – нежно шепчет он.
После кафе мы все вместе гуляем по парку. Дети резвятся, играют в снежки, периодически забрасывая ими одного из мужчин. Больше всех достаётся Марку. Дашка держит меня под руку и тихо рассказывает:
– Понимаешь, Вика, когда рядом с тобой есть надёжный, любящий и любимый мужчина, жизнь играет другими красками. Ты не замечаешь мелкие неурядицы, да и большие проблемы не кажутся такими сложными. Ты начинаешь дышать полной грудью.
– Даша, о каких чувствах ты говоришь, мы ещё не знаем друг друга? – я не могу понять её, хотя и отрицать того, что Генрих мне не безразличен, уже не могу.
– Вика, знаешь, мы с Германом были знакомы пару дней. Он был вынужден уехать по делам. Так вот, я ужасно боялась, что он не вернётся. А когда он приехал раньше обещанного, я была так счастлива. Иногда хватает нескольких мгновений, чтобы понять, что это твоё. Посмотри, как он смотрит на тебя, – вдруг Дарья слегка сжимает мою руку, привлекая внимание, и глазами показывает, куда смотреть. – Сколько огня и любви в этом взгляде. Я его таким никогда не видела.
Поворачиваю голову и натыкаюсь на взгляд Генриха. Он действительно смотрит внимательно, его взгляд ласкает меня, а глаза светятся улыбкой. Не могу не улыбнуться в ответ.
– Возможно, Даша, ты и права. Только я не могу себя понять. Ведь я только ушла от Максима и вычеркнуть эти шесть лет в один миг…
– Ты хочешь дать Максиму второй шанс?
– Даша, я знаю, что второго шанса не существует. Человек не меняется. Второй шанс мы даём не ему, а себе, лишь только для того, чтобы не мучила потом совесть. Вторых шансов у нас было много. Я сделала всё, что могла, – говорю я вслух свои мысли и произношу их в первую очередь для себя, мне необходимо их услышать. – Я просто не готова к новым отношениям… Я должна подумать… Даша, спасибо тебе за всё, но я сейчас попрошу Генриха отвезти меня домой.
– Но ты же к нам ещё приедешь? Пообещай мне… Даже если вы с Генрихом не будете вместе, хотя я в этом сомневаюсь, мы с тобою будем общаться. Хорошо?
– Хорошо, Даша. Это я тебе пообещать могу, – я аккуратно улыбаюсь.
Мне действительно очень нравится Дарья. Она такая естественная и открытая, и очень приятная в общении. Никакого тебе жеманства, ни взгляда с высока…
– А ещё, Вика, пообещай, что ты примешь помощь Генриха, любую его помощь, как если бы её предложила тебе я, – Даша это произносит серьёзно и требовательно, давая понять, что возражения не потерпит.
– Даша, ты меня загоняешь в угол и не даёшь выбора, – смеюсь в ответ.
– Я просто стараюсь сделать всё, чтобы Генрих был счастлив, – поясняет Даша.
Этот разговор не проходит бесследно, он оставляет осадок, всколыхнув мысли и чувства, заставляет ещё раз всё обдумать.
– Генрих, отвези меня домой, – прошу я.
Мы стоим на террасе и ждём, пока Оленька, Ромка и Элен закончат фотосессию. Они нашли себе фотографа в лице Марка, и теперь позируют у ёлки, к ним ещё и хохотушка Аннет присоединилась, принимая активное участие в расстановке юных фотомоделей в кадре.
– Вика, ты чем-то расстроена? Что-то произошло? – заботливо спрашивает Генрих.
Я отрицательно качаю головой в ответ. Мне нечего сказать, вернее сказать есть что, но я не могу подобрать правильные слова.
– Тогда, что не так, маленькая? Почему так резко поменялись планы?
Мужчина внимательно смотрит на меня. Чувствую его взгляд на своём лице, но боюсь посмотреть в ответ. Если встречусь взглядом с его ярко-голубыми глазами, буду захвачена в плен и утону.
– Генрих, ты приглашал меня на пару дня. Пара дней – это два дня. Сегодня второй день. Нужно и честь знать, – уклончиво отвечаю я.
– Вика, а если я попрошу остаться, – с надеждой в голосе, спрашивает Генрих.
– Нет, нам с Оленькой нужно домой. Мне нужно обо всем подумать… И попытаться принять правильное решение. Рядом с тобой мне сложно даже думать, – отвечаю я.
Ну, зачем я ему это сказала. Что за дура… Всю жизнь сначала говорю, потом думаю. Мама всегда за это ругала. Наверное, мало ругала, если в тридцать дурой осталась.
Я не надеюсь на то, что Генрих меня поймёт. Макс не понимал никогда и всегда делал так, как хотелось ему. У Генриха тоже есть неплохой шанс сделать по-своему. Выбраться отсюда и не попросив помощи у меня шанса нет. Даже такси вызвать не смогу, налички нет, с собой только карточка, а таксисты в глубинке требуют наличку. Поэтому ответ Генриха ставит меня в тупик.
– Хорошо, Вика. Сейчас пополдничаем, соберёшь вещи, и я вас отвезу к бабушке. Ты так хотела, Виктория?
Я обалдело смотрю на Генриха и ничего другого, как «спасибо» сказать не могу. Генрих улыбается и прижимает меня к себе:
– Всё хорошо, моя маленькая, я всё понимаю. – Он невесомо прикасается губами к моей щеке. – Всё хорошо, Вика, всё правильно. Я немного тороплю события. Нестерпимо хочу, чтобы ты была рядом. Только со мной… Только моя… Рядом навсегда…
Обалдело смотрю на него. В голове роятся кучи вопросов, сменяя друг друга с космической скоростью, но ни на один из них я не нахожу внятного ответа. Смотрим друг другу в глаза, растворяясь в этом взгляде. Вокруг, мне кажется, даже воздух дрожит от напряжения. Я не выдерживаю первая и отвожу взгляд. Генрих же не отпускает меня, а прижимает мою голову в своей широкой груди. Боже, как хорошо рядом с ним. Мне так хорошо ещё никогда не было…
Глава 10
Генрих
Вика просит отвезти её домой. Ужасно не хочу это делать, но понимаю, она права. Я слишком давлю на неё, тороплю события, словно боюсь чего-то. Пусть она немного побудет наедине с собою и со своими мыслями. А я всегда буду рядом. Она ещё не готова кардинально всё поменять в своей жизни. Ведь ещё и сто часов не прошло, как она от бывшего ушла.
Вещи Виктория собирает намного быстрее, чем ей удаётся убедить Оленьку домой поехать. Девчушка уезжать не хочет. Ей очень нравится компания Ромки и Элен. Да и мои племянники не готовы отпустить Оленьку. Приходится пообещать, что Оля обязательно ещё приедет к ним в гости.
Подъезжаем к бабушкиному дому. Машина едва успевает затормозить, как Вика готова вылететь из неё, словно это её последний шанс сбежать, в последний момент успеваю схватить её за руку.
– Пусти, – резко говорит Вика и пытается вырвать руку.
– Объясни, что происходит? Что я сделал не так? Я тебя чем-то обидел? – пытаюсь уяснить я.
Но Вика не отвечает на мои вопросы, а лишь бросает:
– Света в окошках нет и дверь подперта снаружи доской. Бабушка так не делает…
Вразумительный ответ Вики меня настораживает.
– Вика, сначала пойду я. Пообещай, что не понесёшься впереди, – смотрю на свою девочку строго и внимательно. – Помоги вылезти Оленьке и спокойно подходите. Договорились?
И отпускаю руку лишь после её утвердительного кивка в знак согласия. Вылезаю из машины и направляюсь к дому по заснеженной тропинке. «Снегопад был вчера после обеда и шёл всю ночь, значит бабушка из дома не выходила со вчерашнего дня», – поясняю я сам для себя.
Сейчас уже сумерки, а в окнах, действительно, даже не брезжит свет, словно в доме никого нет. Где Клавдия Ивановна? Поднимаюсь на крылечко и убираю широкую доску, служившую подпоркой двери снаружи. Делаю шаг в коридор. Темнота, хоть глаз выколи.
– Выключатель справа у двери, – говорит Вика. Девочки подошли и послушно стоят на крылечке, старшая держит младшую за руку.
– Стойте там, я вначале всё сам осмотрю, – настойчиво прошу я, а сам вытаскиваю из кармана телефон и включаю фонарик. Щёлкаю выключателем. Безрезультатно, свет не загорается.
– Наверное, пробки выбило, – поясняет Вика, – щиток в углу справа.
Дверь в дом тоже закрыта, но на щеколду, такую изнутри не откроешь. Открываю дверь и вхожу внутрь. В доме тишина и холодно. Явно бабушка печь не топила сегодня.
– Клавдия Ивановна, – зову я бабушку.
Из дальней комнаты доносится шорох и голос бабушки:
– Приехали, касатики. А я уже сутки сижу без света, без дров, без газа. Даже чаю согреть не на чем. Хорошо хоть в маленькой комнате тепло ещё. Думала околею совсем на старости лет.
Пока бабуля на ощупь идёт к нам, я успеваю разобраться в щитке и включить свет. Вика бежит за дровами в сарай, возвращается с большой охапкой.
– Бабулечка, а где все дрова? У нас ведь почти полный сарай был. А сейчас совсем мало осталось? – спрашивает Вика, помогая бабушке затопить печь, приносит ещё дров к стояку в комнате Оленьки.
– Касатики, так вчерась, ближе к вечеру, Мишка с братом наведались за дровами, заявив, что мне в доме престарелых дрова не нужны будуть, а им пригодятся. Я возмущаться стала, так они меня и подпёрли, да ещё свет и газ перекрыли, чтобы думалось легше.
Мне это совсем не нравится. Как я должен оставить здесь Вику. Выхожу на улицу, обхожу дом и замираю от увиденного. У дальнего угла дома изрядно натоптано и что-то валяется. Решаю посмотреть. Подхожу ближе, лежит ворох старой одежды, от которой исходит сильный запах бензина. Эти придурки хотели поджечь дом? Или это у них в плане, когда все дрова вывезут? Или просто для устрашения?
Набираю 102 и прошу сообщить номер участкового, вкратце обрисовывая ситуацию. Дежурный оказывается догадливым, нужный номер телефона находится быстро. Перезваниваю участковому. В этот момент на улицу выходит Вика, и пытается уверить меня, что всё хорошо, дальше они сами справятся. Как же!.. Так я и уехал… Объясняю участковому проблему, предупреждаю, что дежурному я уже позвонил и прошу подойти побыстрее.
