Юрий Витальевич Яньшин
Все правые руки
– Да-да. Я все понимаю, – зачастил головой непрошеный гость. – Я передам ваши слова Аглае Петровне, а мне разрешите окончить визит и откланяться, – решил он дальше не искушать судьбу, опрометчиво ввязываясь в разборки сильных мира сего.
Диктатор смилостивился и сделал разрешающий жест:
– Настя, проводи, пожалуйста, товарища до крылечка, а то охрана может его не выпустить без сопровождения.
Визитер сделал на прощанье нечто вроде полупоклона и под конвоем расстроенной поведением матери Аглаи поспешил покинуть место ристалища. Бауэр, хоть и слыл в своей среде неглупым человеком, все же при оценке диктатора сильно ошибся. Лицо диктатора не выражало никакой насмешки и презрения, а уж тем более озлобленности и коварства. И он даже не думал вынашивать в отношении гостя никаких людоедских планов. Просто больная рука, вконец доконала его и без того расшатанные нервы и он уже не мог скрывать подкатившей боли в суставах. Кое-как, кряхтя и морщась, поднялся с дивана и поплелся в ванную – мыть руки перед намечающимся ужином. Вскоре вернулась и Настя. В своей комнатке, отданной для постоя, трещал расстегивающимися «липучками» бронежилета скрытого ношения Петр Михайлович. Пока посторонний находился в квартире, он не решался ни снимать бронежилет, ни тем более отстегивать наручник. Вальронд был педантом, как и все водолазы. Но в отличие от Афанасьева, он был в приподнятом настроении, ведь ему опять удастся сидеть за одним столом и разговаривать с женщиной, которая уже давно занимала его мысли и сердце. Не сказать, что он сильно рассчитывал на взаимные чувства, но надежда все-таки теплилась, а взгляды, бросаемые ею в его сторону, только подкрепляли его мечты.
Настасья тут же стала уставлять стол произведениями своего кулинарного творчества, не всегда, кстати удачного. Прислуги в доме отродясь не водилось. Всегда управлялись своими силами, поэтому ужинали вчетвером, ухаживая друг за другом. Почти не разговаривали за столом. Афанасьеву разговаривать мешала больная рука, поэтому он даже забыл сказать дочери и внуку о предстоящем переезде, а Настя молчала, потому что была потрясена до глубины души несправедливостью и предательством матери, которую она все-таки, несмотря ни на что, продолжала любить и где-то даже жалеть. Вальронд тоже не решался заговорить первым. Они с Настей лишь «обстреливали» глазами друг друга и краснели, от боязни, что их «перестрелку» заметят. Любимый внук даже в столовую пришел, не снимая с головы наушников, кивая в такт неслышимой никому музыке. И лишь когда ужин закончился и Вальронд, откланявшись, удалился в свою каморку, Афанасьев дал волю чувствам, пожаловавшись, как маленький ребенок на невыносимую боль. Настя по привычной женской сути сначала раскудахталась, однако, не мешкая принялась за лечение и уход. Рука раскраснелась и опухла от самого предплечья и до локтевого сустава. Найдя в домашней аптечке обезболивающее, она умело всадила шприц в нужное для укола места, по ходу дела сетуя, что хунта, взявшая всю власть в стране в свои руки, не позаботилась о приставлении персонального врача к ее главе, как это положено во всех нормальных странах. Затем начались долгие процедуры по наложению мазей и компрессов на больное место. Вроде немного отпустило. Появилась надежда, что за выходные опухоль пройдет. Наконец, окончательно сломленный усталостью и поздним временем, он пожелал дочери спокойной ночи и зашаркал в свою спальню, где его ждала одинокая старческая и холодная постель. Разминая плечами подушку и устраиваясь поудобнее на своем сиротливом ложе он закрыл глаза. Уже в полудреме, краем уха услышал тихие голоса и мерное позвякивание чайными ложками о края стаканов – Настя и Петр Михайлович затеяли ночное чаепитие. Он улыбнулся. «Бог даст, может у них, что и сложится» – умиротворенно подумал он. И тут ему почему-то вспомнилась разбитная буфетчица в ясеневской столовой. «Как бишь, ее звали-то?» – проваливаясь в сон, вспоминал он. «Ах, да. Вероника. Вера в победу».
Глава 29
I
30 июня 2020 г., г. Москва
Нынешняя суббота была самой странной за последние десятилетия. Еще не успели снизойти на нет пятничные неофициальные торжества по поводу возвращения Красного Флага, как столица начала погружаться в пучину тревожного ожидания «воскресного путча», как метко успели прозвать предстоящую акцию острые на язык москвичи. Уже к пятничному вечеру стали собираться инициативные группы людей, в основном трудящихся столичных предприятий с тем, чтобы обратиться в местные правоохранительные органы с предложением своих услуг по выявлению и нейтрализации наиболее рьяных активистов прозападного и либерального курса. В субботу, уже все районные администрации были завалены просьбами, разрешить организовать встречные марши протеста. Однако местные органы самоуправления в координации с районными военными комендантами, без которых теперь не принимались никакие решения, проявили дальновидность, не разрешая подобные мероприятия, зная, во что это может вылиться в конечном итоге. Руководителей таких инициативных групп уговаривали, увещевали и стыдили за проявленную невыдержанность и желание утопить город в крови, хоть и виновных, но все же своих собственных сограждан сбившихся с истинного пути. Многих смогли переубедить, остальным, наиболее «упертым», просто открытым текстом заявили о том, что полиция де справится и без них, зато при зачистке «наши» тоже могут пострадать, потому, как разбираться, кто тут свой будет решительно некогда. Самых же тупоголовых обещали привлечь за организацию массовых беспорядков. В общем, с этим делом худо-бедно, но справились. А после обеда вообще началось что-то непонятное. Народные дружинники с характерными повязками на рукавах совместно с представителями полиции стали обходить все квартиры, окна, которых выходили на площади, намеченные для воскресного сборища. Обходили и предупреждали о необходимости наглухо закрыть все окна и балконы. А для пущей верности еще и задрапировать окна мокрыми занавесками. И ни в коем случае никому не открывать входные двери, даже если с той стороны хозяев квартир будут уверять, что это полиция. «Полиция не собирается вламываться в жилища добропорядочных граждан, а смутьянов, призывающих народ повернуть развитие вспять и тем самым вновь окунуться в страшные 90-е, даже на порог пускать нельзя» – объясняли они, отвечая на вопросы жильцов. Понятно было, что правоохранители собираются применить слезоточивый газ для разгона демонстрантов. Непонятно было другое – причем тут мокрые шторы? Но на этот вопрос агитаторы отвечать отказывались, туманно ссылаясь на какие-то ведомственные инструкции. Вдобавок ко всему, всю субботу по всем телеканалам с завидной для любой рекламы периодичностью стали транслировать ролики совместного сообщения Генерального прокурора и Министра внутренних дел. В них два солидных дядечки наперебой занимались устрашением обывателей, рискнувших присоединиться к незаконным акциям демонстрантов. Кары за неповиновение тоже были обещаны адовы. Тут тебе и административные аресты, и «космические» штрафы, и увольнения, а также иные преследования. Короче, жути нагнали не столько на потенциальных бунтовщиков, сколько на простых домохозяек, любящих без цели шляться по городу. Вишенкой на этом торте оказалось то, что с приходом субботнего вечера любители потусоваться в социальных сетях с недоумением обнаружили невозможность войти в чаты, расположенные на зарубежных платформах. Посетителей встречала заставка с изображением «веселого Роджера», нагло скалящего свои зубы, глядя на попытки залогиниться. А чуть ниже его, бегущая строка информировала пользователей о том, что «Роскомнадзор» приносит свои искренние и глубокие сожаления в связи с временной блокировкой на территории России данного иностранного контента и обещает возобновить его работу в ближайшее время. В то же время доморощенные сети продолжали свою работу почти в прежнем режиме. Ну, разве что автоматически блокировались те сообщения и ролики, где присутствовали временно запрещенные администрациями сайтов к употреблению слова, в которых мог содержаться явный призыв или даже намек на совершение противоправных деяний. И надо признать, что список таких слов-маркеров, был достаточно велик. Это было что-то новенькое и из ряда вон выходящее. Никогда до этого «Роскомнадзор» не действовал так нагло и открыто против отечественных социальных сетей, не говоря уж о зарубежных. Никто из «продвинутой» молодежи даже не предполагал, что у него имеются такие технические возможности. Для многих это стало не только сюрпризом, но и явным сигналом наступления совершенно иной реальности – сильной и пугающей. До многих стала доходить мысль, что на сей раз, власть не намерена шутить и отделываться полумерами. Битва предстояла серьезная, и исход ее был неочевиден для «пикейных жилетов». Правда, вчера, поднятием над Кремлем Красного Флага, военная хунта резко повысила свой и без того высокий рейтинг в глазах народа и первые ее шаги по наведению порядка в стране были одобрительно встречены народными массами, но все равно, положение ее было пока еще не столь прочно, как хотелось бы. Все понимали, что компрадорский олигархат будет до последнего драться за свою власть и награбленное имущество. На его стороне были деньги и их потоки, наработанные связи и поддержка из-за рубежа. На стороне хунты была военная сила, спаянная дисциплиной и популярность в народе. Так что, шансы на победу были примерно равны у обеих сторон. И хоть в гражданскую войну почти никто не верил, все же опасность боевых стычек на местах, исключать было нельзя.
Пользуясь законным выходным, диктатор решил провести его в домашних хлопотах, опять связанных с новым переездом. Да и больной руке надо было дать немного отдохнуть. Опухоль, конечно, спала, благодаря самоотверженности Анастасии, однако эффект от компрессов и мазей следовало закрепить. Но Россия это не та страна, где принято уважать нормы трудового законодательства, даже по отношению к персоне главы хунты. Его просторная, но не слишком блещущая обстановкой квартира в эту субботу более всего походила на смесь Казанского вокзала и Смольного института, времен нахождения в нем большевиков. И с этим ничего нельзя было поделать. Постоянно звонили телефоны – что обычный, что спутниковый. Беспрестанно приходили и уходили какие-то люди. В большинстве своем это были высокопоставленные военные, но среди них мелькали лица и сугубо гражданских чиновников. Квартира не была приспособлена для занятия делами государственного уровня. Небольшую гостиную перед кабинетом пришлось срочно превращать своими силами в некое подобие приемной, где осатаневший от бесчисленных звонков по телефонам и визитеров Михайлов уже не знал, куда ему самому деться от этой сутолоки и бестолковости. Только-только заканчивалось одно заседание, как тут же начиналось другое. Курьеры с депешами и лицами крайней озабоченности ходили туда и сюда чуть ли не строем и по-батальонно. Настя, три раза разогревавшая обед пребывала в состоянии тихой паники. Спасибо Вальронду, сдавшему утром дежурство своему сменщику и не ушедшему домой, а с нескрываемым удовольствием оставшемуся помогать по хозяйству. Им вдвоем пришлось взять на себя все заботы по дому и предстоящему переезду на себя. Так как рассчитывать на занятого отца и любимого внука, не имело смысла. Тот, вообще, увидев утром весь этот неконтролируемый улей с шершнями, только присвистнул и без лишних слов, пренебрегая элементарными мерами безопасности, свалил на все выходные к какому-то своему приятелю на дачу. «Если все выходные будут такими, то на фиг сдалось это гр….е диктаторство!? Отец в таком темпе просто долго не протянет. Он загнется, если не за год, то за два – точно!» – с ужасом думала Настя, наблюдая суету царящую вокруг. С ней вполне солидарен был и Валерий Иванович Лютиков, издерганный, весь на нервах от напряжения и уже не знающий каким богам молиться, чтобы все это поскорее закончилось и наступило долгожданное завтра с его запланированной передислокацией в специально оборудованную для подобных вещей резиденцию. Но с еще большим нетерпением он ожидал окончания следствия по делу руководства ФСО, чтобы вернуть этой службе привычные для нее обязанности, а самому и своим людям вернуться к тихой и спокойной разведывательно-диверсионной, подрывной, контртеррористической и партизанской деятельности. Возня и сумасшедшая беготня поутихли только часам к восьми вечера, когда пришедший в окончательное неистовство Лютиков, едва просто не захлопнул двери перед носом очередного озабоченного неотложными вопросами посетителя. Наконец, к девяти вечера все это безобразие, с точки зрения соблюдения норм безопасности, окончательно прекратилось. И «воронья слободка», как в сердцах назвал квартиру Михайлов, начала приходить в себя, заодно готовясь к непродолжительному летнему сну – тревожному и прерывистому.
Завтрашний день должен был определить, на чью сторону, в конце концов, склонится чаша победы. Страна опять замирала в ожидании грядущего, призванного в дальнейшем определять ее судьбу на многие годы вперед. Эта ночь обещала быть бессонной и тревожной.
II
31 июня 2020 г. (да-да, у них тут в июне 31 день, не забывайте, что это все-таки параллельная Вселенная), г. Москва.
Ну, вот и настал этот всеми ожидаемый день. Большинство жителей столицы ждали его с нескрываемым опасением и даже неприязнью. Однако были, к сожалению и те, кто связывал намечаемые события с надеждой на то, что они выльются в некое подобие Майдана, которым можно будет воспользоваться в целях повышения своего социального статуса, да и возможностью извлечь материальную выгоду из сложившегося хаоса. А еще были «третьи», мнящие себя хитрыми кукловодами, управляющими протестным электоратом. Они до поры до времени никак не проявляли своей политической активности, сидя за толстыми и непроницаемыми стенами посольств и торговых представительств, но ждали подходящего случая, чтобы наглядно продемонстрировать свою силу и свои возможности на пока чужом для них «поле». Они конечно догадывались, что сведения об их закулисной деятельности могли просочиться наружу, но по всегдашней своей высокомерности не придавали этому слишком большого значения. И все-таки даже их скромного разумения хватило на то, чтобы понять всю тщетность попыток радикальной смены курса страны. Вся их надежда была связана лишь с тем, что новые власти «утопят в крови» протест «народных» масс, показывая всему миру свою человеконенавистническую сущность. После чего страна должна погрузиться, если и не в пучину гражданской войны, то уж во всяком случае, в кровавый хаос и неразбериху, что, естественно, хотя бы ненадолго, но притормозит неумолимый разбег «красного катка». Им необходимо было любой ценой выиграть драгоценное время, потому как они прекрасно сознавали потенциальную мощь проснувшегося от летаргической спячки «русского медведя». Если «медведя» не остановить сейчас, всадив ему рогатину в бок, когда он только заворочался в своей берлоге, то пройдет пять, максимум десять лет и его уже не сможет остановить даже применение ядерного оружия. Все это они прекрасно понимали, но предпочитали не афишировать свои опасения перед широкой западной публикой, дабы не сеять панические настроения в итак задерганные экономическими кризисами, пандемией и искусственно искривленной психикой умы своих сограждан. Да и самим адептам в стане врага, именуемым ими за глаза не иначе, как «расходный материал», не следовало знать, для каких истинных целей отдают их на заклание. Не заслужили-с.
К своему вящему удивлению, проснувшись утром, москвичи не обнаружили ровным счетом ничего такого, что бы могло указывать на подготовку властей к обострению обстановки. Против всякого ожидания количество полицейских на улицах столицы не то что не увеличилось, а напротив немного даже снизилось. Правда еще оставались военные и «росгвардейские» патрули на БТРах, стоящих на пересечении больших улиц, но и их стало значительно меньше по сравнению с предыдущими днями. К тому же за неделю с момента объявления чрезвычайного положения к ним успели привыкнуть и они из «пугала» превратились в некий предмет бытового антуража, на который перестают обращать внимания по истечению нескольких дней его пребывания в квартире. Всем казалось, что они тут были со времен Юрия Долгорукого. И лишь невдалеке от трех площадей, намеченных внесистемной оппозицией для начала проведения своих акций, полицейские патрули стали попадаться чаще. При этом вели они себя предельно корректно, никого не хватая и не требуя предъявить им удостоверения личности и анти-ковидные паспорта. Останавливая ненадолго, желающих пройти в направление площадей они всего лишь напоминали им об ответственности за нарушение карантинных мер и режима чрезвычайного положения. Каждая из злополучных площадей, куда уже с утра потянулись потенциальные нарушители спокойствия, была окружена жиденьким кольцом полицейских, никак не экипированных для случаев подавления народного недовольства. Они тоже вели себя спокойно, никому не препятствуя в проходе. Где-то вдали начали выстраиваться автобусы, видимо для транспортировки наиболее буйных демонстрантов. Но на это никто не обращал особого внимания, так как это было и есть неотъемлемой частью любой подобной акции. К их присутствию за тридцать лет независимости все уже привыкли. В конце концов, автобусы ведь всегда лучше чем «черные воронки». Зато все обратили внимание на то, что не было традиционных мобильных металлоискателей обычно сопутствующих мероприятиям подобного рода. Руководители оппозиции и активисты, рассчитывающие на куда более суровые методы противодействия со стороны органов охраны правопорядка, пребывали в состоянии легкого замешательства. Наблюдая нарочитую пассивность полиции, у некоторых из них в головах родились дикие предположения о переходе на сторону демонстрантов части руководства столицы и еще более дикие о возможном бегстве из страны руководства хунты. Некоторые договорились до того, что якобы собственными глазами видели, как генералы при больших погонах еще ночью чартерными авиарейсами убывали в сторону Северной Кореи. Подобные слухи и разговоры только поднимали настроение сеющим смуту людям и придавали чувство безнаказанности. Прибывшие из-за рубежа активисты и кураторы низового звена, по примеру «майданщиков» и «желтых жилетов», одетые в красное, для лучшей коммуникативности, с воодушевлением разносили всю эту чушь по набирающей массу толпе, подбадривая и распаляя эмоции. Как и прогнозировалось аналитиками всех мастей, абсолютное большинство протестующих, состояло из, так называемой, «золотой» молодежи. Это были одетые по последней крикливой моде молодые люди, в руках у которых находились айфоны последних моделей. Сразу было видно, что это не какие-то там «крестьянские дети», а отпрыски ни в чем себе, не отказывающих чиновников и бизнесменов самого высокого градуса. Они и вели себя, как люди, для которых не писаны никакие правила приличия и которым, в силу положения предков, все было дозволено с пеленок. Не зная чем занять себя до официально назначенного начала мероприятия, они шумно дурачились, затевали шуточные потасовки, словно стадо бабуинов забирались на памятник Пушкину и на фонари, окружающие Университетскую площадь, чтобы корчить оттуда рожи окружающим и делать селфи покруче. Представители более возрастной группы – члены крыла профессиональных борцов с любым российским режимом, одетые менее претенциозно, но зато в классические деловые костюмы ведущих европейских брендов не препятствовали своим молодым коллегам по революционной классовой борьбе в выражении животных инстинктов. Никак не реагировала на эти выходки и полиция, равнодушно наблюдая издалека за распоясавшимися «детками». Представители ЛГБТ тоже не преминули урвать для себя часть сомнительной славы участия в массовом протесте против «узурпаторов» и «солдафонов». Их от всех прочих отличала яркая пестрота одежд, вычурность и неестественность манер и соответствующая их понятиям об эстетизме атрибутика. Глядя на их пестрое и еще более шумливое сообщество, «профессиональные революционеры» недовольно кривились, поджимая губы, но тоже не предпринимали никаких действий, чтобы хоть чуточку угомонить не в меру расшалившихся «союзников». В сторонке от всех кучковались представители национальных диаспор, тоже недовольных правящим режимом, который стал утеснять их на столичных рынках путем запрета на монопольное право торговли. Эти тоже были одеты «с иголочки». Их даже на первый взгляд можно было легко перепутать с записными демократами, если бы не многодневная щетина на слишком смуглой коже, выдающиеся носы и профессиональные ухватки торговцев мандаринами. «Ноев ковчег», где, как известно «всех тварей по паре», заполнялся до краев. Ближе к полудню, скопище людей напоминало больше «птичий базар» нежели демонстрацию протеста против нарушения хунтой базовых прав граждан. Устроители акции радостно потирали руки, прикидывая, сколько сот тысяч сторонников им удалось собрать под свои аляповатые знамена. Все с нетерпением ждали руководителей, которые должны были «завести» толпу еще больше, а затем направить распаленных бредовыми идеями людей в нужное русло. Наиболее нетерпеливые из демонстрантов, не дожидаясь полудня, уже начали спокойно и без суеты разворачивать плакаты и транспаранты. О-о-о! Каких тут только лозунгов не было! Вот лишь некоторые из них – самые безобидные: «Гитлер=Пиночет=Афанасьев», «Нет – кровавой хунте!», «Свободу узникам совести – Ведмедеву, Майвейчевой и Володихину!», «Банду генералов – под суд!». Были лозунги и куда более забористые, но цитировать их не имеет смысла, потому что даже бумага может всего не стерпеть. Каждый новый лозунг или транспарант, разворачиваемый на глазах у публики, встречался одобрительными аплодисментами и радостными улюлюканьями. Добротное качество плакатов и транспарантов говорило не о кустарном их производстве в домашних условиях, а о фабричном изготовлении. Значит, были во все это безобразие вовлечены мощные полиграфические структуры и ресурсы, что само по себе, в дальнейшем, должно было обратить на себя пристальное внимание со стороны ФСБ. Толпа постепенно нагревалась и разогревалась на и без того нагретом полуденным солнцем воздухе. В небе висели квадрокоптеры из чрева, которых то и дело раздавались призывы к собравшимся демонстрантам, мирно разойтись и не нарушать режима чрезвычайного положения. Но на их увещевания никто не обращал внимания.
Ровно в полдень, в соответствие со сценарием во всех трех местах скопления протестующих появились лидеры оппозиции. На Университетскую площадь заявился сам Алексей Анальный, как пасынок русской демократии, в сопровождении многочисленных и доведенных до крайней степени экзальтации поклонниц, а также соратников по ФБК[87]. Он вылез из роскошного черного лимузина, бережно поддерживаемый под локотки, аки царь-государь двумя своими клевретами – Челковским и Вилковым, одетыми в жару в черные костюмы, словно траурные распорядители. Сам Анальный решил «закосить» под «своего» парня, вырядившись в демократические джинсы и майку с изображением поднятого кверху кулака[88]. Следом за ними семенили две старушенции: брызжущая ядом во все стороны – Евгения Бельбац и расплескивающая во все стороны слезы – Лия Абдурахманова. Менее популярные главари оппозиции, уступая безусловное лидерство Анальному нехотя поделили между собой электорат остальных площадей. Болотная приняла Шульмана, Боймана и Кашкина, а Пушкинская – Блатынину (срочно вернувшуюся из Латвии ради этого случая), Маевича и Скобчик, имевшую несчастье иметь в московском бомонде презрительную кличку «лошадь». Остальные лидеры оппозиционного движения, кто не находился в бегах, должны были присоединиться к колоннам демонстрантов со своими соратниками на улицах столицы. Пока Анальный вместе со свитой пробирался сквозь неистовствующую от лицезрения кумира толпу светских маргиналов к центру площади, некие бравые молодцы уже сложили там из подручной тары, скорее всего из под пива, некое подобие трибуны. На взгляд непредвзятого обывателя зрелище было символичным и симптоматичным: Ленин – на броневике, Ельцин – на танке, Анальный – на бочкотаре. Водевильность происходящего не оставляла сомнений в том, что итог мероприятия будет закономерным и ироничным до сарказма.
Откуда-то, сразу и не поймешь, взялись переносные, но, тем не менее, мощные ретрансляторы, призванные донести слова лидера до самых отдаленных уголков площади. Бодренько вскарабкавшись на шаткую экспресс-трибуну, Анальный начал свою, как он сам высказался «возможно, последнюю в жизни речь». Вокруг него сразу выросла стена микрофонов. Неизвестно у кого Анальный брал уроки ораторского искусства, чтобы «глаголом жечь сердца». Не исключено, что он учился этому у своего тайного кумира по фамилии Шикльгрубер. Тот тоже был мастером подобных «поджогов». Во всяком случае, все приемы воздействия на толпу он скопировал именно у своего тайного учителя, прах которого был развеян над Шпрее 75 лет тому назад. Начал он свою речь вяло, как бы нехотя, делая частые и не к месту остановки, заикаясь и растягивая слова. Говорил, в общем-то, банальности: о продажности старой и новой власти, о повальной коррупции в стране, о тяготах простого населения, об угрозе коммунистического реализма, о новом феодализме финансово-промышленных олигархах. А его слушателям даже и в голову не приходила вся абсурдность слияния воедино двух взаимоисключающих понятия – «феодального олигархата» и «коммунистического реализма». Но, как говорится, «пипл схавает». Если абстрагироваться от личности самого оратора, то эту часть его речи можно было бы и принять на веру, правда, мешало этому одно маленькое «но». Трибунный витий почему-то, в порыве дискретного склероза забыл, что сам все эти годы являл собой наглядный пример воровства, коррупции, продажности, обмана избирателей и чисто боярской спеси. Постепенно его голос крепчал и становился громче, а сам он становился все уверенней и уверенней. Он начал заводиться от собственных слов. Глаза его сверкали и рука со сжатым кулаком, как и него на майке, все чаще и чаще устремлялась кверху, угрожая небу и его обитателям. Войдя в раж, он уже не вещал, а орал, призывая проклятия на всех, кого считал своими противниками, угрожая не только карами небесными, но и реальной физической расправой. Сам, юрист, он даже не заметил той грани, когда вполне законно высказанное возмущение оборачивается нарушением уголовного законодательства. Хотя, возможно и заметил, но решил, по всегдашней своей самоуверенности, что и эта его очередная выходка будет прощена властями, как ужу было неоднократно. А может быть он и вовсе почувствовал у себя за спиной незримую силу, которая и на этот раз убережет его от ответственности. Тем более что он всерьез рассчитывал поднять народные массы на восстание и взять власть в свои руки. И кураторы из-за рубежа, и соратники в один голос уверяли, что если в 14-м году «майданщикам», собравшим около ста тысяч своих приверженцев в столице Украины, удалось сбросить власть, убоявшуюся возможного пролития крови на улицах, то собрав около двухсот тысяч активных смутьянов и бросив их на штурм властных структур, ему удастся тоже самое. От пришедшего в неистовство своего лидера, толпа и без того наэлектризованная ожиданием, завелась еще сильней. Они вслед за ним яростно поднимали кулаки к небу, скандируя, заранее заготовленные лозунги. На других площадях столицы, за неимением в своих рядах единого и безусловного лидера, ораторы сменяли друг друга. Но в целом, общий сценарий устроителями строго соблюдался, вплоть до хронометража, что тоже наводило на мысли о четкой скоординированности. Видимо, все же протестанты имели какие-то неизвестные или не выявленные до конца средства коммуникации. Исследователи «психологии толпы» указывают на несколько этапов манипулирования ее сознанием ради консолидации и безусловного подчинения. Так вышло и на этот раз. От изобличения и угроз Анальный перешел к этапу «раздачи слонов», а попросту к обещаниям всем тем, кто пойдет за ним в «последний, яростный и решительный бой» всех мыслимых и немыслимых «плюшек» и прочей халявы. Обещал всем и все. Обещал открытые двери в европейскую цивилизацию. Обещал процветание на всех уровнях, при помощи все тех же европейцев и заокеанских друзей, мечтающих вложить все свои средства в экономику России. Бедным он обещал богатство, а богатым, естественно, обещал неприкосновенность их богатств со стороны бедных. Если бы кто-нибудь внимательней вслушался в этот поток сознания, то сразу бы опять уловил алогизм в его призывах и обещаниях. Но в толпе, как правило, трезвомыслящих людей не бывает. Как известно, для русского, впрочем, и всякого другого славянского этноса, нет ничего слаще, чем это любимое слово – ХАЛЯВА. «Подогретая» ненавистью к реалиям и одурманенная сладкими обещаниями всех райских благ, толпа уже была достаточно подготовлена к выполнению любого приказа. Оставалось сделать последний шаг – убедить ее в своих безграничных силах, а затем скомандовать «фас».
Почти никто из толпы, увлеченной призывами к свержению «ненавистного режима», не заметил, как жиденькая цепочка полицейского оцепления вдруг куда-то подевалась, а на ее месте оказалась широкая черная лента из хорошо снаряженных и экипированных в броню СОБРовцев, где-то тайно прятавшихся до этого момента. А за спинами полицейского спецназа оказалась тяжелая техника местных коммунальных служб – бульдозеры, грейдеры, катки для укладывания асфальта и экскаваторы. Те, кто находился в задних рядах толпы, а, следовательно, вблизи от этой потенциальной угрозы, слегка оторопели, туго соображая, во что все это может вылиться. Однако основная масса собравшихся смутьянов проигнорировала этот факт, здраво рассудив, что каким бы ни был кровожадным режим генералов, он все же не решится на то, чтобы давить протестующих гусеницами спецтехники. Уверенности в этом им прибавляло и присутствие в их рядах представителей дипломатических служб Европы и Америки, даже не пытавшихся как-то скрыть свою принадлежность к дипломатическим представительствам, а также многочисленность иностранных репортеров, находящихся прямо в гуще толпы. Параллельно с этим вновь раздался неведомый голос из чрева одного из квадрокоптеров:
– Граждане! Еще раз убедительно призываем вас прекратить действия, нарушающие нормы чрезвычайного режима. Власти столицы просят вас воспользоваться настоящим призывом и начать планомерный и спокойный выход с площади через специально оставленные проходы. Власти Москвы, в этом случае обещают ограничиться только мерами административного характера, включающего в себя наложение административного штрафа в размере десяти тысяч рублей. Примите это предложение и не противопоставляйте себя обществу. Оно не простит вам затеянной конфронтации в такое напряженное для всей страны время. Подумайте и одумайтесь! У вас осталось не так уж много времени, чтобы принять правильное решение.
