Юрий Витальевич Яньшин
Все правые руки
Опытный демагог, Анальный решил даже из этого извлечь бонусы:
– Кучка заговорщиков смеет угрожать целому народу! Народу, сломившему орды захватчиков с востока, юга и запада! Они хотят нас запугать! – выкрикнул он, вытягивая руку в направлении к маячившей на периферии технике. – У них ничего нет против нас кроме этой груды железок! А мы сильны, как никогда, потому что у нас есть ИДЕЯ! И ничто не может сломить идейных людей, спаянных едиными чаяниями! Настала пора! Давайте покажем, что мы сильнее! И вы увидите, как они побегут в надежде спрятаться от праведного гнева, доведенного до отчаяния народа! Нам нечего терять, кроме своих цепей! Братья! Проложим силой и своими телами дорогу к свободе! Весь мир с нами!
– Ура!!! – раздались дружные вопли соратников, тут же подхваченные толпой.
А Анальный уже и в самом деле на миг, почувствовавший себя Наполеоном, бросающим в бородинскую мясорубку «молодую гвардию», вытянув вперед руку, проорал, усиленным динамиками голосом:
– На штурм! На штурм! На штурм!
Доставая из-под полы, припрятанные до времени деревянные щиты, а кое-где и заточки с арматурой, толпа разом преобразилась и, сцепившись на подобие «черепахи» Александра Македонского[89], медленно и уверенно начала движение к оцеплению.
«Трусливые» СОБРовцы, словно стайка испуганных воробьев, не решившись встретить в лоб напирающую людскую массу, порхнула назад, спрятавшись за тяжелую технику. Это нетривиальное поведение, всегда скорой на расправу столичной полиции, только взбодрило и придало дополнительных сил протестующим массам, превратившимся уже в полноценных мятежников. Они еще больше сплотились в едином порыве. Тяжелая техника, взревев моторами, двинулась навстречу им, перекрывая оставшиеся проходы.
И опять почти никто не заметил, как в небе появилось еще три беспилотника – покрупнее прежних. Они стали разбрасывать вокруг себя какие-то цилиндрики на маленьких парашютах. На высоте, примерно в 2–3 метра от земли они начали взрываться, выпуская изнутри клубы желтоватого дыма. Началась газовая атака на мятежников. Это событие хоть и несколько задержало темп штурма укреплений, но не застало их врасплох. Оппозиция, предупрежденная «доброхотами», проживающими вблизи площадей, еще вчера, тут же сориентировалась и предприняла ответные действия. Анти-ковидные маски, имеющиеся у всех участников незаконной акции, оперативно были смочены водой из бутылок и надеты на лица. Кое-кто из наиболее продуманных граждан, даже надел респираторы. Находящаяся в оцеплении команда СОБРовцев и пришедшая к ним на помощь Росгвардия, тут же последовала их примеру и шустро надела противогазы армейского образца. А между тем, желтый туман быстро окутал все площади, оседая и стелясь по земле.
Первые ряды мятежников уже начали карабкаться по колесам и гусеницам окружавшей их спецтехники, молотя арматуринами по ветровым стеклам кабин, благо водителей там не было, когда толпа неожиданно вздрогнула. С высоты птичьего полета хорошо было видно, как по толпе пробежала сначала одна судорога, а затем, через несколько мгновений и вторая. Спустя какую-то минуту вся многочисленная масса людей начала вздрагивать и корчиться в непрекращающихся спазмах. Толпу буквально сотрясали судороги. Она сначала истошно завопила от ужаса и непонимания происходящего, а затем застонала и принялась корчиться. Тут уже было не до штурма. Все они побросали наземь свои «орудия пролетариата», припасенные заранее и сами стали оседать тут же, не сходя с места, беспомощно суча конечностями. Еще через минуту люди уже не могли даже сидеть, они беспомощно распластались на асфальте, не в силах шевельнут ни рукой, ни ногой, словно внезапно застигнутые смертью. И лишь периодические вздрагивания тел говорили о том, что все-таки они живы, но вскоре и эти судорожные телодвижения прекратились. Все три площади представляли собой территорию невиданного доселе побоища. И хоть на самом деле никакого побоища не было и в помине, зрелище, все равно было ужасным. Даже жуткие постановочные сцены срежиссированные «белыми касками» в Алеппо и в Идлибе, не выглядели так впечатляюще. Люди лежали вповалку, в некоторых местах друг на друге. Их первоначальный скулеж превратился в слабые стоны и всхлипы. Чтобы усилить эффект устрашения всех несогласных с режимом, власти в своей циничности не постеснялись в прямом эфире передавать по всем центральным каналам телевидения видео расправы с инакомыслящими. Желтый туман начал понемногу рассеиваться, и сцена трагедии стала наиболее явственной. Страна, еще позавчера так бурно и радостно отмечавшая начало перемен к лучшему, в немом ужасе застыла перед экранами своих телевизоров. Тут же проявилось все зловещее коварство военной хунты добравшейся до властных вершин. Как оказалось, они нарочно распространили ложную информацию о том, что смоченная водой ткань препятствует воздействию отравляющих газов на организм. Напротив, дыхание через влажную маску лишь усилило поражающую эффективность примененного средства. Тем временем жестокосердная хунта не спешила прийти на помощь, хотя бы некоторым из оставшихся в живых людям, еще корчившимся в конвульсиях. Вместо карет «скорой помощи», полицейские, аккуратно сложив в кучу, свои дубинки и щиты, стали собирать жертв своего преступления. Тяжелая техника к этому времени уже удалилась с места события, а на ее месте появились многочисленные автобусы. Если вдуматься, то, какие тут могут быть автобусы, когда нужны катафалки? Полицейские же, подходя к поверженным телам мертвых или находящихся при смерти, хоть и без насилия, но достаточно грубовато подхватывали тела, пытаясь зачем-то поставить их на ноги, что выглядело, довольно кощунственно.
Т-ю-ю! Вот и первый сюрприз от «кровавой хунты»!
Оказывается, не все мятежники были мертвы! Мало того, как показывали кадры оперативных съемок, погибших в результате «химической атаки» не было совсем. Все, к кому подходили сотрудники правопорядка были вполне живы и относительно здоровы. Просто они находились в очень расслабленном состоянии. Поставленные на ноги, они как тряпичные куклы вяло пошатывались на подгибающихся ногах, не в силах самостоятельно сделать ни единого шага. Их приходилось, поддерживая под руки, провожать до автобусов.
И тут на сцену вышел второй сюрприз от военной диктатуры. При ближайшем рассмотрении «жертв» палаческого режима, выяснилась подоплека происходящего. Они не могли самостоятельно передвигаться по той простой причине, что распыленный над толпой смутьянов химический реагент действовал расслабляюще не только на круговую мышцу сфинктера, именуемую в народе «очком», но и на весь кишечно-желудочный тракт. Иными словами они все были перепачканы с головы до ног собственными экскрементами, безудержными потоками, стекавшими из задних проходов. Химическое средство, разработанное в одной из лабораторий Министерства внутренних дел, носило красноречивое, но не слишком приличное название «Дристун», которое, хоть и кратко, но очень точно описывало его воздействие на больные головы «пятой колонны». Увидев это в прямом эфире, страна ГРОХНУЛА. Но не от взрыва ядерной бомбы. Она грохнула ОТ ГОМЕРИЧЕСКОГО ХОХОТА. Хитрые генералы, в очередной раз провели всех своих оппонентов и недругов, попутно устроив для народа зрелищный спектакль. Событие, которое угрожало стать еще одной черной страницей в истории России, превратилось из трагедии в водевиль, с характерным и ни с чем несравнимым запашком. Вправду говорят, что смех – самое лучшее и эффективное оружие. Подумать только! Не сделав ни единого выстрела, не замарав себя ни единой каплей человеческой крови, Афанасьев и К° буквально уничтожили всю активно действующую «пятую колонну», прикидывающуюся оппозицией. Она «умирала» на глазах телезрителей жалкой и позорной смертью, ибо теперь всем было ясно, что мало найдется охотников связать свою судьбу с откровенными засранцами. Сейчас вся страна, прилипшая к экранам телевизоров, искренне сочувствовала полицейским, вынужденным в буквальном смысле копаться в дерьме. И их нарочитая «грубоватость» при сопровождении «пострадавших», впрочем, не переходящая в откровенную грубость, встречала понимание и одобрение. Два с лишним часа десять тысяч полицейских занимались погрузочными работами. Автобусы, как челноки в швейной машине подъезжали и отъезжали с мест событий. И все это показывалось в прямом эфире и без перерыва. Надо ли знать в какую сумму обошлась в этот день работа коммунальных служб, вынужденных приводить в божеский вид площади столицы? А про самоотверженный труд уборщиц ПАТП и полицейских участков нужно писать отдельный том.
Специально приглашенные ради этого случая операторы центрального телевидения, с особым смаком живописали картину эскортирования и транспортировку до полицейского участка лидеров мятежников. Перемазанные экскрементами, стекающими по ногам вонючей жижей, они не могли вызывать никаких иных чувств, кроме брезгливости и презрения. Особенно отвратительно это было заметно на примере верных апологетов Анального – Бельбац, Скобчик и Абдурахмановой. Они даже не пытались сохранить остатки своего женского достоинства. Про Евгению Марковну Бельбац и говорить нечего – с нее как с гуся вода. Она отделалась легче всех. Забегая вперед можно сказать, что она просто заперлась у себя в квартире и не высовывала оттуда носа несколько лет, обрекая себя на добровольное заточение. А когда все же высунула, то с горечью убедилась в том, что ни для кого не представляет ровным счетом никакого интереса. Люди даже забыли кто она такая и смотрели на неё, как на плохо сохранившийся образчик древнего ископаемого. «Лошади» тоже было не привыкать появляться на экранах страны в непотребном виде. Но в отличие от иных деятелей оппозиции ей не повезло едва ли не больше всех. Лишенная негласной поддержки со стороны покойного президента и явной со стороны своей мамаши – сенатора Урусовой, она оказалась фигурантом сразу нескольких уголовных дел, связанных с преступлениями в экономической сфере. С Лией Абдурахмановой судьба-злодейка, также поступила весьма сурово и даже, в какой-то мере, не слишком справедливо. Несмотря на благорасположение к себе со стороны художественного руководителя театра «Современник» – Виктора Крыжанкова, коллектив актеров, занятых в одних постановках с ней, наотрез отказался выходить на сцену с «засракулем»[90] Абдурахмановой. И ничего с этим поделать было нельзя. Мнение коллектива – мнение народа. Крыжакову пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Тем более и отношение к самому худруку со стороны Минкультуры после неоднозначного спектакля «Первый хлеб» было, мягко говоря, более чем прохладным. Это был удар не просто по карьере престарелой и пережившей свою популярность актрисы, а уничтожение репутации. Помыкавшись по столичным театрам в безуспешных попытках пристроиться хотя бы на второстепенные роли (в провинцию ехать ей не позволяла гордыня), она не нашла ничего лучшего для себя, как открыть в квартире все газовые конфорки и усесться на кухне, в ожидании неизбежного конца.
Что же касается личности самого «выразителя народных чаяний», то обладатель и так не слишком-то благозвучной фамилии уже никогда не смог избавиться от злых и скабрезных частушек, умело рифмовавших его «последнее достижение» с задним проходом. Поэтому с этим типом тоже было все ясно – нельзя возглавлять серьезную оппозицию, если над тобой ухохатывается вся страна. Его фигура стала настолько несерьезной, что от финансирования его деятельности отказались даже зарубежные кураторы. Нельзя восстановить «подмоченную» политическую репутацию, а репутацию «подмоченную» стол экзотическим способом нельзя восстановить и подавно. И чтобы в дальнейшем не предпринимали лидеры несистемной оппозиции, до самой их кончины к ним приклеилось краткое, но емкое название – «засранец». Менталитет русского народа, всегда встающего на сторону притесняемых и гонимых властями на сей раз не позволил проявить чувство жалости и сострадания к опозорившимся таким способам личностям.
С представителями этнических диаспор стран ближнего зарубежья и гражданами «ридной нэньки» поступили просто и без затей. Иностранным гражданам предложили выбор: либо заплатить миллион рублей, с последующей высылкой из страны и запретом на ее посещение в течение пятидесяти лет, либо отбыть тюремное заключение в десять лет, как участникам вооруженного мятежа. Для этого давался месячный срок на внесение ими или их родственниками необходимой суммы. Естественно, что играть на протяжении десяти лет в догонялки с колымскими медведями, охотников было мало, а вернее, совсем не было. С «ветеранами АТО», прибывшими к месту событий кружными путями и по большей части нелегально, для инструктажа неопытных в «майданных» делах москвичей, вообще поступили довольно гадко. После идентификации их личностей на предмет участия в карательных акциях против Народных Республик Донбасса и получения штрафных сумм с их родственников и волонтерских организаций Украины, их просто передали в руки представителям все того же Донбасса, для проведения над ними суда. На законное возмущение со стороны властей Украины о «подлом обмане клятых москалей», последовал незамедлительный издевательский ответ со стороны Москвы о том, что России все равно какому из регионов Украины передавать преступников, так как она считает территорию Донбасса ее неотъемлемой частью.
Представителей диаспор, обладающих российским гражданством, без всяких бюрократических проволочек лишали этого самого гражданства и после оплаты необходимой суммы депортировали на родину вместе с семьями. Им также закрывался въезд обратно на пятьдесят лет, то есть, по сути своей – пожизненно, говоря по-простому. Негласные лидеры диаспор, попробовавшие было возмущаться нарушением «базовых принципов Конституции» наткнулись на холодное непонимание новых властей. А наиболее ретивым было объяснено на пальцах, что их дальнейшее неконструктивное поведение повлечет за собой уже высылку их самих и «прикрытием» бизнеса. Обладатели характерных носов, окопавшиеся на местных рынках и в сфере субподрядного строительства, почувствовав реальную угрозу своему благосостоянию, разом захлопнули свои ротовые отверстия.
Среди задержанных мятежников оказалось очень много представителей западных дипломатических представительств на уровне низшего и среднего звена. Подобная ситуация хоть и прогнозировалась аналитиками МВД, но оказалась далекой от действительности. Цифра задержанных дипломатов приводила в оторопь. Сто восемь обладателей дипломатических паспортов участвовали в незаконной акции, демонстративно пренебрегая сделанным накануне предупреждением о недопустимости вмешательства во внутренние дела России. Тут были почти все представители стран Евросоюза и НАТО за редким исключением. С ними тоже не стали церемониться, препровождая в полицейские участки для выяснения личности (несмотря на то, что они предъявляли при задержании свои испачканные в дерьме аусвайсы). Они очень старались, при этом, скрыть свои лица от камер назойливых телеоператоров, но полицейские не давали им этого сделать, держа за руки. Уже находясь в «обезьянниках» они громко протестовали против нарушения Венской конвенции, придерживая руками мокрые и провонявшие штаны, от которых охранники и дознаватели демонстративно воротили и зажимали носы. На все протесты дипломатам было спокойно разъяснено, что посольства стран, чьими гражданами они являются, уже уведомлены о месте их нахождения и как только уполномоченные представители дипмиссий прибудут в полицейский участок, они будут освобождены после соответствующей процедуры оформления их правонарушения в месте пребывания. Желание обгадившихся дипломатов привести себя в надлежащий, вид было встречено с молчаливым и явным презрением. Прибывшие вскоре за своими неудачливыми коллегами уполномоченные чиновники диппредставительств были немало удивлены и даже разгневаны предъявленными им требованиями по немедленной оплате штрафа. Требование зарубежных атташе соблюдать по отношению к задержанным нормы международного права, подразумевающие дипломатическую неприкосновенность, наткнулись на неуступчивость наших представителей МИДа, тоже прибывших сюда в срочном порядке. Зарубежным дипломатам было разъяснено, что в любом случае их коллег не отпустят без предварительного внесения вышеуказанных сумм на счета Минфина России и спорить с этим бесполезно. Ссылка на нормы международного права регулирующего отношения между государствами в сфере дипломатических сношений не может быть применена по очень простой причине, Во-первых, задержанными были демонстративно проигнорированы предостережения, высказанные накануне, то есть имел место злокозненный умысел. Во-вторых, их поймали, что называется, с поличным, во время их активного участия в вооруженном мятеже, что прямо противоречит все тем же статьям венской конвенции. А видео с доказательствами их активного участия в мятеже в качестве подстрекателей и руководителей имеются в распоряжении правоохранительных органов и могут быть представлены на всеобщее обозрение. Поэтому, если иностранные посольства не желают, чтобы их сотрудников привлекли к уголовной ответственности за попытку вооруженного переворота, то пусть побыстрее раскошеливаются и забирают своих засранцев. Далее вести дискуссии на подобную тему российские власти в лице представителей МИДа не считают для себя продуктивным. Так и было заявлено открытым текстом. Иностранцы еще какое-то время покричали и поугражали всевозможными рестрикциями и ответными мерами, но встретившись с упрямством русских, отступили, пообещав к вечеру внести означенную сумму.
Но не только дипломаты стали «жертвами» химической атаки. Среди опозорившихся было немало представителей зарубежной прессы. И, несмотря на специальные жилеты с броской надписью «press», надетые ими в надежде, что их никак не затронут внутрироссийские разборки, испытать на себе действие расслабляющего газа все же пришлось. Как и довольно бесцеремонное обращение с ними полиции при транспортировке в полицейские участки. Их стенания о неприкосновенности личности репортеров и свободе прессы никак не повлияли на действия суровых русских полицейских. С ними обращались ничуть не лучше чем с мятежниками – корректно, но без всякого почтения. Изъятую у них на месте событий аппаратуру обещали вернуть в целости и сохранности после выполнения формальностей, связанных со штрафами. А вот отснятые ими видеоматериалы подлежали изъятию, в качестве вещественных доказательств участия иностранных граждан в вооруженном мятеже. В процессе дознания репортерам было четко и откровенно заявлено о лишении их аккредитации в стране пребывания, вследствие грубого нарушения уголовного законодательства и режима чрезвычайного положения. В этом плане русские не собирались ни для кого не делать исключений, всех гребя под одну гребенку. И это обстоятельство в корне отличалось от всего того, что было раньше, когда в сторону иностранных корреспондентов боялись даже дышать. Русские хорошо усвоили методы обращения с прессой на примере событий, связанных с «желтыми жилетами».
Вот так и закончилась не начавшаяся толком очередная революция на постсоветском пространстве. Обе стороны из этих событий сделали соответствующие выводы. Ответ со стороны «прогрессивного» мирового сообщества должен был последовать в ближайшее время. Но, в принципе, он уже никак не мог повлиять на внутреннюю обстановку в стране, а без этого он терял всяческий смысл. И это понимали все. Новая Россия одержала свою первую маленькую победу в борьбе за свое существование.
Вечером, несмотря на выходной, собравшийся по этому поводу Президиум Высшего Военного Совета, чествовал «виновника» торжества – министра внутренних дел – Владимира Александровича Околокова.
III
1 июля 2020 г., г. Москва, Смоленская площадь, д.32/34, Министерство Иностранных Дел РФ.
Ровно без пяти минут до полудня возле парадного подъезда величественного здания Министерства Иностранных Дел России остановился представительского класса «кадиллак» черного цвета со звездно-полосатым флажком на капоте. Из него вышли трое. Первым был высокий седоватый худощавого телосложения мужчина, одетый в черный, под стать автомобилю, костюм. Вторым шел, атлетического телосложения и бочкообразной головой с темными очками на носу и объемистой папкой в руках человек, видимо выполняющий при первом роль помощника и охранника. Замыкала шествие дама средних лет, в строгом английском костюме серого цвета. В ней можно было без труда угадать переводчицу. Глава этой маленькой делегации был Чрезвычайным и Полномочным Послом Соединенных Штатов Америки, и звали его – Джон Рид Хаусман (младший). Имена его помощника и переводчицы никакого интереса не представляли. То ли охранник, то ли помощник, не без труда потянул на себя громадную, в два человеческих роста дверь, за массивную бронзовую ручку, пропуская седовласого и переводчицу вперед себя. В просторном и светлом холле их уже ожидали. Тоже трое. И тоже одетые не менее чопорно, чем визитеры. Они молча, взяли маленькую делегацию, как бы в «коробочку», и направились к широкой лестнице, обрамленной с боков четырьмя мраморными колоннами, опять же черного цвета. Неторопливые и преисполненные достоинства гости поднялись по лестнице до холла второго этажа, где находились широкие и вместительные кабины лифтов. Одна из кабин уже ждала их, гостеприимно раскрыв свои двери. Выражение лица посла было сосредоточенным и даже угрюмым. Давно страдающий онкологическим заболеванием, он еще в октябре прошлого года подал прошение о сложении с себя полномочий посла по причине терзавшего организм недуга. Однако его заявление то ли где-то затерялось в недрах Госдепа, то ли было просто проигнорировано Майком Помпео, не сумевшим найти ему достойную замену в последний год президентства Дональда Фредовича. Так или иначе, но ему пришлось нести на себе все тяготы неспокойной жизни представителя самой мощной державы мира в этой вконец отбившейся от рук стране.
Скоростной лифт быстро вознес своих пассажиров на 7-й этаж «сталинской» высотки – туда, где находился кабинет Министра иностранных дел. Пройдя с десяток метров по широкому коридору, застланному дорожкой голубого цвета, троица в сопровождении сотрудников МИДа подошла к такой же высокой, как и на входе двери с надписью «приемная» на медной табличке. В просторной приемной их встретил секретарь – мужчина средних лет с невероятно невыразительной внешностью, по которой нельзя было даже приблизительно определить его возраст. Одетый в элегантную, но без вычурностей «тройку» он поднялся со своего места, как только они вошли. Не давая сказать вошедшим ни слова, он на хорошем американизированном английском, с явно нью-йоркским акцентом, что говорило о его длительной работе при ооновской миссии, произнес негромко, но подчеркнуто безразлично:
– Если не ошибаюсь, то вы прибыли для вручения ноты протеста?
– Yes, – коротко и надменно кивнул посол, выслушав перевод вопроса.
– Господа, прошу вас обождать минуту, пока я доложу о вашем прибытии.
Посол величаво кивнул, соглашаясь на небольшую отсрочку. Секретарь моментально скрылся за дверью обделанной светло-бежевой кожей. На месте у двери, где должна была находиться табличка с фамилией хозяина кабинета, светлым пятном выделялось пустое место. Губы посла тронула легкая усмешка. «Пятый день в кресле министра сидит новый человек, а эти русские все еще не удосужились прикрепить новую табличку. Северные медведи, как всегда, никуда особо не торопятся. Хотя, говорят, что при нужде, медведь на коротких дистанциях может обогнать даже автомобиль» – размышлял мистер Хантсман, уставившись в закрытую дверь кабинета. Не успел посол основательно додумать эту мысль, как дверь вновь отворилась и секретарь, придерживая ее за позолоченную ручку в виде львиной морды, с торжественной ноткой в голосе возвестил:
– Господа! Прошу вас, проходите. Министр иностранных дел Российской Федерации готова вас принять.
Сопровождающие делегацию остались на месте, а троица последовала за секретарем, который уже открывал перед ними еще одну дверь, ведущую непосредственно в кабинет. Последний раз посол переступал этот порог в марте восемнадцатого года, когда вручал ноту протеста по поводу отравления Скрипулей. Поэтому ему было интересно узнать, что поменялось в обстановке кабинета за два с небольшим года. Войдя вслед за секретарем, он беглым, но, тем не менее, цепким взглядом окинул роскошные апартаменты, доставшиеся в наследство новому министру от своего трагически погибшего предшественника. Вроде бы ничего не поменялось с тех пор. Все тот же мягкий полумрак от задернутых штор, разбавленный неярко горевшими лампочками, стилизованными под средневековые шандалы. Мягкий и длинный ворс напольного ковра, позолоченная мебель в стиле позднего барокко и дубовые панели, в рост человека окаймлявшие весь периметр обширного кабинета дополняли антураж. Каждая деталь подчеркивала преемственность и незыблемость имперской власти.
– Господин Чрезвычайный и Полномочный посол Соединенных Штатов Америки Джон Рид Хаусман с сопровождающими его лицами, прибыл для вручения официальной невербальной ноты протеста правительству Российской Федерации от имени и по поручению Государственного департамента! – торжественно и громко произнес секретарь, отрекомендовав прибывших и обозначив повестку их визита. После этой выспоренной тирады он отошел в сторону, открывая послу обзор. От широкого стола ему навстречу поднялась Хазарова, одетая в костюм ярко синего цвета. Обычно распущенные волосы она на этот раз забрала в скромный «хвостик». Сидевший с внешнего края стола лысоватый и с солидным брюшком человек средних лет тоже поднялся с приставного стула, приветствуя тем самым вошедших. При виде гостей Мария Владимировна заулыбалась своей фирменной улыбкой и, выйдя из-за стола, сделала несколько шагов навстречу, всем своим видом излучая радушие и гостеприимство, будто увидела не посла, вручающего ноту, а горячо любимого и богатого дядюшку. Однако соблюдая дипломатический этикет, не бросилась ему на шею, как испуганно предположил посол, а остановилась на некотором расстоянии от него. Лысоватый, меж тем, отошел к окну, и там скрестив руки на груди, замер в позе ожидания.
– Мистер Хаусман, я очень рада вашему визиту, – сияя металлокерамической улыбкой на разрумянившемся лице, произнесла она, – поэтому позвольте поприветствовать вас в стенах этого кабинета, где вы всегда будете желанным моим гостем, – тонко намекнула она на то, что у посла теперь будет много поводов для посещений.
Правила дипломатических приемов подобного рода предписывали ей говорить исключительно на русском языке, несмотря на то, что английским разговорным она владела блестяще. Но прибывшая с послом переводчица хорошо знала свое дело, шустро переводя негромким голосом приветствие новоиспеченной министрессы. Приосанившись еще больше и натянув на лицо суровое и надменное выражение, посол, слегка запрокинув голову, заученным голосом ответил радушной хозяйке, как бы сразу ставя ее на место:
– Госпожа министр! По поручению Государственного Департамента Соединенных Штатов Америки я вынужден вручить вам сразу три ноты протеста, в связи с недопустимыми действиями российской стороны.
– Ого! – невольно вырвалось у министра совсем не дипломатичное междометие. – Сразу три? Небывалый в практике случай. Но я вам благодарна.
– За что?! – сразу сбился с первоначальной установки посол.
– За бережное отношение к моему времени, дефицит которого я постоянно ощущаю последние дни, – уже без улыбки пояснила она.
– И все-таки, разрешите мне продолжить начатое дело, – почти перебил он ее.
– Да-да, разумеется. Я вас внимательно слушаю, – сухо позволила Хазарова продолжить послу выражать протест и ожидаемые обвинения.
– Первая нота касается грубого нарушения Российской Федерацией Парижской Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении. Факты грубого нарушения Россией норм Конвенции, имеющиеся в нашем распоряжении, не дают поводов сомневаться в этом.
Пока переводчица бойко тараторила по-русски, он повернул голову к помощнику и сделал повелительный жест рукой. Помощник тут же раскрыл папку, которую держал в руках и, достав оттуда первый листок, протянул его шефу. Тот принял ноту и не глядя передал ее Хазаровой. Мария Владимировна бегло пробежала глазами по строчкам ноты, а затем, не отрываясь от бумаги произнесла:
– Что ж вы, господин посол, так припозднились с нотой? Ваши европейские коллеги оказались гораздо проворнее и уже с утра снабдили меня целой кучей подобных бумаг, – кивнула она в сторону журнального столика, где целой кипой лежали папки, видимо с нотами протеста.
В ответ на это, Хаусман только передернул плечами. Хазарова, закончив читать ноту, полуобернулась к столу и положила листок на его край. Затем строго выпрямившись, произнесла отчужденным голосом:
– Я вас слушаю, господин посол. Продолжайте.
– Моя вторая нота неразрывно связана с первой. И она касается нарушения Российской Федерацией норм Женевского Протокола о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств от 17 июня 1925 года.
Опять кивок в сторону сопровождающего и очередной листок с текстом ноты вновь оказывается в руках у российского министра.
– Не торопится ли Госдепартамент с нотами? Ведь, насколько мне известно, ОЗХО еще не дала своего официального заключения о принадлежности отравляющих веществ, примененных против жителей Волновахи.
– Вы ошибаетесь, госпожа министр, – позволил себе осклабиться Джон Хаусман. – Ваши сведения не поспевают за событиями. Полчаса назад ОЗХО выпустила официальный пресс-релиз с заключением об идентичности примененного отравляющего средства с тем, которым располагает до сих пор Россия, в нарушение Конвенции.
– А-а-а, – протянула Хазарова в деланной задумчивости. – Стало быть, свою ноту протеста вы писали, уже находясь в автомобиле по дороге сюда, прямо на коленке?
– Я полагаю, госпожа министр, что настоящее место и время не располагают для шуток подобного рода, – наставительно произнес посол, хмуря брови.
– Да какие уж там шутки?! – отмахнулась женщина, затем скопировав выражение лица посла, добавила с металлом в голосе. – Впрочем, место и время для своих шуток, я привыкла выбирать сама и без посторонней помощи. Но продолжайте, господин посол. Кажется, у вас имеется еще одна нота?
