Юрий Витальевич Яньшин
Этот длинный, длинный день
III
Сигнал ревуна, резко раскидавший обитателей командного бункера по рабочим местам, оборвался также неожиданно, как и начался. Наступало время Алексея Боголюбова. Маленький и круглый как колобок он уверенно занял центральное – командное кресло в череде других, выстроившихся в линию перед пультом управления. Вострецов, неловко потоптавшись с ноги на ногу, садиться не стал, а застыл каменной статуей у него за спиной, уцепившись руками за высокие подголовники. Горохом посыпались доклады операторов, отвечавших за тот или иной участок эксперимента.
– Контрольно-измерительные станции по трассе докладывают о готовности! – громко сказал один из сидящих рядом.
– Принял! – ответил Боголюбов, с которого, как по мановению волшебной палочки сошла нервозность и мягкость. Теперь это был сильный и уверенный в своих действиях командир, не боящийся принять на себя груз ответственности за любой исход событий.
– Стартовики с Неноксы докладывают о готовности к пуску! – доложил второй.
– Принял! – механическим голосом ответил руководитель.
– Корабли ближней морской зоны к сопровождению и установке приводнения цели готовы!
– Принял!
– Синоптическая группа докладывает об умеренной облачности, как в районе старта, так и почти на всем протяжении маршрута! – сообщил еще один.
– Принял! – заявил Боголюбов, удовлетворенный тем, что, при любом раскладе, заокеанским «друзьям» будет трудно в деталях, со своих RC-135,[106] разглядеть происходящее. Его мысли на этот счет подтвердил следующий оператор, доложивший:
– Космическая группировка отмечает присутствие на геостационарной орбите американского спутника типа КН-11, нацеленного на район проведения испытаний. Служба РЭБ[107] взяли его на сопровождение с дальнейшей нейтрализацией.
– Принял! – удовлетворенным голосом ответил он.
Выждав несколько мгновений, Алексей Сергеевич оглянулся на стоящего позади академика. Тот ободряюще кивнул, как бы давая последнее напутствие перед долгой дорогой. Боголюбов кивнул в ответ, и неловко перекрестившись, так как на людях всегда позиционировал себя атеистом, отдал приказ:
– Подъем установки произвести!
– Есть, произвести подъем установки! – бодро репетовали из другого конца командного пункта.
Это только люки ракетных шахт в экстренных случаях отстреливаются в мгновенье ока. В штатном режиме они открываются помедленней – за четыре-пять секунд. Подъем же из скальных глубин установки протонного линейного ускорителя вообще был сродни парадному выезду китайского богдыхана на утреннюю прогулку. Сначала медленно стали разъезжаться в стороны два небольших скальных образования, о которых сторонний наблюдатель никогда бы и не подумал, что они искусственного происхождения. Под ними обнаружилась идеально ровная поверхность, по которой сначала пробежала ровная трещина, все расширяясь и расширяясь, пока не открылся глубокий зев шахты, скрывающий в себе, а теперь решивший извергнуть на свет, свое содержимое. Гудя сервомоторами, из темного провала, так же нисколько не торопясь, выдвинулась платформа, на которой словно личинка бабочки размером с автобус вальяжно расположилась установка, блестя на солнце хромированными боками. Поравнявшись с краем шахты, подъемная платформа замерла. Теперь уже начали сыпаться доклады о готовности отдельных узлов и механизмов самого ускорителя. И опять на каждый доклад Боголюбов отвечал все так же коротко и емко. Прошло еще какое-то незначительно короткое время, прежде чем раздалось:
– Прошла команда на запуск изделия, – бесцветным голосом сообщили откуда-то сбоку.
– Внимание! Всем приготовиться! – не замедлил ученый с ответом.
– Ракета штатно сошла с направляющих, – поведал все тот же голос и тут же добавил, – пороховые ускорители отстреляны.
– Произошло включение реактора, – послышался опять его голос. – Реактор выдает необходимые тяговые параметры.
– От Неноксы до нас по прямой примерно тысяча километров, но с учетом того, что значительный кусок это расстояния проходит над населенными пунктами, им приходится совершать уклонения по ходу маршрута, чтобы избежать возможных нештатных ситуаций. Так что в зоне нашего внимания «Буревестник» окажется не раньше чем через 15–20 минут, – сделал Боголюбов пояснения для военпредов, сидевших тихо в центре зала, как нашкодившие мыши. А минут через десять, сквозь доклады о телеметрии приближающейся ракеты, отдал негромкий приказ:
– Включить установку в режиме сканирования.
– Есть включить! – отрапортовали ему.
– Сориентировать ее на ноль, – опять приказал он.
– Есть сориентировать на ноль! – эхом отозвался оператор, держа руки на джойстиках управления.
– Угол неподвижного сканирования? – тут же спросил он у оператора.
– Восемьдесят пять, – бесстрастно ответил тот.
За спиной у Боголюбова тихо кашлянул, привлекая к себе внимание, Вострецов. Боголюбов обернулся назад. Академик раздвинул указательный и средний пальцы руки и повел ими вправо и влево. Алексей Сергеевич кивнул:
– Провести рыскание лучом на 40◦ от первоначального курса.
– Есть провести рыскание на 40◦ от первоначального курса, все так же послушно репетовал оператор.
Где-то примерно с минуту в зале опять повисла тишина, нарушаемая только тяжелым сопением москвичей. Затем вдруг один операторов встрепенулся, как ото сна и доложил торжествующим голосом:
– Есть локализация цели!
– Дальность?! – чуть не выкрикнул Боголюбов.
– Дальность – 690, курс – 220, скорость – 0.9, – отбарабанил тот.
– Погрешность локализации?! – решил уточнить Боголюбов.
– Плюс-минус двенадцать секунд.
Боголюбов опять оглянулся на Вострецова. Тот поднял большой палец, демонстрируя свое полное одобрение. Затем вернулся в прежнее положение и отдал приказ:
– Переключить установку в режим нейтрализации объекта! – и уже тихонько про себя, – ну не подведи, милая. С Богом!
– Есть переключить установку в режим нейтрализации объекта.
Казалось бы, ничего не произошло. Ни шума, ни грохота, ни взрыва, ни усиленного гудения установки. Тишина. И тут прошло сообщение:
– Установка прекратила локализацию объекта. Объект локализации не поддается. Исходящий радиационный шлейф – в значениях фонового.
И тут же почти без паузы новый доклад от другого оператора, почти скороговоркой:
– РЛС сопровождения докладывает, что ракета сбросила скорость. Инверсионный след не прослеживается. Ракета резко теряет высоту. Ракета станциями объективного контроля не наблюдается. Предположительное место приводнения ракеты – район юго-восточной оконечности острова Морковец.
– У-р-р-а-а! – дружно и не сговариваясь, разнеслось в бункере. Все повскакали со своих мест, и стали, не разбираясь в чинах и званиях, обнимать и целовать друг друга. – Победа, братцы! Победа!
Глава 7
I
24 июня 2020 года. Российская Федерация, г. Москва, ул. Академика Королева, д.12
Еще ни разу в жизни Валерий Васильевич не ездил по Москве с такой помпой и таким экзотическим эскортом, как в этот раз. Впереди ехали два новеньких, еще даже не принятых на вооружение БТР «Бумеранг». Позади старенького бронированного ЗИЛа-41047 правительственного класса, на котором ехал сам Афанасьев с Завьяловым и Михайловым, два БМП «Курганец-25», которые также все еще проходили испытания. И замыкали колонну два бронированных кунга[108] на шасси КАМАЗа, явно набитые спецназовцами в полной боевой экипировке. Мигалки не включали. До смерти напуганные утренними событиями москвичи и так, завидев военизированный кортеж, прижимали свои авто к обочинам, не проявляя своего обыденного хамства. В результате, от набережной до Останкино доехали почти за сорок минут, несмотря на то, что пришлось пересечь половину Москвы. Подъехав к телецентру, двери кунгов распахнулись и оттуда посыпались, Афанасьев сразу и не признал, то ли киборги, то ли передовой отряд инопланетных захватчиков, как в кино-поделках Голливуда. Лишь спустя пару мгновений он признал в экипировке бойцов новые изделия «Ростеха» под названием «Сотник», дальнейшее, а значит более продвинутое изделие в продолжение уже хорошо известного и раскрученного «Ратника». Кряхтя, вылез из машины. Несмотря на ежедневные физические упражнения, после шестидесяти образовавшийся животик давал о себе знать. А что же вы хотели? По-старому, так уже пять лет как пора грядки окучивать. А так, спасибо новопреставленному – два месяца осталось почитай. В плотном кольце спецназа подошел к широким стеклянным дверям российской «фабрики грез» или развесочной станции по навешиванию лапши, ну, это кому как нравится называть. Какой-то непонятный шум сзади заставил оглянуться. «Оп-па!» – только и произнес про себя Афанасьев единственное цензурное восклицание, которое пришло ему на ум. Остальные затерялись в матерных выражениях. Окруженные толпой журналистов всех мастей, к этому же входу спешили три фигуры, с явным желанием заявить о себе всему миру. Шествие возглавлял господин Ведмедев, недавно назначенный на, никому из людей, не понятный пост председателя Госсовета – структуры с неясными полномочиями, но зато ясно выраженным прицелом на и без того куцый российский бюджет. Вслед за ним шла развеселая парочка, состоящая из спикера Государственной Думы – Вячеслава Володихина и спикера Совета Федерации – Татьяны Матвейчевой. «Ага! – пронеслась у Афанасьева в мозгу молнией мысль. – Так вот значит, где вы голубчики объявились!»
– Внимание ребята, – негромко произнес он, стоящим рядом спецназовцам. Те сразу подобрались, готовые выполнить любой приказ. Троица, меж тем, приближалась, жестикулируя и о чем-то вещая жадным до сенсаций репортерам. Подойдя, почти вплотную, они приостановились. Ведмедев, сделав высокомерное и одновременно брезгливое лицо, произнес:
– Генерал Афанасьев, и вы тут?! Это конечно очень мило с вашей стороны, что вы хоть и с запозданием, но выделили для нас охрану. Сейчас нам, правда, некогда, я должен сделать срочное заявление, но позже я могу вас принять с докладом о сложившейся обстановке.
Афанасьев сжал кулаки, а желваки его стиснутых скул угрожающе зашевелились. Спиной он почувствовал, как сзади него сгрудились спецназовцы.
– Генерал, вы что, оглохли?! – теряя терпение и повышая голос, начал наседать на него этот лысеющий человечек с личиком вечно обиженного ребенка, которому родители прощают все его выходки. – Вы нас задерживаете! Я же сказал вам, что ваш доклад я выслушаю позже!
– А никакого доклада не будет, – спокойно, не повышая интонаций, ответил Валерий Васильевич. – И вообще, как вы, все трое оказались здесь, а не на той трибуне? Я же видел, что вы были там.
– Да как вы…?! Да что вы себе позволяете?! – задохнулся от возмущения Ведмедев. – Кто вы вообще такой, чтобы устраивать мне тут допросы?! Солдафон! Учтите, ваше время прошло! И вообще, я вас увольняю! – рассвирепел Ведмедев, чувствуя одобрительный ропот за своей спиной со стороны представителей законодательной ветви власти и сопровождавших их многочисленных отечественных и зарубежных папарацци. Он входил в раж демократического обличителя и реформатора, поэтому не заметил, да и никто из окружающих, что сзади к ним подобралась еще одна группа в доспехах высшей защиты. Ни Афанасьев, ни стоящие за ним с опущенными забралами бойцы не сдвинулись ни на миллиметр. Спокойно выслушав фонтан словоизвержений из уст бывшего премьер-министра, бывшего президента и бывшего человека, он тихо и даже без эмоций отдал приказ:
– Арестовать. Всех троих.
Будто невидимые пружины сработали внутри бойцов. Еще мгновенье назад они стояли у него за спиной, и вот уже одни из них заламывают руки несостоявшимся предводителям «пятой колонны»,[109] а другие ничуть не церемонясь с продажной братией от журналистики принялись расшвыривать их направо и налево. А с учетом того, что позади у журнашлюх находилась вторая группа спецназа, это не заняло много времени. Несмотря на протестующие крики и визг по поводу того, что они-де пресса их удалось рассеять практически моментально. Ведмедев, когда его схватили за руки, визжал резаным поросенком, видимо не столько от боли в заломленных назад руках, сколько от осознания краха всех надежд, выпестованных долгим ожиданием подходящего момента для обретения высшей власти. Володихин, не оказал, практически, никакого сопротивления. Он попросту впал в оцепенение, выпучив глаза. Лишь темное мокрое и дурно пахнущее пятно, расползавшееся спереди его брюк, указывало на его внутреннее душевное состояние. Как ни странно, но наибольшее сопротивление оказала Матвейчева. Эта мужеподобная бабища, с усами, как у заправского драгуна, каким-то невероятным образом умудрилась стряхнуть с себя закаленных в рукопашных схватках бойцов, вопя при этом на весь белый свет:
– Вы не имеете права! Мы неприкосновенны!
Афанасьев от изумления даже приоткрыл рот, что делало его вид весьма глуповатым. Но он быстро пришел в себя и даже нашел в себе силы пошутить:
– Хорошо. Расстреляем и не прикоснемся.
Она еще какое-то время поворочалась, как медведь под стаей охотничьих собак, пока у кого-то из спецназовцев не кончилось терпение, и он не саданул ее прикладом со всей силы в основание черепа. Та, как-то приподнялась, неестественно икнула и неопрятным кулем рухнула на асфальт.
– Ты ее часом не прибил? – забеспокоился главарь хунты, а именно им Афанасьев почувствовал себя сейчас в этой свалке.
– Та ни, зараз трохи оклемаится.[110] Бисова жинка,[111] – раздался голос из-под шлема, выдавая в своем хозяине малоросские корни. И правда, пока бойцы швыряли скованных наручниками внутрь одного из кунгов, она вновь заворочалась, приоткрывая мутные глаза, пытаясь свести их к переносице.
– А я признаться, был лучшего мнения о вас, как о рукопашных бойцах, – не преминул съязвить Афанасьев, глядя, как довольно быстро, приходит в себя, Матвейчева.
– Тю, товарыщ хенерал, тай она же скаженна,[112] – опять донеслось из-под шлема.
Афанасьев дождался, когда упакуют не совсем пришедшую в себя, и мычащую нечто нечленораздельное Матвейчеву и только тогда развернулся и пошагал ко входу в штаб-квартиру первого телевизионного канала. Тем временем бронетранспортеры с грузовиками встали в полукруг, располагаясь так, что перекрыли собой центральный вход. Часть бойцов осталась охранять пятачок перед входом, а другая проследовала в обширный холл, как бы расчищая дорогу перед первым лицом государства. Уверенной, но усталой походкой Афанасьев ступил на выстланные мрамором полы телецентра. Народу в холле было достаточное количество. За всю свою жизнь, привыкшие иметь дело со множеством всяких постановок и телешоу, они нисколько не опасались странно экипированных людей, сопровождавших какого-то генерала. Они прекрасно знали в своей циничной уверенности, что при любой власти им нечего опасаться, потому как, власти всегда будут нуждаться в холуйском раболепии театральных мимов, а народу всегда нужна будет отдушина от серости повседневных будней. Казалось, что им просто любопытно было посмотреть, что еще такого тревожного принесет этот самый необычный день в году и вывалит им на голову. Местная охрана, видя какое серьезное сопровождение у человека в генеральской форме не посмела каким либо способом препятствовать его нахождению в стенах медиа-холдинга. К одному из таких охранников, немолодому мужчине с прикрепленной на плече рацией он и обратился, полагая, что тот является начальником караула:
– Скажите, любезный, как я могу встретиться с заведующим всего этого заведения? – и он обвел рукой все окружающее пространство.
Охранник был явно неглупым человеком и скорее всего уже видел сцену разыгравшуюся перед входом, а поэтому сразу понял, что человек, запросто арестовавший оставшихся после утреннего теракта высших сановников, скорее всего и будет на ближайшие годы править этой страной. Он моментально вытянулся во фрунт, что не могло не понравиться генералу и «поедая» того глазами по заветам великого Петра бодро отрапортовал:
– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, сей момент вызову генерального директора! – и он, мигом срывая рацию с плеча, забубнил в нее что-то не совсем разборчивой скороговоркой.
– Не переигрывай, не в театре, – ухмыляясь, погрозил ему пальцем Афанасьев.
Неизвестно чем закончились переговоры охранника со своим руководством, так как генерал уже отошел от него и встал в стороне от шеренги турникетов. Однако уже через минуту из громко распахнувшего двери лифта выскочил в сопровождении каких-то семенящих за ним лиц, высокий и длинноволосый тип с холеным и напомаженным лицом стареющей театральной дивы, и явно узнав Афанасьева, ринулся к нему.
– Что это такое?! Что это за люди с вами, генерал Афанасьев? – с ходу напустился он на него. Афанасьев медленно, будто это были танковые люки, поднял глаза на волосатого, явно прикидывая в уме, сколько нарядов вне очереди впаять тому, за нарушение уставной формы приветствия.
– Вы, собственно, кто? – решил он сразу поставить на место генерального директора, хотя сразу узнал того, так как он часто мелькал на экране телевизора, особенно в последнее время.
– Что значит, кто?! – не ожидал тот. – Я Костя Арнст – генеральный директор и продюсер ОРТ.
– Костя?! – недоуменно поднял брови Валерий Васильевич.
– Ну да.
– Сколько же тебе лет, деточка?! – по-прежнему играя недоумение, поинтересовался он у счастливого обладателя, как минимум, трех гражданств.
– Пятьдесят девять, – подбоченившись, ответил тот, окидывая взглядом толпу собравшихся подчиненных и сторонних зевак.
– Пятьдесят девять лет, а все в костях бегаешь?! Дурак, ты Костя, вот что я тебе скажу, – парировал Афанасьев, и тоже оглядел невольных зрителей этого импровизированного спектакля. С задних рядов послышались смешки и фырканье.
– Как вы со мной разговариваете?! Я не потерплю! – начал, было, Костя, но генерал прервал его гневную филиппику.
– Ничего. Потерпишь. И вообще, Костя, помолчи, когда с тобой разговаривает взрослый человек. Умей слушать старших, или тебя в детсаде этому еще не научили?
– Распоряжайтесь у себя на плацу! А здесь телевидение и ведите себя подобающе с генеральным директором! Не то…
– Не то, что? – удивился наглому петушиному выпаду Афанасьев, но все таки продолжил спокойным тоном, – Костя, не испытывай мое терпение, а лучше организуй мне какую-нибудь студию для того, чтобы я смог в прямом эфире сделать важное правительственное сообщение.
– Это никак невозможно, – назидательно и как само собой разумеющееся ответил он на просьбу военного.
– Это еще почему?
– Свободных студий нет. Все заняты. Обслуживающий персонал тоже занят. Прямой эфир также невозможен. Сетка вещания утверждена и сдвинута быть не может. Рекламное время законтрактовано и утверждено соответствующими договорами, нарушение которых грозит каналу крупными штрафами, – надменно чеканя каждое слово, словно неучу, проговорил директор, усмехаясь про себя, глядя на простоватое с виду лицо Афанасьева.
– Костя, – уже начиная терять терпение, обратился к нему Афанасьев, – ты, видимо, плохо слышишь, либо вовсе не понимаешь моих слов. Повторяю последний раз. Дословно и членораздельно. Мне. Нужно. Срочно. Сделать. Важное. Сообщение. В прямом эфире. Понял?
– Не разговаривайте со мной, как с ребенком! – повысил голос Арнст. – Я вам, кажется, уже доходчиво объяснил невозможность данной процедуры. Хотите сделать заявление? Так подайте заявку. И ждите. Как освободится одна из студий, мы вас пригласим и сделаем запись, которую пустим при возникновении первого «окна». А на выступление в прямом эфире у вас должно быть подписанное разрешение от главы государства, предоставляющее вам полномочия на данное действие. Так записано в Уставе нашей организации, которая, между прочим, является государственной и руководитель которой назначается по личному распоряжению главы этого государства.
Произнося эту тираду, Арнст явно издевался, прекрасно зная, что вот уже несколько часов в стране нет никакого главы государства. Впрочем, Арнст и сам ошибался, полагая, что в стране царит безвластие. И сейчас от Афанасьева требовалось доказать обратное всем, в том числе и этому петуху, и всем тем, кто тут собрался. Решительно и однозначно доказать. Было видно, что дальнейшие препирательства ни к чему хорошему не приведут, он тяжело вздохнул.
– Ребята, – тихо, не разжимая крепко стиснутых зубов, обратился он к стоящим рядом спецназовцам, – а сделайте-ка ему «ласточку».
«Ребят» второй раз просить не было никакой нужды. Справа и слева от него мелькнули две тени, и вот уже гендиректор стоит, низко опустив голову, в позе «пьющего оленя» с высоко заломленными кверху руками. Афанасьев подошел к нему и, ухватив за подбородок, поднял голову. В глазах Кости плавал неподдельный ужас. Кажется, до него только сейчас стало доходить, в какую серьезную передрягу он попал из-за своей глупости и петушиной надменности. Глядя в его остановившиеся от страха зрачки, Валерий Васильевич все также негромко, но отчетливо, чтобы слышал не только «клиент», но и вся эта богемная кодла, что затаив дыхание наблюдала за ними:
– Или я сейчас прикажу тебя расстрелять, и тогда в студию меня с удовольствием проводит один из твоих замов, – он кивнул в сторону притихших, ранее сопровождавших Костю лиц. – Или же ты сам ведешь меня туда и все организовываешь для телевизионной трансляции по всем каналам, тем самым продлевая свою никчемную жизнь еще на какое-то время. Ты меня понял, Костюша?
Тот часто-часто закивал в ответ.
– Отпустите, – велел Афанасьев бойцам. Те беспрекословно, но с явным сожалением выполнили приказ. – Веди, да пошустрее, – это уже относилось к выпрямляющемуся директору.
