Юрий Витальевич Яньшин
Этот длинный, длинный день
Глава 6
I
24 июня 2020 г. Российская Федерация, арх. Новая Земля, пос. Белушья
Зная слабость академика превращать любую конференцию в лекторий для колхозников-передовиков, Михаил Дмитриевич, воспользовавшийся паузой в нарастающей дискуссии, поднял руку и несвойственным ему дребезжащим от наигранного смущения голосом спросил:
– Игорь Николаевич, а разрешите задать вопрос?
– Эээ… Задавайте Михаил Дмитриевич, – ответил он, как-то сразу сдуваясь, подобно воздушному шару из которого выпустили воздух.
– Вы уж простите меня бестолкового. Что взять с солдафона, в обязанности которого всю жизнь входила охрана объектов неизвестного предназначения? Мы вот с вами уже сколько лет вместе трудимся не покладая рук во благо нашей страны, а я вот так и не знаю в чем суть и каков принцип действия вашей установки? – прикинулся Митрич «незнайкой», хотя все знали, что он помимо военного обладает еще и техническим образованием, хорошо при этом разбираясь в ядерной тематике. – Режим секретности не позволяет вести такие разговоры. А все ж таки обидно как-то. Я так полагаю, что это вроде какого-нибудь лазера-шмазера?
– Какого еще лазера-шмазера?! – тут же набычился академик, думая, что его хотят разыграть, но встретившись с серьезным видом Митрича, да и всех остальных, только развел руками.
– Мне довольно странно слышать подобные вопросы от лиц вполне осведомленных о сути наших изысканий, но уж если возник такой вопрос, то, разумеется, во избежание недопонимания между нами его следует прояснить, – вскочил на своего любимого конька Вострецов.
Все присутствующие в этот момент в бункере разом замерли, слегка приоткрыв рты от внимание и в знак уважения перед выступающим. Академик меж тем откашлялся и не спеша начал:
– Так как у нас в запасе имеется несколько минут до начала основной фазы испытаний, мне хотелось бы пояснить суть наших с коллегами изысканий. Тем более я вижу неподдельный интерес к данной тематике, в глазах у некоторых из представителей смежных с нами структур, – он опять откашлялся и продолжил, все более и более воодушевляясь. – Не вдаваясь в излишние и скучные подробности, кратенько остановлюсь на предыстории вопроса.
Чья-то заботливая рука налила в граненый, еще советского производства стакан воды и подала его академику. Тот благодарно кивнул и, отпив половину, продолжил:
– Уникальность России состоит в том, что реакторы на так называемых «быстрых нейтронах» имеются только у нее. Тому свидетелем является Белоярская АЭС. Отличительной особенностью этих реакторов является тот факт, что вместе с уже традиционным Ураном-235, там делится еще и Уран-238. Причем замечу, что Уран-238 делится своими нейтронами, начиная с порога энергии примерно в 1 МэВ. Это немаловажное замечание, так как дает нам возможность получать энергию от самого распространенного на планете изотопа, ибо Урана-235 ничтожно мало по сравнению с его собратом унаном-238, между тем, как потребление Урана-235 неуклонно растет, чему способствует строительство все новых и новых АЭС. Урана-238 в природе на целые порядки больше. В связи с исчерпанием нефти, газа и угля, использование Урана-238 можно без преувеличения назвать панацеей грядущего. В технологии использования Урана-238 есть, разумеется, свои сложности, но в то же время они открывают нам возможность расширить линейку применяемых изотопов, вплоть до использования в перспективе не только уран, но и торий. Но главной особенностью реактора на быстрых нейтронов является эффект «дожигания» продуктов деления прямо в самом реакторе. Почти все находящиеся здесь в курсе, но для некоторых все же поясню. Тяжелым ядрам свойственно всегда делиться на более легкие, но менее стабильные от этого. Именно эти нестабильные части и являются основным, так сказать, источником радиоактивности отработанного топлива. Большинство из этих нестабильных элементов сравнительно быстро распадаются. Время их распада варьируется от нескольких часов до нескольких дней. А вот меньшая часть может существовать гораздо дольше – до нескольких десятков лет. Если мы их начнем облучать нейтронами, – тут академик сделал неопределенный жест рукой вверх и в сторону, что должно было означать установку, – то они будут активно распадаться, превращаясь в иные химические элементы, до тех пор, пока не станут такими, которые довольно неохотно вступают во взаимодействие с нейтронами. В результате этого облучения, или если хотите бомбардировки, активность уже отработанного топлива становится гораздо ниже, а следовательно работать с ним – и проще, и безопаснее, да и экологи реже будут падать в обморок от каждой новости с АЭС. Таким образом, наша установка, как ее еще называют «ускоритель на обратной волне», либо «ускоритель Боголюбова» в честь нашего коллеги, сидящего здесь и являющегося его изобретателем, есть не что иное, как некое подобие пушки, стреляющей нейтронами.
Тут он опять взял стакан, отхлебнул из него пару крупных глотков и, кинув взгляд на табло с часами, продолжил, чуть ухмыляясь.
– К вящей радости людей с большими звездами на погонах, ускоритель на обратной волне, он же линейный ускоритель протонов Боголюбова, сконструирован таким образом, что на выходе, при определенных условиях способен выдавать энергетический импульс, практически неограниченной мощности. Одна из первых его моделей давала пучок протонов с энергией 10 ГэВ при мощности пучка 10 МВт. Нам, мирным людям, ускоритель нужен из-за того, что за счет взаимодействия пучка протонов с некоторыми ингредиентами можно получить такой нейтронный поток высокой плотности, который способен делить U-238, которого, как я уже говорил, хоть попой ешь. При его использовании в энергетике мы можем получить некое подобие реактора на быстрых нейтронах, но вырабатывающего тепло без цепной реакции и наличия критической массы, а также менее технологичного в производстве, что влечет за собой его многократное удешевление. Реактор получается компактным, бесполезным для «бармалеев», так как не имеет критической массы. Опасности неуправляемого «разгона» реактора, как это было в Чернобыле, не существует в принципе, вследствие отсутствия цепной реакции. Реактор можно просто выключить в любой момент, как банальный выключатель в квартире, даже не беспокоясь о снятии остаточного тепловыделения дочерних изотопов, потому что их ничтожно мало по сравнению с обычным реактором. Они потом просто дожигаются непосредственно по ходу дела. Ну и вишенка на торте – нам больше не нужны опасные и крайне неэкологические урановые обогатительные комбинаты, из-за того, что вся эта прелесть работает на природной смеси изотопов. Вуаля! Теперь вернемся к прикладным задачам ускорителя для нужд наших коллег и кураторов, – при этих словах он кивнул в сторону группы военных наблюдателей, скучившуюся вокруг генерала Иванова. – Что это за чудо-пушка такая и что она из себя представляет? Прежде всего, это приспособление, внутри которого тянется волновод – полая трубка с вакуумом внутри, чтобы не создавать потоку лишнего трения и служащая для создания в ней ускоряющего поля и ускорения в них протонов. Ускорения протонам придают некоторые приспособления, составляющие наивысшую государственную тайну, которую я не имею право раскрыть даже вам. В кольцевых ускорителях есть магнитное поле определенной конфигурации, что тоже есть тайна превеликая, поэтому протоны движутся по кольцу. Они проходят через зазор, в котором есть разность напряжений, в результате получают, как бы дополнительный пинок под задницу самим себе, что приводит к увеличению энергии и движутся дальше. При этом, как я уже сказал, скорость, а значит, и выходящий поток могут увеличиваться в миллионы раз. А при таких скоростях для пучка протонов не существует никаких препятствий на своем пути. Они прошьют насквозь с одинаковой легкостью и танк, и крейсер, и всю планету насквозь. Направленный вверх пучок протонов будет мчаться в межзвездном пространстве вечность, пронизывая Вселенную, гася при этом, все звезды, встречающиеся на его пути. Это самый настоящий аннигилятор, о котором так любят писать досужие фантасты. Иными словами, протонный ускоритель Боголюбова при его включении всего лишь на 2–3 % первоначальной мощности способен обнаруживать делящиеся материалы на больших площадях и с большого расстояния. И ему не принципиально, что перед ним – ядерный фугас, «грязная» бомба в штанах экстремистов, ракеты с ядерными боеголовками. Даже если они «рассыпаны» в разных частях планеты, все равно ускоритель засекает «объект» и передает координаты его местонахождения на пульт оператора с точностью пары сантиметров. Это можно назвать «инспекцией». Инспектор как бы «стреляет» частицами по мишени, они в свою очередь выщербляют кусочки из материала мишени, которые летят в обратную сторону, потому и называется «на обратной волне». И по спектру отколовшегося кусочка можно определить, из какого материала состоит мишень. А теперь представьте себе такую картину: самолет-инспектор, а лучше конечно спутник-инспектор летит себе в Мировом океане, попутно сканируя окружающую территорию, на дальности по горизонту, предположим до 600 километров и в глубину земли и водной хляби до дна Марианской впадины. И вдруг засекает в глубине работающий ядерный реактор подводной лодки, даже если он заглушен и кучу ядерных ракет на ее борту. Немного добавив мощности излучения, приводит в полную непригодность, как сам реактор, так и все ракеты. Причем реактор выводится из строя навсегда и без ущерба окружающей среде. Импульс длится около одной миллисекунды. Ну и что это, по-вашему, как не абсолютное оружие!? Янки поняли, чем для них это пахнет, но поздновато. Поэтому нет таких денег на свете, которые бы они пожалели на приобретение этого ускорителя. И нет таких средств, которыми бы они погнушались, пытаясь его украсть или уничтожить, заодно уничтожив и ваших покорных слуг, особенно вон того, что неистово надраивает свои иллюминаторы. Dixi.[102] – И он указал тонким суховатым пальцем на Алексея Сергеевича, застенчиво и растерянно улыбающегося под взглядами коллег и гостей.
Через секунду кто-то из присутствующих хлопнул в ладоши, за ним второй, третий, а потом все помещение заполнилось рукоплесканием, как какой-нибудь концертный зал. Расчувствовавшийся академик, коему была не чужда доля театральщины, раскланивался во все стороны перед импровизированной публикой, сияя, как новая десятирублевка, выпущенная к юбилейной дате. Митрич, хлопавший в ладоши, казалось, сильнее всех остальных, опять встал:
– Позвольте, дорогой наш, Игорь Николаевич, от лица всех здесь собравшихся поблагодарить вас за обстоятельную и просветительную беседу, которая, безусловно, помогла нам детально оценить ваш с Алексеем Сергеевичем бесценный вклад, как в фундаментальную науку, позволяющую приоткрыть еще одну из тайн мироздания, так и в дело обороноспособности нашей страны. Теперь нам будет гораздо легче осознать весь масштаб проделанной, под вашим руководством работы, и приступить, с полным сознанием, к реализации намеченных вами планов по переводу нашей земной цивилизации на рельсы и развитие нового индустриально-экономического уклада, сулящего всему человечеству небывалый прорыв в сферы доселе недоступные.
Митрич говорил и сам удивлялся своему неожиданно открывшемуся таланту оратора. Наконец исчерпав весь свой источник вдохновения, он сам от себя не ожидая подобного, сделал несколько неуклюжих шагов в сторону Вострецова и заключил его в свои медвежьи объятия, что еще больше вызвало бурю восторгов. И тут, весьма некстати, прорезался голос одного из московских «гостей»:
– Уважаемый Игорь Николаевич, а позвольте задать вам несколько, на мой взгляд, животрепещущих вопросов?
– Да-да, разумеется, – тут же согласился академик, еще не совсем отойдя от шквала положительных эмоций и поэтому продолжавший улыбаться от нежданно нахлынувших чувств.
– Ваш ускоритель, как я понял, имеет двойное назначение – военное и гражданское. И оба назначения примерно одинаковы с точки зрения технологического прорыва в будущее.
– Да. Вы совершенно правы, – согласился академик.
– Но тут возникает один весьма существенный вопрос. Применяя этот ускоритель в сугубо гражданской отрасли, занимающейся энергетикой, не может ли возникнуть опасность утечки этой технологии, которой могут воспользоваться в далеко не мирных целях наши эвентуальные противники?
– Позвольте, я отвечу на этот вопрос? – подал голос с места Боголюбов.
– Да-да. Конечно. Я удумаю, что сам создатель реактора внесет ясность в этот животрепещущий вопрос.
– Использование ускорителя в гражданских целях для расщепления Урана-238 не требует сверхбольших скоростей нейтронного потока, ни большой плотности его пучка. Ноу-хау установки заключается в конструкционной особенности «вакуумированной» трубки, определенными изотопными добавками, повышающими скорость истечения потока и «зазора», придающего ему необходимое уплотнение пучка. Без этих аксессуаров, ускоритель является абсолютно гражданским объектом, – пояснил Боголюбов, сияя толстыми линзами своих очков, которые он уже успел нацепить на нос.
– Скажите, пожалуйста, – опять раздался голос из толпы московских военпредов и экспертов, но уже принадлежавший другому лицу, – а ваш ускоритель может локализовать только объект с делящимися веществами?
– Да, – коротко ответил Вострецов, но тут же принялся объяснять, – самостоятельно выявить и локализовать объект делящимся материалом для него не составит труда. Мощности в 2–3 % от номинальной не требующей большой скорости «бомбардировки» и плотности пучка достаточно для локализации объекта в широкоугольном диапазоне порядка 80–90◦ без нанесения фатального ущерба здоровью как непосредственно облучаемому, так и стороннему наблюдателю, случайно попавшему под «раздачу». Однако если к нему подсоединить внешний источник получения информации, такой, как например РЛС сантиметрового, а лучше миллиметрового диапазона и синхронизировать их работу, то можно добиться «бомбардировки» протонами практически любой цели мгновенно, ибо скорость истечения протонов является около световой. Мощности пучка в 4–5 % от его полной, хотя этот термин не совсем правильный, потому как мощность его может быть неограниченна вовсе, будет вполне достаточной для того, чтобы вывести из строя всю бортовую электронику. Причем на любой прямой дальности, без учета кривизны земной поверхности, разумеется. Но даже она не может служить основательной помехой ему, если он будет более интенсивным. Но при этом стоять на его пути живым объектам крайне не рекомендуется, если конечно он не желает превратиться в ходячее сито.
– А если повысить интенсивность излучения нейтронов не на 2–3 %, а скажем, на порядок? К каким последствиям это может привести? – раздался следующий голос.
– Послушайте, как вас там?! – воскликнул, уже начиная опять злиться на всё и вся академик. – Я – ученый, в конце концов, а не убийца! Я всю жизнь посвятил ядерным разработкам, в целях обеспечения обороны Отчизны и даже создавая ядерные боеприпасы, не представлял себе, даже в кошмарном сне, сферу их применения. Ядерное оружие пока должно быть, но оно никогда не должно использоваться. Заявленной мощности с порогом в 4–5 % вполне достаточно для обеспечения надежной обороны и нераспространению ядерных военных технологий.
– И все-таки, – не унимался чин в штатском, но с явно военной выправкой.
– Вам же уже было сказано, что мощности его пучка, в теории, хватит чтобы испепелить в мгновенье ока любой объект во Вселенной, сопоставимый по массе с Землей – чуть не прошипел тому в ухо Боголюбов, видя, как опять наливается кровью лицо Вострецова.
– В теории говорите? А на практике? – не унимался тот.
– На практике пока этим еще никто не занимался, – признался бесхитростный Боголюбов. И заметив, как при этом загорелись адским пламенем зрачки собеседника, прикусил язык, с горечью сознавая, что невольно сболтнул лишнее.
Неизвестно чем бы это все закончилось, не прозвучи пронзительного уханья сирены, призывающего всех участников испытания занять положенные им места…
II
Все тут же бросились по своим местам. Не желая мешать экспериментаторам, Митрич встал и потихоньку ковыляя, покинул помещение. Был, конечно, соблазн остаться на командном пункте и посмотреть на ход испытаний, так сказать, «изнутри», но по своему многолетнему опыту он знал, что ничего интересного там не произойдет. Будут транслироваться команды, уточняться малопонятные параметры, но успех или провал испытаний воочию все равно не увидеть. Выйдя из бункера на поверхность, он хотел взобраться на пригорок, откуда было бы хорошо видно, как из-под земли из раскрывшегося зева шахты на поверхность, тихо гудя сервоприводами, появится рабочее тело ускорителя. Он уже неоднократно наблюдал это зрелище, и оно каждый раз повергало его в состояние необъяснимого трепета. Погруженный в свои мысли он прошел, машинально козыряя на приветствия мимо группки младших офицеров, прибывших вместе с большими чинами из Москвы и пялившихся в окуляры биноклей в надежде разглядеть что-нибудь интересное. Краем глаза он углядел в толпе «туристов» старшего лейтенанта Шептицкого из группы дозиметристов, за какую-то провинность сосланного сюда своим батюшкой-генералом – влиятельной шишкой из Министерства обороны, или же с целью просто скрыть на время своего отпрыска от преследований за совершенные им очередные «художества». Полковник не любил этого столичного павлина и за его барские замашки, и за его откровенное бездельничанье и пренебрежение своими обязанностями. Однако же вслух не выражал своего к нему негативного отношения, так как тот напрямую ему не подчинялся, а портить хорошие отношения с ВРХБЗ,[103] из-за такой мелюзги, не считал для себя необходимым, прекрасно осознавая, что и у своих коллег, честно служащих Родине, тот порядком уже застрял в печенках со своим столичным выпендрежем. Комендант уже начал удаляться от этой кучки одетых с иголочки в полярную униформу нового образца, как услышал за спиной не то зов, не то окрик:
– Эй, Митрич!
Полковник живо обернулся на выкрик. Отделившись от группы воркующей молодежи, к нему развалистой походкой шел Шептицкий. Подойдя к нему почти вплотную, тот, нарочито громким голосом, чтобы его могли слышать приезжие гости развязно поинтересовался:
– Митрич, – еще раз повторил он, – почему я вас вижу выходящим из командного пункта, ведь это не ваше дело?! Ваше дело – охрана внешнего периметра объекта, – наставительным голосом заявил старлей, а затем, принюхавшись, скривил физиономию и продолжил в еще более оскорбительном тоне. – Да вы, как я вижу, уже пьяны с утра пораньше! Или это еще со вчерашнего вечера не выветрилось?!
Комендант покосился на замершую в ожидании дальнейших событий кучку офицеров. Было ясно, что весь этот спектакль разыгрывался исключительно для них. То ли строптивому генеральскому чаду надоело здесь прозябать, и он захотел вернуться домой, то ли просто хотел показать, что плевал он с третьей полки на субординацию и Устав воинской службы. От всех этих мыслей, стайкой пронесшихся в мозгу старика, ему стало так муторно и нестерпимо обидно. Обидно за увечье, за старость и бесцельно растраченные годы, за несостоявшуюся карьеру и развал, когда-то горячо любимой страны, которой он гордился и служил всю жизнь. Волна яростного безрассудства накатила на него, затопив сознание, и он потерял над собой контроль. Впоследствии он с большим трудом смог восстановить в памяти ход дальнейших событий. Несмотря на уже более чем солидный возраст и отсутствие одной из конечностей, полковник, тем не менее, обладал высоким ростом, широкими плечами и громадными ручищами, оканчивающимися ковшеобразными мозолистыми ладонями. Будь он здесь один – послал бы он этого сопляка в пеший эротический поход и вся недолга, но невдалеке стояли, такие же, как этот напыщенный недоросль, и уже начинали посмеиваться в их сторону. Такого неприкрытого хамства прощать было никак нельзя. Ему не составило большого труда сгрести в охапку, верещащего, подобно зайцу, попавшему в силки, щуплого лейтенантика и притянув его за грудки к себе поближе, дыша стойким перегаром прямо в лицо, яростно прорычать:
– Для кого-то, я может быть и Митрич! Но только не для тебя хлыщ прыщавый! Для тебя я – господин полковник Михаил Дмитриевич Виттельсбах! Фон Виттельсбах, – четко выговаривая каждый слог своей непривычной в этих местах фамилии, повторил он. – Его светлость князь Лёвенштейн, прямой потомок королей Дании, Испании, Греции, Болгарии, Баварии, императоров Германии и Священной Римской империи. Я, как и мои предки, вот уже тысячу не выпускаем меч из рук, дабы такие гниды, как ты, не поганили белый свет своим присутствием. Ты меня понял, холоп?!
– Я! Вы! Как вы смеете?! Вы не имеете права! Я буду жаловаться! – кричал тот, нелепо размахивая руками и пытаясь вырваться из стального захвата рук могучего старца.
– Ага! Значит, не понял?! Ну да ладно. Мы об этикетах-шметикетах, отродясь, не слыхивали, а потому поступим по-нашему, по-простому, – и с этими словами, полковник, не снимая меховых руковиц, придерживая, одной рукой за грудки извивающегося червяком дозиметриста, второй рукой, надавал ему хлестких и увесистых пощечин. Затем с силой опрокинув того в подтаявший в утренних лучах солнца сугроб, сдернул рукавицы с рук и с брезгливой надменностью бросил их в воющего и ползающего на карачках генеральского сынка.
– Dummkopf![104] – выругался он и зыркнув недобрым взглядом в сторону разом притихших лейтенантиков, резко развернулся, сунув руки в карманы своего форменного зимнего полупальто, быстро поковылял в сторону диспетчерской охраны. Придя в диспетчерскую, где на своих местах, согласно регламенту, сидела дежурная смена наблюдателей за внешним периметром охраняемого объекта, снял шапку и полупальто, повесив их на первый попавшийся гвоздик. Затем, махнув рукой, чтобы дежурные не вставали, он, молча, плюхнулся в одно из свободных кресел. От только что пережитого стресса его основательно потряхивало. За более чем пять десятков лет службы он ни разу не позволял себе не то что поднять руку, но даже и словом оскорбить младшего по званию, зная, что тот находится в неравном с ним служебном положении. Разносы, конечно, учинял, но никогда не переходил грани дозволенного. И тут, вдруг, такое. Желая хоть как-то унять разыгравшуюся во всем теле дрожь, он обратился к операторам:
– По контурам все благополучно? – и получив утвердительный ответ, продолжил, – ну и славненько. А не поглядеть ли нам, сынки, как в первопрестольной к параду готовятся? Переключите-ка какой-нибудь из мониторов на внешние приемники.
– А не рано, товарищ полковник? В Москве и у нас еще только восемь утра! – возразил кто-то, но все же немедленно переключил самый большой экран к системе «Орбита».[105]
