полная версия

Юрий Витальевич Яньшин
У порога

Полная версия

книга седьмая

Моему любимому читателю

и почитателю.

Моему вдохновителю и

Беспощадному критику.

Моей маме –

Морозовой Тамаре Павловне.

Моему горячо любимому

соавтору и критику,

моей маме –

Морозовой Тамаре Павловне

посвящается

Мы никогда не будем уверены в том,

что именно затевается на просторах

великих и диких Степей Московии.

Лорд Пальмерстон

Глава 60

I.

02.10.2020г., пос. Ново-Огарево, Резиденция Главы Высшего Военного Совета.

После так удачно разыгранного спектакля с приемом индийского премьер-министра, Керженцева осталась у Афанасьева, тихо и практически незаметно влившись в его маленькую, но дружную семью, к вящему удовольствию самого Валерия Васильевича, а паче всего, его охраны, которой изрядно надоело протирать своими штанами ступеньки Вероникиного подъезда. Афанасьев уговаривал молодую женщину оставить свою прежнюю работу ради исполнения роли «первой леди» государства, но, наткнувшись на стену непонимания с ее стороны, уступил, оставив ее в покое. Молодая, но довольно строптивая особа ни в какую не желала поступаться своей финансовой независимостью. Гордая и упрямая женщина на полном серьезе считала свой роман с диктатором не неким мезальянсом, а союзом двух в чем-то равноправных людей, излиха хлебнувших горя и разочарований на своем веку. Единственное на чем он сумел все же настоять, так это на том, чтобы одна из машин, полагающегося ему эскорта, довозила Веронику до места работы, а потом, по окончании трудового дня, забирала ее возле шлагбаума у проходной в Ясенево. Но и это стало возможным, только после того, как удалось отговорить ее от идеи самой сесть за руль, благо, что машина у нее была своя – оставшаяся от покойного мужа. В три голоса пришлось убеждать женщину в том, что это никак не решит проблему ее самостоятельности, так как все равно понадобится отряжать штат на охрану. Причем, Петр был более убедителен в своих суждениях, так как опирался, прежде всего, на свой личный опыт в «службе сопровождения». Её доводам о ненужности эскорта Афанасьев пресек всего лишь одной фразой, заявив: «Если с тобой, что случится, то мое сердце уже не выдержит такого удара». На этом все споры и прекратились сами собой. Что же касалось её личных взаимоотношений с диктатором, то к сладкой бочке поздней любви примешивалась одна маленькая ложечка дёгтя. Вероника, испившая горькую чашу вдовьева одиночества и неудач по зачатию ребенка, не торопилась с официальным оформлением новых отношений, хоть и искренне полюбила этого далеко немолодого, иногда неуклюжего, а порой и излишне циничного человека. Полюбила так, как могла полюбить только изголодавшаяся по мужской ласке женщина, уже отчаявшаяся заскочить в последний вагон уходящего поезда жизни. По непонятной причине она вбила себе в голову, что ее отношения к Афанасьеву могут быть кем-то расценены, как желание хорошо и надежно пристроиться за счет всесильного супруга. Это обстоятельство немало угнетало её, и она не раз высказывала опасения на сей счет, как самому Валерию Васильевичу, так и Анастасии, с которой она довольно быстро сошлась, вполне себе, считая, что в ее лице обрела настоящую подругу, с которой можно поделиться самым сокровенным. Нахождение прочных точек соприкосновения между двумя женщинами, конечно, не могло не радовать мужскую половину семьи, озабоченную сохранением ее целостности. Но одновременно с этим неторопливость Вероники внушала опасения в мятежную душу Валерия Васильевича, так как, верный еще советскому воспитательному духу, он всерьез волновался за будущее своей избранницы, в случае, если с ним что-либо приключится. После того, как в результате спланированной иностранными спецслужбами террористической акции было фактически уничтожено все высшее руководство государства, для этих опасений было реальное основание. А статус вдовы полного генерала давал крепкую и основательную материальную поддержку в случае неблагоприятного развития событий. Именно поэтому Валерий Васильевич всячески поторапливал Веронику с принятием окончательного решения, итогом которого должен был быть, по его разумению, поход в ЗАГС. Сомнительные лавры Раисы Максимовны1 и Наины Иосифовны2 никак не прельщали молодую женщину, не желавшую играть роль «первой леди» и служить предметом салонных пересудов. Тут Афанасьеву не стоило большого труда, чтобы успокоить Веронику. Со всем пылом пожилого влюбленного человека он заверил ее, что не имеет никакого желания таскать за собой красивую супругу по протокольным мероприятиям сверх положенного по дипломатическому этикету, чтобы похотливые взоры папарацци обшаривали с ног до головы его сокровище, добытое с таким трудом. Против подобных уверений было трудно устоять. В конце концов «высокие договаривающиеся стороны» пришли к обоюдному решению – подать заявление на роспись сразу после того, как Афанасьев вернется из командировки на юг.

Признаться честно, он с огромным нетерпением ожидал этой поездки. Вот уже два месяца он держит в поле своего внимания всё, что связано с работой появившегося словно бы ниоткуда НПО «Мечта», научным руководителем которого была Валентина Игнатьевна Николаева. Вот уже месяц Афанасьев донимал её своими вопросами о состоянии дел с изготовлением первого натурного образца плазмоида. Эти его бесконечные «наезды» порядком нервировали Николаеву и она уже пару раз нелицеприятно высказывалась по поводу его неуемной торопливости, всякий раз напоминая, что работы приходится начинать почти что с нуля, что коллектив только-только собран, что заказанное оборудование и детали поступили всего лишь накануне, а он уже требует с нее неких результатов. В общем, за два месяца, они уже успели, как следует пару раз, хоть и не серьезно, но пацапаться. Правда это нисколько не умалило его уважения к пожилой и заслуженной женщине. Оба они прекрасно понимали, что от скорости внедрения данного образца вооружений напрямую зависит будущее всей страны. Иллюзий никто из них не питал. Если уж янки задумали пустить в ход ядерное оружие один раз в новом тысячелетии, то, что их удержит от повторного его применения? На кону стояло слишком много, как для них, так и для нас. Но если для американцев вопрос стоял всего лишь в потере глобального влияния, то для русских, поражение в этой безумной гонке технологий, означало смерть в прямом смысле слова, ибо Запад, почуяв свою нечаянную безнаказанность, не остановится перед полным уничтожением России, как государства, так и носителя этноса. И хотя в начале сентября империалисты получили-таки изрядный щелчок по носу, не стоило даже надеяться на то, что они успокоятся. Напротив, складывалось такое ощущение, будто все случившееся являлось всего лишь прелюдией к началу чего-то грандиозного и пугающего своей неизбежностью. Даже перевыборы заокеанского президента, обычно притормаживающие всяческую иную внешнеполитическую деятельность Соединенных Штатов, ничуть не затронули их приготовления к реваншу. Вопрос был только в том, где и в каком именно месте он состоится, и какие силы будут брошены на его реализацию.

И вот два дня назад раздался долгожданный звонок в приемную Афанасьева. Звонила Николаева. Сама. В свое время он дал ей не только номер телефона приемной, но и свой прямой номер коммуникатора. И вот теперь она впервые за два месяца им воспользовалась. В скупых фразах (тетка была опытная в делах конспирации) она сообщила ему, что прототип мобильной установки (о том, что установка должна быть мобильной договаривались с самого начала) собран и откалиброван, а значит, готов к натурным испытаниям. Кто бы знал, каким бальзамом в его душе пролилась эта новость?! Он даже почувствовал некую слабость в ногах, поэтому поспешил немедленно присесть в кресло, дабы унять предательскую дрожь в коленях. Как Верховный Главнокомандующий, он, разумеется, был рад тому, что в его распоряжение попала очередная «вундервафля», способная в корне изменить обстановку на ТВД3 при умелом ее использовании, ведь ничего подобного у противника не имелось не только в наличие, о чем докладывала зарубежная агентура, но даже и в чертежах. Фора составляла, как минимум десяток лет, а за такой период, при соответствующих темпах, можно уйти от ближайших преследователей почти на недосягаемое расстояние. Но втайне и больше всего, он радовался тому, что изготовление прототипа установки станет последним этапом перед достижением совсем иной цели. Увидеть Новый Мир и прикоснуться к нему, осуществив заветные мечты детства, в котором он путешествовал с книжными героями в дальние страны, открывая моря и острова, чувствовать себя первопроходцем – это ли не лучший венец всей прожитой жизни?! А как верховный Правитель он не мог оставить в стороне мысль об обладании Запасным Миром, который, в случае краха своего земного аналога, сможет послужить базой для дальнейшего развития человечества, в лице его народа. А как же иначе?! Иначе никак нельзя! Скверным бы он был руководителем страны, если бы не заботился, прежде всего, о своей нации. Тут уж никуда не деться – своя рубашка ближе к телу. И да, черт побери, сто раз был прав старина Дарвин, утверждавший, что в схватке за жизнь побеждает не только сильнейший, но и умнейший. И если у вас господа западники не хватило умишка додуматься до «машины времени», то это исключительно ваши проблемы выживаемости, но отнюдь не наши. Да, он сильно изменился с тех пор, как надел на себя пресловутую «шапку Мономаха». Очерствел, огрубел, стал более циничным в помыслах и делах. Это даже заметили все окружавшие его люди. Кто-то с немым осуждением, дескать, власть порядком подпортила характер спокойного, уравновешенного, а в целом, достаточно мягкого человека. Но были и те, кто считал на полном серьезе, что в нынешних условиях окружающей обстановки не следует распускать нюни, ибо это чревато для всей страны и всего народа, который поймет и примет, как принял в свое время и Ивана Грозного и Иосифа Сталина. Сам же Афанасьев, (если кому сказать, то не поверят и начнут крутить пальцем у виска) пряча глаза от смущения перед родными и близкими, начал потихоньку зачитываться фантастикой, и не абы какой, а той, в которой описываются похождения «попаданцев» в иные миры и времена. До сего момента он относился к произведениям фантастического содержания с чувством высокомерного недопонимания того, как можно тратить драгоценное время на подобное чтиво. Да, он иногда пролистывал кое-что из того, чем зачитывался внук, но исключительно ради родительского надзора, ну и ещё, чтобы поскорее уснуть ночью. А чтение подобной литературы очень способствовало быстрому засыпанию. Уже где-то начиная с третьей страницы, глаза принимали остекленевший вид, а веки тяжелели, как пудовые гири. Однако столкнувшись не с книжной фантастикой, а с вполне реальной и осязаемой, он резко изменил свое отношение к подобной беллетристике. Конечно, времени на полноценное чтение у него и не было практически, кроме редких минут перед ночным сном. Но и здесь он чувствовал некоторую неловкость перед вопрошающими и недоумевающими взглядами молодой избранницы. «Еще подумает, что я с ума спрыгнул на старости лет» – ёжился он всякий раз, когда ловил на себе испуганный взгляд Вероники. Но к счастью она пока не задавала лишних вопросов, считая его увлечение безобидным чудачеством, а он, в свою очередь тихо радовался тому, что не надо выкручиваться и давать маловразумительные объяснения своему необычному поведению. Все эти «гляделки» могли бы быть легко объяснимы, если бы он с самого начала рассказал всю правду своим домочадцам, но верный своему служебному долгу он хранил тайну научного открытия даже перед близкими ему людьми. На выручку неожиданно для самого Афанасьева пришел внук, с которым он теперь часто общался по телефону. Тот только что поступил в Московское Высшее Общевойсковое Командное Училище, поэтому мог общаться только в редкие свободные от учебы минуты. Кстати, поступил под фамилией отца и дедушка не оказывал ему никакой протекции. Так вот, внук – единственный, кто по достоинству оценил новое увлечение деда. Он со знанием дела посоветовал не только хороший «пиратский» сайт, на котором выкладывались фантастические романы в форме аудиокниг, но и помог выбрать подходящий плеер с беспроводными наушниками, чтобы была возможность ему прослушивать нужные аудиофайлы прямо в машине, пока едет на работу и с работы. Это изрядно экономило время и не давало лишнюю нагрузку на уже старческие глаза. Поначалу он был «всеяден», то есть начинал читать все подряд – от Михайловского до Злотникова, но вскоре понял, что «копать» надо гораздо глубже, ведь судя по тому, о чем поведала Николаева, придется иметь дело с территорией России, находящейся во временах раннего христианства, как минимум. А значит, литература, где «попаданец», обязательно, или спецназовец – мастер на все руки с широчайшими познаниями во всех науках, или IT-шник 80 левела с ноутбуком подмышкой, раздающий советы Петру I и Сталину, будет явно не в тему. Опять пришлось идти на поклон к внуку – непререкаемому авторитету в этой области. Через некоторое время Костя прислал на е-мэйл обширный список авторов, специализирующихся на «темных» веках. Тут уже было из чего выбирать. От Абердина и до Щепетнова – все авторы старались засунуть своего героя, как можно поглубже во глубину веков и затем наблюдали за его барахтаньями среди троглодитов. Скажете, зачем Афанасьев решил с головой погрузиться в эту тему? Все элементарно, как пятикопеечная монета. Он, в мыслях уже не сомневаясь в реальности проникновения далеко назад по шкале времени, должен был четко определить задачи, которые поставит перед первой иновременной экспедицией. Мало того, он уже на полном серьезе прикидывал будущую кандидатуру на пост главы первого поселения современников в далеком прошлом. Но мыслями своими пока делиться не стал даже с ближайшим окружением, чтобы не прослыть торопыжкой и прожектером. В его годы, солидности предавала неторопливость в суждениях и тем более в принятии судьбоносных решений. А ведь так хотелось успеть…

Приняв скупой доклад от Валентины Игнатьевны о готовности к полевым испытаниям установки, он не откладывая дела в долгий ящик, распорядился немедленно готовить установку к транспортировке в район Капустиного Яра. Все, так или иначе, но возвращается на круги своя. Почти три десятка лет тому назад они оба уже были там – еще совсем молодые и полные надежд на воплощение своих мечтаний. С тех пор прошла целая эпоха. Но странное дело. И он, и она по-прежнему были полны надежд. Получалось так, что будто кто-то там на самом Верху – в заоблачных высях, решил провести эксперимент, вырезав из жизни того и другого по тридцать лет, а затем наспех склеивал разорванное место, возвращая их к точке бифуркации. Связавшись с командующим ВТА4, Афанасьев приказал тому срочно готовить борт для погрузки специального оборудования, а после этого вылетать в Капустин Яр. Николаева со своими специалистами и приставленной к ней охраной должна была вылетать следующим бортом по специальному его распоряжению. Опасаясь эксцессов, Афанасьев не хотел рисковать одновременно установкой и её создателями. Сам он тоже решил вылететь на место, чтобы еще раз убедиться воочию в работоспособности установки. Но больше всего ему хотелось хоть ненадолго окунуться в воспоминания своей молодости, о чем он не хотел признаваться никому кроме себя самого.

Вероника первый раз по настоящему собирала Афанасьева в командировку. До этого он ни разу не отлучался от нее надолго – максимум на день, а тут целую неделю, ей придется коротать дни в одиночестве, от которого она уже понемногу стала отвыкать. Еще с вечера, не доверяя обслуживающему персоналу, она сама выстирала, высушила и нагладила не только сменное исподнее, но и верхнюю одежду, включая костюм-тройку, полувоенный френч, наподобие сталинского и полевую форму без знаков отличия. Она вообще, была странной женщиной, на взгляд тех, кто причислял себя к «сливкам» общества. С самого начала своего появления в доме будущего (теперь в этом уже почти никто не сомневался) супруга, она безапелляционно стала устанавливать свои порядки, нисколько не считаясь с традициями кремлевских небожителей. Всю женскую работу по дому, она решительно, и не принимая никаких возражений со стороны, взяла на себя. Уборку в комнатах, предназначенных для проживания, а также в кабинете, она выполняла самолично, не полагаясь на горничных и уборщиц. На вопросы, с чем связана такая её щепетильность, она неизменно отвечала, что ей, женщине, пока ещё молодой и сильной, стыдно пользоваться наемным трудом там, где она и сама управиться в состоянии. То же самое, касалось стирки постельного и нижнего белья. И, несмотря на то, что в жилом комплексе, предназначенном для проживания высших государственных лиц, была своя ведомственная прачечная, Вероника из своего природного упрямства на личные деньги купила стиральную машину и установила ее в одном из обширных подсобных помещений, находящихся в цокольном этаже. Настя, быстро смирившаяся с ролью «ведомой», немедленно последовала ее примеру, установив рядом с её «стиралкой» свою. И теперь они каждую субботу, к плохо скрываемой радости своих «вторых половинок» и нескрываемому ужасу прислуги, приподняв свои аппетитные ягодицы, половыми тряпками драили свои личные апартаменты, а управившись с этим делом, принимались за постирушки. Самостоятельность Вероники не обошла стороной и приготовление пищи. В большом доме всегда можно найти для себя пусть даже и небольшое помещеньице, чтобы оборудовать его необходимыми кухонными принадлежностями. Этот свой поступок она объясняла так же просто, как и предыдущие. Мол, еда, приготовленная женской любящей рукой, гораздо полезнее той, что состряпана в казенных условиях. А вот на этом поприще она оказалась почти в одиночестве. Анастасия – по жизни никудышная стряпуха не захотела целиком следовать ее примеру, полностью доверяя свой желудок умелым рукам кухонных работников. Уговорить её принять участие в стряпне, посвященной какому-нибудь семейному празднику, всегда стоило немалых трудов. Единственное, на что она была способна, так это на изготовление пары-тройки бутербродов, которыми она снабжала мужа, провожая того на дежурство. Тот старательно делал вид, что безумно счастлив от забот супруги. Афанасьеву, конечно, было приятно, и слышать такие слова, и чувствовать неложную заботу о нем, хоть он и испытывал некоторую неловкость перед местным шеф-поваром, который каждый раз с укором смотрел в его сторону. Впрочем, когда дело касалось официальных приемов, то Вероника соблюдала положенный этикет и старательно и без возражений сама поглощала чужую стряпню и не препятствовала в этом Валерию Васильевичу. Афанасьев очень удивлялся такой её непреодолимой тяге к автономизации, но всякий раз получал в ответ пространные рассуждения о пагубности «барских привычек». Хотя дело было вовсе не в них, но ведь не расскажешь ему, что причиной этого являлась элементарная брезгливость ко всему, чего касались руки посторонних людей. Впрочем, Валерий Васильевич и сам догадывался о подоплеке её странного поведения, поэтому быстро смирился с подобными странностями и принял их, как само собой разумеющееся.

Узнав, куда направляется с длительной командировкой её любимый человек, она, паче прежнего, впала в состояние суматошливости. Весь вечер перед его отбытием в астраханские степи Вероника не вылезала с импровизированной кухни, что-то там варя, паря и жаря. На этот раз свою неуемную активность она объяснила тем, что еще со школьной скамьи знала об опасности прикаспийских степей в плане присутствия всяческих заболеваний, начиная от дизентерии и кончая бубонной чумой. Поэтому, по своему здравому мышлению, посчитала для себя нужным снабдить своего суженого съестными припасами на весь период его пребывания в экстремальных условиях. Между тем Вероника запекла огромную курицу в фольге, натушила капусты и наварила не меньше десятка яиц вкрутую, картошки в «мундире», сунула палку сырокопченой колбасы и наложила целую банку «хреновины» собственного изготовления, поясняя присутствие оной её обеззараживающими качествами.

– Вероника, побойся Бога! – пробовал он возражать ей, когда она стала запихивать все это добро в некое подобие походного рюкзака. – Я же ведь не в голую степь лезу, а на хорошо оборудованный полигон, где имеется специальная кухня с нормами и ГОСТами по приготовлению пищи в условиях, подразумевающих опасность воздействия окружающей среды!

– Знаю я, как они готовят! – огрызнулась в ответ молодая особа, что наводило на мысль о не всегда соблюдаемых нормах приготовления пищи в ведомственной столовой ГРУ.

– Ну и как я буду выглядеть перед коллегами, нагруженный, словно среднеазиатский мул?! – сопротивлялся он из последних сил. – Надо мною же все будут смеяться!

– Пусть уж лучше они над тобой смеются, чем я буду плакать над тобой в палате инфекционной клиники! – резонно возражала она ему, на что он уже не мог выдать никакого вразумительного контраргумента.

– Не спорьте с ней, Валерий Василич, – шепнул ему тихонько на ухо зять, который решил сопровождать тестя в этой поездке, заменив собой весь положенный штат носителей «ядерного чемоданчика». – Мы все это оприходуем еще в самолете, пока будем лететь, так что позориться не придется.

Афанасьев с нескрываемой благодарностью посмотрел на Вальронда, мельком подумав, что с зятем ему невероятно повезло. В лице этого неторопливого и добродушного великана он обрел не только покладистого зятя, помощника и советника, но еще и верного друга. Перепалка быстро затихла и в семействе диктатора вновь воцарилась атмосфера умиротворенности. Зато ночь изобиловала такой бурной страстью, которую видавший виды Валерий Васильевич не рискнул бы сравнить ни с чем из своей прежней жизни. Вероника, которая и до этого была отнюдь не «бревно» в постели, вела себя так, будто эта была последняя ночь в их недолгом сожительстве. Афанасьев даже несколько раз отчетливо ловил себя на мысли о том, что находится в непосредственной близости от сердечного приступа. Все-таки шестьдесят пять это вам не сорок пять и уж тем более не двадцать. Но, слава Богу, все обошлось без последствий. Видимо Вероника и сама знала, где надо попридержать вожжи и не доводить дело до нитроглицерина.

II.

Утром Афанасьев встал с глубоко запавшими глазницами и огромными фиолетовыми тенями под ними. Однако это никак не сказалось на добром расположении духа. Его спутница выглядела ненамного краше, но тоже вся лучилась от вполне естественной женской удовлетворенности, той, которая вплоть до полудня не будет давать свести ноги вместе.

Самолеты с аппаратурой и штатом научных сотрудников, включая научного руководителя проекта – Валентину Игнатьевну Николаеву, вылетели к месту полевых испытаний еще вчера. Суток им вполне хватило, чтобы развернуть свою механику на месте. Поэтому сейчас все ждали прибытия Самого, чтобы тот дал отмашку к проведению основных испытаний. Лететь на полигон решили не из Внуково и не из Домодедово, а с аэродрома в Кубинке, чтобы не создавать ненужного ажиотажа и не привлекать к себе посторонних и недобрых глаз чужестранных разведок. Кортеж ехал по улицам, а Василий Васильевич безучастно разглядывал знакомые пейзажи столицы, проносящиеся мимо него. Казалось, что он полностью погружен в мысли о государственных делах, требующих его срочного вмешательства, поэтому так слабо реагировал на уже привычную болтовню своего адъютанта и уже ставшие привычными сухие и редкие ответы угрюмого и неразговорчивого водителя – сына Аверьяна Кондратьевича. Вальронд тоже не принимал участия в разговоре, посвятив себя переписке с супругой через одну из социальных сетей. На самом же деле Афанасьев думал вовсе не о государственных делах. Стыдно сказать, но в эти минуты он погружался в воспоминания о прошедшей ночи и с удовольствием смаковал особенно пикантные моменты. Надо ли осуждать человека его уровня и его возраста за то, что он сейчас переживает, может быть, свои последние вспышки чисто мужского тщеславия? Нет, пожалуй, не стоит. Никто из пассажиров «Ауруса» не хотел отвлекать диктатора от размышлений, поглотивших все его сознание до состояния отрешенности. Так они бы и доехали до Кубинки, занятые каждый своим делом, если бы не одно но… Уже на выезде из города, Афанасьев заметил огромный двухэтажный салон оптовой продажи цветов. Его доселе равнодушный взгляд моментально оживился и он, хлопнув себя ладошкой по лбу, затеребил Андрея, чтобы тот немедленно остановился. На его возражения о том, что движение в сопровождении кортежа не подразумевает под собой никаких незапланированных остановок, лишь еще больше раззадорили главного пассажира, который сумел-таки, в конце концов, настоять на своем. Андрей подал сопровождавшим машинам звуковой сигнал, предупреждающий о необходимости остановиться, и нажал на тормоз. Кортеж встал, как вкопанный, пребывая в полном недоумении от случившегося.

– Борисыч! – оживленно повернул голову диктатор к Михайлову. – Не в службу, а в дружбу, сбегай-ка вон в тот, – указал он в сторону оптового магазина, – цветочный ларек и купи букет ромашек! Деньги я тебе потом отдам.

– Товарищ Верховный! – как-то даже растерялся адъютант от необычной просьбы начальства. – Да какие же ромашки в октябре-то?!К тому же это полевые цветы! Разве их будут тут продавать?!

– А ты пошукай, пошукай! – продолжал теребить его Верховный. – Очень тебя прошу, дружище!

– Ладно, я попробую, конечно, – неуверенно произнес тот, вылезая из авто, – но результат не гарантирую.

И порысил к магазину, соображая на ходу, точно ли Верховный окончательно сошел с ума или всё ограничится простым чудачеством? А к машине уже бежал начальник эскорта, явно испуганный экстренной остановкой. Добежав до «Ауруса» сунулся было внутрь приоткрытой двери, но Афанасьев замахал на него рукой, мол, ничего страшного, просто остановились за некой надобностью. Лицо начальника эскорта исказила недовольная гримаса и тот буркнул:

– Предупреждать заранее, вообще-то надо о таких делах. Это вам не шутки шутить, товарищ Верховный.

– Не бурчите, полковник, – послышалось из глубины автосалона. – Я вполне себе понимаю степень вашего недовольства и при иных других обстоятельствах разделил бы с вами негодование. Но сейчас прошу вас войти в мое положение.

– Ладно, чего уж там, – разом смягчился полковник, и, махнув рукой, побрел к своей машине.

Михайлова не было уже минут двадцать. Волновались из-за внеплановой остановки все, но больше всех – начальник эскорта, так как любая задержка делала vip-персону потенциальной статической мишенью. Волновался и сам Афанасьев, чувствуя неложную вину из-за потакания своим прихотям. Он уже пожалел не раз, что сподвигнул своего верного адъютанта на столь безрассудную авантюру. Вальронд ворочал своим крупным телом на переднем сидении и даже его затылок, казалось, выражает немое осуждение нелогичному поступку первого лица государства. И лишь Андрей, застывший, словно каменное изваяние никак не выражал своих эмоций. Наконец, из дверей магазина показалась фигура Михайлова, спешащая к каравану машин с приличного размера охапкой ромашек. У всех сразу же отлегло от сердца. Чтобы, хоть как-то загладить свою вину перед Борисом Борисовичем Афанасьев сам открыл дверь в машину и любезно придерживал её, пока полковник, сопя, как бегемот умащивался на сиденье со своим букетом необъятных размеров. Машина тут же рванула с места, как застоявшийся жеребец. В салоне сразу запахло весенним лугом и от этого несвоевременного аромата у всех, включая и самого Валерия Васильевича, на душе растеклось чувство уюта тихой радости.

– Ну, Борисыч, спасибо! Удружил, так удружил! Не забуду! – бурно и эмоционально отреагировал диктатор на появление Михайлова. – Я уж думал, что не выгорит! Сколько там с меня?!

– Не расплатитесь, товарищ Верховный! – отшутился полковник, отдуваясь от чересчур быстрого, по его мнению, бега.

– А все-таки?! – по-мальчишески шмыгнул носом Валерий Васильевич.

– Ладно, признаюсь, ни копейки не заплатил, – вздохнул Борисыч от упущенной выгоды.

– Как так? – искренне удивился генерал.

– Они там, как узнали для кого букет, то ни в какую не захотели брать денег. Подарок, говорят. Видать в окно высмотрели наш кортеж.

Афанасьев на это только крякнул, что в понимании окружающих значило полную удовлетворенность.

– Андрей, – обратился он к водителю, – мы, кажется, порядком отстали от графика движения, Так ты уж свяжись по рации и скажи там, чтобы прибавили ходу. Надо наверстывать упущенное.

Андрей кивнул, не оборачиваясь, и нажал кнопку интеркома.

На аэродром прибыли вовремя. Еще около часа заняла погрузка лимузинов на борт стоявших по соседству транспортных Илов, которые должны вылететь чуть раньше основной группы представителей, чтобы к их прибытию автомобили уже ждали своих высокопоставленных пассажиров.

III.

03.10.2020г. Россия, Волгоградская обл., военный аэродром Тунин

Помимо главы местной администрации и начальника полигона – генерал-лейтенанта Виктора Владимировича Пышкина главу государства встречала еще и небольшая делегация из генеральных конструкторов и научных руководителей, чьи образцы в данный момент проходили испытания на самом большом в мире полигоне. Еще до того как подъехал трап, Афанасьев высмотрел в толпе встречающих две хорошо знакомые фигуры. Это были уже ставшие ему близкими людьми – Игорь Николаевич Вострецов и Валентина Игнатьевна Николаева. Антиподы во всем, включая и мировоззрения на современное видение стратегических задач, они, тем не менее, держались вместе – чуть в стороне от основной массы встречающих, как бы отстраняя себя от суетливых чиновников Министерства обороны, и тем самым, едва ли не нарочно ставя себя выше них. Когда к дверям громадного и роскошного Ил-96-400М, доставшегося Афанасьеву в наследство от прежнего правителя, подкатили трап, Верховный уже стоял у выхода и держал, прижимая к груди, целое беремя полевых ромашек. Бодрой походкой, спустившись с трапа, Валерий Васильевич наспех поздоровавшись с встречавшими его местными властями, ринулся к этим двоим, что стояли посторонь. Здесь он тоже вначале неловко поручкался с Вострецовым, ибо как следует это сделать, ему мешал букет, а затем, перекинув его подмышку, склонился перед пожилой женщиной, прикладываясь губами к ее сухонькой ручке:

– Здравствуй, Валюша! – поприветствовал он старушку. – Это тебе! – протянул он ей букетище одуряюще пахнущих ромашек.