Юрий Витальевич Яньшин
Этот длинный, длинный день
II
Объяснение всему этому было простое. Двое ученых решили опровергнуть кое-какие законы физики, считавшиеся до сего момента незыблемыми, да не просто опровергнуть их в жарких научных дебатах, а вполне себе наглядно, почти подпольно соорудив натурный образец установки на одной из научных площадок госкорпорации «Росатомстрой». Один из них – Игорь Николаевич Вострецов, уже маститый и как говорится «широко известный в узких научных кругах», лауреат и академик, увенчанный и увешанный всякими званиями и диким количеством наград за свои труды по повышению обороноспособности страны. Не побоявшийся рискнуть своим авторитетом ради нового научного направления он напоминал собой сверчка из сказки про Буратино, такой же сухой и жилистый, всюду сующий свой нос и с вечно ехидным выражением лица, знающего все и вся наперед. Другой – Алексей Сергеевич Боголюбов, кандидат технических наук был куда как менее известен чем старший коллега по цеху, но зато обладающий редчайшей способностью воплотить в «железе» любую, даже, казалось бы, самую невероятную научную идею. Идея создать установку, дистанционно выводящую из строя, как атомные реакторы, так и ядерные боеголовки, без нанесения ущерба окружающей среде пришла в голову великому теоретику более двадцати лет назад – в лихие 90-е. Ей он и поделился с тогда еще совсем молодым, но подающим большие надежды ученым. Невысокий, упитанный, шустро перебирающий короткими ножками, вечно улыбающийся и вечно протирающий носовым платком якобы запотевшие очки он был абсолютной противоположностью своего старшего коллеги и товарища. Эта вот «сладкая парочка», как многие за глаза называли их, и взялась за реализацию поистине грандиозного проекта. К моменту их встречи, теоретические выкладки Вострецова уже были вчерне закончены и не вызывали никаких принципиальных возражений со стороны других ученых занимающихся прикладной «ядрЁной», как они сами называли это направление, физикой. Дело оставалось за малым, а именно, всего-навсего придумать и сконструировать установку. Тут-то и начались самые большие трудности в их жизни. Авторитет академика, как в научной, так и в военной сфере был велик и непререкаем. Именно поэтому, когда он подал в конце 90-х докладную записку о сути своих теоретических изысканий на имя тогдашнего министра обороны – маршала Игоря Сергеева, тот, сам всю жизнь посвятивший ядерному оружию, тотчас вник в идеи, изложенные Вострецовым, и дал «добро» на проведение опытно-конструкторских работ. Каким-то чудом маршал даже ухитрился выбить из министерства финансов небольшие ассигнования для начала их реализации. Работа тут же закипела. Сначала создали макет, затем прототип установки. Однако уход маршала в отставку по причине тяжелой болезни спутал энтузиастам все карты. И хоть маршал, даже находясь не у дел, превозмогая недуг, как мог, прикрывал и отстаивал перспективные исследования в данной области, этого категорически не хватало для полноценного завершения работ. Новому министру было не до этого. Он был занят расстановкой своих людей на всех ключевых постах, поэтому перевооружение и материальное обеспечение армии, а значит и НИОКР были ему малоинтересны. Последнюю версию установки клепали, чуть ли не на коленке, без всякого финансирования, но из чисто русского упрямства. Да и с новым руководством «Росатомстроя» отношения не сложились. Назначенный на пост генерального директора, господин Куриленко, ухитрившийся до этого посидеть в кресле премьер-министра при Борьке-пьянице,[94] и получивший у народа презрительную кличку «киндер-сюрприз», пронюхавший, чем занимаются помимо прочего его подчиненные, смекнул каким образом может отличиться перед своими настоящими работодателями. Прикрываясь тем, что работы по созданию установки не фигурировали в техническом задании на текущий год, а проводились в качестве инициативной разработки и силами исключительно самих энтузиастов, Куриленко личным распоряжением запретил дальнейшие работы. Помещение, в котором находился, уже действующий прототип закрыл и опечатал, а Вострецовава и Боголюбова уволил за «грубое нарушение трудовой дисциплины». Саму установку приказал подготовить к отправке в США в дар, якобы в качестве экспоната в отдел научных курьезов недавно открывшегося там музея ядерной энергетики. Через неделю после отправки, мама руководителя «Росатомстроя» купила виллу в Майами ценой в 7 миллионов долларов, где и проживала до наших дней, умиляясь заботе дорогого сыночка. Правда, господин Иуда из «Росатомстроя» не учел одно немаловажное обстоятельство. Он не учел того, что в жилах академика текла бунтарская кровь ссыльных в Сибирь казаков Стеньки Разина, а в жилах Боголюбова была немалая доля цыганских кровей. В ночь перед отправкой установки в Пиндостан, эта парочка, при помощи лома и фомки, сорвав пломбы и навесные замки в помещении, где она находилась, выкрала самые секретные компоненты, демонтировав часть корпуса, без которых ее существование не имело практического смысла. Свой налет они, как могли, постарались замаскировать под банальное хулиганство. Поднялся нешуточный переполох. Майор госбезопасности, курировавший работы по созданию установки, а потому назначенный расследовать дело о попытке кражи ценного оборудования с режимного предприятия, быстро вычислил предполагаемых злоумышленников. Однако, не лишенный чувства патриотизма скрыл этот факт и в свою очередь постарался, как можно тщательней замести следы «налетчиков», которые они оставили на месте преступления в изобилии. Публично же, майор расписался в своем бессилии найти хулиганов, которые якобы ничего не украли, а просто набезобразничали, и благополучно сдал дело в архив. Но вот господина Куриленко взял в дальнейшую «разработку», получив одобрение от своего начальства.
Заокеанские «товарищи» довольно быстро сообразили, что к чему, и как их ловко поводили за нос. И после этого академик дважды чудом пережил покушения на свою жизнь. Последний раз, уже находясь на больничной койке специальной клиники под патронажем ФСБ, где его, по долгу службы, навестил все тот же майор, он ему прямо заявил:
– Милейший мой, Павел Андреевич, да не о том вы заботитесь, о ком бы вам следовало. Что я? Физик-теоретик, научные выкладки которого уже сто раз везде опубликованы. Для иностранных спецслужб я не представляю никакого интереса. Все что я знал уже не является секретом за знание которого меня следовало бы устранить.
– Но покушения на вас как раз свидетельствуют об обратном, – мягко возразил ему майор.
– Да ни о чем они не свидетельствуют! – строптиво отмахнулся он от эфэсбэшника. – Это не те, это местные разборки. Месть, так сказать, моего бывшего руководства за наши с Алексеем проделки. Кураторы, видимо, нажаловались. Поэтому не меня – старую рухлядь надо беречь, как зеницу ока, а Боголюбова с его светлой головой и поистине золотыми руками. Его потеря будет всем нам стоить очень больших денег и куда большей крови людской.
Едва встав со смертного одра, он продолжил непримиримую борьбу за их совместное с Боголюбовым детище, бомбардируя письмами, как Министерство обороны, так и канцелярию президента Бутина. Всегда туго соображавшее ФСБ, стараниями все того же майора, проходящего под именем «Павла Андреевича», наконец-то сообразило, что, если «партнеры» из-за лужи решили пойти на крайние меры по устранению наших ученых, значит они, эти ученые, работают в правильном направлении. И, следовательно, тематика их деятельности заслуживает большего внимания и большей защиты от посторонних и недружественных глаз. В результате бурной переписки с властями и бесконечного хождения по «высоким» кабинетам, на президентском уровне было принято решение о командировании И. Н. Вострецова и А. С. Боголюбова на один из закрытых объектов Министерства обороны, для проведения дальнейших научно-исследовательских работ, по предложенной ими тематике. Как это не показалось бы странным, но все это сопровождалось выделением скромного, но довольно сносного и регулярного финансирования. Под это финансирование академик настоял на своем праве привлекать к работе, после тщательной проверки, те или иные кадры. Вострецов и Боголюбов, сперва так и не поняли, то ли их сослали с глаз долой за слишком бурную деятельность, то ли все же решили сберечь, как ценные научные кадры. Все-таки остановились на второй гипотезе. Опять потекли годы со своими провалами и триумфами. Установка, смонтированная в одном из обширных подземелий, делалась, переделывалась, модернизировалась. Представлявшая из себя в самом начале нечто монструозное до жути, в конечном итоге после более десяти лет упорного труда многих десятков специалистов, она, в конечном счете, стала намного более компактной, сравнимой по своим размерам с обычным «пазиком». Стендовые и натурные испытания, начавшиеся еще в 2015-м году, полностью подтвердили правильность научных и практических выводов «тандема» руководства. Всем не терпелось испытать установку в деле, но последняя серия испытаний перед государственными, где должен был решиться вопрос о принятии установки на вооружение, все время затягивалась по какой-то неизвестной причине, раздражая тем самым и руководителей проекта и весь персонал.
III
Первые полноценные «полевые» испытания установки прошли еще в 2018-м, когда с расстояния в 600 километров удалось уверенно локализовать мобильный источник слабых и свехслабых радиационных излучений. Тогда же в марте, выступая перед депутатами Законодательного Собрания президент Бутин слегка приоткрыл завесу тайны, покрывающую новую военную разработку, сообщив, что недавно были проведены испытания трансконтинентальной крылатой ракеты с неограниченной дальностью полета и не имеющим аналогов ядерным реактором в качестве ее основной двигательной установки. Многие сразу не поверили словам президента. Но многие специалисты, как иностранные, так и доморощенные, тогда пребывали в состоянии искреннего недоумения, заявляя: «Русские окончательно сошли с ума! Это же полное сумасшествие – разрабатывать, а тем более испытывать ракету, которая в полете оставляет за собой радиоактивный шлейф! Как ее испытывать?! Как ее приземлять?! И что будет в случае ее крушения?!» Вопросы один каверзнее другого сыпались как из рога изобилия, а ответы военных на них были настолько туманны и противоречивы, что не вызывали абсолютно никакого доверия к ним. И почти никто во всем мире не догадался, что со стороны русского президента это был всего лишь отвлекающий маневр, из числа тех, что призваны перенаправить внимание от действительного состояния дел в данной области. А президент, мастер на подобные вещи, еще и подкинул дровишек в этот костерок, объявив во всеуслышание, публичный конкурс на название новой системы вооружения. Вся страна с упоением две недели обсуждала, как назвать эту «долгоиграющую» ракету. Наконец, порядком устав от дебатов, решили назвать ее «Буревестником», явно намекая главному потенциальному супостату на то, что она способна, одним только своим существованием, поднять целую бурю и смятение в стане своих врагов. И только непосредственные изготовители и участники эксперимента знали, что никто и не собирался принимать на вооружение столь опасную и в тоже время малоэффективную в эксплуатации ракету. Создание этой ракеты было лишь видимой частью айсберга, служащей для отвода глаз. Ее истинное предназначение заключалось, прежде всего, в тестировании «ускорителя Боголюбова», так с легкой руки была названа академиком их установка. Теперь же настала очередь следующего этапа испытаний, а именно, нейтрализация источника радиоактивных излучений.
И вот наступил долгожданный час триумфа, а может быть и провала, тех, кто почти два десятка лет тому взялся, за, казалось бы, неразрешимую задачу – уничтожить опасность возникновения военного конфликта с применением ядерного оружия.
– Черт бы побрал всех и в особенности наше вздорное руководство! – фальцетом ругался старик, похожий на сверчка, меряя шагами бункер командно-наблюдательного пункта. – До каких пор?! До каких пор, я вас спрашиваю в нашей стране будут процветать низкопоклонство вкупе с чиновничьей глупостью?! Что за дурацкая манера приурочивать и подверстывать научные, хозяйственные и военные достижения к так называемым «особым датам»?!
Все, кто находился с ним в этот ранний час в просторном и хорошо освещенном бункере командно-наблюдательного пункта, молчали, хоть и соглашались в душе с воинствующим старцем. Но так как, судя по всему, это было далеко не первое его выступление на данную тему, то коллеги просто наблюдали за телодвижениями неугомонного ветерана, кивали, вздыхали, разводили руками, не тратя впустую свою эмоциональную энергию и силы.
– Как можно проводить испытания, если мы еще не закончили тестирование выводных стержней?! – не унимался академик.
– Саровчане[95] при поставке гарантировали их качество, подкрепленное сертификатом соответствия, – подал робкий голос кто-то из угла.
– И что из того?! – вскинулся Вострецов на ни в чем неповинного смельчака, посмевшего ему возразить в этот момент. Окружающие знали, что академик – милейший в общении человек, в минуты волнения приходил в неистовство от любой мелочи, способной по его мнению чем-то навредить эксперименту, поэтому предпочитали ему лишний раз не перечить, а просто выждать, когда тот выпустит пар в пространство. – Вы когда на рынке арбуз покупаете, как-то его проверяете или доверяете велеречивому продавцу?!
– Проверяю, – проблеял все тот же голос. – А как же не проверять, ведь за него деньги плачены?!
– Ну вот! – воскликнул «сверчок». – А здесь на кону не просто деньги, а оч-чень большие деньги, причем народные. Да и мера ответственности за последствия разная. При неудачной покупке вы рискуете, простите старика за грубое слово, всего лишь обосраться, а при нашей неудаче рискует обосраться вся страна!
– Ну и сравненьица у вас, Игорь Николаевич! – покрутил головой военпред с тривиальной фамилией Иванов, носивший чин генерал-лейтенанта.
– А герметичность второго контура защиты проверили еще раз?! Обычно всегда у нас возникали проблемы именно со вторым контуром, – не обращая внимания на реплику генерала, продолжил неистовствовать старик.
– Да, Игорь Николаевич, – вставил Боголюбов, не изменяя излюбленной привычке протирать свои очки в моменты наивысшего волнения. – Мы вчера с ребятами облазили все «узкие» места и рентгеноскопом[96] еще раз проверили все швы.
– А фокусировку исправили?! – встрепенулся академик. – В прошлый раз данные с разных ракурсов дали разброс почти два градуса! Если для локации этого и хватит, то для нейтрализации этого может явно не хватить!
– Ну, это смотря на каком расстоянии произойдет локация. Может и вполне хватить, – безмятежно поправил своего старшего товарища Боголюбов, уже, кстати, доктор наук.
– Что ты такое говоришь, Леша!? – опять вздыбился Вострецов. – Объекты такого рода ни в коем случае нельзя подпускать к себе на недопустимо малую дистанцию! А если их будет рой, и система реагирования и синхронизации не будут успевать за быстро меняющейся обстановкой?!
– Интенсивность истекающего потока, а также большой угол охвата позволяют нам пренебречь этими данными. Во всяком случае, на первоначальном этапе испытания, – опять с мягкостью в голосе проворковал Боголюбов, тем не менее, продолжая яростно натирать свои очки. Академик сначала побледнел, потом побагровел, а затем и вовсе пошел пятнами. Производственный спор, явно грозил перерасти в идеологический, что уже не раз случалось.
Митрич, которому присутствовать на командном пункте не полагалось, по правилам соблюдения режима секретности, беззастенчиво пользовался хорошим отношением к себе со стороны обоих руководителей проекта. Скромненько притулившись, поближе к выходу, он сидел и наблюдал сцену нервозной обстановки. Друг, коллега, и тем не менее извечный оппонент академика Добролюбов готов уже было, как всегда, мягко возразить легко возбудимому Вострецову, но тут неожиданно подал голос Митрич. За долгие годы, проведенные рядом с этими двумя, поистине легендарными личностями, он вдоль и поперек изучил их характеры и манеру общения. Зная, как их сильные стороны, так и присущие им обоим слабости, полковник понимал, что старика, (хотя самому тоже уже было далеко за семьдесят) надо срочно успокоить, иначе он сам получит инфаркт, но перед этим доведет до инфаркта всех окружающих…
Глава 5
I
24 июня 2020 г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ
Уже на выходе из переговорного пункта Афанасьев сообразил, что обещал позвонить жене, которая была с дочерьми на даче в Жуковке. Супруга – Аглая Петровна, которая никогда не упускала случая позвонить мужу по любому поводу, почему-то до сих пор не давала о себе знать. С досадой вспомнил, что телефон, засунутый в брючный карман, он сам накануне отключил. Вынимая и включая на ходу телефон, поморщился, догадываясь, что его ожидает. Так и есть. Стоило телефону включиться, как он тут же принялся сигнализировать о пропущенных звонках, коих было двадцать два. Валерий Васильевич уже собрался было набрать номер супруги, как та позвонила вновь. За сорок с лишним лет проведенных им в совместной жизни с Аглаей, он довольно хорошо изучил ее характер, поэтому первые пару минут старался держать телефон подальше от ушных раковин, чтобы не повредить барабанные перепонки. Когда она, одновременно выкричавшись и выплакавшись по поводу последних новостей, оказалась способной к адекватному восприятию суровой действительности, он сжато объяснил текущую ситуацию. При этом он вполне благоразумно решил умолчать о том, что при стечении случайных обстоятельств, стал главой государства, посоветовал не поддаваться панике и не бежать в магазин за гречкой, а так же предупредил, что вернется домой, по-видимому, нескоро и пообещал по возможности поддерживать связь. Вернувшись в зал, из которого выходил меньше получаса тому назад, отметил про себя одну немаловажную особенность. При его появлении все находящиеся на втором ярусе зала принятия решений не просто встали, но и вытянулись по стойке «смирно», подтянув животы, признавая тем самым не только его авторитет Начальника Генерального штаба, но и высшую власть.
– Товарищи, – обратился он к ним, – давайте не будем мешать дежурной смене выполнять свои служебные обязанности. Я предлагаю сейчас всем вам пройти в конференц-зал, где мы с вами и продолжим наше экстренное совещание.
Повинуясь просьбе своего верховного правителя, они поспешили в правое крыло здания на четвертый этаж, где располагался довольно вместительный конференц-зал. Высказав пожелание о передислокации, Афанасьев придержал за рукав Рудова и они чуть отстали от основной массы генералитета.
– Сергей, – негромко, так чтобы не смогли услышать впереди идущие, обратился он к Начальнику Оперативного управления и пока еще его заместителю, – перед тем как начать новое дело, давай выясним до конца принципы нашего будущего взаимодействия.
– Слушаю тебя, Валера, – так же чуть слышно ответил Рудов.
– Скажи, только честно, почему ты отказался принять власть? Ведь я же видел, как Посланник колебался и именно ты помог ему сделать окончательный выбор в мою пользу.
– Валер, ты как был всю жизнь дуботолком, так им и остался, – остановился и честно взглянул в глаза своему шефу Рудов.
– Поясни?! – слегка опешил Афанасьев.
– Поясняю, – согласился тот. – Мы с тобой знаем друг друга уже не один десяток лет. Уровень профессиональной подготовки, моральные принципы и жизненный опыт у нас с тобой примерно одинаковы. В этом плане ты ничуть не лучше меня. А может быть даже и хуже, потому что ты действительно тугодум, что не очень-то хорошо для Начальника Генерального штаба. В этом главный твой минус на этом посту, но и одновременно главный плюс для поста руководителя страны. Своим тугоумием, постоянными сомнениями ты избавлен от принятия скоропалительных решений. В тебе есть дар не только находить различные решения, но и сепарировать их. Это вселяет надежду в то, что на этом посту ты не будешь кидаться из крайности в крайность. Каждый должен находиться на своем месте. Я считаю себя, без ложной скромности, самым лучшим за последние годы Начальником Оперативного управления. И это мой потолок. И я, ты уж меня извини, буду всеми силами стараться удержаться в этом качестве и при этой должности. Мой главный плюс заключается в умении быстро реагировать на изменение ситуации. Твоя разборчивость и моя быстрота в принятии решений могут взаимно дополнять друг друга. Тебя удовлетворили мои объяснения?
– Вполне, – согласился с доводами коллеги Афанасьев и попытался ткнуть кулаком в бок Рудова, но тот увернулся и в свою очередь ткнул Афанасьева кулаком в плечо. После чего они дружно засмеялись и обнялись, не обращая внимания на обернувшихся к ним впереди идущих генералов. Войдя в зал совещаний и заняв место председательствующего, Валерий Васильевич, уже не стесняясь, нацепил на нос очки в тонкой металлической оправе, которые делали его немного похожим на учителя математики, и включил монитор видео связи. На экране появилось лицо одного из адъютантов в чине подполковника связи и уставилось на генерала армии в готовности исполнить любое приказание.
– Соедините меня с заместителем министра МЧС Нечипоренко, – выразил он свое пожелание адъютанту.
– Минутку, – попросил тот и исчез.
Но не прошло и минуты, как весь экран заполнило одутловатое и несчастное лицо Вениамина Андреевича Нечипоренко.
– Слушаю, товарищ генерал армии, – затравленным голосом сообщил эмчеэсовец, пытаясь приложить ладонь к виску, но вовремя вспомнил, что головной убор отсутствует на положенном ему месте.
– Вениамин Андреич, расскажите нам о последних событиях, – мягко попросил Афанасьев, видя, как нелегко сейчас приходится его собеседнику.
– Продолжаем доставать тела и их фрагменты из образовавшейся воронки, – облизнув сухие губы начал Нечипоренко. – Прибыли взрывотехники. По оценкам специалистов взрыв произошел под центральной трибуной на глубине около трех метров. Взрывчатка была заложена в одном из тоннелей, тайно вырытых еще при царе Горохе. Но видимо у кого-то были вполне достоверные карты подземелий вокруг Кремля. Судя по характеру взрыва, все указывает на то, что это была взрывчатка типа аммонала, применяемая при горнопроходческих и горнодобывающих работах. Я взял на себя инициативу обратиться в следственный комитет ФСБ. Все что связано с подземельями и уж тем более терактами это их епархия. Остатки взрывчатого вещества отправлены взрывотехниками на экспертизу для установления его происхождения. И еще. Они считают, что взрывчатки было не меньше трехсот килограмм, уж больно глубокая воронка получилась.
Афанасьев коротко окинул взглядом, из под очков, Барышева и Тучкова. Оба согласно кивнули и принялись что-то строчить в своих блокнотах.
– Количество жертв удалось установить, хотя бы приблизительно? – спросил он.
– По предварительным данным, на этот час собраны фрагменты тел ориентировочно в количестве 90–95 человек. Это непосредственные жертвы взрыва, скончавшиеся на месте. В больницах и госпиталях, куда доставили пострадавших, скончалось еще одиннадцать человек. В образовавшейся давке, в результате панических настроений, погибли еще двадцать три человека – к сожалению, в основном, женщины и дети. В медицинские учреждения столицы доставлено сто тридцать семь человек. Среди них в тяжелом состоянии находятся сорок девять пациентов. Мы развернули два полевых госпиталя прямо на Красной площади ввиду того, что некоторых из тяжелораненых транспортировать небезопасно.
– Правильно поступили, товарищ Нечипоренко, – согласился Афанасьев, – сейчас для нас главным должно быть сохранение жизни как можно большему числу из пострадавших.
– Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Что же теперь будет?! Как же дальше?! У меня все спрашивают, а я не знаю что отвечать. На меня наседают и наши и зарубежные представители, – спросил Нечипоренко, то и дело облизывавший потрескавшиеся губы.
– В связи последними событиями, унесшими жизни первых лиц государства, решено поручить все связанные с управлением полномочия представителям военного ведомства.
– Ага, – совсем не по-уставному вырвалось из уст эмчеэсовца, однако он вовремя спохватился и четко закончил. – Есть, товарищ генерал армии!
– Можете еще что-нибудь сообщить?
– Да. Президент Белоруссии – Лукашенко, отказавшись от предложенной ему медицинской помощи, отправился вместе с сопровождающими его лицами во Внуково. Я взял на себя смелость не препятствовать ему. Он уже вылетел. Другим бортом, вслед за ним, отправился парадный расчет белорусских Вооруженных Сил.
– Вы все правильно сделали, не волнуйтесь, – успокоил его Афанасьев. – Вениамин Андреич, выходите с нами на связь, скажем, каждые три часа и докладывайте о текущей обстановке, а также максимально открыто и доброжелательно информируйте зарубежных представителей обо всех совершаемых действиях, пока мы тут формируем штаб руководства страны. Вы меня понимаете? Дальнейший план действий мы с вами уточним немного позже. Хорошо?
– Да-да, – судорожно кивая головой, согласился тот. – Разрешите продолжить работы по спасению?
– Пренепременно, Вениамин Андреевич, пренепременно, голубчик, – как-то уж совсем не по-военному сказал Афанасьев и отключил связь.
– Валерий Васильевич, – поднял руку, чтобы привлечь внимание, Костюченков, – только что получена информация от первого заместителя главы ФСО генерал-майора Клейменова. Он сообщает, что директор Федеральной Службы Охраны генерал-полковник Коченев обнаружен застреленным в своем кабинете на Манежной. Характер смертельного ранения, положение пистолета из которого предположительно был убит директор, а также записка на столе, сделанная, опять же предположительно, его рукой, свидетельствуют о совершении акта самоубийства.
– Что было в записке? – не утерпел и вставил Рудов, сидевший рядом, но смутившийся своего нетерпения и нарушения субординации, повернул голову к Афанасьеву и коротко бросил, – прошу извинить, сорвалось.
– Записка носила покаянный характер. В ней он просил прощения за то, что не разглядел предателя в рядах своих заместителей.
– Я полагаю, что он указал в записке фамилию? И это фамилия генерал-майора Вдовенко? Или я ошибаюсь? – нехорошо прищурился Афанасьев.
– Так точно! – немного удивился Костюченков. – Но как вы догадались?
– Не обязательно читать Дарью Донцову[97], чтобы догадаться о том, что только руководитель службы коменданта московского Кремля имеет в своем распоряжении все карты подземелий того района, – пояснил он ему.
– Мы объявили план перехвата, – встрял Тучков. – Надежд, конечно, мало. Наверняка он где-нибудь залег, но все же…
– Ладно. С этой гнидой разберемся. Рано или поздно он вынырнет. Меня сейчас больше волнуют его сообщники – непосредственные исполнители теракта, ведь не на собственном же горбу он перетаскал туда столько аммонала, – проворчал Афанасьев. – Кстати, а где у нас командующий Росгвардией – гАспАдин Золотцев?!
По тону, каким эти последние слова были произнесены, всем присутствующим стало ясно, что любимец всех трех президентов, начинавший свою карьеру с охраны криминальных авторитетов и служивший у них на побегушках, до последнего времени, вряд ли придется ко двору новой власти. С этими словами Валерий Васильевич снова нажал на кнопку селектора:
– Соедините меня с командующим Росгвардией, – попросил он все того же адъютанта-связиста и пока тот исчез с экрана, продолжил, обращаясь в зал с пояснением своих действий, – сейчас как никогда надо усилить меры по стабилизации народных масс, временно потерявших ориентиры, а значит легко подпадающие под чужое влияние.
– Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?! – встал из задних рядов генерал-майор Конюшевский, руководитель пресс-службы министерства обороны и известный всей стране своими брифингами для прессы, посвященными событиями в Сирии.
– Слушаю вас, Игорь Евгеньевич, – ответил Афанасьев.
– Пока вы вели переговоры с американской стороной, мы тут, – он обвел руками все пространство зала, – разговаривали с товарищами генералами и пришли к однозначному мнению о том, что вам настоятельно и в срочном порядке необходимо выступить по телевидению с обращением к народу. Сейчас главное показать всем, что власть в стране имеется. Это успокоит народ и поможет избежать панических настроений.
– Я, пожалуй, соглашусь с вами, Игорь Евгеньевич. Правда, если честно сказать, я не мастак в делах подобного рода, да и опыты у меня никакого. Не могли бы вы, в качестве доброй услуги, в виде тезисов накидать основные вопросы предстоящего обращения?
– Да я, собственно говоря, уже набросал кое-что, – подхватил пресс-секретарь и засеменил по проходу к столу президиума, за которым сидели двое – сам Афанасьев и его заместитель Рудов. Передав листок, исписанный убористым, но разборчивым, как у гимназистки-отличницы почерком, он попятился назад, чем вызвал злые усмешки в зале, со стороны заматеревших на службе генералов. Тем временем на экране появилось слегка виноватое лицо адъютанта:
– Товарищ генерал армии, с командующим Росгвардией соединиться не удалось. Но на связи его статс-секретарь – генерал-полковник Нехороший.
– Так уж сразу и нехороший?! – усмехнулся Афанасьев. – Ну, давай.
Экран на мгновенье моргнул, а после высветил просторный, светлый кабинет. Драпировка стен под национальный триколор, и широченный стол в стиле барокко, уставленный письменными приборами, изготовленными из уральского малахита не дали сразу разглядеть утонувшего в мягком кресле лысого человечка.
– Генерал-полковник Нехороший, статс-секретарь командующего Росгвардией, – отрекомендовался он с таким надменным видом, как будто принимал у себя просителя, ходатайствующего о прибавке жалованья. Лицо Афанасьева исказила гримаса явного неудовольствия, но он сумел себя сдержать.
– Начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации – генерал армии Афанасьев, – в свою очередь представился он, вспоминая, что где-то уже видел эту образину.
– Вижу. Чем обязан? – поинтересовался тот с наглой ухмылочкой на гладком и ухоженном лице стареющей проститутки, не потерявшей надежду нравиться мужчинам преклонного возраста. Сознавая, что принадлежит к иному, чем Афанасьев ведомству, а значит никак ему не подчиненный, он не отказал себе в удовольствии потроллить высокопоставленного военного, чувствуя за собой широкую спину всесильного Золотцева. Понял это и сам Афанасьев, но решил пока не обострять отношения.
