На дворе уже был конец октября. Темнело рано, рассветало поздно, небо почти постоянно было затянуто тяжёлыми тучами. Я с тоской смотрел в окно, на аллею через дорогу. Ветер метал разноцветные листья. Даже из квартиры ощущался противный осенний воздух. Хотелось закутаться в плед, взять кружку чая и смотреть какой-нибудь добрый фильм. Очень не хватало доброты. ВИЛ сидел за компьютером и что-то печатал.
– Что-то вы сегодня невесёлый, Борис Сергеич, —заметил он, хлебнув чаю. – Осенняя хандра?
– Перестали зарплату платить. Похоже, я больше не работаю в «Ранасентии».
– Надо бы уточнить у Матвея Альбертыча. Он же был ваш руководитель, если не ошибаюсь?
– Да, он.
Я вновь повернулся к окну. Начинал накрапывать противный осенний дождь. Сразу стало ещё темнее, всё сделалось серым.
– И что планируете делать? Вернётесь в МИД?
Я покачал головой, не отворачиваясь от окна.
– А моим пресс-атташе, без «Ранасентии», вы всё ещё работаете?
– Теперь это скорее хобби, – усмехнулся я. – Конечно работаю, Владимир Ильич.
– Значит, я в вас не ошибся. Знаете ли, всегда умел разбираться в людях. Алина тоже хорошо разбирается в людях.
Я улыбнулся. С Алиной всё было ещё страннее, чем с нашей деятельностью. Несмотря на то, что я ничего из себя не представлял, она оставалась со мной. И до сих пор участвует в делах ВИЛа. Хотя, возможно, уже тоже не имеет отношения к корпорации. Я мотнул головой, отгоняя мысли о том, чем теперь платить за квартиру, что буду есть и подошёл к ВИЛу.
– А что вы печатаете?
– Да так, ерунда. Сущая ерунда. С «Монолитом» дела идут хорошо, растёт недовольство. Псы режима поняли, что они не в таком уж и привилегированном состоянии. Ха!
– Ну это не совсем псы режима. Частная организация.
– Ах, оставьте. Какая там частная организация? Теперь нам предстоит распространить вот это. И желательно делать это максимально анонимно.
Я чуть наклонил голову набок и посмотрел в монитор. Это были сведения об опытах над людьми корпорации «Ранасентия». Незаконных опытах над похищенными людьми. Крутые боевые стимуляторы, технологии омоложения, выращивание органов: всё это давалось с большим трудом и требовало всеобъемлющих исследований и испытаний. Людей нужного возраста, пола или с нужными заболеваниями похищали из больниц, роддомов, хватали на улице. Бездомных паковали в специальные фургоны целыми пачками. Затем на этих несчастных ставили эксперименты, после чего они становились инвалидами, сходили с ума или погибали. Счёт шёл на сотни только в центральном регионе.
– Это уже посерьёзней зарплат в «Монолите», – пробормотал я, не отрывая глаз от монитора.
– А то. Бомба будет! Ясно, что всё это всем известно и без нас. Но одно дело слухи и совсем другое дело, – он указал ладонью на экран, – документальные доказательства. Пусть они сразу скажут, что всё сфабриковано, это ничего. Но люди запомнят! Люди будут говорить!
И люди действительно стали говорить. Сведения, распространённые через анонимные каналы, произвели эффект разорвавшейся бомбы. То, о чём шептались на кухнях, теперь было на больших экранах и на каждом Интернет-ресурсе. Даже федеральные каналы вынуждены были говорить об этом, пусть и в ключе опровержения. Важные чиновники и зализанные ведущие усмехались, качали головами и повторяли, как мантру, что в такой бред поверит только необразованный дикарь с опухолью в голове, живущий в Незаконных поселениях.
Как бы им не хотелось, властям пришлось реагировать, несмотря на тёплые отношения с «Ранасентией». Было объявлено, что полиция проведёт всеобъемлющее расследование. Подчеркивалось, что всё это ложь и расследование нужно, чтобы это доказать. И всем было ясно, что дело замнут, но то и дело до слуха доходили истории о стычках между полицией и силами «Ранасентии»: не привыкшие к вниманию властей, охрана не пускала копов на режимные объекты. Даже доходило до стрельбы.
После начала шумихи, в «Ранасентии» стали искать предателей: людей увольняли десятками, без какого-либо пособия. Бывшие сотрудники, из мести, с удовольствием делились подробностями своей работы. Это подливало масла в огонь ненависти народа к корпорации. Многие СМИ предлагали хорошие гонорары за эксклюзивные истории из стен «Ранасентии» и некоторые сотрудники стали придумывать инциденты один страшнее другого, не имеющие, при этом, ничего общего с реальностью. Росло недовольство. Росла напряжённость между корпорацией и властями, хотя они всеми силами хотели этого избежать, понимая последствия такой борьбы.
Я был уверен, что наши дни сочтены. Что не сегодня-завтра они поймут, откуда взялась информация и за нами придут. Или в «Ранасентии» кто-нибудь вспомнит о том, что их воскрешённый проект неизвестно где и за нами опять же придут. Я плохо спал, ещё хуже ел и настоял, чтобы ВИЛ вновь сменил квартиру. Благо денег, взятых у Гримера, пока хватало.
С неба, тяжёлыми хлопьями, медленно опускался первый снег. Под ногами хлюпала ноябрьская слякоть. Я медленно брёл по родному району. Было ещё светло, но совсем скоро начнёт смеркаться и включат уличное освещение. Мой путь лежал к заведению «Толстый фраер»: с час назад мне позвонил Артур и предложил повидаться. Я настолько вымотался за эти дни, что сказал ВИЛу и остальным, чтобы они на меня сегодня не рассчитывали. Хотелось бы провести время с Алинкой, но она оказалась сегодня занята. Её тоже уволили, но благодаря своему происхождению, проблем с деньгами у неё быть не могло, само собой.
На этот раз, в заведении яблоку негде было упасть. Сказывалось, что уже почти вечер. Артур энергично замахал мне: он сидел за тем же столиком у окна, что и в прошлый раз. Перед ним стояло большое блюдо с лёгкими закусками, запотевшая бутылка водки и две кружки с пивом. Артур широко улыбался, его глаза блестели, он привставал, словно не мог усидеть на месте.
– Борисенция, здоро́во, дружище! Падай. Давай выпьем, закусим.
– Не-не, я пиво.
– Как всегда, – вздохнул Артур и налил себе рюмку водки. – Налегай тогда на своё пенное. Как знал, сразу заказал тебе.
– Есть повод для праздника? – я легонько стукнул кружкой о его рюмку и глотнул хорошего пива.
– Да есть повод, Борька, есть.
Он поморщился, опустошив рюмку и съел колечко копчёного кальмара.
– Может тебе под водку серьёзней закуску заказать? – я кивнул на блюдо с сухариками, кальмарами и орешками.
– А? Да не, нормально всё. Так вот про повод. А я ведь на работу устроился! И знаешь куда? В «Монолит»!
– Ого.
– Вот тебе и «ого»!
Он налил ещё одну рюмку, до краёв. Мимо пробежала официантка и обольстительно улыбнулась Артуру. Я поймал несколько уважительных взглядов, направленных на него же. Похоже Артур уже по три раза всем здесь похвастался новой работой. А сотрудники корпорации – нечастые гости в этих краях.
– Поздравляю – пробормотал я. – Но, подожди, а с чего вдруг тебя взяли? Корпоративный институт у тебя не закончен, родственники там не работают. Как-то странно.
– Ай, да какая разница? – Артур махнул рукой. – Вообще говорят, что они усиливаться хотят, вот и набирают народ сверх штата. Взяли и ладно. Тем более, у Камиллки моей мать совсем разболелась. На этот раз прям совсем серьёзно. Каждый день слушаю: вот, денег нет. А тут вроде как не только зарплата, но и медстраховка для родственников. Да, мы не расписаны с Камиллой, но может получится договориться?
Посетителей всё прибавлялось. Люди возвращались с работы и заскакивали сюда «опрокинуть кружечку», поболтать и отвлечься от проблем. Среди столиков сновали личности маргинального вида и клянчили деньги на выпивку. Артур хмуро взглянул на одного и тот мгновенно ускакал в другой конец зала.
– Может, всё-таки не стоит туда идти, а? – осторожно спросил я. – Сейчас, знаешь, времена неспокойные. А «Монолит» всегда ведь на острие. Тебя же явно не на кабинетную должность берут. Новости смотрел? И обманывают там, говорят.
– Ты про беспорядки что ли? – Артур сосредоточенно жевал и осматривал ожившее заведение. – Ты уж не обижайся, но твоя «Ранасентия» давно напрашивалась. Ты можешь себе представить? Воровать младенцев из роддома! Так хотя бы признались, выгнали бы того, кто отвечал за это. Так нет: огрызаются. Ещё и стрельбу с копами устраивают! Совсем уже! Но ничего: сейчас в «Монолит» пойду; наведём порядок. Ты кстати как там, в «Ранасентии» своей?
– Не работаю уже там.
– Вот, это хорошо. В тебе я никогда не сомневался, дружище. Ясно, что все нормальные люди оттуда уволятся, как ты. Короче, хана им, точно тебе говорю. И ты не переживай. Я сейчас там обустроюсь, знакомства заведу и тебя туда тоже пристрою. Что ж я своему другу работу не найду?
Артур всё-таки заказал себе салат и мясо в горшочке. Я заказал ещё пива. В голове зашумел хмель, голоса и звуки стали доноситься как будто из-за неплотно закрытой двери. Тело расслабилось, думать стало легко и беды мира уже не казались такими уж неразрешимыми, какими они были ещё полчаса назад. Захотелось пригласить сейчас сюда Алину, Артурину Камиллу и вот так просто посидеть вчетвером, посмеяться. И не думать больше ни о чём.
– А если это только начало? – спросил я, чуть наклонившись к нему и повысив голос, потому что уже приходилось перекрикивать посетителей вокруг нас. – Что, если дальше станет хуже? С беспорядками. Ещё слышал, в Интернет слили, что в «Монолите» сущие копейки платят на самом деле.
– Ну, знаешь, – усмехнулся Артур и махнул официантке. – Точно платят не меньше, чем мне платили в полиции. Да и я ж тебе говорил: страховка. Образование для детей. Мы ж однажды разродимся с Камиллкой. А станет хуже, так со всем разберёмся, не бзди, Борька! Сейчас устроюсь, вмиг порядок наведём!
Подскочила запыхавшаяся официантка. Раскрасневшийся Артур заказал ещё одну бутылку водки и, не смотря на мои протесты, заказал мне ещё пенного. Где-то на другом конце зала кто-то запел песню.
Мы сидели до позднего вечера. На улице тоненьким слоем лежал первый снег. Дороги превратились в кашу, машины ехали медленно, водители часто сигналили и ругались, высовываясь из окон. Народу на улицах ещё хватало, попадалось много пьяных. По обрывкам разговоров можно было сказать, что план ВИЛа работал: всех беспокоили стычки между «Ранасентией» и властями. Да и в «Монолите», мол, оказывается не так хорошо, как всем казалось. В привычный, пусть несправедливый, но привычный мир обывателей вклинились новые переменные. И, как и всегда, когда в отлично работающую формулу вкрадываются новые данные, никто не знал, что произойдёт дальше.
Консьержа, как ни странно, на месте не оказалось. На его столе покоилась пустая грязная тарелка, по телевизору шёл какой-то концерт. В подъезде было как-то даже грязнее, чем обычно. Или мне просто показалось. Лифт кое-как довёз меня до нужного этажа, я пошатываясь вошёл в квартиру и тут же завалился спать, не раздеваясь.
Снились какие-то тревожные сны. Мрак, бесформенные монстры и абсолютное, необъяснимое чувство отчаяния, заполонившее собой весь мир. Я проворочался до самого утра, меня бросало то в жар, то в холод. Под конец, среди всего этого ужаса и тьмы, я понял какую-то истину. Какой-то свет, способный навсегда разогнать мрак. Чувство бескрайнего счастья, понимание, как наконец сделать всех счастливыми. Без боли, предательства, страхов и лжи. Но эту истину спугнуло утро и я забыл её.
Голова гудела. И это меня сильно злило, поскольку я не пил ничего, кроме пива. Я поплёлся на кухню, залпом выпил графин воды и после душа заварил себе кофе. За окном. словно мухи, мельтешили дроны. Кажется, их было раза в три больше, чем обычно. «Какая-нибудь распродажа», – лениво подумал я и вернулся, с кружкой кофе, в комнату.
Часы показывали начало десятого. Надо бы уже ехать к ВИЛу, но я решил не спешить. Какого черта? Работы у меня, получается, нет. Занимаюсь противозаконными делами, за «спасибо» и, получается, что практически без выходных. Пошли они – подождут. Если б не Алина, давно бы всех сдал с потрохами. Похмелье вызывало раздражение и злобу на весь мир. Я вздохнул и включил старенький телевизор.
Показывали новости. Взволнованная ведущая что-то торопливо рассказывала, сидящий рядом ведущий сочувственно кивал. На заднем плане мелькали какие-то документы с логотипом «Окассио». Тут же были кадры столкновений полиции с «Ранасентией» и несколько отчётов, которые я видел среди купленных на деньги Гримера. Я насторожился и прибавил громкости.
Из репортажа следовало, что от достоверного источника ими получены сведения, что якобы за утечкой информации об экспериментах над людьми стоит цифровой гигант «Окассио». И что они вели слежку не только за «Ранасентией», но и за другими крупными корпорациями. Ведущая подчёркивала, что они получили неопровержимые доказательства из надёжных источников. И что господин Симонов – глава «Ранасентии», скоро выступит с заявлением.
Похмелье вмиг осталось позади. Я вскочил на ноги, в голове загудело, я пошатнулся, но бросился к двери, на ходу схватив куртку. Есть только один источник, откуда они могли получить свои ведения. Надёжный источник! ВИЛ! Но как?! Неужели его схватили? Может, ему позвонить? А если телефоны уже слушают?
Я ехал на такси и перебирал в голове возможные варианты. Если его схватили, то ехать туда – не лучшая идея. Можно просто походить неподалёку, оценить обстановку для начала. А Алина? Что с ней? Говорить с ней о таких вещах по телефону точно не разумно, но я всё равно набрал её номер.
– Алло? – её голос казался спокойным.
– Привет, – поспешно сказал я. – Всё в порядке?
– Да, Борь, всё хорошо. Извини, сегодня не увидимся: мама попросила приехать. Она всякой ерунды по телевизору наслушалась, хочет поговорить. Буду её сегодня успокаивать.
– А, ну хорошо. Ладно, тогда попозже созвонимся. Целую.
Я отключил связь. Главное, что она в порядке и подальше от ВИЛа. Картина снаружи вроде бы не отличалась от той, что я наблюдал на улицах столицы десятки лет. Но что-то всё-таки изменилось. Какая-то нервозность, напряжение. Прохожие старались держаться группами, огрызались друг на друга. Полиция, без привычной наглости и равнодушия, тоже старались держаться вместе. Обычно у них были только дубинки и табельные пистолеты, теперь же они все носили бронежилеты, шлемы и тяжёлые автоматы. И, судя по нервным взглядам, которые бросали полицейские в сторону прохожих, уверенности им это не добавляло. Несколько раз я заметил обычные машины, двигавшиеся по корпоративным полосам движения и никто не обращал на них внимания.
Такси остановилось: мы приехали. Вчерашний снег растаял, над головой висели низкие, быстро бегущие тучи, готовые швырнуть на землю новые тонны снега в любой момент. Влажный воздух был тяжёлый, противный ледяной ветер пронизывал до костей. Прохожие прыгали через грязные лужи. Трое полицейских быстрым шагом шли по улице, о чём-то оживлённо споря.
Во дворе дома, где сейчас жил ВИЛ, всё было как всегда. На скамейке в небольшом скверике сидел молодчик из профсоюза и скучал. Уже пару недель, как кто-то из людей ВИЛа круглосуточно дежурил во дворе. Я чуть успокоился и вошёл в подъезд. Из квартиры ВИЛа выскочил взбалмошный паренёк, отдал мне честь и прыжками побежал вниз. Я проводил его взглядом и вошёл.
В квартире оказалось очень оживленно. ВИЛ навис над ноутбуком, упёршись руками и в столешницу и слушал двоих немолодых мужчин. Неподалёку сидел Залужин и говорил по телефону. Он весело мне подмигнул. ВИЛ поднял глаза и посмотрел на меня с неодобрением.
– Интересный выбрали денёк для выходного, Борис Сергеич! – язвительно сказал он.
– Извините, – пробормотал я. – не рассчитывал как-то, что всё так быстро изменится.
– А по-другому и не бывает! Ладно, у всех бывают тяжёлые дни. Только не делайте из этого привычку.
– Откуда у журналистов бумаги? Как «Окассио» узнала?
– Я им сказал.
Я неверяще смотрел на ВИЛа. Он спокойно, как ни в чём не бывало, смотрел на меня в ответ.
– Не сам, собой, – уточнил он. – Анонимные источники, подброс. Учусь новым технологиям, знаете ли. Очень увлекательно, хочу вам сказать.
Я устало рухнул в кресло:
– Хаос. Всё ради хаоса?
– Именно, – чеканя буквы, сказал ВИЛ и вернулся к ноутбуку.
Через пару дней до нас дошли слухи, что «Ранасентия» наняла людей Гримера из «Золотого города» для атак на объекты «Окассио» в качестве ответа на слухи о сливе информации. Чуть позже это появилось и в новостях. Кольцо вокруг «Ранасентии» сжималось, а «Окассио» выяснила, из какой организации были неизвестные силы, напавшие на них и всерьёз взялись за «Золотой город». Люди роптали и требовали от властей навести порядок. Корпорации всегда конкурировали друг с другом, но между ними был определённый паритет, баланс, не позволяющим им скатываться в открытое противостояние. Теперь это осталось в прошлом.
ВИЛ поручил мне отслеживать новости об атаках корпораций на объекты друг друга. Казалось, что день-другой и всё стихнет, но нет: копившиеся годами взаимные претензии наконец-то нашли выход. Власти, привыкшие, что корпорации справляются без них, практически не имели рычагов влияния на бизнес-элиту. Сам ВИЛ вплотную занялся составлением речей и созданием новых газет и брошюр. Меня он просил ему помогать. Работы было очень много. Если б я и захотел сейчас уйти, ничего бы из этого уже не вышло.
Наконец, спустя пару недель после об обвинении «Окассио» в торговле информацией о конкурентах, ВИЛ дал отмашку «Стали Сибири» и лояльным ячейкам «Детей Земли» начать открытую агитацию. И действительно, к этому моменту властям было уже не до ВИЛа: они пытались не допустить, чтобы конфронтация переросла в полноценную войну за передел сфер влияния. Тем не менее, снимать квартиры официальным образом стало всё равно слишком опасно и Ильич перешёл на нелегальное положение. Мы перебрались в полупустое общежитие на окраине столицы, принадлежавшее одной из фабрик концерна «Сталь Сибири» и о котором мало кто помнил и знал.
Почти постоянно ВИЛ пропадал на собраниях, где с жаром доносил свои мысли до окружающих. Несколько раз даже выступал прямо на улице. Я заметил на одном из таких собраний полицию. Стражи порядка с интересом слушали, но не вмешивались. В городе всё чаще попадались наши листовки.
Мы с ВИЛом ехали по заснеженной столице ко мне домой. Он хотел забрать папки, отправленные мне ещё в тот день, когда окончательно покинул штаб-квартиру «Ранасентии». Понятно, что я мог просто привезти их завтра в штаб, но ВИЛ находился в прекрасном расположении духа и решил составить мне компанию. Последнее время он вообще часто был в приподнятом настроении. Мы проехали мимо группы прохожих, которые о чём-то спорили с отрядом полиции. Спорили оживлённо и громко. Рядом стоял автомобиль «Ранасентии» с разбитыми стёклами. Такая сцена ещё полгода назад казалась немыслимой.
– Помните товарища Уступова? – вдруг спросил ВИЛ.
– Лидера коммунистов? Да, конечно помню. Решил присоединиться к нам?
ВИЛ усмехнулся.
– Отнюдь, батенька. Сбежал товарищ Уступов. Как только запахло жареным, как только началась настоящая работа, как только оказалось, что можно не только снимать видео с разоблачениями и рассуждать, он тут же сбежал за границу, вы представляете? И что-то мне подсказывает, что руководить оттуда сопротивлением он не намерен.
– Стоило ожидать, – хмыкнул я.
– А мы с вами ещё обращались к нему за помощью. Хороши же тогда мы с вами были! Красавцы! Благо, не все в его организации такие. Многие присоединились к нам.
Машина остановилась возле знакомой парадной. Я выбрался из машины и сразу чуть не поскользнулся на льду. Тротуар оказался не чищен и снег превратился в глыбы непроходимого льда. Мне вспомнилась бессмертная композиция Летова, где фигурировал грязь и серый лёд. «При случае, надо включить ВИЛу послушать. Интересно, оценит ли», – подумал я.
Мы вошли в подъезд. На стенах появилось несколько новых граффити. Некоторые из них были посвящены свободе и переменам. Мне вспомнилась ещё одна не менее бессмертная композиция. Я подошёл к окошечку консьержа, намереваясь съязвить о качестве его работы. Сергей выглядел суетливым: он перебирал журналы посещения, которые, наверное, не трогал ни разу за всю свою многолетнюю карьеру. Телеэкран показывал новости: перепалка между полицией и «Ранасентией» переросла в настоящую перестрелку в одном из провинциальных городков. Сергей вскользь улыбнулся и чуть ли не с головой нырнул в выдвижной ящик стола.
– Что-то потерял? —не без интереса спросил я. – Привет!
– Привет-привет, – отозвался Сергей и часто закивал. – Да, понимаешь, вещички собираю. Переезжаю я.
– Наконец-то позвали Кремль охранять?
– Не, – на его лице не было и тени обычного веселья. – Хочу на время с семьёй за город перебраться. У меня у шурина дом добротный есть, большой. Все поместимся. Пока тут всё не утихнет.
Он запнулся на полуслове и уставился на ВИЛа. Тот спокойно смотрел на него, заложив руки за спину. Я вспомнил, что ВИЛ пару раз мелькал на экранах уже после того, как началась неразбериха: парочка малоизвестных и неавторитетных товарищей связывали беспорядки с его именем. Впрочем, это было очень вскользь и далеко не в прайм-тайм.
– Где-то я тебя видел, – пробормотал консьерж, медленно закрыв журнал.
– Неужели? —ВИЛ был невозмутим.
– Да, – протянул Сергей. – Точно! Вспомнил! Ты меня на прошлой неделе пивком угостил! Слушай, извини, в другой раз денежку отдам, лады?
– Как вам будет угодно.
– Вот и славно! Сам понимаешь: сейчас переезд, все дела. Отдам! Обязательно отдам, но потом.
Он продолжил бормотать себе под нос извинения и скрылся за дверью подсобки. Мы переглянулись, я пожал плечами и мы пошли ко мне.
Я вручил ВИЛу его бумаги, которые ни разу не открывал за эти месяцы. ВИЛ небрежно принял их, мыслями он явно был где-то далеко.
– Всё в порядке, Владимир Ильич?
– М? Да, всё хорошо, Борис Сергеич, всё хорошо. Просто сосредоточен. Сейчас нам нельзя ошибаться.
– Понимаю.
Затрещал мой телефон. Это была Алина. ВИЛ тактично прошёл на кухню, взяв папки подмышку и всячески выказывая безразличие к чужим разговорам.
– Алло?
– Привет, Борь, – её голос чуть заметно дрожал. – Ты можешь ко мне приехать сегодня?
– Прям к тебе? – я чуть заволновался. – Могу, конечно. А когда?
– А когда у тебя время будет? Можешь прямо сейчас, если хочешь.
– Гм, конечно, Алин. Скоро приеду.
Я отключился и убрал смартфон. С кухни вернулся тактичный ВИЛ:
– Заимейте привычку, Борис Сергеич, не называть имена по телефону. В нашем деле это весьма полезно, можете мне поверить. Я так понимаю, вы сейчас направляетесь на Рублёвское шоссе? Давайте мы вас подбросим.
– Извините, Владимир Ильич. Вы же явно не только за папками сюда ехали, хотели о чём-то поговорить?
– Это не страшно, батенька, не переживайте. В вашем великолепном возрасте вопросы всеобщего счастья должны идти в ногу с вопросами счастья индивидуального. Эх, чувства, чувства.
Его лицо приняло выражение задумчиво-меланхоличное и я смутился. На улицы уже легли ранние зимние сумерки, когда мы вышли из подъезда и сели в машину. В полумраке и свете всевозможных вывесок город казался совсем другим: он казался какими-то уродливыми трущобами, где власть закона давным давно позабыта. Хотя, если присмотреться, жизнь шла своим чередом.
По мере приближения к Рублёвскому шоссе, пейзаж менялся так же, как если ехать в деловой центр столицы. Грязь и оборванцы остались позади. Вдоль дороги росли ухоженные, здоровые деревья. Попадались высоченные сплошные заборы. Мы проехали пропускной пункт с поднятым шлагбаумом. Охрана лениво проводила нас взглядом, но не остановила. Все привыкли, что никто не посмеет сунуться к корпоративным шишкам домой, так что охрана здесь была больше для престижа. Под колёсами летела вычищенная бетонная дорога без единой трещинки. Дома становились всё роскошнее, а заборы – всё выше.
Наконец, мы подъехали к двухэтажному дому за высокой оградой. У ворот стоял вооружённый человек в форме без опознавательных взглядом. Он хмуро смотрел на нашу машину и положил руку на кобуру. Второй рукой, не глядя, он взял в рацию и сказал в неё несколько слов.
– Да, – протянул ВИЛ, оценивающе глядя на высокую ограду, истыканную камерами. – Из-за такого забора гораздо проще радеть за счастье народа. Это вам не ваш консьерж Сергей. Хотя лично мне он нравится больше. Душевный человек. Жаль, что уезжает. Удачи вам, батенька. Не тушуйтесь там.
Я почему-то покраснел, пообещал быть завтра в штабе ровно в восемь ноль-ноль и вылез из машины. Охранник взглянул на меня, тут же убрал руку с кобуры и вновь что-то сказал в рацию. В воротах открылась небольшая калиточка. Охранник тепло меня поприветствовал и жестом пригласил пройти внутрь. За воротами оказался большой ухоженный двор с беседкой, мощёнными вычищенными дорожками и прочими атрибутами. Дом высился чёрно-серой громадой на фоне уже почерневшего неба. Вдалеке виднелись ещё двое охранников, которые неспеша возвращались к небольшой пристроечке возле здания. Калитка за мной закрылась. Меня никто не встречал, я пожал плечами и пошёл по дорожке к главному входу. Почти во всех окнах было темно. Тяжёлая дверь подалась с удивительной лёгкостью.
Я оказался в обширной комнате. Где-то потрескивал камин. Старомодные светильники отбрасывали тёплый жёлтый свет, такой непривычный в мире холодного, белого люминесцентного света. Со второго этажа, по лестнице, легко спустилась Алина, одетая в изысканный домашний халат. Она держалась непринуждённо, но я успел заменить лёгкое волнение, оно ощущалось в её движениях и походке. Словно воробушек, Алина вспорхнула с последней ступеньки, обняла меня и поцеловала в щёку.
– Как хорошо, что ты смог приехать, – прошептала она мне в самое ухо.
– Тоже рад, – растерянно пробормотал я, неловко обнимая её за талию. Я чувствовал нежный аромат её волос, щекотавших мне лицо. – Что-то случилось?
Она отстранилась от меня и взяла за руки.
– Помнишь день, когда мы познакомились?
– Конечно. Я тогда приехал на собеседование в «Ранасентию». Лучший день.
– Хах, да. И тогда, после того, как мы с тобой поговорили, ты забыл у меня в кабинете куртку.
Я вскинул брови.
– Куртку?
– Да, куртку. Идём, она у меня наверху, я тебе её отдам.
Алина взяла меня за руку и решительно повела вверх по ступеням. В голове мелькнула мысль, что она тысячу раз могла бы мне передать куртку и что как минимум её надо было сюда доставить из штаб-квартиры. Но эта мысль показалась совсем незначительной. Она растворилась в далёком потрескивании камина, жёлтом свете и ламп и аромате её волос.
– Здесь так тихо, – заметил я.
Мои ноги утопали в мягком ковре, мы шли вдоль массивных дверей. Кажется, светильники даже имитировали дрожание пламени свечи, периодически мерцая.
– Да, – рассеянно ответила Алина, не выпуская мою руку. – Я не люблю, чтобы в доме была прислуга. Уборщицы приходят, когда меня нет дома. Повар готовит ночью или привозят готовую еду. Только на охране папа настоял: наотрез отказывается их убрать.
Она открыла дверь в конце коридора, я зашёл внутрь. Это очевидно была её спальня с двуспальной большой кроватью. Здесь же стоял большой гардероб, небольшой столик, массивное кресло и книжный шкаф с настоящими книгами. За окном темнела ночь. Мне стало жарко.
– А папа тоже здесь живёт?
Она рассмеялась, наконец отпустила мою руку, подошла к кровати и повернулась ко мне. В глазах волнение стало читаться отчётливее.
– Нет, папа живёт не здесь. У него и мамы свой дом. Этот только мой.
Алина замолчала и продолжила смотреть мне в глаза. Я переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать.
– Так, гм, куртка.
– Да, куртка! – она встрепенулась и указала на кресло. – Вот она.
Я присмотрелся и действительно: на кресле лежала моя старенькая весенняя куртка, в которой я однажды поехал из МИДа на собеседование. Кажется, это было в прошлой жизни.
–Борь… – она тихо позвала меня и я так же тихо подошёл к ней. – Я подумала… Сейчас, с каждым днём, становится всё хуже. Всякое может быть. Особенно у тебя там. А тут охрана, высокие стены. Можно нажать одну кнопку и сразу приедет «Монолит» на броневиках. Кнопку всегда с собой можно носить.
Она достала из кармана маленький чёрный брелочек с кнопкой и нервно помахала им для убедительности. Я взял её руку с брелоком в свою. Алина посмотрел на меня снизу вверх.
– …и я подумала: давай ты ко мне переедешь? Конечно, отсюда ехать дольше, но у меня машины тут. Можно с водителем, можно – автопилот или самому…
Я поцеловал её. Дыхание стало прерывистым и жарким. Мы вместе упали на кровать, я взял из её ладони брелок и отбросил подальше, чтобы не приехал «Монолит» на броневике.
Алина разбудила меня в шесть утра и потащила завтракать в огромную столовую на первом этаже. Ночью выпал снег, который искрился за окном в свете подсветки дома. Я с сомнением посмотрел на огромный стол передо мной, который больше походил на место собраний какой-нибудь тайной ложи, чем место для завтрака. Алина окликнула меня. Она сидела на барном стуле за небольшим столиком и с аппетитом кушала какой-то замысловатый омлет. Я поцеловал её и сел рядом. Халат был мне максимально непривычен. Как и обстановка огромного пустого дома. Еда пахла потрясающе, а кофе – и того лучше.
– Вкусный кофе.
Она мельком взглянула на меня и улыбнулась.
– Алина, а зачем тебе самой это всё? Ну, я имею в виду ВИЛа и его, гм, деятельность. У тебя была престижная работа, положение. Переспективы. Зачем?
Она повернулась ко мне и взъерошила мне волосы.
– Глупышка ты мой, – промурлыкала она. – Я, по-твоему, не человек? Даже из бронированного седана видно что творится вокруг. Видно нищету, видно калек, видно несправедливость. Даже с высоты штаб-квартиры «Монолита» с самого детства, я видела как ужасен наш мир. Слышала, как папа рассказывал о карательных операциях. И я пыталась что-то изменить.
– Ты про «Детей Земли»?
– Да, про них. Но я быстро поняла, что мы не сможем ничего изменить. Не было лидера. Правая рука не знала, что делает левая. Кто-то пытался убедить людей встать на мирные протесты, кто-то, как наш ВИЛ, хотел устроить революцию. Но, ничего не получалось. Я смотрю на то, чего он добился всего за полгода и сама не верю, что ему удалось так многое.
– Пока он только поссорил корпорации, – заметил я.
– Ты понимаешь, о чём я. И я верю, что у него может получиться. Потому что если не у него, то у ни у кого не получится. Как ты думаешь?
Она взяла меня за руку и заглянула мне в глаза. Я положил свою ладонь на её.
– Я думаю, что хотел бы вот так просыпаться с тобой каждое утро, пить кофе, болтать и слушать тишину за окном. Это и есть счастье А остальное не так уж важно.