Александр Зелёный
Проект ВИЛ
Свежий вечерний воздух опьянял, несмотря на запах гари. На улице шума прибавилось: где-то совсем недалеко кричала разъярённая толпа, кто-то пытался успокоить людей через громкоговоритель. Слышались одиночные выстрелы и жужжание дронов. Силы покидали меня, я доковылял до оставленной машины скорой помощи и положил Алину на носилки, стоявшие внутри. Все медицинские ящички были вскрыты, пол усеивали всевозможные баночки, цветные таблетки и шприцы. Я даже не пытался найти какие-нибудь лекарства: с моими знаниями, получилось бы только хуже сделать. Алина сразу же легла на бок и постаралась накрыться пиджаком с головой. Я подумал дать ей покрывало, которое лежало тут же в машине, среди разбитого медоборудования, но оно оказалось такое грязное, что я отбросил эту мысль.
Пешком мы далеко не уйдём, это точно. Особенно сейчас, когда вот-вот стемнеет. Захлопнув дверцы кузова, я сел в кабину. Ключей в замке не оказалось, причём кто пытался его вскрыть: виднелись царапины то ли от ножа, то ли от отвёртки. Вновь накатила волна отчаяния, но я мотнул головой, отгоняя её. Взгляд упал на рацию. Если бы у меня хватило мозгов записать, а ещё лучше – запомнить частоты большевиков, сейчас можно было бы связаться с ними. Но частот я не знал и стал обыскивать кабину. Запасной комплект ключей нашёлся в бардачке. Чёртов ключ никак не хотел вставляться в покорёженный замок, позади застонала Алина, я грязно выругался и с силой нажал. Ключ встал на место, провернулся и двигатель заработал. С силой захлопнув водительскую дверь, я нажал на газ и машина помчалась по улице.
Уже через пару минут мы остановились около баррикады из двух мусорных контейнеров. За это время огонь в них разгорелся, стоял удушливый запах, а к небу поднимался столб чёрного, жирного дыма.
– Алина, я сейчас вернусь.
Она ничего не ответила. Я выскочил из машины и через окно забрался в разорённую «Вкусную точку». Внутри уже было совсем темно и непривыкшие к темноте глаза ничего не могли разобрать в неясных очертаниях перевёрнутой мебели.
– Ребят! – торопливо крикнул я в темноту. – Ребята, это я – дядя Боря. Поехали скорее, ребята!
Никто не ответил. Я инстинктивно выставил перед собой руки и пошёл в темноте, щурясь и силясь что-нибудь рассмотреть. То и дело спотыкаясь и норовя свалиться, я проклинал всё на свете и шёл вперед.
Детей не было. Там, возле стены, где они сидели, прижавшись друг к другу, как котята, было пусто.
– Твою мать! – крикнул я в сердцах, озираясь вокруг себя.
Ну и где они?! Куда их могло понести?! В машине была Алина. Её нужно везти к врачам, срочно. Но и бросить здесь детей я не мог. Удивительно, как они вообще могли здесь выжить. Но дальше везение от них отвернётся, это точно. Я присел на корточки и стал бездумно перебирать обёртки от гамбургеров. На меня напала какая-то апатия. Казалось, что любое дальнейшее действие приведёт к провалу.
В голове, словно молния, мелькнула злоба. «Ну уж чёрта с два!» – подумал я и смял стаканчик из-под колы. Никто не умрёт сегодня и никого не оставят в этом Богом забытом кафе. Никто из этих ребятишек не будет больше плакать! Я метался по кафе, расшвыривая мебель и сея ругательства. Где-то на границе сознания брезжила мысль, что это бессмысленно, но ничего с собой поделать я не мог. Лубянка, Алина, пропавшие дети. Всё это ввергло меня в тьму отчаяния, из которого я не видел выхода.
Я забежал на кухню, на пол с грохотом полетели подносы, вилки и чёрт знает что ещё. Вдруг я заметил краем глаза движение и тут же остановился, как вкопанный. Возле запасного выхода, сжимая в руках какого-то помятого плюшевого зайца, стояла девятилетняя девчушка. Одна из тех, кого я давеча встретил в этом кафе. Девочка смотрела на меня круглыми глазами, прижимая к груди игрушку.
– Ты в порядке? Где остальные? Куда все ушли? – скороговоркой выпалил я.
– Они там, наверху, – они махнула рукой куда-то вверх и сердце моё упало куда-то в ледяную тьму. – Тут солдаты проходили и Толька отвёл нас наверх, в квартиру, чтобы спрятаться. Он сказал, что вы не вернётесь. А я отпросилась за наггетсами. Тут они ещё есть. Я знала, что вы вернётесь.
– Пойдём, пойдём, скорее, – прошептал я, тихонько подойдя к ней, словно боялся, что она исчезнет, как мираж.
Девчушка уже забыла про вожделенные наггетсы, кивнула и нырнула обратно в темнеющий дверной проём. Я вышел следом. Запасной выход из кафе выходил прямо в подъезд дома. Малышка легко взбежала по лестнице, остановилась в открытых дверях в квартиру и вопросительно взглянула на меня. Затем скрылась внутри и оттуда донесли детские голоса. Они то начинали говорить громко, то смолкали после очередного шиканья. Боясь их напугать, я медленно вошёл в квартиру.
Они сидели в комнате. Трое из них накрылись одним цветастым пледом. Дети сидели кружком, посередине – несколько простых игрушек. Кажется, решалось кто какой будет играть. Толик сидел у окна и посматривал на улицу. Когда я вошёл, он хмуро взглянул на меня, но кажется в его глазах мелькнула искорка радости.
– Думал, вы не придёте, – буркнул он, как будто оправдываясь. – А внизу солдаты шли. Они бы нас заметили.
– Так может они бы вам помогли. Чем я лучше них?
– Нет, – поёжился Толик. – Они плохие.
Я мог только догадываться что такого могли делать эти «солдаты», что дети сразу поняли, что они плохие и от них надо держаться подальше. Стреляли в каждого, кого встречали на пути? Поджигали дома? Забивали людей прикладами? Насиловали? Всё из перечисленного делала любая вооружённая банда на улицах столицы, так что Толю я понимал.
– Давайте побыстрее ехать, ребят. Тётя Алина очень плохо себя чувствует и ей надо побыстрее к доктору.
– Тогда я возьму доктора Мякиша! – деловито сказала самая младшая и схватила в руки какого-то рыжего шуршащего игрушечного кота.
Остальные ребятишки похватали игрушки, встали и выжидательно посмотрели на меня, то и дело оглядываясь на Толика. Тот кивнул и ребята, подталкивая друг друга и весело повизгивая, пошли к выходу. Толик взял с комода пачку печенья и тоже пошёл.
Я обогнал детей и первым спустился в кафе. Никого не было. Тогда я позвал их и помог каждому перебраться через разбитое окно наружу. От них пахло странной смесью гари и конфет. Дети смотрели вокруг с любопытством, но переговаривались шёпотом. Я старался не думать о том, что будет, если нас кто-нибудь заметит. Толик шёл последним, легко спрыгнул на асфальт и вопросительно посмотрел на меня.
– К машине, – сказал я. – Вон там.
Я с силой дёрнул дверцу и она открылась. Алина перегнулась через край носилок, собирала с пола таблетки и запихивала себе в рот. На открывшуюся дверь она не обратила никакого внимания.
– Нет!
Я подскочил к ней и вырвал из руки очередную горсть препаратов. Она попыталась вырваться и что-то замычала, но я схватил её и, сам не понимая что делаю, засунул ей два пальца в рот. Я почувствовал кончиками пальцев основание её языка и Алину стошнило. Спазм содрогал всё её тело, она всхлипывала и пыталась что-то сказать.
– Тётя и правда болеет, – сообщила младшая, проворно забралась в машину и протянула Алине игрушку. – Вот, возьмите. Это доктор Мякиш. Мама всегда говорила, когда я болела, что он поможет выздороветь. Мама теперь на небесах, но она не будет против, что я дала вам её.
– Дети, – неверяще прохрипела Алина. – Откуда здесь дети?
– От верблюда! – зло крикнул я и вылез наружу, помогая детям забраться внутрь. Последним лез Толя и я легонько тронул его за плечо. – Поищи в машине воду, пожалуйста. Если найдёшь – дай тёте попить, хорошо?
Он кивнул, я захлопнул за ними дверцы и бегом вернулся в кабину. В голову вновь лезли мрачные мысли, из кузова несло блевотиной, дети стали плакать и капризничать. Им было тесно, они жались к стенам, пытаясь не наступить в зловонную лужу. Как их везти, чтобы они ничего себе не переломали по дороге? Я повернул ключ, с силой дёрнул рычаг, развернулся, быстро крутанув руль и машина понеслась по темнеющим улицам. Скорая мчалась так быстро, как позволяли баррикады и остовы сгоревших машин, которые приходилось объезжать. На тротуарах толпились люди. Многие с оружием. Я слышал пару выстрелов, но старался не обращать на них внимания. Повезло, что мы на скорой, мелькнула мысль. Всё-таки нужно быть полнейшим отморозком, чтобы стрелять в машину скорой помощи. Дети что-то балакали позади, похоже, поездка их развеселила, Алина им слабо отвечала. Кажется, она даже рассмеялась. Дети залились звонким смехом. Я посматривал на свой смартфон, лежавший на торпеде в ожидании появления связи.
Наконец, экран зажёгся и, как из рога изобилия, посыпались сообщения о пропущенных вызовах. Я мгновенно схватил смартфон и позвонил по последнему номеру ВИЛа. Трубку взяла его очередная соратница. Ольга, кажется. Я скороговоркой сообщил кто я, где я, кто со мной и что нам требуется помощь. Она долго не могла сообразить кто я такой, чем привела меня в бешенство. Мне пришлось отбросить смартфон на сиденье, чтобы объехать троих мародёров, что грабили труп прямо посреди дороги. Когда они остались позади и я вновь взял трубку, в динамике уже был слышен встревоженный голос ВИЛа. Без лишних предисловий, он сообщил, чтобы мы ехали к старому штабу, на площадь. Что они оттуда уже снялись, но там ещё остался госпиталь и солдаты. Он обещал сообщить им на чём мы едем и выдвинуть нам навстречу подмогу.
Я вновь отбросил смартфон и вдавил педаль тормоза в пол. Колеса завизжали по асфальту, меня бросило на руль, дыхание с всхлипом вырвалось из груди. Позади раздался грохот и испуганные вскрики. Правую часть дороги перекрывал изрешечённый армейский грузовик. Рядом лежало несколько тел, в основном, в гражданской одежде. Далеко впереди, на фоне пожаров, уже была видна площадь. Кажется, оттуда в нашу сторону что-то ехало. На левой части дороги, на коленях, сидел солдат «Монолита» и держал на руках мёртвую девушку с залитым кровью лицом. Он плакал и прижимал её голову к груди. Солдат поднял на меня заплаканные глаза. Это был Артур.
– Ты! – закричал он, увидев меня. – Это ты виноват!
Он аккуратно положил девушку на асфальт. Я медленно вылез из кабины. Артур достал из кобуры пистолет и направил его на меня.
– Ты виноват, – повторил Артур. Его рука дрожала. – Ты и этот твой грёбаный Ленин! Думаешь, я не знаю? Я всё знаю! Посмотри, что они сделали с Камиллой! Это всё из-за вас!
Артур кивнул на труп девушки. Я не знал, что ему сказать. Понимал, что нужно сказать, что мы тут не при чём. Что мы хотели не этого. Что хотели счастья для всех. Но труп его невесты, осиротевшие дети и еле живая Алина в машине говорили об обратном. Я поднял руки.
– Ненавижу вас всех! – он схватил пистолет двумя руками, его лицо перекосила ненависть и злоба. – Будьте вы все прокляты! А-а-а-а!
Он приставил пистолет к своей голове и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел и Артур повалился на бок, несколько раз дёрнулся и затих. Лицо теперь казалось спокойным. Если бы не развороченная черепная коробка, могло бы показаться, что он просто спит. Я сделал несколько шагов к нему и поднял ещё дымящийся пистолет. Со стороны площади подъехал броневик с прикреплённым сверху красным флагом.
– Ты Борис? – спросил чумазый водитель, высунувшись из люка.
Я кивнул, не сводя взгляда с Артура. Перед глазами стояла сцена, как мы в детстве лупили себя по руке молодой крапивой, потому что верили, что из волдырей на ожоге соберётся имя суженой. Помню, я тогда разобрал на своей «Оля», а у Артура так и не получилось прочесть. Не знаю, почему это всплыло в памяти сейчас.
– Надо ехать, – крикнул водитель. – А то сейчас совсем стемнеет. Держись за нами!
Он скрылся в люке, а я повернулся к машине. Лобовой стекло облепили дети. Они с любопытством смотрели на броневик и на чернеющие громады домов по бокам. Я поспешно забрался в кабину и шикнул на них, чтобы они вернулись в кузов. Они проворно перебрались туда и облепили Алину. Она неловко обнимала их и улыбалась. В руке она сжимала доктора Мякиша. Броневик проворно развернулся, чихнул выхлопными газами и поехал вперёд, а мы – за ним. Когда въехали на площадь, уже совсем стемнело, пространство вокруг освещали прожекторы. Сам город тонул во мраке, площадь казалось островком света во тьме. Только зарева пожаров подсвечивали небо где-то на невидимом горизонте.
Глава 7
Как только машина остановилась, к ней подскочило несколько человек и открыли дверцы кузова. Дети кубарем вылетели наружу, их подхватили две дородные женщины и поинтересовались, хотят ли ребята кушать. «Да!» – радостно воскликнула детвора. Толик вылез последним и с интересом осматривался вокруг себя. Двое в медицинских халатах переложили Алину на подготовленную каталку. Я пошёл к ней, на ходу поймав взгляд Толи.
– Ты молодец, – сказал я ему. – Ты спас этих малышей. Спасибо тебе. Ты крут.
Он ничего не ответил мне. Только хмыкнул и пошёл за двумя дородными дамами. Я поравнялся с каталкой, которую везли двое хмурых санитаров.
– Ты как? – спросил я, положив руку на её запястье.
– Нормально, – она слегка улыбнулась. – Видишь, у меня теперь есть доктор, лечащий все-все болезни.
Она помахала доктором мякишем, которого ей подарила девочка.
– Борь, ты меня прости за то, что было там, в машине. Я не соображала что делаю.
– Что ты! Не хватало ещё тебе извиняться! Всё хорошо, честное слово! Только пообещай больше так не делать, хорошо?
Я наклонился и поцеловал её, она ойкнула от боли и вновь улыбнулась краешком рта.
– Хорошо, обещаю. Эти ребятишки, они прямо жизнь в меня вдохнули. Ты молодец, что спас их.
Каталка доехала до полевого госпиталя и скрылась в одной из палаток. Рядом с ней стоял высокий врач.
– Ждать здесь, – строго сказал он мне. – Не входить.
Врач скрылся в палатке, а на меня обрушилась вселенская усталость после всего, случившегося за день. Только сейчас я понял, что не помню, когда ел и когда спал. А история с подрывом орбитальной станции, казалось, произошла неделю назад, а не сегодня утром. Но дела ещё были не закончены. Я добрёл до машины скорой, которую уже вычищали, забрал из кабины смартфон и позвонил отцу Алины. Он молча выслушал всё, что произошло и спросил где мы находимся. После заминки Трамикс уточнил, что хочет прислать к нам врача и личную охрану. Пообещал никуда её не забирать. Я согласился только на врача. Толку от его охраны нет никакого, думаю, он теперь сам это понимал. Договорившись, что врач явится так быстро, как только сможет, я отправился в штаб: предупредить, что машину медслужбы «Монолита» расстреливать не надо.
В здании, где раньше располагался банк и которое мы переоборудовали под свои нужды, почти никого не было. ВИЛ уехал, а за ним потянулись все главные и важные, прихватив с собой связь, войска и много чего ещё. За компьютерами сидело несколько человек и листали страницы Интернета. Отдельно сидел солдат за полевым пультом управления дронами, снимавшими охваченные огнём ночные улицы. Чуть вдалеке, стояло несколько столов, за ними гремели ложками хмурые солдаты. Оттуда вкусно пахло кашей и кофе. Живот требовательно заурчал, но я нахмурился и пошёл к дежурному оператору дронов.
– Кого тут предупредить надо? – строго спросил я. – Сейчас приедет скорая «Монолита», её надо пропустить к полевому госпиталю. Понял?
Дежурный спокойно посмотрел на меня. Затем взял рацию и сообщил постам о скорых гостях.
– Пожалуйста, – язвительно сказал он, положив рацию на пульт.
– Спасибо, – чуть успокоившись ответил я и сел на свободный стул. – Извини, если что. День тяжёлый выдался.
– Да бывает, – пожал плечами дежурный. – У нас тут тоже денёк не из лёгких был. А в городе что творится? Ты глянь.
Он кивнул на экраны. В основном, дроны висели высоко и показывали панорамы улиц. Кое-где двигались весьма большие толпы. Где-то жгли баррикады, где-то «Монолит» и лояльные режиму войска установили настоящие форпосты и стреляли в каждого, кто к ним приближался. На одном из экранов мелькнуло знакомое здание. Штаб-квартира «Ранасентии». Без привычной яркой подсветки огромный небоскрёб был похож на одинокую чёрную скалу посреди моря. Парк у подножия, кроме фонарей, освещался пламенем нескольких пожаров. Недалеко от входа в башню копошилось множество людей. Они стояли полукругом, а перед ними, на вымощенной площадке парковой зоны, виднелось несколько фигурок, почти в ряд.
– А что это там? – спросил я, указывая на этот экран.
Дежурный с готовностью отдал команду дрону спуститься и увеличить изображение. Картинка прыгнула на нас. Получилось рассмотреть тех, кто стоял перед разъярённой толпой. У всех были связаны руки за спиной. Некоторых я знал: это были учёные из проекта ВИЛ. Также тут стояли чиновники из «Ранасентии». Здесь же стоял Билл, который со своим смешным акцентом так долго добивался Алины. Он мелко дрожал и невидяще смотрел прямо перед собой. Среди них, примерно посередине, стоял сгорбленный старичок и что-то надсадно кричал толпе. Я присмотрелся и ахнул: Это был Залужин!
– Это же Залужин! – крикнул я, привлекая внимание солдат и ребят за компьютерами. – Это же наш товарищ! Его надо вытащить!
– Вытащить? – хмыкнул дежурный. – Из «Ранасентии»? Да между нами и ними такие кордоны, что тут эскадрон народу потребуется. Да и не успеем.
– А ВИЛ? ВИЛ в курсе?
– Кто?
– Владимир Ильич, – поправился я.
– А, в курсе, я думаю. Ему докладывали, что «Ранасентию» оставили. Что там мародёры и куски «Золотого города».
– Звук есть? – глухо спросил я, глядя на сгорбленную фигуру на экране.
– Угу. А как же?
Из динамиков полился вой разъярённой толпы. Они кричали и требовали крови. Они обвиняли учёных в бесчеловечных экспериментах, сведенья о которых мы распространили в СМИ и тем самым навлекли гнев на корпорацию. Люди были в бешенстве. Они кидали камни, плевались. Кое-кто потрясал оружием и кулаками.
– Но послушайте! – надрывно кричал Залужин. – Мы не делали ничего плохого! Мы работали над совершенно другими проектами! Вы же наверняка о них слышали! Мы создавали лекарства! Мы вернули молодость! Мы… Мы сможем вас сделать бессмертными! Здесь же есть люди, которые просто работали у нас в офисе! Опомнитесь, люди!
Они не слушали. Его оправдания только привели их в бо́льшее возбуждение. Толпа нахлынула, словно волны. Пленников уже не удавалось разглядеть из-за копошащихся над ними тел. Некоторые пытались защитить пленников, махали руками, но никто их не слушал. Скоро толпа отхлынула, как волны при отливе. На земле осталось лежать несколько бездыханных тел в неестественных позах. Кровь смешалась с пылью, превратившись в тёмно-бурые комки. Некоторые жертвы ещё дергались, к ним подбегали и били прикладами или дубинами по голове. Брызгала ярко-алая кровь, толпа торжествующе ревела. Вскоре появились мародёры. Двое из них, парень и девушка, подскочили к неподвижно лежащему Матвею Альбертовичу и стали обшаривать его карманы. Они старательно пытались содрать с его сломанной руки дорогущие именные часы, которыми учёный так гордился. Между пленными бегал ещё какой-то парень, он перебегал от одного тела к другому и каждому перерезал горло, улюлюкая при этом.
– Вот и всё, – подытожил дежурный, хлебнув из кружки. – А вот их главного, Симонова, там не найдут. В лунной колонии сидит, гад. Правда там тоже шорох начался, так что может и его того.
Вот так просто умер великий учёный, давший людям надежду на бессмертие. И не будет горестных речей, высокопарных некрологов и траура по всей столице. Только запёкшаяся кровь на брусчатке и больше ничего. Я вспомнил Артура, который лежал сейчас с простреленной головой рядом с трупом своей Камиллы. Мой старинный, а, может быть, единственный друг умер с мыслью, что его мир уничтожен мной. И этот груз мне придётся носить до конца своих дней. Возможно, действительно во всём виноват я? Алина, Залужин, Артур, тысячи других людей: их кровь и страдания на моих руках?
Я поплёлся к столам, откуда пахло кашей. В голове звенела пустота. Столько всего произошло за этот день и так мало хорошего из этого всего, что думать о чём-либо не было никаких сил. Кто-то поставил передо мной миску с кашей вперемешку с каким-то жиром. Я поднял глаза. На меня смотрел круглолицый солдат с яркими голубыми глазами. Он кивнул мне, потом указал на тарелку передо мной и сам стал есть, чуть повернувшись к другому солдату. Я машинально взял ложку и стал запихивать в себя еду, не чувствуя вкуса. «Врач» – мелькнуло у меня в голове. Я подхватил тарелку и помчался обратно к полевому госпиталю.
Через минуту я уже сидел на каком-то ящике недалеко от палаток и жевал кашу. Стало холодать. Ветер задувал под куртку, настойчиво требуя или двигаться, или хотя бы укрыться где-нибудь. Но я не мог. Нужно было дождаться врачей. Забавно, что местных медиков, я почему-то отказывался воспринимать как докторов. Настолько крепко нам вбили в голову, что единственный шанс получить качественную помощь – это корпоративные медслужбы.
На другом конце площади сверкнули фары. Под прожекторы выехал конвой из двух автомобилей: броневик и не менее бронированная «скорая» «Монолита». Эскорт остановился, а скорая помощь продолжила движение вперёд. Я стал призывно махать руками. Водитель заметил меня, прибавил газу и через мгновение остановился рядом со мной. Из машины вышли двое в серый комбинезонах «Монолита» со строгими лицами и с увесистыми сумками через плечо.
– Ведите.
Я поспешно кивнул и нырнул в палатку. Они вошли следом. Завидев нас, местный врач нахмурился.
– Кто такие? Я же сказал: нельзя!
Постаравшись принять как можно более грозный вид, я властным голосом стал объяснять, что это распоряжение ВИЛа, что пострадавшая – его ближайшая соратница. Получалось это у меня неважно: из-за волнения голос то и дело и дрожал. Врачи «Монолита», тем временем, оба прошли за ширму, к Алине. Доктор проводил их взглядом.
– Лишним не будет, – он пожал плечами.
Сказал это доктор совершенно спокойно и без той напущенной строгости, с которой он говорил со мной раньше. Тем не менее, меня опять вытолкали из палатки. Я в растерянности стоял перед входом и встретился взглядом с водителем «Монолита». Он спокойно смотрел на меня и курил. Это был немолодой мужчина с сединой в волосах и острым взглядом. На поясе у него висел пистолет в раскрытой кобуре. Удивительно, как их пустили сюда, не отобрав оружие.
Я рассеянно крутил в руках пустую миску. Вернулось ощущение холода. Водитель отправил окурок во тьму и залез обратно в кабину. Скорая помощь «Монолита» представляла из себя крупный бронированный фургон с всевозможным медицинским оборудованием: это была передвижная реанимация корпорации, которую отправляли только к обладателям «золотой» страховки – высшим чинам компании.
Полог палатки откинули и наружу вышли все трое. Один из врачей корпорации пожал руку нашему доктору и повернулся ко мне.
– Жить будет. Из наибольших проблем – истощение. Повреждения малого таза, разрыв мягких тканей. Ушибы, ссадины. Глаз цел. Мы оставили препараты, они помогут ей быстро восстановиться. Покой, питание и наши препараты. Вот, господин Трамикс велел вам передать. И если нужна будет наша помощь – тоже звоните ему.
Он протянул мне противоударный спутниковый телефон. Массивное устройство имело несколько резервных каналов связи, было водонепроницаемо и защищено от внешних помех. Я открыл его. В памяти телефона был ровно один номер: номер отца Алины.
Водитель завёл двигатель. двое врачей сели внутрь и «скорая», вместе с конвоем, уехали в ночь.
– «Из наибольших проблем – истощение», – хмыкнул стоящий рядом со мной врач. – У девчонки там внизу всё разорвано, гематомы по всему телу. Но с их препаратами, правда, она действительно уже через неделю будет как огурчик. Эх, для всех бы такое.
– К ней можно?
– Можно. Она сейчас отдыхает после лекарств. Не буди её.
Он остался стоять на месте, мрачно глядя на далёкие отблески пожаров. Я вошёл в палатку и тихо прошёл за ширму. Алина спала. Синяки обработали блестящей мазью, рядом с кушеткой лежали какие-то прозрачные трубки и упаковки от шприцов. Валялось несколько окровавленных бинтов и перчаток. У изголовья, на столике, стояла небольшая коробочка с логотипом «Монолита»: две галочки на фоне серого металлического щита. Дыхание Алины было ровным, глубоким. Её тело покрывала белая простыня, поэтому если бы не кровоподтёки и заплывший глаз, можно решить, что она просто спит. Я тихонько сел на соседнюю кушетку и продолжил смотреть на неё. Надо сказать, что синяки уже как будто бы стали меньше и бледнее.
Сам не помню как, но я уснул на этой кушетке. Когда проснулся, снаружи палатки доносилось множество голосов и шум двигателей. Лагерь уже проснулся и вовсю занимался насущными делами. Я с силой потёр глаза, мотнул головой и посмотрел на Алину. Она всё ещё спала в той же позе: лёжа на спине. По другую сторону ширмы, у окна палатки, сидел уже другой врач и что-то печатал. Он мельком взглянул на меня.
– Вас искали, – сказал он и вернулся к ноутбуку.
Я оглянулся на ширму и застыл в нерешительности.
– Я присмотрю. С ней всё будет в порядке.
Снаружи царило возбуждение. Вокруг носились люди с выпученными глазами, с рёвом проносились грузовики. Было много беженцев. Женщин, стариков, детей. Многие плакали, со всех сторон доносились мольбы. Возле полевой кухни волновалась целая толпа. Толстый повар стоял на подножке, размахивал половником и что-то кричал. Возле штаба сгрудилась вереница броневиков, два из них были как будто опалены огнём. Здесь же стоял настоящий танк. И как рёв двигателя этого монстра меня не разбудил? Часы показывали начало первого.
В штабе тоже оказалось многолюдно. Вместо вчерашнего дежурного за пультами сидели с десяток ребят и девушек, что-то высматривая на мониторах и делая пометки в планшетах. Компьютеры, по большей части, убрали, вместо них красовалась громоздкая армейская радиостанция. Вокруг неё суетилось несколько техников. Судя по ругани, они пытались вдохнуть в неё вторую жизнь. Там, где вчера меня угостил кашей круглолицый солдат, на столе разложили какие-то карты или схемы. Над ними стоял ВИЛ и, чуть оттопырив левое ухо, внимательно слушал Петра Алексеевича. Пётр Алексеич, бывалый администратор города, что-то одухотворённо объяснял, сильно жестикулируя и иногда раздуваясь, как шар, набирая в грудь побольше воздуха. Я аккуратно, бочком, подошёл и прислушался. ВИЛу докладывали, что всё плохо. Агитация с треском провалилась; каким-либо образом организовать народные массы и направить их гнев на угнетателей не получалось. Хаос разрастался и лояльные силы, несмотря на примкнувшие корпорации, таяли на глазах. Таисия и Кирилл, ответственные за агитацию, понуро смотрели себе под ноги, словно провинившиеся школьники. Откуда-то с задних рядов вперёд вылез майор Савельев в форме без опознавательных знаков.
– Так может попробовать договориться с Гримером? – спросил он, пробираясь поближе к столу. – А то его бандюганы прям душат, чесслово!
– Гример мёртв, – ответил ВИЛ, не отрывая взгляда от карты.
По толпе пробежал рокот удивления. Некоторые переглядывались, другие понимающе кивали, третьи – кивали с нескрываемым удовольствием.
– Собственные сторонники убили, – предупреждая следующий вопрос, всё так же глядя в карты, сказал ВИЛ. – Его банды вышли из-под контроля и когда он попытался этот контроль вернуть, его убили.
«Так ему и надо», – крикнул кто-то. «Туда ему и дорога», – откликнулись с другого конца зала.
– Без Гримера, – вздохнул ВИЛ, – они перестали быть «Золотым городом» – организацией, с которой хоть как-то можно было договориться. Теперь это сброд убийц и мародёров. Суть проблемы есть то, что они великолепно вооружены и недурно подготовлены.
Я шёл прямо к ВИЛу. Передо мной расступались, давая дорогу. Я злился на ВИЛа. Сначала Алина, потом Залужин. Погиб Артур и его гибель тоже можно записать на действия ВИЛа. В эту же копилку обвинений мысленно полетел Глеб и сотни тысяч погибших. Виновных и невиновных. Он прямо посмотрел мне в глаза.
– Я слышал, что Алина поправится. Очень рад. Понимаю, что вам было не до чего. Извиняюсь, что не смог вам помочь в вашем походе.
Он продолжал смотреть мне в глаза. В них не было и намёка на издёвку или усмешку. И сожаления или стыда там тоже не было. Только злое упрямство человека, который отдавал себе отчёт в том, к каким последствиям приведут его действия, но который был готов во что бы то ни стало довести дело до конца. Чтобы все эти жертвы, текущие и будущие были не напрасны. Когда-то он мне сказал, что, если мы не справимся, то все жертвы предыдущей революции семнадцатого года и гражданской войны, все, положившие жизни на алтарь постройки первого государства рабочих, все, кто его защищал во время войн, да и жертвы текущих событий, погибли напрасно. И поэтому мы не можем предать их память. Всё это я сейчас явственно прочитал в его поблекших глазах.
– Нам нужно направить людей, вытащить их из тьмы, – сказал я, не сводя с него глаз. – Они должны услышать нас. Мы должны достучаться до них и объединить.
ВИЛ удовлетворённо кивнул. Вокруг него всё пришло в движение, все засуетились, сами ещё не понимая почему. А он всё продолжал смотреть на меня. И мне показалось, что в его глазах блеснула искорка благодарности.
Итак, было решено найти способ расширить влияние на массы, тем более, что скрываться теперь не было никакого смысла. Основных проблем было две: в столице царил так необходимый нам когда-то хаос, а на периферию у нас не хватало влияния, поэтому там народ или старался жить, как раньше, или скатывался в мародёрство и самосуды над управленцами. Особняками держались оставшиеся поселения «Терра Нова», откуда руководители, уцелевшие во время бунтов, организовывали разрозненные силы и старались вернуть их под свой контроль. Их влияние, путём подкупа и шантажа, по-тихоньку распространялось и на нейтральные, и даже на лояльные нам силы. Под их контроль вернулось несколько компаний, входящих в конгломерат «Красные линии».
С тех пор, как ситуация ухудшилась и власть осознала масштабы беспорядков, в самых горячих точках Интернет и связь заблокировали. Все подозрительные каналы, любые сомнительные источники информации мгновенно блокировались без намёка на псевдосвободу слова, которой прикрывались ещё полтора года назад. При этом, официальные каналы телевидения и Интернета исправно работали даже на заглушенных территориях для распространения верных нарративов. Мы стали искать способ заменить этот сигнал на наш. На это были брошены все силы.
Алина восстанавливалась буквально на глазах. Спустя два дня после того, как я привёз её с Лубянки, о синяках и ссадинах говорили лишь небольшие потемнения на коже. Она совершенно спокойно передвигалась самостоятельно. Левый глаз смотрел ярко, от отёка не осталось и следа.
