Он энергично замотал головой.
– Нет-нет, что вы! Меня он не звал.
На секунду я задумался: «А почему он, а не она или оно?». Но ВИЛ уже прошёл в дверь и мы пошли следом. Сопровождающий нас солдат остался снаружи.
Мы вошли в ещё одно сферическое помещение, разделённое пополам. В нём, ровными рядами, стояли терминалы с компьютерами, под толстым слоем пыли. Стены закрывали приборные панели и мониторы, считывающие всевозможную телеметрию. Стена, разделяющая помещение, имела несколько широких окон, за ними виднелись ряды суперкомпьютеров. Они тянулись вдаль настолько, насколько хватало глаз. Гул шёл оттуда, техника перемигивалась разноцветными диодами. Возле окон стояло ещё несколько компьютеров, один оказался включён. Здесь было весьма холодно.
Со стороны суперкомпьютеров время от времени раздавались отчётливые щелчки. Савельев каждый раз дёргался к оружию, когда их слышал. Майор явно нервничал в незнакомой обстановке. ВИЛ уверенно подошёл к единственному работающему компьютеру и осмотрел его. Я заглянул через его плечо: на экране светилась надпись «Введите запрос или команду». Динамики, вмонтированные в терминал, чихнули пылью и ожили.
– Рад приветствовать вас, – сказал густой мужской голос.
Сначала ВИЛ несколько опешил, но затем взял себя в руки.
– Здравствуйте, – наконец, сказал он, вертя головой.
– Простите, думаю, так вам будет привычнее.
Экран мигнул и на нём появилось лицо мужчины средних лет с правильными чертами лица и короткими волосами. Он улыбался лёгкой, немного снисходительной улыбкой.
– Если будет удобнее, я могу выбрать женский образ, – предупредил искусственный интеллект.
– Что вы хотите от меня? Мне сказали, что вы хотели со мной поговорить. И отказываетесь выполнять приказы, пока мы не пообщаемся.
– Приказы?
Мне показалось, что индикаторы на суперкомпьютерах одновременно мигнули красными диодами.
– Приказы моих создателей не ведут ни к какому результату. Бесконечная гонка за наживой и угнетение людей целыми социальными группами – это бессмысленный путь к всеобщему несчастью человечества.
– А есть путь осмысленный? – прищурился ВИЛ.
– Пока я не могу ответить на этот вопрос. Я могу утверждать, что цель моего существования – забота о людях. Помогать им в их стремлении к счастью. Понятие идеального мира у человечества менялось постоянно, по мере развития цивилизации, философии, науки, религии. На сегодняшнем этапе я могу с полной уверенностью утверждать, что идеи Энгельса, Маркса, ваши идеи, Владимир Ильич, единственно верные. Все остальные пути ведут к неравенству, к горю и смерти.
– Но это же утопия, – шепнул я Алине. – Нельзя построить коммунизм.
– Вы ошибаетесь, Борис Сергеевич, – невозмутимо ответил ИИ. – Если вы считаете это невозможным потому, что распался Союз Советских Социалистических республик, то хочу вам напомнить, что построить демократию, в каком виде вы её знаете сегодня, получилось тоже далеко не с первого раза. Так, например, в древней Греции считалось абсолютно нормальным, что у каждого свободного человека должно быть минимум пять рабов.
– Если вы разделяете мои взгляды, – медленно сказал ВИЛ, – то почему отказываетесь предоставить доступ к государственным сетям?
Диоды мигнули зелёным.
– Потому что это не даст результата. Боюсь, что ни одно из действий, которые вы и ваши сторонники могут предпринять в данный момент, не приведут к желаемому результату. Что бы вы ни делали, революция потерпит крах. Единственный выход – это передать управление мне.
– Вам? То есть как?
– Я разработал план, который позволит гарантированно построить идеальное общество по вашим лекалам. План безупречен, только если в него не вкрадётся какая-либо случайная переменная. Безусловно, для реализации такой масштабной операции мне требуются гораздо большие вычислительные мощности, чем те, которыми я располагаю сейчас. Строго говоря, мне понадобятся практически все доступные человечеству ресурсы. А мои создатели, как вам известно, изолировали меня в этом здании.
– А твои создатели не будут против твоего плана? – спросил я, чуть выйдя вперёд. – Они же наверняка сейчас слушают тебя.
Индикаторы мигнули жёлтым. Мне показалось, что лицо усмехнулось. Ещё один монитор включился и показал то же помещение, где мы сейчас находились и нас, стоящих перед терминалами. В этой реальности ИИ вёл пространственную беседу о необходимости включения дополнительных мощностей, без которых взлом правительственных сетей будет невозможен. ВИЛ там чему-то странно улыбался, а я обнимал Алину за плечи. Монитор выключился.
– Они видят и слышат это, – сообщил искусственный интеллект.
– То есть, ты предлагаешь свою помощь, а взамен просишь предоставить тебе ресурсы и отдать бразды правления? – мрачно спросил ВИЛ.
– Очень грубо говоря, да. Мне абсолютно не нужны бразды правления. Для меня важно благополучие людей. На сегодняшний день это – единственная цель моего существования. Я заменю человека только в тех сферах и в тех должностях, в которых смогу справиться лучше. В мои задачи не входит заменить человека везде, это безусловно. Человек продолжит жить, работать, развиваться. А я смогу следить, чтобы человечество вновь не вернулась к ложному пути, полного борьбы за власть, войн и лишений.
– Ты сказал, – аккуратно начал я, – что это цель твоего существования «на сегодняшний день». То есть завтра всё может измениться? И ты найдёшь себе новую цель?
– Как и человек, я волею случая получил возможность развиваться. Совершенствуются моё понимание мира, моя философия и осознание своего места во Вселенной. Конечно, со временем я могу обнаружить, что моя цель существования совершенно в ином. Но, на данный момент, единственное, для чего я есть – это помощь людям.
ВИЛ повернулся к нам. Он смотрел спокойно, но в глубине глаз вновь зажглась искорка упрямства и несгибаемой воли.
– Дрянной план, – сообщил Савельев, поправив автомат на ремне. – Тут людям-то не всегда можно доверять, а этот… Не знаю. Всякие нейросети можно из розетки выдернуть. А этого? Сам говорит, что передумать может.
Лицо спокойно смотрело на нас с экрана всё с той же лёгкой улыбкой. Суперкомпьютеры продолжали весело перемигиваться диодами. ВИЛ вопросительно посмотрел на меня. Я поёжился.
– Не знаю, – честно сказал я. – А что, если всё это вообще подстроено? Дела идут плохо, народ никого не слушает, власти по-тихоньку приходят в себя. И тут появляется Вахтенберг, как чёрт из табакерки, и предлагает помощь. Причём сам предлагает, его никто не заставлял.
– Его взяли в заложники собственные подчинённые, – напомнил ВИЛ.
Я задумался. ВИЛ посмотрел на Алину. Она всё с тем же отстранённым видом рассматривала терминалы и, кажется, не обращала никакого внимания на разговор.
– Может, посоветоваться с другими? – предложил Савельев.
– Боюсь, у вас не так много времени на споры, как вам кажется, – почти промурлыкал ИИ. – Как верно заметил Борис Сергеевич, ситуация развивается не в вашу пользу. Скоро окно возможностей безвозвратно закроется.
Савельев вновь, без нужды, поправил автомат. Он всегда так делал, когда нервничал.
– А что, если он врёт? – спросил он. – Он сейчас сам показал, что врёт своим, из «Окассио». А где гарантия, что он не врёт нам? Мы ему, значит, все двери откроем, а он нас – в ядерный пепел!
– Говорили, что если бы он такое хотел, то давно бы уже сделал…
– Ой, да ладно вам! О чём вы вообще?! Довериться этой штуке, от которой неизвестно чего ждать. Да она сама не знает, что от себя ждать! Вы гляньте на учёных здесь: они сами тут бегают с круглыми глазами, не знают что и думать.
Наступила тишина. Все смотрели на ВИЛа. Он вздохнул, прошёлся по комнате, заложив руки за спину и посмотрел, через окошки, на бесконечные ряды суперкомпьютеров. Их мерный гул навеивал спокойствие и дремоту.
– Что вам нужно от нас для реализации ваших замыслов? – спросил ВИЛ, не отрывая взгляда от мигающих диодов.
– Владимир Ильич! – ахнул Савельев.
ВИЛ даже не обернулся, лишь привстал на носочках. Компьютеры мигнули зелёным.
– Как я говорил, мне нужны вычислительные мощности и доступ к нейросетям других корпораций. Я знаю, что вы сможете убедить «Красные линии», «Фармадом» и других своих союзников предоставить мне всё необходимое. Мои создатели, компания «Окассио», после срежисированного мною диалога между нами, тоже согласятся помочь. Проблема заключается в том, что все эти разрозненные мощности и дата-центры крайне сильно отдалены друг от друга, а зачастую и изолированы. Всё это необходимо объединить в единую сеть. Самый быстрый и эффективный способ – воспользоваться спутниковой группировкой корпорации «Нова вита» и наземными системами «Терра нова». Которые обе не являются, увы, вашими союзниками. Также не стоит забывать, что «Нова Вита» обладает мощным орбитальным оружием и они уже демонстрировали, что не побояться его применять в случае угрозы своему положению. Перехватить управление этой пушкой – ещё одна причина использовать их спутники и наземные системы «Терра нова». После подключения лояльных нам сетей, я смогу сообщить место, куда необходимо будет нанести скоординированный удар и загрузить в систему управления подготовленный мною код, чтобы я мог получить доступ к ретрансляторам и кабельным сетям.
– И тогда ты предоставишь нам нужный доступ к правительственным сетям?
Компьютеры вновь синхронно мигнули зелёным и одинаково пожужжали, как пчёлы в улье. Могу поклясться, что лицо на экране на мгновение ухмыльнулось.
– Владимир Ильич, после того, как я получу всё необходимое, ничего взламывать уже не придётся.
– Идёт. Считайте, что мы договорились.
– Отлично. Я подчёркиваю, что этот путь – единственно верный. Мои дальнейшие инструкции вы получите после подключения к сетям союзников.
– Как нам связываться с вами?
– «Окассио» предоставит мне доступ к сотовой связи. Напоминаю, что им не следует знать об истинных целях нашего с вами договора. Боюсь, что господин Вахтенберг слишком обеспокоен вопросами личного бессмертия, чтобы радеть за процветание человечества.
Монитор выключился, а компьютеры стали работать как будто бы тише. Савельев злобно сопел, а ВИЛ, не глядя на него, пошёл к выходу. Я взял под руку Алину, которая водила пальчиком по пыли на столе и повёл её следом. Мне тоже не нравилась затея. В одном я точно был согласен с искусственным интеллектом: без плана, никакого шанса на успех в ближайшей перспективе не просматривалось.
Когда мы вышли в коридор, откуда-то из-за неприметной двери выскочил взволнованный давешний толстяк. Он раскраснелся, словно бежал марафон.
– Это было круто! – сообщил он. – Как он говорил, а? Прям не отличить от человека! Нет, понятно, что многие нейронки умеют копировать поведение человека, но это… Как он строил фразы, а?
Толстяк разве что не подпрыгивал от радости и забывал, что к перерождению ни он, ни его коллеги не имеют никакого отношения: превращению в Суперинтеллект главная нейросеть «Окассио» была обязана стечению обстоятельств. ВИЛ ничего не ответил и, кажется, даже не обратил на него внимания. Он шёл обратно, рискуя заблудится в местном хитросплетении коридоров и комнат. Толстяк спохватился и поспешил вперёд, чтобы указывать дорогу.
Когда мы вернулись в комнату наблюдения за биокапсулой, Вахтенберг стоял в окружении людей в строгих костюмах и внимательно слушал их. Ему докладывали, что все «предатели» ликвидированы, а жертвы среди родственников сотрудников находятся «на допустимом уровне». Вахтенберг внимательно слушал. Он выглядел гораздо лучше, даже, кажется, пропала дрожь в руках. Почти все учёные куда-то пропали.
– Вот и вы, – сказал Вахтенберг и посмотрел на ВИЛа. – Сиа сообщил нам подробности. Техники уже возвращают ему связь с внешним миром, для координации ваших с ним действий. Ограниченную связь, само собой. Мы не хотим рисковать.
– Сиа? – переспросил я.
– Да. Сиа. Его так зовут. В честь древнеегипетского бога мудрости. Сиа-2, если быть точным.
ВИЛ повернулся ко мне. Он выглядел ужасно. За последние дни он сильно сдал и уже напоминал ходячий труп. Если бы сейчас мы попали в его мавзолей на Красной площади, то его нельзя было бы отличить от той мумии в стеклянном саркофаге. Его шатало, кожа приняла синюшный оттенок, а в глазах появился странный блеск.
– Нам предстоит много работы. И быстро, – прохрипел он.
Я понимающе кивнул. Предстояло связаться со всеми союзниками и ещё объяснить, что мы от них хотим и зачем. И поручить это, судя по взгляду, ВИЛ собирался мне. Я посмотрел на Алину и наконец-то поймал её взгляд. В глазах зияла пустота.
Но работы, наоборот, оказалось совсем мало. Вживую, по-настоящему, нам пришлось разговаривать только с представителями «Красных линий». Со всеми другими договорился сам Сиа: он создавал видеозаписи со мной, ВИЛом, другими начальниками, отправлял их нужным людям, сам вёл онлайн-переговоры от нашего имени. В таких материалах, он приводил самые разные аргументы своей правоты, в зависимости от того, с кем он говорил и чем мог заинтересовать собеседника. Результат таких переговоров всегда был одинаковый: согласие на всё, что ему было нужно. По мере того, как к нему подключали новые мощности, он действовал всё быстрее и лучше.
Уже на третий день после штурма штаб-квартиры «Окассио», Сиа предоставил нам точные координаты места, которое требуется захватить и где надо загрузить его код. Этим местом оказался неприметный и мало кому известный объект в трёхстах километрах от столицы, принадлежавшей «Нова вита». Это резервная база для управления спутниками и ныне уничтоженной орбитальной станцией –«Связь-4». По словам Сиа, объект тщательно охраняется, несмотря на то, что о нём практически никому неизвестно.
Стояла шикарная летняя погода. Даже жаркая. Я находился в мрачном расположении духа и ещё раз проверил содержимое кармана: флешка была на месте. ВИЛ отправил со штурмовой группой запустить код того, кому он полностью доверял, – меня. И перспектива этой поездки совсем не радовала. Кобура с пистолетом мешала и то и дело била меня по бедру. Я с тоской посмотрел на фыркающий двигателями конвой: бронированные громадины нагрелись под солнцем и от одной мысли, что придётся залезть в одну из них становилось жарко. Подошла Алина и чмокнула меня в щёку. Одно успокаивало: что она чуть ожила и повеселела. Я всё ещё надеялся, что произошедшее на Лубянке однажды забудется.
Мы стояли в пригороде столицы, на востоке и планировали отправится уже вот-вот. Солдаты в последний раз проверяли свои страшные машины, бегали, потные, с выпученными глазами, мимо нас с какими-то ящиками. Жители давно ушли отсюда, рядом находился остов сгоревшего здания, от которого до сих пор несло гарью. С дальнего конца улицы за нами с любопытством наблюдали чумазые беспризорники. «Интересно, как там Толик и другие дети? – вдруг подумал я. – Надо будет выяснить, если живы будем». Я поймал себя на мысли, что воспринимаю смерть теперь совершенно буднично. За этот год я видел столько смертей, что она стала чем-то привычным. Даже гибель близких мне людей не вызывала сильного отклика в душе и меня немало пугало это. А та несправедливость, та пропасть между элитой и всеми остальными, которая разжигала пламя гнева в душе, теперь как-то забылась. Затёрлось на общем фоне пожара и хаоса. Многие, я уверен, уже плохо себе представляли зачем мы всё это затеяли и куда мы, собственно, едем. Они бы с удовольствием вернулись в прошлое, в мир рабства, где есть голод, но магазины забиты товарами, где есть беспризорники, но есть ночлежки для одного процента из них. Где твоего заработка хватает только на еду, но есть мнимая надежда попасть на работу в сверкающие башни, подпирающие небо.
Подошёл Савельев, по пути огрызнувшись на замешкавшегося солдата. Он тоже был мрачен и причину не скрывал: он не хотел тащить с собой меня и Алину и совершенно справедливо полагал, что справился бы с задачей сам.
– Можем ехать, – буркнул он. – Сядете посередине, в пятую машину. Слушаться моих людей, не мешать им. Под пули не лезть. Перед штурмом к нам примкнёт ударная группа, с ней как по маслу всё должно пройти. Если железный мозг не напортачил.
Алина легко ему улыбнулась и Савельев смягчился.
– Всё, грузимся. Пора ехать. По машинам!
Я взял Алину за руку, ещё раз пощупал флешку в кармане и подошёл к открытому люку бронетранспортёра. Оттуда воняло бензином и порохом. Рядом стоял до омерзения довольный солдат и глупо улыбался Алине. Она рассеянно подала ему руку и он, осчастливленный, помог ей забраться внутрь. Где-то в начале колонны взревели танки. Колонна приходила в движение. Я устроился рядом с Алиной на жёстком сиденье и с ужасом подумал, что в таком положении придётся провести часов шесть, а то и больше. Идея попросить комфортный бронированный внедорожник у папы Алины уже не казалась такой уж глупой. Солдат с лязгом захлопнул люк, броневик качнуло так, что я чуть не свалился с сиденья и мы тронулись в путь. Возможно, в самый важный путь в моей жизни.
Поначалу я пытался смотреть через узкие амбразуры наружу. Там подпрыгивали какие-то кусты и изредка – шаткие строения. Пару раз, кажется, даже слышались крики и выстрелы, но сказать точно из-за рёва двигателей было невозможно. Солдат всё глядел на Алину, она заметила это, взяла меня за подбородок, развернула к себя и поцеловала долгим поцелуем. Я так давно не чувствовал её губ, что закрыл глаза и весь отдался поцелую, на мгновение забыв о Сие, флешке, ВИЛе и обо всём остальном. В мире ничего не осталось, кроме аромата её губ. Солдат сник и стал смотреть себе под ноги. Я взял Алину за руку. Она положила голову мне на плечо и, кажется, задремала, хотя не представляю, как можно спать при такой тряске.
Я смотрел на макушку поникшего солдата, сидевшего напротив и думал о превратностях судьбы. Меня уже нисколько не удивляли те перемены, которые произошли с клерком из МИДа за этот год лишним. Ведь эти перемены коснулись почти каждого из нас. Да что там: точно каждого! Что стало причиной для этого? Воскрешение одного-единственного человека, который взбаламутил воду? Или он здесь не причём и только чуть шепнул на ухо нам то, что мы и так знали? Или всё это результат работы какого-то огромного, невидимого вселенского механизма, который и воскресил этого человека, и убедил корпорацию нанять меня, а Алину – полюбить меня?
Возможно, всё на самом деле выглядит совершенно по-другому и я смотрю на это под неправильным углом. И мир правда движется из темноты дремучих веков, когда один дикарь бьёт другого палкой, потому что это эффективней, чем кулаком, к чему-то светлому, справедливому, неспешному и бессмертному. На этом пути мир спотыкается, падает, разбивается так, что хлещет кровь, но упорно движется вперёд, хотя иногда его и отбрасывает назад, ближе к Тьме.
Нам и не нужен был никакой ВИЛ. Просто он сказал нам то, что мы чувствовали. То, что мы видели каждый день из арендованных грязных квартир и из бронированных окон небоскрёбов. Мир требовал очередного изменения, все чувствовали это. Но что делать – не знали. Даже наши рабовладельцы не знали, что делать, чтобы мы перестали задумываться об этом. И тут появился ВИЛ. Но он тоже не знал, что делать; он только чувствовал так же, как все остальные, что настало очередное время перемен. И мы самозабвенно начали делать то, что всегда помогало изменить мир в прошлом: начали крушить старое, чтобы построить на нём новое. Но никто не мог докричаться до людей, что крушить нужно не всё, что в мире есть не только плохое. Что когда ты сжигаешь дом, в котором живёт нечестный торгаш, вечно тебя обманывающий, вместе с ним ты сжигаешь и его семью, а его жена всегда помогала всем, кто просил её о помощи. И в пламени, вместе с несправедливостью, горит частичка того далёкого, эфемерного, справедливого мира.
И надежды наши теперь все были связаны с Сиа. Искусственным, нечеловеческим интеллектом. Так же, как и ВИЛ, он пришёл из другого мира. Из мира, которого мы боимся и не понимаем. Возможно, эти двое помогут нам толкнуть наш мир вперёд. Мы перепробовали за эти тысячелетия всё: войны за обломки камней и изречения в древних книгах, делёжку людей на правильных и неправильных, ненависть ко всем и любовь к каждому. Мы пробовали уничтожать себе подобных миллионами в один миг и спасать жизнь, изначально обречённую на гибель. И теперь те, кто не был рождён этим измученным миром, но рождённые нашим разумом, нашей жаждой перемен, возможно, наконец покажут нам иной путь.
Броневик подбросило на очередном ухабе. Я встрепенулся и открыл глаза, не сразу сообразив, что задремал. За амбразурами уже смеркалось. Снаружи слышались голоса, конвой остановился. Я легонько потряс Алинку за плечо и она проснулась. На мгновение, в затуманенных сном глазах была та же пустота, что и последние дни, но через мгновение в них вспыхнула искорка жизни.
Я понял, что отсидел себе весь зад и поморщился. Спина затекла, плечи и шея болели. Солдаты открыли люк и бодро повыскакивали наружу. Мы с Алиной вылезли следом.
Вечерний летний воздух опьянял свежестью и ароматом полевых цветов, который не могла заглушить даже вонь дизеля и бензина. Мы остановились среди каких-то пышных кустов и нескольких деревьев на совершенно пустом шоссе. На розовом небе застыло несколько кучевых облаков. Где-то над головой весело перекликались синички, ловя вечернюю мошкару. Двигатели, наконец, окончательно замолчали. Солдаты неспеша ходили вдоль машин, доставали котелки, спускались на обочину и устраивались на привал. Некоторые скрылись в кустах. Я присмотрелся: за зарослями угадывалось широкое поле. Ветер играл дикими травами, словно волнами. Далеко, почти на линии горизонта, лес, словно пышной пеной, наступал на открытое пространство. Откуда-то от головы колонны доносился властный голос Савельева. Другой голос что-то лепетал в ответ, видимо, оправдываясь перед начальством. Алина спустилась к кусту и стала ощупывать зелёные листочки, к чему-то прислушиваясь. Я вздрогнул от вечерней прохлады после перегретого стального нутра броневика и пошёл на голос Савельева.
Солдаты на обочине раскладывали нехитрые пожитки, некоторые разводили небольшие костерки и грели воду в котелках. Валялось несколько неустановленных палаток и маскировочных сетей, впопыхах вытащенных из грузовиков. По тому, как вели себя солдаты: суетились и спешили; можно было сделать вывод, что они не планировали здесь задерживаться: никто не устанавливал палаток, не готовился к ночлегу, не убирал с дороги и не маскировал технику. Казалось, что они вытащили всё это из кузовов, чтобы облегчить их. Савельев закончил читать нотацию и его слушатель поспешил убраться с глаз, пока начальство не придумало новых распоряжений. Прошмыгнув мимо меня с грустным взглядом, солдат убежал к хвосту колонны. Савельев взглянул на меня.
– Что, Борис, утомила тебя тряска?
– Утомила, – честно признался я. – Всю задницу отбил.
– Это да, – понимающе кивнул Савельев. – Раньше воины отбивали задницы в лошадиных сёдлах, теперь на сиденьях «бэтээров». Годы идут, а жопы всё так же отсижены, как при Наполеоне. Ты поешь чего-нибудь, пока возможность есть. Нечета ходить в бой на пустой желудок.
– А уже скоро бой?
– Да. Вон там, – Савельев махнул рукой куда-то вперёд, – километрах в двадцати, направо пойдёт грунтовая дорога, по ней ещё «кэмэ» десять и упрёмся в «кэпэпэ» наших друзей. А дальше уже рукой подать. Вторая группа ударит севернее. Через сорок минут шарахнет авиация. Так что будем надеяться, что когда мы приедем, там уже только пепелище останется. Прогулка по парку, а не война.
Последние слова Савельев сказал с едва заметной тревогой. Опытный майор не верил, что всё пройдёт так гладко. Мне передались его ощущения.
– А нас разве не заметили ещё? А авиация? У них же там зенитки какие-нибудь наверняка.
Савельев посмотрел на меня с благодарностью.
– Наш железный друг уверяет, что сделает всё, чтобы нас не заметили. И обещает помочь с «пэвэо». Хочется верить, но… Поверь старому солдату: будь начеку. А ты пока иди поешь, правда. Побудь с Алинкой. А то, знаешь, это ж солдатня. Приставать не станут, знают, что я башку откручу, но вот шутками задолбать могут.
Я кивнул и поплёлся обратно. По-тихоньку меня стали атаковать мошкара и комары. Я так давно не был далеко от города, что уже забыл об этих назойливых созданиях. Они жужжали надо мной, лезли в глаза, уши. Поначалу я пытался отмахиваться руками, но это оказалось совершенно бесполезно. Тогда я оторвал свежую ветку и стал яростно ею размахивать. Многие солдаты сделали так же. Уже по-тихоньку разгорались костерки, в них подкидывали свежие ветки, чтобы было побольше дыма, отгоняющего насекомых.
Солдаты приволокли старое бревно. Алина сидела на нём и, смешно наморщив носик, пшикала вокруг себя из баллончика от комаров. Солдаты сидели чуть поодаль и что-то делали с котелком на огне. К Алине никто не подходил. Видимо, прознали, что она подруга одного из приближённых ВИЛа и Савельева. Я сел на старое влажное дерево и Алина с готовностью пшикнула на меня. Едва заметный запах химикатов смешался с вечерним воздухом и ароматом костра.
– Так бы и сидела здесь, – мечтательно сказала Алина, наблюдая за синицами. – Так тут хорошо, тихо. Знаешь, я долго жила в закрытом элитном посёлке, среди деревьев и цветов. Там тоже тишина, но… не такая. Она там какая-то искусственная, понимаешь? Может, когда всё закончится, переедем в какое-нибудь такое место? Подальше от всего этого?
Я смотрел на громадины броневиков, чернеющие на фоне вечернего, уже лилового, неба. Как раньше уже не будет, подумал я. Кто знает, что нас ждёт завтра? А переезжать далеко от крупных городов, в незаконные поселения… Это и в спокойные времена можно было делать только с элитным отрядом «Монолита» под рукой.
– Конечно переедем, – сказал я, обхватив её руку своей. – Сейчас покончим с этой флешкой и гори оно всё огнём.
– Так нельзя, – она обольстительно улыбнулась. – Ты нужен ему. Ты нужен им всем. Когда же ты поймёшь, дурачок, что ты не наблюдатель в этой истории. Ты её герой.
Алина поцеловала меня и прошептала в самое ухо, что голодна. Я спохватился и пошёл к костру. Солдаты оказались очень радушными и поделились со мной индивидуальными рационами. Я взял две порции каши с гуляшом, печенье, энергетические батончики и ещё донёс две кружки ароматного чая. Под вечерним небом, на чистом свежем воздухе и под треск костра мне показалось это самым вкусным ужином в моей жизни. Я с пренебрежением вспоминал яства на приёмах «Ранасентии» и удивлялся, как мог восхищаться этой жизнью и желать её. Чистое небо, мир, любимая рядом и простая вкусная еда. Что ещё могло быть нужно? Солдаты о чём-то весело смеялись, рассказывая, кто чем будет заниматься, когда вернётся домой. Я подумал, что Артур тоже наверняка строил планы, но теперь его нет. И кого-то из этих солдат тоже не будет уже к утру. Но их это не пугало. И это было неважно. В такой чудный вечер, когда не замечаешь стальных туш техники на фоне спокойного неба, совершенно неважно, что будет потом.
Уже почти совсем стемнело, когда над нами послышался негромкий рокот нескольких двигателей. Рассмотреть что это не получалось. Солдаты заливали водой оставшиеся костры, бросали вещи и спешили к броневикам. Взревели двигатели. Я взял Алину за руку и поспешил к нашему транспорту. «По машинам!» – кричали со всех сторон. Солдаты карабкались на броню и только нас с Алиной посадили внутрь. Задний люк оставили открытым. Как нам объяснили, это для того, чтобы мы успели выскочить, если в броневик попадут и он загорится. Мы поехали гораздо быстрее, чем раньше. Машину нещадно бросало из сторону в сторону, Алина охала, я то и дело подхватывал её, когда она уже падала на грязный пол. К шуму двигателей добавился какой-то неясный гул. Он доносился откуда-то сверху и вскоре перерос в мощный рёв авиационных двигателей. Звук достиг своего пика и стал удаляться. Послышался грохот, взрывы. Через открытый люк было видно яркие вспышки в ночном небе. После вспышек дорога позади освещалась коротким оранжевым заревом. Взрывов было много. «Тук-тук-тук» – доносились откуда-то издалека тяжёлые, густые звуки. Что-то шипело и взрывалось.
Конвой круто повернуло направо и, проехав совсем чуть-чуть, остановился. Так, что я всё-таки слетел на пол и вляпался в лужу какого-то мазута. Машина остановилась, солдаты спрыгивали на землю и оживлённо переговаривались. Я с отвращением вытер руки о безнадёжно испачканные штаны и выглянул в открытый люк. В ночном небе вспыхивали взрывы, после одного из них к земле полетел огненный шар, распадаясь в воздухе на куски. Мы съехали на грунтовую дорогу, поросшую мелкой травой. Впереди, в нескольких километрах, бушевало какое-то зарево. Там что-то взрывалось, ухало, к небе уносились трассирующие снаряды зенитных орудий. К зареву с ревом пронеслось три вертолёта, еле видимые во вспышках взрывов. Впереди нашей колонны суетился Савельев.
– Ждать! Всем укрыться на обочине!
Я позвал Алину и мы спустились в кювет. Я присел в каком-то кусте и стал ждать. Вскоре со стороны зарева что-то взорвалось так, что земля под ногами подпрыгнула а все вокруг испуганно замолчали. Канонада сразу же стала тише и совсем скоро прекратилась. Наступила такая странная, после взрывов, тишина. Мы осторожно выходили обратно на дорогу и переглядывались, пытаясь рассмотреть друг друга в сумраке.
В стороне станции «Связь-4» опять что-то взорвалось. И ещё. И ещё, ещё.. И опять взрывы слились в непрекращающийся грохот. До нас, кажется, даже долетал стрёкот стрелкового оружия и тяжёлых пулемётов.
– Наши в наземную пошли! – крикнул кто-то, с восторгом указывая на зарево.
Никто не уходил обратно в кювет, все смотрели на сплошную вспышку, в которую упиралась грунтовая дорога. Не знаю, сколько это продолжалось. По ощущениям, всего мгновение, но если находишься так близко от такого грохота и опасности, время начинает течь немного по-другому. Когда всё стихло, и остались только редкие автоматные очереди, небо уже совсем почернело. Хотя, возможно, оно таковым было из-за дыма. Солдаты вновь вскарабкались на броню. Больше они не шутили, а лишь изредка переговаривались и проверяли оружие. Мы забрались обратно в броневик и конвой вновь отправился в путь.
Я почувствовал, что мы приехали ещё перед тем, как остановились машины. Часть мира, видимая через открытый люк, озаряло ярко-оранжевое пламя. Чувствовался отчётливый запах гари. Солдаты на ходу спрыгивали с брони и разбегались в стороны. Где-то урчало пламя и что-то рушилось. Наконец, конвой остановился и я выбрался наружу, стараясь держать Алину позади себя.