Александр Зелёный
Проект ВИЛ
Глава 8
На следующий день я выехал в Люблино ещё затемно. Меня преследовали очень нехорошие предчувствия, а в мозгу рисовались картины одна мрачнее другой. Я взбежал на второй этаж старинной пятиэтажки и постучал.
Никто не открыл. Я похолодел. В моей голове проносились сцены того, что со мной сделает корпорация, когда узнает, что её драгоценный воскрешённый пропал или того хуже, мёртв. Что могло произойти? Он сбежал? Умер без наблюдения врачей? Его прибили те трое из подъезда?
Дверь открылась. На пороге стоял, в трусах и майке, ВИЛ. Он кивнул мне и скрылся в комнате. Квартиру заливало утреннее солнце, а через открытые настежь окна прорывался гомон проснувшегося города.
– Что в такую рань? – спросил ВИЛ и сладко потянулся, стоя посередине комнаты. – Не спится? У кого чиста совесть, тот спит крепко.
– Жара замучила, – пробормотал я и перевёл дух.
– Это да, – согласился он. – Насколько помню, в прошлом веке такой духоты не было. Надо будет сравнить со следующим. Ну что там с нашими Гримерами и, как вы говорили? Принтер? Ещё одно дурацкое слово.
ВИЛ прошёл на кухню, поставил чайник и достал две кружки. Благодаря открытым окнам, по квартире гулял ветерок, гоняющий ещё по-ночному прохладный воздух.
– Принтер доставят к девяти, – я поморщился, понимая, что мог бы сейчас спокойно спать дома.
– Хорошо. Тогда давайте попьём кофий и потом вы мне расскажете про Гримера. Что ж это за гений преступного мира? Или дело в чём-то другом?
Я уселся на старенькую, ещё деревянную, табуретку:
– Не знаю. Но не похоже, что ему покровительствует кто-то из верхов.
– Почему вы так решили? – не оборачиваясь, спросил ВИЛ.
– Потому что кроме наркоты, вымогательства и финансовых афер, он полез в наёмничество. А это прерогатива «Монолита». И там крутятся очень серьёзные деньги.
– Тогда почему они до сих пор существуют? Этот «Золотой город»?
ВИЛ поставил передо мной чашку чёрного кофе и сел напротив.
– Потому что «Монолит» берётся не за всё. Грязная работа, охрана нелегальных грузов. Что-то, что несёт репутационные риски как для самого «Монолита», так и для его заказчиков. Вот тогда и нанимают Гримера с его «Золотым городом». С них спроса никакого: бандиты и бандиты.
– Так что Гример? Кто он такой?
– Потомственный военный. Участвовал в нескольких конфликтах, есть медали. Карьеру сделал. Говорят дезертировал, когда его подразделение оставили прикрывать отход основных сил. Его людей уничтожили, а он через какое-то время объявился здесь. Должно быть, у него серьёзные связи среди командования, раз его не трогают после такой истории. Но, разумеется, всё это только слухи. Возможно дело в другом.
– А вы молодец, Борис. Не зря вас взяли на работу. Мне с вами очень повезло.
– Спасибо, Владимир Ильич.
До ушей донеслось знакомое жужжание, пиликнул смартфон: доставили принтер. Довольно урчащий потрёпанный дрон отдал мне коробку и упорхнул ввысь. Я достал белый небольшой аппарат и стал подключать его к компьютеру. ВИЛ с сомнением смотрел на хлипкий принтер из тонкой пластмассы.
– И вот это может заменить целый печатный станок?
– Легко.
Но он не верил мне до тех пор, пока не появился первый лист с напечатанной пробной страницей. Кажется ВИЛ остался доволен результатом.
– То есть каждый может купить себе такой и печатать что захочет? И его не надо нигде регистрировать?
– Нет. А что вы такое хотите печатать?
– Поглядите.
ВИЛ уже достаточно хорошо освоил компьютер и продемонстрировал мне свои заметки. И мне стало не по себе. Кроме прочего, в заметках было несколько вариантов листовок. В них говорилось о необходимости рабочих объединяться в коллективы, отстаивать свои права, не преклоняться перед угнетателями и наконец вспомнить о великом наследии, оставленном Марксом, Энгельсом и иже с ними.
– Только это надо красиво оформить перед печатью, само собой, – уточнил ВИЛ.
– И где вы хотите это размещать?
– А вот это нам с вами и предстоит выяснить. Сколько там времени? Думаю, уже можно ехать знакомиться с Уступовым и его коммунистами современного разлива. Наверняка за эти годы идеи коммунизма развились стократно!
Пока мы спускались по лестнице и шли к такси, у меня в голове стоял туман и отсутствовали какие-либо связные мысли. Что делать дальше? С одной стороны, моя работа заключалась только в том, чтобы предоставлять ВИЛу информацию и уж точно не в том, чтобы ограничивать его в действиях. Да и меня никогда не просили докладывать чем он занимается. С другой стороны, то, что начинает Ильич, точно не кончится ничем хорошим. Уж для него – точно. И я не скажу, что его идеи и его виденье мира были мне чужды, нет. Просто я привык думать, что это абсолютно невозможно. Позвонить что ли Глебу? А что он может?
– А что с профсоюзами? С советами?
Вопрос ВИЛа выдернул меня из размышлений. Мы уже достаточно долго ехали в такси.
– Профсоюзы? – я поморщился и потёр лоб. – Вот так, навскидку, ничего не скажу. Надо поискать.
ВИЛ хмыкнул, достал смартфон и стал что-то вбивать в поисковике. Он очень быстро учился.
Спустя полчаса наше такси остановилось у крупного бизнес-центра. ВИЛ воодушевился, посчитав, что всё это здание – штаб-квартира коммунистов. Но это оказалось не так. С большим трудом, на общей карте здания, нам удалось найти нужную секцию на последнем, четвёртом этаже. ВИЛ с интересом осматривался вокруг себя. Витрины пестрили яркими вывесками и не менее яркими товарами. Играла лёгкая, непринужденная музыка, свет огромных ламп отражался от кристально чистого гранитного пола. Воздух полнился ароматами свежей выпечки, люди, одетые в лёгкие летние наряды, спешили от одного магазина к другому. С противоположного конца центра слышался звонкий детский смех: там располагался большой развлекательный центр для детей с горками, аниматорами и всем остальным, необходимым для маленького счастья.
По мере того, как эскалаторы уносили нас выше, вокруг становилось всё тише и тише. Людей стало меньше, музыка еле долетала до верхнего этажа. На смену ярким витринам пришли скучные одинаковые двери и лаконичные вывески рядом с каждой. С большим трудом, мы нашли табличку «Коммунистическая партия», располагавшуюся между похоронным бюро и нотариальной конторой. ВИЛ покачал головой и вошёл внутрь.
Это оказался обычный офис, которых в столице, наверное, миллиарды. В приёмной сидела некрасивая секретарша и лениво состригала засохшие листья с какого-то комнатного растения, доживавшего последние дни. Из помещения вели две двери, обе раскрытые. Из одной раздавался энергичный молодой голос. Кажется там, откуда он звучал, располагалась какая-то студия: это было понятно по краю зелёного хромокея, висевшего на видном куске стены.
– Здравствуйте! – громко сообщил ВИЛ, глядя поверх секретарши.
– Здрасте, – лениво ответила она, не отрываясь от растения.
Я огляделся вокруг себя. Из атрибутов компартии здесь было, пожалуй, только красное знамя на стене. Ах, ещё на столе у секретарши стоял крошечный бюст Ленина.
– Извините, мы можем увидеть товарища Уступова? – аккуратно спросил я.
– Михаила Анисимовича? – она наконец-то оторвалась от несчастного цветка. – Да, только подождите немного. Он ролик записывает.
– Агитация, – понимающе кивнул ВИЛ и сел на один из стульчиков у стены, рядом с входной дверью.
Я сел рядом. Приятный голос продолжал вещать, не переставая. Кажется, он разоблачал какие-то тезисы своих коллег. Даже не разоблачал, а высмеивал. Вообще, в его речи было много насмешек, колкостей. Ощущалось, что оратор хочет продемонстрировать своё превосходство. ВИЛ начал злобно сопеть: то ли ему не нравилась речь, то ли не нравилось сидеть без дела.
Скоро оратор замолчал. В приёмную вышел высокий худощавый мужчина лет тридцати. У него был невероятно длинный нос и короткие чёрные волосы. Двигался он быстро, движения резкие и суетливые.
– Так, я побежал, – сообщил он секретарше. – После обеда отправь Жору ко мне: надо отснять часть на улице.
– Миш, – она вскочила, как будто хотела схватить его за руку, – Тут это, пришли к тебе.
Она кивнула на нас. Уступов скользнул по мне равнодушным взглядом, а вот на ВИЛе его глаза остановились. Ильич встал и протянул руку:
– Будем знакомы, молодой человек. Владимир Ильич Ленин.
– Ох, – Уступов машинально подал ему руку и зачем-то оглянулся на секретаршу. Та вернулась к растению и не слушала. – Так это правда. Вот уж не думал, что увижу вас вживую.
– Да, молодой человек. Откровенно говоря я тоже не рассчитывал, что увижу себя вживую. Мы можем поговорить?
Уступов энергично закивал и мотнул головой в сторону своей студии. Мы втроём вошли и я закрыл дверь. На всякий случай. Это оказалась классическая студия вроде тех, где пишут ролики для социальных сетей и популярных видеохостингов. Напротив зелёного хромокея стояла неплохая видеокамера, рядом красовалась обстановка для записи интервью: круглый деревянный стол с двумя стульями на фоне книжных шкафов с муляжами книг. Чуть дальше, у окна, стояло несколько офисных столов со звуковым пультом, компьютерами, микрофонами. Всё это, кучей, в беспорядке валялось на столешницах. Мгновение ВИЛ постоял и сел за деревянный стол. Уступов оглянулся на меня и сел напротив него. Всячески показывая, что я тут как сопровождающий, я подошёл к окну и стал рассматривать лежащую внизу оживлённую улицу, которую уже вовсю поджаривало беспощадное июльское солнце.
– Михаил Анисимович, верно? – уточнил ВИЛ.
– Да, – растерянно пролепетал Уступов.
– Ну, я вам уже представился, а это мой пресс-атташе. Борис Сергеевич.
Я сурово посмотрел на Уступова, стараясь всем своим существом быть похожим на пресс-атташе важного человека. Пусть и важного в прошлом веке. Уступов весь как-то сжался на стуле.
– Товарищ, – начал ВИЛ, – нам многое нужно обсудить и ещё больше – сделать, но обо всём по порядку. Сколько у вас людей?
– Людей? – промямлил Уступов.
– Да, людей. Какова иерархия в организации? Нам нужно созвать собрание руководителей ячеек. Да, нужны ещё лидеры профсоюзов на этой встрече. А то мы с коллегой не нашли о них информации, видимо они полулегальны, верно? Нашли только упоминание о «Стали Сибири». Но об этом позже. Ещё мне интересно узнать идеологическую базу коммунистов двадцать первого века. Вы так проникновенно говорили, вы молодец! Так что вы молчите? Давайте начнём с общей численности. Итак?
ВИЛ нетерпеливо смотрел на Уступова. Вид у того был жалкий. Как будто он где-то соврал, его поймали на этом и сейчас заставляли прилюдно признаться в этом.
– Ну, – протянул он, наконец. – У меня на канале порядка двух миллионов подписчиков. Это вместе с ботами, конечно.
– Подписчиков?
ВИЛ привычно оглянулся на меня. Я с готовностью пояснил:
– Зрители роликов в Интернете. Число подписчиков обычно характеризует популярность канала. Чем больше подписчиков, тем больше рекламы. Чем больше рекламы, тем больше доход.
За эти месяцы я понял главное: ВИЛ предпочитал получать информацию коротко и ёмко. Поэтому такие мои познавательные странички он обожал. Уступов кивнул, вид у него стал ещё более жалкий. С минуту ВИЛ продолжал задумчиво смотреть на меня, затем опять повернулся к Михаилу.
– Но вы же делаете это не ради рекламы, верно? А ради агитации коммунистических идей?
– Ну, не только ради агитации, конечно. Понимаете, организации нужно на что-то существовать. Поэтому нам нужны доходы от рекламы, нам нужны пожертвования, подписки. Ещё мы организовываем концерты и реализуем билеты…
– Концерты… – казалось, что ВИЛ сейчас схватится а голову. – То есть вы стоите на паперти, работаете шутами, чтобы заработать?
– Между прочим, в наших роликах мы разъясняем людям исторические факты, – парировал Уступов. – И говорим об истории коммунистического движения. И говорим, в том числе, и о вашей биографии!
ВИЛ вскочил и прошёлся по комнате, как обычно, заложив руки за спину. Мы с Уступовым неотрывно следили за его движениями. Померяв шагами пару раз комнату и немного успокоившись, ВИЛ смог продолжать:
– То есть нет никаких ячеек? Нет людей, нет агитации, нет планов? Есть желание вести бессмысленные разговоры о моём наследии, о наследии моих соратников. И вам неважно, что всё это есть бесконечно устаревшие знания, которые едва ли применимы в современном мире. Это понимает даже такая древняя развалина, как я! Ещё вы наверняка устраиваете встречи своим маленьким кружком, чтобы бесконечно ныть как всё вокруг плохо и как вы однажды всё это измените. Однажды, но не прямо сейчас. И, само собой, вы не имеете никакого представления как это сделать.
ВИЛ стоял и смотрел куда-то сквозь стены. Мы с Уступовым молчали. Где-то внизу, на улице, что-то отчётливо хлопнуло. Кто-то вскрикнул и полился отборнейший мат по поводу чьих-то профессиональных навыков.
– Ладно, – прервал молчание ВИЛ. – Так вам известно что-нибудь о «Стали Сибири»? Что это вообще?
– Крупный ресурсодобывающий комплекс, – глухо ответил Уступов. – Железо, никель, нефть. Много всего.
– У меня там друг детства работал, – вспомнил я. – Артуром зовут.
– …и у них вроде как большой профсоюз, – закончил фразу Уступов. – Не знаю, как сейчас, а раньше им руководила Прилуцкая. Евгения, кажется. Или Елена.
– И как её найти вы, конечно же, не знаете? – съязвил ВИЛ.
Уступов пожал плечами.
– Как-то брал у неё интервью. Где-то с год назад. Но она прервала интервью и больше со мной на связь не выходила.
– Интересно почему, – хмыкнул я.
– Мда, – пробормотал ВИЛ, стоя над Уступовым. – Верхи не могут, низы не хотят. Идёмте, Борис.
– Постойте, – Уступов привстал, но потом плюхнулся обратно на стул. – Вы можете использовать мой канал! Давайте запишем ролик, интервью. Да хоть прямо сейчас! А?
ВИЛ посмотрел на него и не прощаясь, вышел в приёмную, а затем в коридор. Я кивнул лидеру коммунистов и поспешил за Ильичом. Уступов так ничего и не сказал. Секретарша, будучи всё такой же некрасивой, добивала несчастное растение.
– Да, – сказал ВИЛ, когда мы спускались по эскалатору. – Ничего не изменилось за это время. Всё так же эти мнимые политические деятели переливают из пустого в порожнюю. Они всё так же обсуждают тезисы прошлого и соревнуются между собой, кто из них знает их лучше. Но это не несёт в себе никакого смысла! Отвратительно и гадко. Мир вокруг катится к дьяволу, а они спорят что там Ленин имел в виду в третьем томе своих сочинений. Да какое это имеет значение? Люди будут умирать от голода вне зависимости от того, выясните вы что Ленин имел в виду или нет. Отвратительно. Нужно действовать, а не говорить. Вы сказали, что у вас там работал какой-то друг? Вы можете с ним связаться?
– Думаю да, – пробормотал я, достал смартфон и набрал номер Артура.
Артура, как всегда, переполняла жизнерадостность. Даже через телефон мне передавалась его неудержимая энергетика.
– Борисенция, привет! – крикнул он. – Что, решил меня пивком угостить с корпоративных заработков? Эт я завсегда, ты знаешь!
– В другой раз – обязательно, – поспешно прервал его я. – Артур, помнишь ты работал в «Стали Сибири»?
– Помню такое. Золотое было времечко, – мечтательно добавил он. – А чего такое? Выгнали уже из корпоратов? Собрался железо потягать? Ты учти: там тяжко.
Тем временем, мы спустились на первый этаж. ВИЛ скользнул по ярким витринам равнодушным взглядом и вышел на улицу. Встав под тенью навеса, он что-то изучал в своём смартфоне: похоже смотрел карту города.
– Там у вас был профсоюз? Прилуцкая? Знаешь такую?
– Угу, есть такое дело. Не тётка, а броня! В этом плане там хорошо было работать: с ней не обманут, отпуск дадут, выходной по двойной ставке оплатят. Молодец девчонка. А что такое-то?
– Мне бы встретиться с ней. Тут надо опытного человека найти, который в создании профсоюзов разбирается.
– Ого. Ты решил в корпорации профсоюз открыть? Эт сильно, молодцом. Узнаю, конечно. Без проблем. Сегодня-завтра отзвонюсь.
Я положил трубку и сообщил новости. ВИЛ покивал, довольный результатом. Он сообщил, что пока можно вернуться в квартиру и заняться листовками о которых он, к моему сожалению, не забыл.
– А давайте мороженого купим? – вдруг предложил я. – Такая жара.
Мы купили два вкусных эскимо и поехали обратно на автобусе. Мороженое нивелировало духоту, а через окна было хорошо видно пыльную столицу. Было чуть за полдень и улицы опустели: люди старались спрятаться от зноя и на тротуарах остались немногочисленные прохожие. Мы проехали мимо белоснежного, словно игрушечного, здания клиники с логотипом «Монолита». Внутрь пускали разумеется только тех, кто обладал соответствующей страховкой. Чуть дальше блистал золотом большой храм. ВИЛ на секунду застыл, рассматривая его.
Остаток дня я сидел за старым компьютером и вспоминал навыки дизайнера, отрисовывая листовки под диктовку ВИЛа. Он был мрачен: поездка и состояние политических сил его не обрадовали. Отчасти, именно поэтому я не предавал возне ВИЛа большого значения: я был абсолютно уверен, что из этого всё равно ничего не получится и это больше баловство. Так же, как на «Детей Земли», на него просто не обратят внимания.
Глава 9
Моя работа начала что-то из себя представлять. Я не просто стоял возле сцены на бесконечных презентациях. Конечно, вряд ли мои работодатели так представляли себе работу нанимаемого ими пресс-атташе, но тем не менее. Вновь приобретённые обязанности всё ещё представлялись мне больше забавными, чем серьёзными: эдакая игра в подпольную деятельность с максимальным реализмом.
Через два дня, около полудня, мы поехали на встречу с Прилуцкой. Всё-таки её звали Евгения. Женя. Встречаться с нами она не горела желанием, но Артур или кто-то из его знакомых, смогли её уговорить. Моросил мелкий дождик и мы вновь воспользовались такси. За эти дни никто из «Ранасентии» нас официально не хватился. Неофициально, два раза приезжал Залужин, по вечерам. Насколько я понял, они просто вели с ВИЛом задушевные разговоры. По крайней мере, из-за присутствия Матвея Альбертовича можно было не беспокоиться о физическом состоянии ВИЛа: кто, как не глава проекта мог оценить его состояние? Ещё один раз заезжала Алина, в свой выходной. Она была не в привычном строгом костюме, а в более подходящих к стоявшей жаре шортах и футболочке. Мы с ней болтали о ерунде, она вновь посетовала на настойчивые ухаживания Билла и сказала, что сообщила ему, что у неё кто-то есть.
Такси оставило спальные районы позади. Потянулись бесконечные бетонные заборы, зачастую разбитые и повалившиеся. За ними темнели остовы давно покинутых зданий, сплошь обклеенные всевозможными, давно выцветшими, вывесками об автосервисах, складах и, больше всего, об аренде помещений. Промышленная зона, приходящая всё в больших упадок с каждым годом. Небо коптили немногочисленные оставшиеся предприятия, среди развалин блуждали неясные тени. Машина подпрыгивала на остатках древнего асфальта, давно добитого большегрузами.
Такси остановилось перед проходной массивного старинного здания из потемневшего кирпича. По обе стороны от неё тянулся покосившийся бетонный забор с ржавой колючей проволокой. ВИЛ поблагодарил водителя, собрал свои папочки с вариантами листовок и вылез из машины. Я расплатился за поездку и вылез следом. Такси уехало, подпрыгивая на рытвинах. В проходной нас встретили двое наглых охранников. Возникла заминка с выписыванием временного пропуска на территорию: у ВИЛа никаких документов не было, что называется, отродясь. Охрана наотрез отказалась нас пропускать и уже начала планировать нас просто выбросить на улицу. Я позвонил по номеру, который мне дал Артур и попросил Прилуцкую саму к нам выйти. Она согласилась и через двадцать минут появилась на проходной.
Прилуцкая оказалась высокой женщиной с развитой мускулатурой в испачканной косынке. Она словно сошла с идеологического плаката прошлого века. Евгения, на ходу, вытирала чумазые руки о не менее чумазую тряпку. Охранник пискнул, что, мол, во время смены территорию завода покидать запрещено, но она так на него посмотрела, что он мгновенно замолчал и кажется даже стал ниже ростом.
– Прилуцкая, – голос у неё был густой и низкий. – Евгения. Вы кто?
– Здравствуйте, – я улыбнулся, но быстро понял, что это не сработает. – Меня зовут Борис, а это – Владимир. Очень приятно познакомиться.
– Давайте без формальностей, – поморщилась Женя. – У меня мало времени.
– Вы большая молодец, – сказал ВИЛ. – Организовать профсоюз среди этого кошмара и чтобы он действительно работал есть серьёзное дело. Горжусь, горжусь вами. Нет, я благодарен вам за это! Не представляю, какое давление вы испытываете со стороны эксплуататоров. Но я хочу расширить сферу влияния вашего профсоюза. С помощью моего опыта и вашего огня мы сможем зажечь сердца людей так же, как его когда-то зажгла Искра! Только от искры может разгореться пламя!
Я заметил, что охранники притихли и с интересом и даже с какой-то опаской поглядывают на нас. Женя тоже это заметила и вывела нас на улицу, под мелкий дождик.
– Ещё раз, вы кто такие?
Она искоса смотрела на нас, очевидно подозревая в связях с её работодателем. Кажется, что подобные визиты к ней совершали регулярно. Она давала понять, что согласилась на эту встречу только потому, что о ней просили люди, которых она знала лично и давно.
Не вдаваясь в детали, я вкратце объяснил ей кто такой ВИЛ, как он здесь оказался и каким образом нам удалось найти её. При упоминании Уступова она сморщилась, будто съела лимон. Наконец, она сказала:
– Предположим, что я вам верю. Допустим, что вы не засланные казачки и действительно пришли по делу. Так чего именно вы хотите?
ВИЛ сделал шаг вперёд.
– Мы хотим вести агитацию среди ваших рабочих. Мы хотим устраивать собрания, чтобы я мог доносить до них свои мысли, свои лозунги. Мы хотим через ваш профсоюз, как оказалось, единственный профсоюз, распространять слова справедливости. Слова веры в лучший, справедливый мир.
Он достал из папки примеры листовок и показал Жене. Она мельком взглянула на них и вновь посмотрела на ВИЛа:
– Зачем мне это всё?
– То есть как? – вырвалось у меня.
– А вот так, – она пожала плечами. – Я годами бьюсь, чтобы нам не назначали четырнадцатичасовой рабочий день. Убеждаю людей устроить забастовку, пока нашим детям не дадут базовую медстраховку. Мне угрожают, меня пытаются уволить, моих соратников выгоняют, их семьи оставляют без средств к существованию. И за эти годы никто и никогда мне не помогал. Ничем. Мы всегда одни. Остальные не то, что не борются, они как послушные бараны дают вести себя на убой и ещё радостно поют песни своим пастухам! Они зарабатывают копейки и гордятся своей компанией, когда директор этой компании получает миллиарды! Причём за их же счёт!
ВИЛ монотонно кивал, закрыв глаза.
– А вы, – продолжала она, – вы решили, что напечатаете бумажечек, скажите пару слов в столовой на обеде и всё, у людей мир перевернётся? Вы как Уступов. Вы хотите говорить, но не хотите делать. Слова ещё никому не помогали. Всё это чушь!
– Вы правы, Женя, – неожиданно мягко сказал ВИЛ. – Но ведь хуже от этого точно никому не будет? Позвольте мне вам помочь сегодня словом, чтобы завтра, когда мы будем делать дело, у меня были люди, на которых можно будет положиться. Вы абсолютно правы: люди просто не ведают насколько несправедлив их мир. Их нужно немного подтолкнуть, а остальное они сделают сами. Вся сила в них, в самих людях и властьпридержащие забыли об этом. Иначе бы они давно вас уничтожили. Они забыли какая сила кроется в руках простого человека. Сила много бо́льшая, чем все их пушки и танки. Но если мы разбудим этих рабочих людей, если они разбудят своих близких, друзей, сослуживцев, то они понесут это слово дальше и эту лавину уже никто не будет в состоянии остановить. Позвольте сказать это слово.
С минуту Прилуцкая молчала и смотрела на него. Как будто хотела увидеть что-то там, в глубине, скрытое от посторонних глаз.
– Ладно, – наконец сказала она. – Завтра суббота, я заеду к вам и заберу ваши бумаги. А насчёт встреч… Сделайте сначала себе документы, иначе вас не пустят за порог!
Прилуцкая, не прощаясь, скрылась за дверью. Я посмотрел на ВИЛа. В его глазах разгоралось пламя. Пламя, которое я видел до этого только раз. Когда мы стояли перед Кремлёвской стеной.
Дни наполнились суетой и событиями, которые ещё полгода назад я себе и представить не мог. Женя и ВИЛ утвердили макеты листовок. К простенькому домашнему принтеру мы докупили ещё два промышленных, с огромным ресурсом. Но немного поспешили с налаживанием массового производства: «аудитория» росла медленно, несмотря на то, что ВИЛ всё-таки согласился дать интервью Уступову на его пятимиллионную аудиторию. Считая ботов.
Дав взятку начальству завода, ВИЛ получил возможность беспрепятственно попадать на территорию предприятия и говорить, говорить. С каждым днём его речи всё больше наполнялись современными смыслами и посылами, близкими рабочему классу двадцать первого века. С каждым днём огонь в глазах ВИЛа разгорался всё ярче. Он всё больше напоминал того человека, которого я видел в старинных хрониках. И он уже совсем не был похож на того сонного, растерянного человека, встреченного мною в лаборатории «Ранасентии».
Несколько раз я оставался ночевать в квартире у ВИЛа, поскольку задерживался до такого часа, что вернись я домой, уже пора было бы ехать обратно. Становилось очевидно, что действия ВИЛа уже давно перешли черту баловства игрушки корпорации. Начинало казаться, что от искры действительно может разгореться пламя. И не то, чтобы я был против. Но я понимал, что так просто разжечь его нам никто не даст. И ещё я всё ждал, когда же мне перестанут платить зарплату.
Я стоял на кухне у ВИЛа и в задумчивости переводил взгляд с банки кофе на заварной чайник и никак не мог решить. Постучали в дверь. Я обрадовался, что муки выбора можно отложить и пошёл открывать. За дверью стоял Глеб Мещеряков, в своём мешковатом коричневом костюме. Гэбэшник приветливо улыбнулся мне своей хитрой улыбкой и вошёл, но я успел разглядеть скрытую тревогу в глубине маленьких глазок. Глеб прошёл на кухню и сразу схватил банку кофе. Из ванной вышел ВИЛ, на ходу вытирая голову полотенцем.
– Здравствуйте, господа, – сказал Глеб и осёкся. – Хотя, наверное, лучше сказать товарищи. Верно?
Он хитро посмотрел на нас и насыпал по ложке кофе в три кружки.
– Ваши шалости не остаются без внимания, – продолжил Глеб. – Вы же понимаете, что такая открытая агитация и в ваше-то время была заметна, не говоря уж о времени нынешнем? И на этот раз они обойдутся без ссылок в Сибирь и арестов. Вас просто застрелят прямо на улице, даже переодеваться в штатское не станут. Ваше счастье, что до сих пор товарища Ленина считают забавным фольклором. Реликвией, диковинкой, за которой интересно наблюдать. Как ребёнок наблюдает за игрушечным паровозиком. Этот паровозик он может с лёгкостью остановить в любую минуту. И для нашего общего блага будет лучше, если все продолжат думать. Да и для общего дела, – добавил он, подумав.
ВИЛ молча и внимательно смотрел на него. Я протиснулся мимо него и налил в кружки кипяток.
– Ты-то чего беспокоишься? – спросил я Глеба, ставя перед ним кружку. – Ты ж вроде из этой организации. Сахар надо?
– Нет, спасибо. Лучше сливок. Нету? Ну да ладно. А про твой вопрос: то, что я на них работаю не значит, что я разделяю их взгляды.
– А может разделяете, но нам говорите обратное? – кротко спросил ВИЛ.
– Всё может быть, – легко согласился Глеб. – Ваше право верить мне или нет. Но уж в чём вы точно можете быть уверены, что за годы службы я повидал очень и очень много дерьма. То, что вы считаете мир несправедливым – полная ерунда. Вы бы волосы стали рвать, если бы узнали насколько он несправедлив на самом деле.
Мы втроём попили кофе. ВИЛ внимательно выслушал наставления Глеба об использовании смартфонов, Интернета, о разведывательных дронах и о многом другом. Допив кофе, Глеб тепло попрощался с нами и ушёл, пообещав поддерживать связь, если ВИЛ этого захочет. Но присматривать за нами будет в любом случае. По своему желанию или по приказу командования, он не уточнил.
После этого визита, ВИЛ избавился от смартфона, стал с подозрением смотреть на дроны, пролетающие над улицами, а меня заставил приобрести ему неколько «серых» смартфонов с номерами, оформленными на фиктивные данные. Я не стал его разочаровывать, что все эти конспирологические методы, включая съёмную квартиру, всё равно не помогут ему скрыться в наши дни. Но, раз ему так будет спокойнее, то почему нет? При этом ВИЛ не снижал темпов агитации, сетовал, что у неё слишком малый размах. А на мои заявления, что вся конспирация летит к чертям объяснял, что риск – дело благородное и без него у нас точно ничего не получится. Но на тот момент было понятно, что листовки и собрания на отдельно взятом предприятии концерна «Стали Сибири» не принесут ничего, кроме проблем.
