Анастасия Орлова
Фантомные боли железных грифонов
– Не нравится тебе, когда мозоли ковыряют? – поджала губы Раисмихална. – Вот и Саге нужно было время, чтобы пережить боль, вычистить рану, подождать, пока зарубцуется… А ты мало что забинтовала всё грязной рогожей, ещё и сепсис ей устроила, заставив работать со сканом мужа. Вот теперь получай: и у неё хроническое, больное, нагноившееся, и тебе не легче. На кой вообще полезла?..
– Потому что я знаю, каково это, – сухо ответила Сталь. – И если бы я в своё время не ушла с головой в работу, а предалась бы переживаниям, я бы не выбралась. И она бы – тоже.
– Ни шиша ты не знаешь, Сталь, – покачала головой Раисмихална. – Загнанная глубоко внутрь боль рано или поздно выест и её, и тебя. И помяни моё слово: пока ты считаешь её сломленной, она то же самое думает о тебе. Ты ж холодная, что ледяшка, глядишь остро, козью морду на её словечки строишь, палки ей в колёса вставляешь…
Сталь перевела на Раисмихалну тяжёлый взгляд.
– Уж тебе ли не знать, что она… – Сталь осеклась, но всё-таки продолжила, пусть и совсем тихо: она мне как дочь… Я не переживу, если и с ней что-то… Пусть уж лучше ненавидит меня, чем подставится из-за собственной неосмотрительности.
Раисмихална помолчала, глядя из-за мутных стёкол с сочувствием, замаскированным под неодобрение. Потом легонько потрепала Сталь по худенькому плечу:
– Она не ненавидит, Катриса, она не ненавидит… Ох, дураки какие кругом! – вздохнула Раисмихална, тяжело поднимаясь со стула. – Живут, может, последний день, а всё туда же – завихрения какие-то хитроумственные создают вместо того, чтобы сесть и поговорить по-людски!
***
– На сегодня закончим, – повысил голос Профессор, выйдя на середину Грифоньего зала, чтобы все его услышали. – Друзья, спасибо вам за работу! Встретимся завтра. Отдыхайте.
Хидден откинулся на спинку кресла, потянулся и заложил руки за голову, сцепив пальцы в замок.
– И как тут прикажете отдыхать? – хмыкнул он. – Из развлечений только столовка. Скукотища же!
– На её третьем этаже довольно мило, – заметила Беркут – научный сотрудник из их команды, занимавшая соседний рабочий стол и уже не в первый раз пытавшаяся заговорить с Хидденом о чём-то, помимо работы. – Я могу составить тебе компанию.
– Вот как? Тебе тоже скучно?
Хидден окинул её беззастенчивым взглядом. Ему всегда нравились брюнетки – поджарые, с изящными запястьями и соблазнительной грудью. Такие, как Сага… Хидден едва заметно дёрнул головой, чтобы прогнать из мыслей её образ, ведь сейчас он смотрел совсем на другую девушку. Беркут была шатенкой, тоже подтянутой, но более широкой в кости и более «плоской». Правильные черты лица, волевой подбородок, напористый взгляд.
– Хочу познакомиться с тобой поближе, – ничуть не смутившись, ответила она, – а то больше месяца локтями стукаемся, а я почти ничего о тебе не знаю.
– Хм-м-м… И насколько поближе? – Хидден облокотился на стол, положив подбородок на сплетённые пальцы.
Беркут многообещающе дёрнула бровью, откинув за спину густые волосы, стянутые в тугой хвост, перегнулась к Хиддену с другой стороны стола.
– Посмотрим на твоё поведение, – понизив голос, сказала она.
– Ну, давай посмотрим, – ухмыльнувшись, согласился Хидден.
– Тогда жду тебя внизу! – Беркут довольно прищурила тёплые карие глаза и летящей походкой направилась к выходу.
– Буду через минуту! – Хидден бросил на спинку стула свой халат. – Бывайте, – кивнул он Корнету с Тэлли, сортировавшим документы после рабочего дня, и пошёл вниз.
Тэлли, лучисто улыбнувшись, помахала Хиддену рукой и продолжила нарочито медленно возиться со своей порцией бумаг – она явно поджидала Корнета. Тот бросил в спину Хиддена полный мрачного презрения взгляд.
– Он отвратителен. – едва слышно сказал Корнет, но Тэлли его услышала.
– А по-моему, он весьма мил, – ответила она.
– Он кадрит всех подряд, причём совершенно по-хамски, – сквозь зубы процедил Корнет, продолжая сражаться со стопкой не влезающих в папку бумаг.
– Всех – это кого? Сагу? Потому что Беркут сама его сейчас закадрила.
– А он и рад! – огрызнулся Корнет.
– Тебе-то что?
– Не люблю бессовестных, – процедил Корнет. – А с доктором Сагой он себя ведёт именно так – бессовестно. Она скорбит по мужу, а он с этими своими… ужимками! Может, хоть теперь этот мерзавец переключится на другую и отстанет, наконец, от доктора Саги.
– И уступит тебе место?
– Не говори глупостей, Тэлли! Сейчас совершенно не время, чтобы что-то… Она потеряла мужа, как ты не понимаешь?
– Да что вы из неё все святую мученицу делаете? – возмутилась Тэлли. – Не так уж она и скорбит, как тебе кажется!
– Ты не знаешь, о чём говоришь.
– Может, и не знаю, – пожала плечами Тэлли. – Но скорбь не помешала ей однажды ночью выйти от Хиддена – пьяной и растрёпанной.
Пачка документов выскользнула из пальцев Корнета и разлетелась по полу. Он стиснул зубы, сдерживая грубый ответ. На губах Тэлли мелькнула тонкая тень холодной улыбки.
– Я сама видела, – добавила она.
– Наверняка этому есть какое-то объяснение…
Корнет присел, собирая рассыпавшиеся бумаги.
– Конечно. Причём совершенно конкретное, – резонно заметила Тэлли, помогая ему.
– Нет, это просто невозможно! Доктор Сага не могла предать своего мужа с таким, как… этот!
– Её муж давным-давно мёртв. – Тэлли выпрямилась, постучала ребром собранных бумаг о стол, выравнивая их края, и протянула пачку Корнету. – Здесь нет никакого предательства. Тебе просто обидно, что она делает это не с тобой, вот и всё, – равнодушно сказала она и, подхватив свою сумку, пошла домой, оставив Корнета одного в Грифоньем зале.
***
Сага пробежала пальцами по холодному металлу мелких пёрышек, тонких, словно фольга, покрывающих грифонью голову от клюва до лба. Унн-Уран вытянул шею, ласково пощёлкал клювом, словно гигантский попугай. Он лежал посреди Грифоньего зала, лампы которого светили непривычно приглушённо и мягко, Сага стояла прямо перед грифоном, и их глаза были на одном уровне. Деактивированный модуль памяти не позволял разуму Варвара участвовать; руководить Унн-Ураном сейчас могла лишь Плесень, но Сага точно знала, что каким-то необъяснимым, неведомым науке образом Инвар слышит её. И он, даже деактивированный, в этом грифоне сильнее Плесени, пусть и не может в таком виде полноценно им управлять.
«Знай: что бы со мной ни случилось, в моём сердце только ты. – Вспомнила она. – Оно бьётся только для тебя. А если вдруг остановится – я не исчезну, я останусь навсегда с тобой, в твоём сердце. Пообещай, что будешь жить дальше. Ради меня».
– Твоё сердце не бьётся, – прошептала Сага, поглаживая грифона между глаз. – Но как прикажешь мне жить дальше? Имею ли я на это право? И хватит ли сил…
Железный, зеркально-гладкий клюв легонько ткнулся ей в плечо.
– Мне так холодно без тебя… Так чертовски холодно, будто это я железный грифон, а не ты. И мои фантомные боли на месте омертвевшего сердца так же сильны, и тоже гонят меня прыгнуть вниз с Каланчи, но… я не могу. Я обещала тебе не сдаваться…
Унн-Уран потёрся клювом о плечо Саги, нечаянно оставив одним из перьев – «ушек» – тонкий порез на её скуле, но Сага не заметила ни боли, ни сочащейся крови.
– Когда я приду сюда вновь, ты будешь уже допрошит. Я увижу тебя в последний раз. Обещай мне, что справишься. Обещай, что доведёшь дело до конца. Ведь иначе всё это было зря…
…Выходя из Грифоньего зала, Сага едва не налетела на плечистую фигуру, неожиданно выступившую из полумрака лестницы, преградив ей путь.
– Корнет? – удивилась она. – Полпервого ночи, что ты тут делаешь?
Корнет опустил взгляд, чуть помедлил с ответом – достаточно, чтобы Сага догадалась сама, но всё-таки нашёл смелость произнести это вслух:
– Я… шёл за вами. Простите.
– Зачем?
– Побоялся, что вы захотите активировать модуль памяти. Сами. Одна. Это может быть опасно, ведь допрошивка ещё не готова.
– Я пока в своём уме, Корнет, – строго ответила Сага.
– Да, но… – Он замолчал, ещё больше смутившись.
– И я трезва, как видишь.
– У вас кровь. Позволите?
Корнет достал из кармана рубашки белоснежный платок. Сага усмехнулась:
– У тебя с собой тканевый платок? Из какого ты века, Корнет?
– Мой дед любил повторять, – Корнет приподнял подбородок Саги, разворачивая её порезом к свету, – что у мужчины в кармане рубашки всегда должен быть свежий платок. Ему он без надобности, но вдруг потребуется оказавшейся рядом даме?..
Он осторожно промокал краешком платка царапину, стирая кровь, и его движения становились всё медленней, а дыхание, которое Сага ощущала на своей щеке, всё невесомей.
– Корнет…
– Вы дрожите, – перебил он её почти шёпотом. – Замёрзли?
Если бы он этого не сказал, Сага бы и не заметила, что её бьёт крупный озноб.
– Скорее – нервное, – невесело усмехнулась она. – Здесь нехолодно.
Корнет сунул платок в карман брюк, внимательно посмотрел на Сагу. Он стоял слишком близко, отступить было некуда и непринуждённо избегать зрительного контакта не получалось. Сага терпеть не могла опускать глаза первой, будто она в чём-то виновата, будто ей есть чего стыдиться, но сейчас иного выхода не нашлось.
– Корнет, я не…
Договорить она не успела. Корнет обнял её за плечи, бережно, но крепко прижал к себе. Сага упёрлась ладонями ему в грудь, пытаясь высвободиться – тщетно.
– Иногда просто нужно, чтобы кто-то обнял, – прошептал Корнет ей в висок. – Без вопросов, обязательств и ожиданий чего-то в ответ… Иногда это просто необходимо, верно? – и почувствовал, как Сага оставила своё молчаливое сопротивление.
– Чтоб ты провалилась, курва! – неслышно прошептала Тэлли, притаившись этажом ниже. – Чтоб ты провалилась!
Тэлли отступила в тень пустого этажа, когда ей на голову, прямо из-под ступеньки, на которой стояла Сага, посыпалась бетонная крошка.
…Стоя в объятиях Корнета, Сага чувствовала, как чудовищно быстро колотится её сердце, как клокочут в горле, перехватывая дыхание, непролившиеся слёзы. Она не позволяла себе реветь – тем более на людях – даже когда нашли тело Инвара. Дать волю слезам сейчас, при Корнете – это уж слишком. И так всё происходящее – слишком. «Чёрт!» – мысленно ругнулась она, почувствовав, как губы Корнета коснулись кончика её уха – мягко, будто случайно. И высвободилась из его рук.
– Корнет, ты славный парень… Добрый и…
Корнет печально усмехнулся, покачал головой, отступив от Саги на шаг и отведя взгляд.
– Я то же самое не так давно говорил Тэлли…
Сага мгновение помолчала.
– Тогда ты меня понимаешь.
Корнет едва заметно вздохнул.
Сага благодарно коснулась его плеча и направилась вниз.
Корнет проводил её взглядом и ещё несколько секунд недвижно стоял посреди лестницы. А потом со всей силы саданул кулаком по стене, разбив руку в кровь.
– Помоги ей! – сквозь зубы процедил он, обращаясь в пространство. – Помоги же ей, тварь! Возьми с меня любую плату, но помоги ей! Ведь это ты с ней сделал. Со всеми нами…
Несколькими пролётами ниже из-под «казака» Саги отвалился кусок ступеньки, и она едва не свалилась с лестницы, но в последний миг удержалась, ухватившись за перила.
Глава 22
– Я вообще лошадей до жути люблю! Конным спортом занималась, КМС получила. – увлечённо болтала Беркут.
– М-м-м, – то ли похвалил, то ли удивился Хидден.
Они сидели на маленьком диванчике в одной из секций полутёмного зала чайной. Играла тихая музыка, в бокале расплавленным золотом мерцал бренди, терпко и душно пахло благовониями. У Хиддена до дурноты в желудке разболелась голова, его клонило в сон, и казалось, что чересчур мягкий диван вот-вот всосёт его в свои недра, а к утру срыгнёт птичьей погадкой[1]. Во всяком случае, чувствовать он себя будет именно так – в этом он не сомневался.
Они сидели здесь пару часов, но Хиддену казалось, что уже пошли третьи сутки. Третьи сутки бесконечной трескотни о каких-то лошадях, собаках, о соревнованиях по каратэ, медалях-грамотах-победах, о незаконченной, но, без сомнения, чрезвычайно любопытной диссертации по нейрокодировке и о том, как замечательно Беркут умеет готовить мясо. Каждую паузу, возникающую в её монологе и предполагающую какую-то реакцию Хиддена, он заливал бренди, лишь бы ничего ей не отвечать. Он давно потерял нить разговора и не знал, что тут можно сказать. Ему было скучно и тошно, как никогда раньше в подобных обстоятельствах. Он предугадывал каждый её взгляд, каждый жест, наперёд знал, к чему всё идёт и чем закончится, и от этого становилось ещё тоскливей.
Допив очередной бокал, Хидден высвободил своё плечо из-под её локтя:
– Пожалуй, пора на воздух. Тут слишком душно.
– Да. Пойдём отсюда, – легко согласилась Беркут, маслянисто сверкнув карими глазами. – Я живу в соседнем переулке, – сказала она, когда они вышли из чайной. – Проводишь?
Хидден обречённо поплёлся следом. У её подъезда он остановился, недвусмысленно давая понять, что подниматься в квартиру не намерен.
– До завтра, – кивнул он.
Хотел добавить «увидимся на работе», но не успел. Беркут дёрнула его к себе за футболку и, запустив пальцы ему в волосы, поцеловала – требовательно, даже грубо, до крови прикусив ему губу. И это, словно электрическая дефибрилляция, вмиг реанимировало воспоминания Хиддена о Гейт. И он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть её.
– Чёрт, это даже для меня слишком… безжалостно, – пошутил Хидден, вытирая запястьем кровь, но в его глазах веселья не было.
– Не ожидал? – хохотнула Беркут. – Ну что, пойдём? – она кивнула на светящиеся тёмно-розовым окна.
– Извини, – ответил Хидден, сохраняя последние крупицы терпения, – я немного перебрал. Лучше пойду домой.
– Ты шутишь? – Она недоверчиво приподняла бровь. – Если не понял, так я не из тех, кто станет потом что-то требовать. Без обязательств. По рукам?
Она потянула его за футболку, но Хидден не сдвинулся с места.
– Да ла-а-адно! – закатила глаза Беркут. – Тебя ещё и уговаривать? Не много ли чести? Ни один нормальный мужик от такого не откажется! У меня ж всё просто, без загонов.
– Зато у меня, видимо, «с загонами», – усмехнулся Хидден, высвобождая ворот футболки из её пальцев, – и я не люблю, когда всё просто. Не трать на меня время, подыщи «нормального мужика».
Он несерьёзно ей отсалютовал и пошёл прочь.
– Ну и катись! – плюнула ему в след Беркут и добавила что-то обидное про «полшестого», но Хидден не вслушивался.
Домой не хотелось. Он зачем-то вернулся к Каланче, бесцельно обошёл вокруг. Постоял, глубоко дыша, пытаясь проветрить тяжёлую голову, но влажный воздух Творецка не освежал. В спину, словно дуло двустволки, упёрся чей-то взгляд. Хидден почувствовал его и обернулся. В светящемся окне четвёртого этажа увидел силуэт Раисмихалны. Что она тут делает? Время уже заполночь! Силуэт в окне не двигался с места, и Хидден пошёл в сторону своего дома, лишь бы избавиться от этого пристального, зудящего взгляда. На полдороге, как раз почти напротив спортзала Саги, он остановился и присел в темноту, на ступеньки чьего-то дома с тёмными окнами и наглухо заросшей дверью. Уперев локти в колени, помассировал пульсирующие гадкой болью виски.
«А ведь и правда перебрал, – подумал он, – а мне ещё сегодня очередной отчёт строчить, чтобы при завтрашнем вывозе мусора отправить бутылочной почтой. Доходят хоть мои сводки из вражеского тыла, интересно знать? Ответ бы какой прислали, „понял-принял“ или ещё что…» Хидден поднялся, собираясь всё-таки пойти домой, и тут услышал сто стороны Каланчи знакомые быстрые шаги.
– Сага? – окликнул он, выступая из плотной тени в голубоватый круг фонарного света.
Сага резко затормозила и едва сдержала чуть не сорвавшийся с губ вскрик.
– Прости, не хотел пугать.
– Ты чего здесь?
– Трезвею, – усмехнулся Хидден. – Во всяком случае – пытаюсь.
– У тебя же есть космический душ. Отличное, знаешь ли, средство.
– Покажешь, как им пользоваться? – заискивающе спросил он, сунув руки в карманы джинсов.
– Открываешь дверь, входишь внутрь – вся наука.
– Я не могу идти туда один. У меня клаустрофобия. Вдруг я запаникую, поскользнусь, треснусь затылком о бетон, потеряю сознание и утону в собственной душевой кабине. Вот нелепая будет смерть! Ты должна пойти со мной. Умеешь ведь делать искусственное дыхание рот в рот?
– Здесь у всех клаустрофобия, Хидден. От одиночества. Привыкай.
– Во-о-т, а искусственное дыхание рот в рот очень хорошо помогает от одиночества!
– Что ты несёшь? – Сага погасила ползущую на губы улыбку.
– Понятия не имею. Я пьян, я предупреждал.
– У меня из-за тебя приступ испанского стыда.
– Сочувствую. Но если тебе сейчас за меня стыдно, то представь, каково мне… Будет, когда протрезвею.
– И где хоть ты так набрался, Хидден?
– На третьем этаже вашей чудесной столовки.
– Отвратительное место.
– Согласен! – Хидден чуть замялся, но всё же добавил: – Беркут пригласила пропустить по стаканчику.
– М-м-м…
То ли ему показалось, то ли появившаяся в уголках глаз Саги улыбка действительно вдруг погасла.
– Вот кого надо было просить об искусственном дыхании, – сказала она чуть тише. – Беркут бы не отказала.
– Я её боюсь, она хотела меня съесть, – Хидден многозначительно прикоснулся к прокушенной губе.
– И тебе не понравилось? – нарочито удивилась Сага.
– Если уж выбирать способ пустить кровь, то твой хук мне понравился больше, – не шутя, ответил Хидден, и его тон выдал, что он не так уж и пьян.
Сага невольно задержала взгляд на его внимательных серых глазах дольше, чем хотела.
– Ладно, мне пора, – вдруг спохватилась она и уже развернулась, чтобы уйти, но Хидден окликнул её.
– Прогуляемся? – улыбнулся он, и в первые в его улыбке Сага не заметила флирта. – Или, может быть, выпьем?
– Уже поздно, Хидден. Я устала, – мягче, чем обычно, ответила она. – Да и тебе на сегодня хватит.
– В другой раз? – вновь не дал ей уйти Хидден.
– М-м…
– Как насчёт завтра?
– Хидден. – Сага скрестила руки на груди. – Ты что задумал? – с подозрением прищурилась она.
– Ничего. Честное слово.
– Даже если соглашусь, тебе не обломится.
– Я уж понял, – усмехнулся Хидден. – Просто выпьем. По-дружески. – Он лукаво ей подмигнул.
Она смотрела на него так, будто вот-вот уступит, но вдруг взгляд стал холоднее.
– Не выйдет.
– Почему? Тебе нравится красное полусухое, мне нравится красное полусухое и ты. Мы отличная команда! Соглаша-айся!
Он шагнул к ней, хотел взять за руку, но Сага невольно отпрянула, отдёргивая свою ладонь от едва прикоснувшихся к ней пальцев Хиддена. Слишком резко. Слишком грубо. Словно от чумного. Хидден непонимающе поднял брови, и Сагу кольнула досада: он не заслужил такой реакции, и она наверняка его задела.
– Я настолько тебе неприятен? – попытался пошутить Хидден, но в его голосе звучала горечь, хоть он и старался её скрыть, и горечь пряталась в уголках его усталой полуулыбки.
Сага долго молчала.
– Нет, – наконец ответила она, глядя ему в глаза. – Это-то и пугает…
– Почему пугает?
Сага хотела ответить, но в последний момент передумала. Чуть склонила голову на бок, внимательно глядя на Хиддена. И всё-таки решилась:
– Потому что это неправильно. Неправильно искать здесь анестезию. Когда боль становится чуть тише, мне кажется, что я его забываю. И меня начинает мучить совесть.
– Ты… сильно его любила?
– Я его и сейчас люблю, но…
– Иначе? – подсказал Хидден.
– Да, наверное.
– Сага… Знаешь, я ни черта не смыслю в любви, но что-то мне подсказывает, что Варвар предпочёл бы, чтобы ты хранила о нём светлую память, а не терзала себя консервированной болью. И если болеть станет меньше, это не значит, что ты его забываешь. Это значит, что ты живёшь дальше. Он бы хотел этого, я думаю.
– Ты и правда ни черта не смыслишь в любви, Хидден, – невесело усмехнулась Сага, и неоновый свет фонарей высеребрил в её глазах непролившиеся слёзы.
– Да, я предупреждал, – улыбнулся Хидден. – Видишь, хреновый из меня анестетик. Не бойся, я сгожусь разве что в качестве пластыря.
– Действительно, такой же прилипчивый.
– О, видишь, ты почти рассмеялась! Но если ты согласишься со мной выпить, обещаю не веселить тебя сильнее, чем сейчас.
– Ла-адно. Уговорил, – сдалась Сага.
– Когда? И где?
– Когда Город отрастит какой-нибудь уютный кабак. В нём и выпьем. По-дружески. Идёт?
– Но так нечестно! – шутливо возмутился Хидден. – Может, он никогда подобного не отрастит!
Сага развела руками: ничего, мол, не могу поделать – таков уговор.
– Ты слышал? – спросил Хидден, возведя взгляд к клубящемуся серым туманом ночному небу. – Отрасти мне ба-а-ар! – крикнул он во всё горло.
– Ты ополоумел?! – Сага вздрогнула от неожиданности и, не сдержавшись, всё-таки рассмеялась. – Люди же спят!
– К чёрту людей, – усмехнулся Хидден. – Мне нужен бар. Ср-р-рочно!
***
Вечером третьего дня Хидден постучал в кабинет Саги.
– Можно?
– Чего хотел? – Сага оторвалась от своих бумаг.
Хидден, уже не в халате, а в мотокуртке, вошёл в кабинет и припёр спиной дверь.
– Получить обещанное.
Он распахнул мотокуртку, демонстрируя две бутылки вина, торчащие из внутренних карманов. Сага удивлённо на него уставилась.
– Уже?
– Да-а-а-да, – с довольным видом протянул Хидден, – Город отрастил нам бар. В конце нашей улицы, почти на опушке – ты разве не видела? – Он снял с крючка её косуху и протянул Саге. – Пойдём! Ты опять засиделась дольше положенного.
Сага взяла куртку, но подниматься со стула не спешила.
– Ты там уже был? – спросила она.
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь, что это бар? Светящуюся вывеску я бы заметила. Да и барменов в Город не поступало, – мрачно хмыкнула она.
– Не будет там ни барменов, ни светящейся вывески, ни даже открытого для всех желающих главного входа. Но я знаю, как пробраться через служебный.
– Какой-то очень уж странный бар ты попросил, – с сомнением произнесла Сага.
– Такой я не просил. Эта Плесень скопировала хорошо знакомую мне заброшку. Честно, я ей ничего не рассказывал. Не знаю, как так вышло.
Сага нахмурилась.
– Иногда Город может считывать яркие эмоции, – сказала она, – и чёткие образы, подпитанные сильными чувствами. Ты уверен, что хочешь пойти в тот бар? Я бы не рискнула идти в место, битком набитое собственными воспоминаниями.
– Не верю, – хмыкнул Хидден. – Ты рисковая. Я тоже. Пойдём!
Бар и правда выглядел обычной заброшкой с разбитой и уже нечитаемой вывеской, заколоченной дверью и мутными стёклами, через которые невозможно разглядеть, что же внутри. Хидден повёл Сагу на другую сторону, к служебному входу, прятавшемуся за пышным кустом сирени. Узкая дверь со скрипом отворилась.
– Нет уж, давай-ка ты первый, – покачала головой Сага на приглашающий жест Хиддена.
В баре царил полумрак. Пол и – частично – барная стойка заросли мхом, ближе к стенам прямо из бетона тянулись чахлые деревца, по углам пышно росли одуванчики. А в центре зала стоял, улыбаясь во все свои восемьдесят восемь чёрно-белых клавиш, огромный рояль.
– Ого! – шёпотом воскликнула Сага. – На моей памяти музыкальных инструментов Город ещё не отращивал. Да и вообще такие сейчас – редкость. Почти как динозавры. В том твоём баре тоже был рояль?
Сага оглянулась на Хиддена и поняла: был. Хидден замер в дверях и смотрел на инструмент так, будто встретил призрак кого-то родного, но давно потерянного.
– Интересно, он рабочий? – вслух подумала Сага.
Хидден не ответил. Он отмер, прошёл в зал и почему-то сделал вид, что рояль – обычная мебель, хотя Сага заметила: для Хиддена прототип этого инструмента значил очень много.
Он выставил на барную стойку бутылки, достал из кармана штопор.
– Вот чёрт! Я не подумал про бокалы. Извини, придётся из горла. – Он виновато улыбнулся, откупоривая бутылку.
– Ну… – Сага села на высокий стул, – это вполне соответствует обстановке. Тем более – бутылки-то две.
– Брезгуешь пить со мной из одной? – усмехнулся Хидден, протягивая ей откупоренное вино.
Он сел верхом на свободный барный стул и не спешил открывать вторую бутылку.
Сага сделала глоток и вернула ему бутылку:
– Нет, если для тебя это так важно.
Его усмешка переросла в тёплую, но не без озорства, улыбку.
– Кстати, ты оказалась права насчёт Тэлли. На днях она спросила, смог бы я отсканировать влюблённость Корнета, переписать её код с тебя на Тэлли и допрошить обратно парню. И так посмотрела, когда я отказался… мороз по коже! Она совсем шальная. Думает, Город поощрит любую её прихоть. И что-то мне подсказывает, что ты ей как кость поперёк горла. Будь осторожней, ладно? – добавил Хидден чуть тише.
– Беспокоишься? – насмешливо выгнула бровь Сага.
– Беспокоюсь, – совершенно серьёзно ответил он.
Этот прямой и честный ответ привёл Сагу в лёгкое замешательство, она даже не нашла, что сказать, просто кивнула, глотнула вина.
– Я почти закончил допрошивку. И хочу провести её первичный тест-драйв на Унн-Уране сам, не сообщая Профессору, – сказал Хидден.
– Это может быть опасно. Я не сомневаюсь в твоём мастерстве, но что-то может пойти не так.
– Я в ней уверен, – твёрдо ответил Хидден.
– Пусть так. Но чем Профессор тебе помешает? Это же официальная допрошивка, верно?
– Да. Но Профессор помешает тебе. Точнее – он тебя попросту не допустит, ты же не в проекте. Попроси Корнета нас подстраховать, тебе он не откажет. Другого шанса для контакта с активированным допрошитым сканом Варвара у тебя не будет.
– «Шанса для контакта», – фыркнула Сага.
– Прости. Не могу назвать это «общением».
Повисла пауза, во время которой вина в бутылке заметно поубавилось.
– Это уже не Варвар, да? – тихо спросила Сага. – Даже с твоей допрошивкой он им не станет?
Ответ был очевиден, но ответил Хидден не сразу.
– Да, Сага. Ты и сама это знаешь. Но это не помешает тебе с ним попрощаться. Смотрят же люди фотографии своих близких. Говорят с ними на их могилах. Считай, что скан – то же фото, только круче. Фото, которое умеет думать. И помнит чувства, которые испытывал прототип.
Сага вернула бутылку на барную стойку.
– Помнит, но уже не проживает их, – вздохнула она, зажав ладони между колен. – И от этого мне ещё тяжелей.
– Да… – Хидден задумчиво замолчал. – Знаешь, за время, которое я работаю с кодом грифонов, я заметил кое-что… И не могу объяснить это с точки зрения нейрокодировки.
Сага вопросительно на него посмотрела. Хидден открыл вторую бутылку вина – первая заканчивалась – и продолжил:
– Я знаю, как работают сканы. Этот процесс действительно больше схож с воспроизведением сохранённых в памяти алгоритмов, а не их проживанием – как у людей. Но у грифонов, особенно у Унн-Урана, есть одно… м-м-м… чувство? – эмоция? – которое не воспроизводится, а именно проживается. И в человеческом эквиваленте я бы назвал это чем-то вроде тоски. Хотя чисто технически ни железный грифон, ни компьютерный код скана тосковать не могут – им просто нечем.
– Фантомная боль, – прервала его Сага.
– Да. Что-то подобное. Думаю, это воздействие разумной Плесени, раз уж она разумна. Но я не силён в ботанике, поэтому точно сказать не могу. – Хидден улыбнулся и заметил, как в ответ на эту улыбку поднялся вверх уголок губ Саги.
– Плесенью занимаются микологи, а не ботаники, – ответила она.
– Вот не повезло ребятам!
Пару минут они молчали, а потом Сага спросила:
– Но ты ведь нашёл способ избавить их от этих фантомных болей?
Хидден покачал головой.
– Ты же переписал код, – удивилась Сага.
– Да, и благодаря этому их фантомные боли можно контролировать. Но полностью их убрать у меня не вышло. И это ещё одна причина, почему я думаю, что виной всему Плесень. Даже с моей допрошивкой грифоны с активированными сканами не протянут слишком долго. Они смогут жить и функционировать, пока у них есть цель. Но, справившись со своими задачами, они… Как бы это сказать?
– Потеряют смысл жизни?
– Да, типа того… И всё закончится так же, как заканчивалось до моей допрошивки.
– Хм. – Сага глотнула вина. – Получается, отсканированному разуму для того, чтобы продолжать своё существование, нужна конкретная цель? Своеобразный «смысл жизни»?
– Возможно. Но я думаю, что по большей части цифровая личность ищет в своей цифровой жизни не какой-то расплывчатый «смысл», а то же, что и мы ищем в жизни реальной, хоть и не отдаём себе в этом отчёта. И не находит: для неё это технически невозможно.
Сага задумалась.
– Что же это? – наконец спросила она.
– Счастье ощущать себя живым, – ответил Хидден. – Сага… Даже если у нас всё получится, Унн-Уран всё равно погибнет… как только сделает то, что должен. Может, не сразу, но вряд ли он протянет дольше пары недель. И, как бы тут у нас ни вышло, ты вряд ли его увидишь ещё раз. Поэтому…
Сага кивнула, опустив взгляд.
– Поняла. Попрощаюсь… навсегда.
– Я подумал, ты должна это знать.
– Спасибо.
Хидден неслышно вздохнул, отпил вина. Отчего-то ему этот разговор давался не проще, чем Саге.
– Что это за бар? – помолчав, перевела тему Сага. – Точнее – чем была его «оригинальная версия»? Ты там работал? Отдыхал?
– Я там жил, – усмехнулся Хидден. – И да, тогда он находился именно в таком состоянии: с местами осыпавшейся крышей, растущими из пола деревьями и огромным роялем в центре зала.
– Сыграешь?
Хидден, к её удивлению, спрыгнул с высокого стула и пошёл к инструменту.
– Не думаю, что из него можно извлечь какие-то звуки, он вряд ли настоящий, а если вдруг настоящий, то наверняка расстроенный…
Хидден осторожно, даже нежно провёл по клавишам, нажал одну из них… И она поддалась, отозвавшись густой и чистой нотой «до».
– Хм-м-м! – удивился он. – Творецк полон сюрпризов!
Он снял куртку, бросив её прямо на пол, и сел на круглый табурет, растущий перед роялем. Сага, прихватив с собой бутылку, подошла поближе, облокотилась на крышку рояля и сдержанно улыбнулась, ожидая от Хиддена какой-нибудь забавной пантомимы. Тот сосредоточенно потёр большим пальцем небритый подбородок, будто что-то припоминая, положил руки на клавиши. Прозвучало несколько неточных аккордов. А потом он заиграл.
Мелодия – мягкая, но с внутренним надрывом, пронзила облокотившуюся на рояль Сагу вибрацией, хлынула неудержимым потоком воспоминаний, отозвалась щемящей тоской под рёбрами. Она узнала её: песню одной из популярных доапокалиптических рок-групп. Её любимую песню…
– Где ты научился играть? – севшим голосом спросила Сага, когда под потолком растаяли последние ноты.
– В оригинальной версии этого бара, – ответил Хидден.
– Хотел стать музыкантом?
– Нет.
– Зачем тогда?
– Чтобы клеить девушек, – подмигнул ей Хидден.
– И что, помогает?
– Ещё как! Пара аккордов, и они готовы лечь на рояль. Особенно если он такой большой, как этот. Особенно если выбрать подходящую песню.
– Эта – подходящая?
– Вполне. Тут есть строчка про постель, я бы тебе спел, если бы умел петь.
– Ты доиграл её до конца, а мне и в голову не пришло лечь. Ни на рояль, ни в постель. Твоя стратегия не работает.
– Обидно, – усмехнулся Хидден, забирая у Саги бутылку. – Теряю форму. Надеюсь, тебе хотя бы музыка понравилась, раз уж с постелью не вышло. Сейчас все перешли на техно-ритмы и такого больше не слушают.
