Анастасия Орлова
Фантомные боли железных грифонов
Эпилог
Два месяца спустя
«Логово», пропитанное запахом алкоголя и заполненное сигаретным дымом, подсвеченным сине-сиреневым неоном, пульсировало ритмичным техно. На танцполе, словно загипнотизированные змеи, извивались в причудливых танцах нечёткие из-за дыма человеческие силуэты. Бармен искоса глянул на красивую молодую женщину, которая сидела за барной стойкой спиной к танцполу, отрешённо уставившись в свой опустевший бокал. В последние недели она появлялась здесь частенько – всегда одна, такая же неразговорчивая и подавленная, как сейчас.
– Вам повторить? – спросил он.
Женщина подняла тёмные, почти чёрные глаза. «Бездонно-холодные, как две полыньи», – подумал бармен.
– Давай, – мрачно кивнула она, протянув пустой бокал.
– Довольно безысходненько, – обезоруживающе улыбнулся бармен, указывая глазами на её свежую татуировку на левом запястье – два слова, обвитые листьями чертополоха. – Нужен веский повод, чтобы набить такое.
Она посмотрела на него так, что бармен понял: повод есть. От её взгляда ему стало не по себе, и она это почувствовала.
– Это всего лишь название песни, – уронила она и отвела глаза.
Бармен натянуто улыбнулся в ответ.
Сага безучастно наблюдала за пузырьками в коктейле. Поднимаясь со дна, они сталкивались друг с дружкой, налетали на дольки лайма, путались в шершавых мятных листьях, замедлялись, цепляясь за кубики льда, но всё равно упорно всплывали на поверхность, что бы там ни было. Сага поторапливала их коктейльной соломинкой. «Выход есть всегда». Пузырьки упрямо прокладывали себе путь наверх, на свободу, и, достигнув своей цели, лопались. Разрывались, как разорвалось сердце Саги, когда она достигла своей…
– Это для вас, – вновь появившийся рядом бармен выдернул Сагу из раздумий, поставив перед ней бокал красного вина, – от мужчины с того конца стойки. И вот это. – Он положил рядом с бокалом сложенную салфетку, по-видимому – записку.
Сага досадливо закатила глаза, не притронувшись ни к тому, ни к другому.
– Вы лишите меня щедрых чаевых, если не прочтёте записку, – вкрадчиво улыбнулся бармен.
– Мне она неинтересна.
– Но вам же несложно. – Бармен умоляюще выгнул брови и придвинул записку чуть ближе к Саге. – Хотя бы просто сделайте вид, что читаете.
Сага хмуро на него посмотрела. Ещё раз вздохнула. И развернула салфетку.
«Я хочу потратить до хрена бабла и приятно провести вечер, – сообщали ей неровно нацарапанные буквы. – Составишь мне компанию, кисуня?»
Сага скривилась, глянула на другой конец стойки. Оттуда ей вальяжно махнул короткопалой рукой, унизанной золотыми печатками, автор записки – невысокий синтоловый качок с бритым черепом, расписанным пафосной татуировкой «под золото». Сага скривилась ещё сильней и демонстративно отвернулась, скомкав записку и бросив её в бокал вина.
– Ну так чё, кисуня, поломалась, теперь пошалим? – раздалось у неё над ухом спустя пару минут, и синтоловый качок грузно влез на соседний стул.
– Иди к чёрту, – негромко ответила Сага, не оборачиваясь.
– Слышь, ты, сучка! Ты это, берега-то не теряй! Я ж могу и неласково попросить.
– Я тоже. – Сага с вызывающей холодной злостью глянула через плечо в сальные глазки качка: этого – холёного, одышистого, неповоротливого – она уделает даже такой пьяной, как сейчас.
– А уж как я могу попросить, ты и сам знаешь, – раздался за их спинами до боли знакомый голос, и Хидден рывком за шиворот сдёрнул качка со стула, встряхнул, не дав тому упасть. – Так что давай, гонококк, дебагни отсюда, пока тебя опять выносить не пришлось. Или зубы лишние успели отрасти? – ухмыльнулся он.
Качок секунду вглядывался в его лицо, что-то припоминая, а потом разразился грязным матом, выдернул свой воротник из пальцев Хиддена и, продолжая материться, скрылся в подсвеченном неоном густом сигаретном дыму.
– Хидден?..
Сага медленно стекла с высокого стула. Она не верила своим глазам, боялась, что Хидден исчезнет, стоит только ей прикоснуться к нему – ведь такое в последние недели уже случалось. Но в этот раз он прикоснулся к ней первым – и не исчез.
– Я так соскучился!..
…Сага проснулась перед самым рассветом и, не размыкая век, тяжёлых после выпитого накануне, не сразу вспомнила, где находится. «Логово». Бар. Какой-то пьяный ублюдок. Гостиничный номер… Неужели она так напилась, что приняла кого-то за Хиддена и… Или это был сон? Или…
«Кто бы мог подумать, что моя космическая душевая окажется достаточно герметичной, чтобы укрыть нас от объёмного взрыва: меня и гнездящуюся на полке для мыла белку!» – Нет, до такого её мозг бы не додумался ни во сне, ни под градусом.
Всё ещё не открывая глаз, с замиранием сердца она медленно протянула руку на другую половину кровати. В ушах кузнечным молотом грохотала кровь. Сага зажмурилась ещё крепче, ожидая, что пальцы вот-вот коснутся пустой подушки или – того хуже – незнакомого потного тела. Но они коснулись тёплой кожи, скользнули по рельефному плечу и пробежали по щетинистой щеке. О, эти плечи и эту небритость она безошибочно узнает даже на ощупь!
Под подбородком Хиддена Сага нащупала свернувшуюся калачиком белку, сонно вздрогнувшую от её прикосновения. Хидден мягко перехватил её руку, неспешно коснулся губами тыльной стороны её запястья.
– Если я открою глаза, ты не исчезнешь? – шёпотом спросила Сага.
– Открывай. Я буду здесь.
В это же утро рабочие, разбирающие под контролем госбезопасности обрушившуюся Каланчу, добрались до её цокольного этажа.
– Эй, Макарыч! – крикнул один из рабочих бригадиру. – Тут, кажись, тела… Зови гэбэшников, пусть посмотрят!
Двое – мужчина и женщина – погибли не со всеми остальными жителями Творецка, а гораздо позже – от обезвоживания. Город спас их от взрыва, но не подумал, что им, чтобы выжить, необходима вода и пища, – в отличие от его грифонов, которые могли бы ждать, пока их откопают, месяцами.
– Эй, погоди, там ещё что-то есть.
– Да арматура какая-то…
– Оно шевелится! Видел? Шевелится! Ну-ка, посвети! Вот чё-о-орт…
Человеческий крик, металлический лязг, россыпь высеченных крыльями искр, и на волю вырвалась, сшибая всех на своём пути, металлически сверкающая в солнечных лучах громада – то ли зверь, то ли птица, то ли вообще какой железный робот – не разберёшь.
Разбежавшись, Пандора оттолкнулся от земли, устремился в небо и скрылся за облаками.
