Анастасия Орлова
Фантомные боли железных грифонов
Глава 30
– Он допрошит, – вкрадчиво сказал Профессор в зеленовато-буром полумраке «гангстерского» кабинета Медиума.
– И что? – равнодушно шевельнул белёсой бровью Медиум – словно плечом пожал.
– Он нам об этом не сказал.
– А вы спрашивали? – Медиум небрежно плеснул в стакан из графина коньяка, не без удовольствия вдохнул его аромат и пригубил напиток.
– Нет, но… – Профессор голодными глазами проводил опустевший стакан, вернувшийся на серебряный поднос на краю стола. – Если скрыл это, наверняка и ещё какие-то секреты у него имеются.
– Конечно, имеются, – всё так же равнодушно ответил Медиум, поудобнее угнездившись в своём роскошном кресле, – как и у всех нас.
– Мне от Города скрывать нечего! А к Хиддену неплохо бы присмотреться. Тем более сейчас, с появлением Гейт, вполне возможно, он станет для нас бесполезным. Оттого вдвойне не хотелось бы, чтобы ещё и опасным…
Медиум кивнул:
– В этом кабинете Творецк слышит абсолютно всё, потому что именно к здешним разговорам он особенно внимательно прислушивается. Будьте уверены, он вас услышал и сделает выводы. Благодарю за бдительность.
Удовлетворённая улыбка скользнула по губам Профессора.
– Как вам Гейт?
– Смышлёная, – многозначительно ответил Профессор. – И схватывает на лету.
– Приведите её завтра ко мне, познакомимся. Молодые грифоны дозрели?
– Со дня на день ожидаем рождение.
Медиум одобрительно кивнул.
– Что ж, тогда и тянуть нечего: я поговорю с Гейт, и если сочту, что она готова, попробуем глубокое сканирование. Что-то хотите спросить, Профессор?
– Да. Вы не сказали, кого Город выбрал прототипами разума для этих грифонов.
– Потому что с претендентами я разговариваю сам, и чем меньше народу о них знает, тем лучше. Вы же понимаете, Профессор, слухи всё равно просочатся.
– Но ведь я непосредственно задействован на проекте и было бы справедливо…
– О да, Профессор, вы непосредственно задействованы! Я сообщу вам второе имя после разговора с Гейт. А пока – свободны.
Уже выйдя из кабинета, Профессор задумался: Медиум сказал «второе имя». Но чьё же первое? Всю дорогу обратно в Каланчу он восстанавливал в памяти прошлый их разговор о глубоком сканировании, но так и не припомнил, чтобы Медиум кого-то называл. Заинтригованный, Профессор перебрал в памяти всех, на его взгляд, более-менее подходящих для такой цели ребят из близкого круга Медиума и из тех, кто занимался внешними связями и benedicat acutifolia. Остановившись на троих претендентах, так и не смог выбрать двоих. Один – Вермут – руководил теплицами и вполне подходил для грифоньего разума. Двое остальных – Сметана и Блик – в чём-то сильны, но в другом, не менее необходимом, имеют пробелы, причём каждый в своём, и кого из них Городу выгоднее сделать грифоном – непонятно…
– Интер-р-ресно! – пророкотал Профессор себе под нос, словно обращаясь к клубящемуся вокруг него туману. – Я думал, что достаточно хорошо понимаю тебя, но вот эта задачка для меня сложновата! Однако хотя бы с Вермутом я наверняка прав. Может, и Медиум не назвал его имени как очевидного, а я сперва не понял. – Он с лёгкой досадой пригладил на затылке и без того идеально причёсанные волосы.
***
За пару дней в Творецке Гейт освоилась как у себя дома и уже успела назаказывать привычных ей атрибутов: на лице красовался агрессивный макияж, в брови и в носу вновь поблёскивали колечки пирсинга, на пальцах – массивные кольца-черепа, а вокруг запястий вились кожаные браслеты, ради которых приходилось поддёргивать до локтей рукава косухи, украшенной цепями, шипами и клёпками. Она так и расхаживала по Каланче: в этой своей бряцающей металлом кожанке, в высоких тяжёлых ботинках на толстенной тракторной подошве, в узком тонком топе на голую грудь, который скорее относился к нижнему белью, а не к спортивной одежде, и в кожаных штанах в обтяжку и с такой низкой талией, что, когда Гейт наклонялась, выглядывали не только её татуировки, но и лиловые кружевные стринги.
Профессору это всё, конечно же, не нравилось, но он молчал, что ещё раз доказывало важность Гейт для него, а значит – и для Города. Он даже отстал от неё со своими извечными просьбами надеть белый халат, потому что на второй день Гейт надоело его занудство, и она-таки халат надела, проходив в нём по Каланче чуть больше часа. Проблема оказалась в том, что она надела только халат (если не считать ботинок и браслетов). Разумеется, нараспашку. После такого представления оставшийся рабочий день Профессор провёл в своём кабинете, даже на обед не пошёл, и Раисмихална уже начала с воодушевлением планировать поминки, предположив, что того хватил удар.
– Да вполне бы и запросто, что хватил! – отвечала она на фальшиво-укоризненные взгляды Стали. – Эта фиолетовая, хоть и тощая, и сохранилась сносно, но уж не молодуха, чтобы телесами своими сверкать, мужикам на воздымание, остальным на зависть! В её возрасте такие сверкания – стресс для окружающих, а не причина шаловливых фантазий.
В ответ Сталь пыталась вложить во взгляд ещё больше укоризны, но Раисмихална лишь вздыхала:
– Знамо бы дело, что этого отутюженного так легко извести, сама б уж давно заголилась!
– Раисмихална! – с упрёком в голосе восклицала Сталь.
– А что? От меня и эффекту больше бы вышло… – пожимала плечами Раисмихална.
…Гейт, нагнав Хиддена в коридоре, крепко хлопнула его по плечу:
– Ну что, как жизнь, малец?
Он бросил на неё прохладный взгляд и ничего не ответил.
– Дуешься, что ли? А то я тут уж чуть не неделю, а ты всё не дойдёшь поздороваться! Или Каланча большая, топать далеко? – Она пихнула его локтем, требуя ответа.
– Боюсь тебя голой застать, – кисло ответил Хидден. – У меня психика не столь крепка, как у Профессора – сказываются травмы прошлого…
Гейт расхохоталась, дважды хлопнув в ладоши:
– Уел, пацан! Но надо же – уж где-где, а в Творецке никак не думала тебя встретить!
– А где думала? – Хидден резко остановился и развернулся к Гейт лицом. – В тюрьме?
– Зна-а-аешь! – протянула она, подбоченившись и нахально глядя ему в глаза – для этого ей пришлось чуть запрокинуть голову. – Зна-а-аешь, что я сдала тебя, да, пацан?
– Меня чуть не взяли в «Логове». Кто же, кроме тебя?
Гейт хмыкнула.
– Но ты же ушёл?
– Как видишь.
– Ну а чо, хороша прятка от фараонов, – одобрила она.
Хидден развернулся и пошёл дальше.
– Да ладно тебе! – крикнула Гейт ему вслед. – Грешно обижаться, ты ж сам первый нас кинул! После того, что мы для тебя сделали, между прочим! После того, как мы тебя сделали!
Хидден не отреагировал, будто и не слышал, с каким злым наслаждением она задела его за больное. Он знал: Гейт нужна свара, и она провоцирует. Она считала Хиддена их командным проектом, предметом, который обязан служить им верой и правдой – столько сил и старания в него вложено! Да ещё и быть благодарным, потому что они «мало того, что спасли сопляка от голодной смерти, так ещё из него равного себе человека сделали». И не могла простить, что он бросил их, разрушив все их планы. А теперь вот – ушёл от возмездия, скрывшись от фараонов в Творецке. Поэтому Гейт хотелось поквитаться хотя бы по мелочи, доступными сейчас способами: неприглядным скандалом и прилюдным полосканием грязного белья. Но Хидден ей такого удовольствия не доставил.
– Неблагодарный ублюдок! – фыркнула Гейт себе под нос, но догонять Хиддена не стала. – Ничего, тут, говорят, каждому – по делам. Вот и поглядим, когда тебе твои аукнутся, умник!
– Гейт, – окликнул её сзади мягкий мужской голос.
– Чего тебе, Проф? – спросила она, всё ещё не отрывая взгляд от удаляющейся спины Хиддена.
– Вечером задержитесь, пожалуйста. У меня к вам дело.
– Горизонтальное, что ль, раз вечером после работы? – хохотнула Гейт.
Обычно невозмутимо-доброжелательное лицо Профессора заметно скривилось.
– Нас с вами ждёт Медиум.
– Ого! – Гейт наконец-то соизволила развернуться к собеседнику. – Это местный главнюк, что ли?
– Доверенное лицо Города, – поправил Профессор.
Гейт опять хохотнула.
– Ну пойдём, поглядим на это… лицо! – кивнула она, перекатив во рту внушительный комок жвачки.
– И вот от этого, пожалуйста, избавьтесь, – Профессор указал пальцем на свои губы, имея в виду жвачку Гейт. – Хотя бы на время встречи.
– От языка, что ль? – невинно вздёрнула брови Гейт.
«Хорошо бы и от него тоже», – читалось на лице Профессора.
– Вы же меня поняли, Гейт, – с лёгкой укоризной в голосе ответил он.
– Да ладно, батя, не боись, паинькой буду! Даже куртку застегну, чтобы соски не торчали, – великодушно улыбнулась она, ковыряя Профессора наглым взглядом, словно пытаясь найти брешь в его самообладании.
Профессор в лице не изменился, но пошёл красноватыми пятнами.
– Не кипятись, Проф, – хлопнула его по плечу Гейт, – а то на лишайного похож стал.
– К-хрм, – только и выдавил он, словно откашливаясь.
Гейт расхохоталась, хлопнула в ладоши и пошла прочь.
– Какие же всё-таки приятные люди и Хидден, и Сага, – сказал сам себе Профессор. – Жаль, что не разделяют ни наших ценностей, ни наших стремлений…
В кабинете Медиума их уже ждал Вермут – высокий крепкий мужчина за сорок. Медиум пригласил всех сесть и, поставив локти на стол, с видом торжественного предвкушения переплёл пальцы под двойным подбородком.
– Я собрал вас здесь…
– Начало, как в ужастике, – хмыкнула Гейт, перебив. – А обстановочка – как в мафиозной киношке!
Медиум чуть заметно нахмурился, а Профессор с Вермутом бросили на неё такие испепеляющие взгляды, что Гейт пришлось извиниться.
– Всё-всё, молчу, – прижала она к губам подушечки пальцев, серьёзно сдвинув фиолетовые брови.
– Что ж, – пискнул Медиум октавой выше, хотя его голос и без того казался слишком высоким для такого грузного тела, – обойдёмся без вступлений и предисловий, раз уж они вас так пугают. Город поставил перед нами новую задачу: ему нужны союзники, чьи физические возможности превосходят человеческие. Двое лучших станут грифонами, чтобы служить Городу ещё продуктивней. И вы, Гейт, должны помочь им в этом.
Гейт кивнула.
– Первым глубокому сканированию подвергнется Вермут. Гейт, Профессор, подготовьте всё, процедуру начнём завтра ночью. Что, Гейт, у вас есть вопросы?
– А чувак знает, что он после процедуры – того? – спросила Гейт, ткнув пальцем в сторону Вермута, и закатила глаза, вывалив на сторону язык, изображая то, что вслух не произнесла.
– Вы не правы, Гейт, – мягко заметил Профессор. – Разум Вермута продолжит жить, а значит – продолжит и Вермут, только в другом теле. Более совершенном и неуязвимом.
– Это честь, – хрипло отозвался Вермут. – И до чёрта новых возможностей, – добавил, бросив на Гейт злой взгляд.
– Ну лады, не кипятись, – согласилась та, одарив его развязной улыбкой.
– Вы же справитесь с глубоким сканированием, верно? – спросил её Медиум.
– Да как два пальца! – отозвалась она, вальяжно закинув лодыжку одной ноги на колено другой. – В смысле – конечно! Проф подстрахует. Сде-елаем! Скан будет – чики-пуки, залюбуешься! – подмигнула она Вермуту. Но это часов семнадцать под сканером лежать.
– Мне спешить некуда, – буркнул Вермут.
– Ну и ладненько! – Гейт надула и оглушительно лопнула жвачный пузырь.
Профессор обречённо прикрыл глаза, сделав глубокий и медленный вдох.
– А второй клиент – кто? – спросила она у Медиума.
– Да, вот это, конечно, интересно, – подал голос Профессор.
– То есть? – Медиум с искренним удивлением на него уставился.
– Интересно узнать, кого Город выбрал донором для второго грифона, – пояснил тот. – Кому, так сказать, оказал эту высокую честь.
– Так вам же, Профессор! – развёл руками Медиум, как будто речь шла о само собой разумеющемся.
В повисшей тишине лишь кожаные штаны Гейт скрипнули о сиденье гостевого кресла, да похожий звук раздался откуда-то из горла Профессора, застывшего с таким лицом, словно его фотографировали на документы.
– Но как же так? – свистящим шёпотом спросил он, и на эту фразу потратил весь воздух из лёгких.
– Вы же сами в нашем первом разговоре абсолютно ясно дали понять, что готовы к глубокому сканированию, – ответил Медиум.
– Сканировать, – одними губами ответил Профессор. – Я готов сканировать.
– Так вы же не умеете, – поднял брови Медиум. – Сканированием займётся Гейт.
– Не боись, Проф, аккуратненько всё сделаю! – утешила Гейт, хлопнув Профессора по плечу.
Он резко опустил голову, схватился пальцами за переносье, будто ему поплохело.
– Это ошибка, – пробормотал Профессор, – я не могу умереть, я ещё многое должен сделать! И потом – у меня же Тэлли!
– Это решение принимал не человек, потому ошибки быть не может. Не вы ли, Профессор, безоговорочно доверяли разуму Творецка? – поинтересовался Медиум. – И сами только что сказали, что в нашем случае глубокое сканирование – это не смерть, а новая ступень развития. В теле грифона вы сможете сделать для Города ещё больше. И с Тэлли вас никто не разлучит, и все ваши воспоминания останутся в целости!
Профессор, не отнимая руку от лица, замотал головой, а потом вскочил и выбежал из кабинета. Медиум кивнул Вермуту, отправляя его следом, – чтоб присмотрел – и в кабинете с ним осталась только Гейт.
– А к вам у меня есть отдельный разговор, – многозначительно глянул на неё Медиум.
Его театральную паузу испортил звонко лопнувший жвачный пузырь. Медиум поморщился, вздохнул и перешёл на «ты».
– Во-первых, Хидден должен стать нашим союзником. Попробуй его убедить – вы же давно знакомы. Если не выйдет, придётся прибегать к…
– Принудительной допрошивке?
– Возможно.
– А во-вторых?
– Что, – приподнял белёсые брови Медиум, – по поводу его допрошивки ничего не спросишь, не возразишь?
– А чего мне возражать? – хмыкнула Гейт. – Допрошила раз, допрошью и второй. Мне пофиг.
– Хорошо, – одобрительно кивнул Медиум, просканировав Гейт водянистыми глазами и убедившись, что она не лукавит. – Теперь – «во-вторых». Прежде, чем приступать к глубокому сканированию Вермута, сделай его функциональный скан. Он обладает рядом качеств, очень полезных для…
– Допрошивок? – вновь перебила Гейт.
– Схва-атываешь налету-у… – Довольный Медиум потянулся к графину с коньяком.
– И мне плесни! – шевельнула стопой, закинутой на коленку другой ноги, Гейт.
Медиум на миг замер со наклонённым над стаканом графином, поглядел на собеседницу и потянулся за вторым стаканом. Гейт поиграла бровями и ухмыльнулась, забирая предназначенный ей стакан:
– Ништяк! Сделаю всё. И скан, и последовательность на основе нужных качеств, и над допрошивками пошаманю.
– А вот для них как раз нам и нужен Хидден.
– Не доверяешь? – прищурилась Гейт поверх стакана.
– Некоторым понадобится незаметная, бесшовная, – уточнил Медиум, глотнув коньяка и причмокнув от удовольствия. – А ты не умеешь…
– Некоторым – это таким, как Проф?
– Нет, он одумается, – отмахнулся Медиум, словно речь зашла о предмете, не стоящем внимания. – Он уже в системе, никуда не денется.
– В смысле? Что за система?
– Город создаёт идеально отлаженную систему, Гейт. Профессор здесь давно, и он уже – одно из звеньев сплетённой Творецком цепи. Поэтому повлиять на него можно через другое звено, более послушное, с которым он соединяется. Вот увидишь, Город очень скоро приведёт Профессора к мысли, что тот сам хочет стать грифоном.
– Тогда зачем остальных допрошивать, если Творецк без нас справляется? – спросила Гейт.
– Он растёт. Захватывает территории. Очень скоро новых людей окажется слишком много, чтобы успевать включать их в систему. Поэтому Городу нужна наша помощь. Допрошивки – это на будущее.
– Я-а-асно, – протянула Гейт. – Ну, Хид может и из голой цифры нужную установку сляпать – даже если отсканированной базы нет. Вон как с тем губером.
– Это хорошо. Но с конкретной базой – оно надёжнее. Тем более, если речь о таких, как Хидден.
– Да, этот парень себе на уме.
– А ты? – Медиум вновь сплёл пальцы под двойным подбородком.
– А я всегда на стороне сильных! – хохотнула Гейт, поболтав в руке пустым стаканом.
– Кстати, про губернатора. Ты знаешь, зачем он его допрошил?
– Знаю. – Гейт хитро прищурилась. – А ты?
– А я жду, когда ты мне расскажешь.
Гейт поставила на стол свой опустевший стакан и многозначительно на него посмотрела. Медиум, сдержав вздох, вновь потянулся за графином.
– Чем меньше нальёшь, тем короче будет рассказ, – заметила Гейт, когда хрустальное горлышко звякнуло о край стакана.
– А ты своего не упустишь! – не без уважения хмыкнул Медиум.
– Ещё и чужого урву! – в тон ему ответила Гейт, пальцем удерживая горлышко графина, пока стакан не наполнился до краёв.
Глава 31
– Как тебя зовут? – ещё раз спросил молодой мужчина с блокнотом в руках и в форменной куртке госслужащего, склонившись над чумазым сероглазым мальчишкой лет девяти.
Мальчик сидел на полу заброшенного, поросшего мхом бара, обняв колени, и вновь не ответил – просто пожал плечами.
– А лет тебе сколько? – не оставлял надежды госслужащий. – Девять? Десять? Восемь?
И вновь в ответ лишь движение худеньких плеч.
Мужчина вздохнул.
– Дедок совсем слеп, – сказала, подходя к нему, женщина в такой же форме, что-то помечая в своих бланках. – А ты нем, что ли? – спросила у мальчишки, повысив голос на случай, если он тугоух. – Или глухой?
– Нет, – хмуро буркнул тот.
– О, да он разговаривает! – всплеснул руками мужчина. – А передо мной чего прикидывался, почему не отвечал?
– Отвечал.
– Вот это твоё, – мужчина повторил мальчишкино движение плечами, – не ответ.
– Так другого у меня нету, – всё так же насупленно ответил парень.
– Так что же, ты собственного имени не знаешь? – удивилась женщина.
– Деда меня Мальчиком звал.
– А родители? Или другие родственники? Кто-то есть у тебя, кроме дедушки?
– Нету.
Госслужащая вздохнула, переглянулась с коллегой. Они отошли и понизили голос, но сероглазый мальчишка их разговор всё равно услышал – слух у него был чуткий, как у кота, и такие же, как у кота, движения – бесшумные и текучие, поэтому те двое не заметили, что он подобрался к ним чуть ближе.
– Ну, с дедком-то всё понятно, – сказала женщина, – ему и лет не меньше восьмидесяти, и головой уж слаб, и не видит ничего. Насчёт таких распоряжения конкретные. А парня – в распределитель. Там умоют и чипируют. В семью его вряд ли пристроят – слишком взрослый, таких редко забирают.
– Отправят в дом сирот?
– Всё лучше, чем здесь. Там еда, крыша над головой и хоть какая-то школа. Но может, ещё и с семьёй повезёт. Иногда ведь и подросших берут. – Она невесело вздохнула и вновь что-то пометила в бланках. – Забираем обоих! – крикнула водителю фургона, ждавшему у входа в бар.
Тот кивнул и затушил сигарету.
– Пойдём, пацан!
Госслужащий приподнял мальчишку за воротник, ставя на ноги. Не грубо, скорее – шутливо, как котёнка, но мальчишка рванулся от него, чуть не оставив ворот ветхой рубашки в его кулаке, а когда вырваться не получилось, извернулся, пытаясь укусить запястье держащей его руки.
– Ты офонарел, пацан?! – тряхнул его за шкирку мужчина.
– Эй-эй! – окликнула их женщина, выбросив вперёд в успокаивающем жесте раскрытую ладонь. – Полегче, Мирон! – сказала она коллеге. – И ты полегче, – кивнула мальчику, но уже не строго, как Мирону, а добродушно.
Сероглазый перестал вырываться, но смотрел всё ещё недоверчиво. Женщина присела перед ним на корточки.
– Ты, наверное, знаешь, что сейчас идёт повсеместная программа чипизации? – спросила она. – Это такая штука, когда тебе дают имя и прочие необходимые данные, и все они записываются на маленький чип, который будет всегда при тебе.
– Знаю, – буркнул мальчишка. – Чип сюда вживляют. – Он показал на сгиб локтя.
Женщина улыбнулась:
– Да, верно. Видишь ли, ни тебе, ни твоему деду здесь жить нельзя. И без чипов тоже нельзя. Поэтому мы сейчас заберём вас и распределим по учреждениям: тебя – к таким же детишкам, как ты, а дедку твоего – к таким же старичкам, как он. Там вас чипируют, и заживёте припеваючи!
– Я не хочу! Не хочу!
– Ступай, – сипло раздалось из-за его спины. – Ступай, Мальчик! – Дед слепо нашарил русую голову парнишки, погладил её дрожащей от старости рукой, ероша волосы. – Так и тебе лучше будет, и мне легче.
– Я не брошу тебя, деда!
– За мной присмотрят, – ответил старик раньше госслужащей, которая не сразу придумала, что сказать. – За тобой – в доме для детей, за мной – в доме для стариков. Нам тяжело здесь одним. Эти люди пришли помочь, верно? – Он повернулся в сторону женщины, и что-то такое мелькнуло в его лице, в его слепых глазах, отчего она поняла – старик знает, что его ждёт.
– Да, – коротко ответила она.
Сперва обоих привезли в распределитель, похожий на поликлинику и тюрьму одновременно, и там разлучили, дав возможность попрощаться. Ночью Мальчику не спалось, но лежал он затаившись, подглядывая лишь сквозь узкую щёлку из-под опущенных ресниц. В коридоре, в приоткрытую дверь комнаты, в которой, помимо его койки, стояло ещё семь таких же, виднелся стол дежурной, заполняющей какие-то бумаги в жёлтом круге света от настольной лампы. Раз в несколько минут по коридору, между приоткрытой дверью и столом дежурной, проходил охранник.
Мальчик не спал, но его соседи уже мирно сопели, а кто-то даже похрапывал – вполне по-взрослому. Вновь пройдя мимо стола, охранник помедлил, с тихим смешком перекинулся с дежурной парой слов, которые Мальчик не расслышал.
– А мне ещё утром ехать, – сказал охранник чуть громче, – стариков везти в Роговино.
– Далеко их в этот раз! Как хоть ты после ночной поедешь? – удивилась дежурная.
– Так подменить попросили за двойную, я и согласился. Да там не дальше остальных – часов за восемь обернёмся. И машинка в этот раз хорошая – дали серый, – охранник назвал незнакомую Мальчику марку автобуса, – тот, который с тонировкой. Его вести – одно удовольствие.
– Всё равно тяжело.
– Им тяжелее, – помрачнев, ответил охранник.
– Всё губернатору «спасибо», сверло ему в очко! – фыркнула дежурная. – мы уж с девками обсуждали, каким это надо быть отшибленным, чтобы такое творить! Мешают ему эти старики бедные, городской вид портят, статусность понижают, бюджет расходуют, тьфу! – Она сердито смахнула со своих бумаг капельку слюны. – Ну не чипировал бы их, ладно – и уже экономия приличная вышла бы. Так нет! Нормальные люди дома престарелых за бюджет организуют, а эта шельма стариков по заброшенным деревням умирать развозит, паскуда! Но Господь шельму метит – помяни моё слово, ему ещё отольётся, да всемеро! Удивляюсь, как до сих пор всё с рук сходит…
– По закону-то там всё чисто: вроде как натуральное хозяйство, огороды, ну и консервами их на четыре месяца в дополнение обеспечивают.
– И что? – повысила тон дежурная, но, спохватившись, вновь перешла на громкий шёпот: – И что? Там кто слепой, кто лежачий, кто безрукий – какое натуральное хозяйство? Эти три курицы на развод, пачка семян и банка консервов их спасут, что ли? Не все ходячие себя-то обслужить могут, не то что грядки копать да лежачих обихаживать! Если бы это в народе озвучили, волонтёры бы нашлись, кто за так к ним бы ездил – вот тебе и ноль расходов в бюджете, но нет…
– Если бы это в народе озвучили, сидеть бы губернатору в «уютной» комнате метр на два с решетчатой дверью, – хмыкнул охранник. – Но, думаешь, он не подстраховался? Там всё схвачено, за всё заплачено. Не подкопаешь! А попробуешь – тебя же в этой ямке и похоронят. Оно надо?
– Не по-людски это, – вздохнула дежурная. – Во сколько завтра выдвигаетесь? До свету, поди?
– В полпятого, – кивнул охранник.
Дальше Мальчик не слушал. Он бесшумно, – так, что ни одна скрипучая пружина не взвизгнула – стёк с кровати и затаился у выхода, чтобы при первой же возможности выбраться отсюда. Он не думал о том, что может заблудиться в бесконечных серых коридорах распределителя и не найти дорогу в подземный гараж; не думал, что узнать нужную машину окажется не так-то просто, а ещё сложнее – пробраться в неё и спрятаться так, чтобы его не обнаружили до прибытия в Роговино. Не думал, что уже в Роговино незаметно покинуть своё укрытие, чтобы его не увезли назад, тоже будет нелегко. Он думал только о том, что его дед, его Деда в полпятого утра поедет не туда, где о нём позаботятся, а туда, где он, слепой и почти беспомощный, умрёт от голода среди таких же брошенных стариков. Вот какая мысль занимала в ту ночь всё существо Мальчика с макушки до пяток. Может, именно поэтому он почти не заметил всех тех сложностей, которые ему пришлось преодолеть, чтобы попасть в Роговино вместе со стариками и там остаться. Не обратил на эти сложности внимания, а потому не чувствовал страха – только жгучую злость и отчаянное желание помочь деду, единственному близкому человеку в его жизни. У него получилось. И он крепко пожалел об этом спустя несколько месяцев.
К весне из двадцати стариков осталось меньше половины. А к концу продовольственных запасов – семеро. И вот тогда дед Арась, один из выживших, самый бодрый, самый неунывающий из всей двадцатки, самый приветливый с Мальчиком и его дедом, свихнулся. Решив, что быстрая смерть от топора предпочтительнее долгой и мучительной – от голода, он порешил оставшихся и взялся за Мальчика. Тот, исхудавший и ослабевший, перемазанный кровью Деды, которого не смог защитить, отбивался яростно, а потом взахлёб умолял о пощаде. Но для деда Арася пощадой была лёгкая, почти мгновенная смерть. «Я ж от мучений тебя спасаю! Я свиней резал, больно не будет…»
В миг, когда старик занёс топор над тонкой чумазой шеей, под руку отчаянно когтившего траву Мальчика попал крупный камень, с лёгкостью вывернулся из земли и уже в следующее мгновение полетел в лицо деду Арасю, а сам Мальчик, вырвавшись из ослабевшей хватки, пустился бежать и не оглядывался.
Он не знал, убил ли старика или просто поранил. Куда идти, он тоже не знал. Блуждал по полям и лесам несколько дней, пока не набрёл на трассу, которая казалась менее заброшенной, чем остальные встретившиеся ему дороги. Но вдоль неё он прошёл всего чуть – в очередной раз упал и подняться уже не смог. А потом очнулся в каком-то подвале, закутанный в пропахший псиной клетчатый плед…
Он не знал, как его зовут, не знал, сколько ему лет. Но он знал имя того, кому когда-нибудь обязательно отомстит. Нет, не убьёт – хотя так вышло бы куда проще. Но в этом случае смерть считается пощадой, а щадить губернатора он не станет. Он заставит его искупить зло, причинённое старикам, которых тот счёл ненужными. И заставит губернатора каждый раз, глядя на стариков, переживать все те эмоции, которые пережил сам в Роговино. И позаботится, чтобы стариков губернатор видел как можно чаще! Он ещё не придумал – как, но он обязательно это сделает.
