Мара Вересень
Сны о красном мире
22
Милия лежала в огромной медной ванне, полной воды, по поверхности которой плавали какие-то неизвестные ей пахучие цветочки и травки.
– Тебя бы да в пустыню, – сказала девушке воде и окунулась с головой, чтобы смыть мыльную пену с волос.
Вынырнув, она сняла прилипший к носу лепесток и, закрыв глаза, попыталась расслабиться. Сделать это как следует не удалось, телу было хорошо и приятно, а вот голове… Еще на подъезде к Сойлу, когда маячившее на горизонте облако оказалось ничем иным, как укутанной в туманную шубу Сойл-горой, девушка стала ощущать легкое беспокойство и какое-то непонятное давление. Милия готова была дать руку на отсечение, что виноват в этом неудобстве именно туман. А въезжая в Иллай, она почти всю дорогу до дома Рейн, сестры Анжея, не переставала оглядываться на гору, до смешного похожую на ком розовой ваты. То, что это гора, сказал Анжей, пришлось поверить на слово, потому что шевелящаяся розовая, местами бордово-красная масса поднималась к самым облакам, над которыми, девушка была уверена, тянулась к черному небу с колючими звездами голая вершина, освещенная розовым и фиолетовым, а над ней – громадный лунный диск в тех же тонах.
Давило куда-то на подсознание или еще глубже. По меньшей мере, пару раз за час, а то и больше, возникало странное желание пойти посмотреть на гору, а порой не только посмотреть, но и войти в туман. Причем последнее сопровождалось глубоким животным страхом, как в ужастиках, когда герой боится до чертиков, а все равно идет посмотреть, что творится снаружи, и – финал, как правило, довольно предсказуемый.
А еще был целый воз разговоров, скопившийся за время пути. Кайл – он настоял, чтобы в Сойле Милия звала его именно так, во избежание косых взглядов («?»), – вначале ловко уходивший от бесед на тему «Что такого было нужно Сарку в моей голове?», сдался и, произнеся что-то вроде «Сейчас уже все равно, и хуже быть не может», поведал невероятно длинную историю, начавшуюся в 266 год династии Волден. Именно в этом году бабуля Сирил вместе со своим любовником Мастером Координатором, тоже, кстати, Альдо, сбежала в Тень. Все бы ничего, но подобные отношения между родственниками, пусть и дальними, – страшное табу; плюс к этому – брошенный накануне свадьбы жених («Это, похоже, наследственное»). Потом Анж… Кайл попытался объяснить суть принятых в Сойле обычаев касательно родственных и брачных уз, но, поняв бесполезность своих стараний, вернулся к беглецам. Мастер Координатор вместе с тогда еще Учеником и Посвященным, а ныне Ушедшим Мастером Калоном, работал над созданием универсальной формулы Перехода, с помощью которой можно было открывать новые Двери-Между-Мирами. О том, что работа завершена, Совет Мастеров узнал только после побега Альдо, причем Калон клялся, что не виноват и что ничего не мог поделать, когда во время подготовки очередного эксперимента Мастер Координатор вдруг вышел, вернулся с женщиной, произнес формулу и совершил Переход. Дверь за ними закрылась сразу же, не оставив практически никаких следов. Именно по тому, что осталось, удалось определить, что Дверь ведет в Тень, и Калон собственноручно определял наиболее вероятное место выхода, чтобы хоть как-то загладить вину.
Произошедшее выглядело фатально, а все потому, что где-то в архивах хранилось предсказание о гибели Сойла, избежать которой поможет некое утерянное знание. Долгие годы Мастера терпеливо выжидали момент и искали подходящего кандидата для поиска самого Мастера Альдо или его потомков, которым он мог – должен был! – передать формулу, а когда нашли нужного человека, в планы Совета неожиданно вмешался изгнанный по неизвестной Кайлу причине Мастер Иллюзий, он же Сарк. Так или иначе, в Тени они оказались вдвоем. А потом Анж… Кайлу удалось отыскать внучку Мастера Координатора, единственную дочь его единственного сына Влайда Лена Альдо Милию, и когда Солар, позабыв от радости об осторожности и преследующем его Мастере Иллюзий, шел к дому, где жила девушка… Ну и так далее. А в том, что Кайл заранее знал ее имя, не было ничего сверхъестественного. Оказалось, что у каждого рода в Сойле имеется собственный свод имен.
На протяжении всего разговора Милию терзала совесть, а потом, когда Кайл упомянул о наказании, которому подвергся, вернувшись без нее… Никогда еще любопытство не имело для девушки таких ужасных последствий. Стоило ей тогда перебороть себя и посидеть в пещере, все было бы совсем иначе. Не было бы ни дан Глиссы, ни Касандани, ни… Сарка. По телу пробежал озноб. Она ведь почти отдалась ему, думая, что это Солар. Ощущение было такое, как будто ее… использовали.
«Век бы из ванны не вылезать».
За дверью, в соседней комнате, послышались голоса. Один из них принадлежал Рейн, а другой – кожа мгновенно покрылась пупырышками – Кайлу.
«Какая-то у меня на него ненормальная физиологическая реакция, то в жар бросает, то вот, кожа гусиная. Аллергия, что ли? Угу, на мужиков, сказала бы Светка. Ее бы сюда, отбою от женихов не было бы. Такое белобрысое веснушчатое чудо и в Тени не каждый день встретишь… Теперь точно – не встретишь. Да что это я? Тень да Тень! Совсем отуземилась. Ну, все, вылезаю».
Из одежды имелась длинная белая сорочка и такой же длины платье-халат с рукавами и множеством маленьких пуговок, очень похожее на то, которое Милия когда-то позаимствовала из огромного гардероба «своих» апартаментов во дворце. В нем, наверное, теперь жена какого-нибудь пустынника щеголяет. А наряд, в котором девушку выставляли на рынке в Сор-О, выпросила Рейн. Милия и сама была рада избавиться от него, жаль только, что клеймо с плеча никуда не денешь. А Рейн… Она ни слова не сказала против, когда Кайл привел в дом чужую, поздоровалась и стала – любя – отчитывать братца за то, что так долго не появлялся, а потом, сияя от радости, повисла у него на шее и сообщила, что выходит замуж. Дальше Милия ничего не слышала, потому что уснула прямо в кресле. Это было вчера.
Одевшись, девушка подсушила волосы полотенцем и вышла из ванной. Анжей полулежал в кресле спиной к ней. Уснул.
Сердце сжалось от невыразимой нежности. Безумно захотелось подойти и укрыть его чем-нибудь, хоть плащом, который Солар небрежно бросил на пол у своих ног. Рейн что-то шила. Склонившись над рукоделием, она напоминала старинную фарфоровую статуэтку, которую Милия видела как-то у бабушки. А еще она пела. Так ласково и спокойно, как можно петь только колыбельную, неудивительно, что Анж… Кайл задремал. Девушка прислонилась плечом к стене и прислушалась – так и есть, колыбельная, но Милии от нее сделалось неспокойно. Сердце бешено заколотилась. Нежный голосок Рейн зазвучал громче, будто хотел пробиться сквозь нарастающий звон в ушах, и стал странно деформироваться, превращаясь в мужской. Комната крутнулась и поплыла. Глухо, как в густом тумане, вскрикнула Рейн и стала звать Анжея. Милии казалось, что она медленно, очень медленно, падает в бездонный колодец, наполненный бесцветной мглой, а знакомый-незнакомый мужской голос поет колыбельную на языке Тер. Для дочки. Для нее.
…Опустилась ночная мгла,
Сон крадется в твою постель.
Я тебе расскажу…
«Влад! Вот ты где! – ворвался в песню обеспокоенный голос матери. – Что это за абракадабра?»
…Там, на розовых облаках,
Среди света хрустальных звезд…
«Влад, прекрати, – мамин голос срывается, дрожит, – ты меня пугаешь».
…А внизу, на земле песков,
Быстрых рек и бурных морей,
Есть прекрасные города
Непохожих на нас…
«Отойди от нее! Слышишь!? Влад, пожалуйста…»
Чья-то рука грубо схватила за воротник и потащила наверх. Девушка застонала. Бесцветная муть, из глубины которой пузырями стало пробиваться угрожающе-красное, не желало отпускать, впилась в кожу, цеплялась за волосы и одежду. Рука напряглась, рывок – и Милия открыла глаза.
Лежать на полу было неудобно, все кости болели, словно по ним прошелся асфальтоукладчик, каток и бригада дорожных рабочих в придачу, в затылок как будто кол вогнали, а глаза щипало. Нащупав рядом дверной косяк, Милия ухватилась за него и села. Протерла глаза и посмотрела на Рейн и Солара, сидящих рядом.
– Что? Что это было?
– Не думаю, что ошибусь, если стану утверждать, что это последствия…
– Хороши последствия! – вмешалась Рейн. – Оборачиваюсь на странный звук, а она белая, как смерть, и глаза закатились.
– Подожди, – перебил сестру Кайл. – Ты что-нибудь помнишь, Милия?
– Н-нет, – неуверенно отозвалась она. – Хотя… Да! Там…
Перед глазами снова поплыло, и девушка инстинктивно вцепилась в плечи Солара, чтобы не упасть.
– Кайл! Опять!
– Не кричи. Держу.
Почувствовав на лице горячее покалывание, Милия несколько раз моргнула, отпустила Кайла и, подтянув коленки, уткнулась в них носом.
– Там был мой отец, – проговорила она, язык еле ворочался, но накатившее оцепенение быстро проходило, – его голос… Он пел мне колыбельную.
Кайл попросил сестру принести воды, встал и подал Милии руку. Красивая рука: длинная ладонь, пальцы с аккуратно подрезанными ногтями, кожа гладкая, как у девушки… Милия предпочла встать сама, хотя ноги были ватные, коленки так и норовили подогнуться, а вместо сердца – огромный африканский тамтам. Она почувствовала, что Кайл смотрит на нее, и боялась поднять глаза, потому что… Щеки мгновенно вспыхнули, выдавая не слишком скромные мысли. Желания.
– Анжей, я…
– Не стоит, – сказал он, опустив руку, – если бы я не опоздал тогда… Эти твои воспоминания… Вероятно, когда Сарк разрушил блок…
– Я не об этом.
– Знаю.
– Тогда… Я… Мне… – он стоял слишком близко, Милия чувствовала запах его кожи сквозь одежду. – У меня была с собой книга («Господи! Что я несу!») Наставника Кирима, я боюсь, что оставила ее…
– Я забрал, – глаза-колодцы…
– Нужно обязательно вернуть…
– Обязательно, – улыбается.
– Милия… – из его уст, словно «милая». – Я…
– Знаю, – она потянулась к его лицу, коснулась щеки, боялась, что все окажется очередным мороком, но кожа под пальцами была живой, теплой.
Он сдался первым. Резко и как-то нервно, привлек ее к себе и, задержав дыхание, коснулся губ.
– Кайл! – Рейн стояла в дверях, в руках – стакан с водой, в глазах – осуждение. Милия отпрянула от Солара и залилась краской до кончиков ушей. – Кайл, я могу с тобой поговорить?
Как только они вышли, и тонкая рука Рейн демонстративно закрыла дверь кухни, Милия взяла плащ и потихоньку улизнула из дома. Она была зла на себя, на неожиданно вошедшую Рейн, на Анжея, на дурацкое платье, путающееся в ногах, на лезущий в сандалии песок, на проклятый Сойл, на судьбу, на Сарка, на слезы, стоящие в глазах и мешающие смотреть, на тараканов в голове, на туман, на… Милия остановилась. Улицы больше не было. Последние дома, окруженные незнакомыми плодовыми деревьями, остались метрах в ста позади, по обе стороны от дороги тянулись поля, разделенные на аккуратные квадраты и засеянные не то злаками, не то травами. В воздухе стоял дурманящий аромат, откуда-то доносился детский смех. Еще был голос. Он звучал в голове и просил, умолял, звал… Так же, как раньше, но стократ сильнее. Девушка сделала еще шаг и замерла. За спиной – город, Иллай, в нем много женщин, вдвое меньше детей и почти нет мужчин, он какой-то не такой, слишком правильный, слишком чистый, как новая игрушка, как музейный экспонат за стеклом, отстраненный от окружающего, не похожий ни на что, другой, чужой; а впереди – розово-красно-бордовая вата, недавний знакомец, колыбель забвения и беспамятства, туман. Тоже чужой, другой, тоже не похожий ни на что, но в нем не было и нет той чрезмерной правильности, никакой правильности нет, он просто был, есть, сам по себе и сам для себя. Сам себе мир, вернее, зародыш, словно пуповиной, горой привязанный к Тере, благодаря ей живущий, благодаря ей питающийся, но – другой. У него было сознание, и был голос. Голос звучал в голове, звал, просил, умолял… Милия обернулась, бросив взгляд на город, в котором…
«Идешь?»
«Да, иду».
Сидящий на табурете Солар на мгновение замер и посмотрел в сторону двери. Знакомое чувство… Эхо? Нет, дуновение. Оттуда,
– Кайл, ты не можешь позволить себе такой роскоши, как любовь этой женщины. Пусть это низко, пошло и отвратительно, но… увиваться вокруг девицы, у которой… которая… Она серьезно больна! – Рейн неосознанно коснулась головы, выдавая недосказанное.
– Ты Мастер Врачевания и Мастер Сердец в одном лице, целительница Рейн Тиара Солар? – Кайл смотрел на сестру снизу вверх и видел ее смятение. Она разрывалась между долгом и сочувствием. Одновременно, странно, но все же Солар ощущал смутную тревогу. Он знал, что Милия ушла. Не слышал, но знал, как будто перед уходом она привязала к его запястью прочную шелковую нить и с каждым шагом нить вздрагивает, натягивается и вызывает беспокойство. Кайл даже запястье потер. Можно было увидеть, где сейчас Милия, но Рейн мешала сосредоточиться.
– Никогда прежде не замечала за тобой …
– Ты и меня прежде не очень-то замечала.
– О, Небо! Кайл! Но это же… Это детские обиды. И потом, ты всегда держался в стороне даже от мамы, которая души в тебе не чаяла. А я… Ну какой резон возиться с младшим братом, если есть занятия поинтереснее! Ты был словно чужой. Чужой в собственной семье. Я не видела тебя два года, а до этого еще полтора и еще. И так без конца. Продолжать? – молчание повисло в воздухе, изогнувшись дугой, как знак вопроса. Рейн не ждала ответа, и Кайл не стал отвечать. – Наша мать умерла в этом доме, держа меня за руку и вспоминая о тебе. Наш отец тоже умер здесь.
– Ушел, – механически поправил Солар, уголком сознания удивляясь, что мысль о кончине родителей не причинила ему боли, ни тогда, ни сейчас.
– Ушел, – словно выругавшись, повторила Рейн. – Да! Но до этого он умер здесь, в этом доме, не зная, куда себя деть, потому что ему стало некого учить. Некого, понимаешь? Не-ко-го! А ты открыто флиртуешь с женщиной, способной понести от кого угодно и родить двоих, троих детей! При наличии подходящего партнера, конечно. Не надо так на меня смотреть, со мной все в порядке, это не жестокость, это реальность. Вы все там, в своей горе, слишком далеко от земли, вы всё решаете за нас. Всё! Даже то, кого любить и от кого рожать детей. Ты давно не был на земле, Кайл, – она стала успокаиваться. – Думаешь, твоя Милия единственная женщина из Тени, которую видел Иллай? Ошибаешься. Их десять. Привели несколько месяцев назад, и все они беременны. Понимаешь? Все. Им предлагали вернуться, если захотят, но они остались. Только одна попросила, чтобы забрали из Тени ее дочь. Они все хорошо представляли, что им предстоит, а твоя Милия…
Рейн, похоже, не замечала этого своего «твоя Милия», уже дважды произнесла, а знала бы, что он отдал ей часть жизненной силы, не разбрасывалась бы словами. Кайл снова попытался дотянуться до Милии, но что-то словно отгораживало девушку, а «нить» уже больно впилась в кожу, натянувшись до предела. Задать базовой модели поиска более сильный импульс мешало энергетическое поле сестры. Рейн неосознанно, желая защитить Солара, использовала свой целительский дар, усиленный родством и «правом старшего», а Кайл не мог разорвать окутывающий его кокон заботы, не причинив вреда.
– Кайл, послушай меня, – она присела на стоящий рядом табурет и взяла брата за руку. Кухня и присущие ей атрибуты выглядели нелепо в качестве фона для разговоров на сердечные темы, больше подошла бы гостиная. – Кайл, думаешь, я не знаю, что ты был недавно в Светлом Доме? Может, тебе пора сходить к Мастеру Сердец и подобрать… выбрать жену?
Отчего-то совсем некстати вспомнилась Лейта.
– Лейта? Не выйдет, она не может иметь де…
– Не думал, что придется закрываться в доме родной сестры! – возмущенно перебил Солар и вскочил с табурета. Не то чтобы он рассердился на Рейн за это внезапное «вторжение», просто Лейта была не из тех воспоминаний, которыми делятся с сестрами.
– Кайл, прости, это вышло случайно. Я была так зла на тебя, боялась, что ты наделаешь глупостей. Кайл, сегодня такой день, я не хочу ссориться.
– Какой день? – рассеяно переспросил Солар, массируя запястье.
– Как какой? День Звезды!
– Когда?
– Уже сейчас, – ответила Рейн, поглядев в окно.
Кайл кинулся в гостиную за плащом, а оттуда – на улицу. Сестра что-то кричала ему вслед, но он уже не слышал, бежал за город так же, как совсем недавно, совершив Трансформу, мчался в Сор-О. «Нить» пульсировала болью в онемевшей кисти, а из глубины сознания неотвратимо поднималось то, чужое, оттуда. Когда дома внезапно кончились, он остановился. Завязки плаща впились в шею, и Солар просто разорвал их, отбросив алый плащ Хранителя в дорожную пыль. Не по крестьянину кафтан. Какой из него Хранитель? Вешалка для плаща, не больше. Разве может Трансформа быть Испытанием?
– Идешь?.. Да, иду, – услышал он, не голоса, так, отголоски и впился взглядом в подвижную кромку тумана, непозволительно близко подобравшуюся к городу.
Милия была там. Далеко. Свет, процеженный сквозь тонкую кисею облаков, заставил зажмуриться на какое-то мгновение. Уже скоро. И опять поздно. Кайл хотел, чтобы она была рядом в тот момент, когда… Он позвал, закричал вслед движущемуся силуэту, странно искаженному, то ли от близости тумана, то ли от обилия света. Девушка обернулась, из-за спины взметнулись вверх и в стороны два несформировавшихся крыла, вернее, тени крыльев. Солар застонал, страшно, как раненый зверь, сжав зубы и до боли вогнав ногти в податливую плоть ладоней. Сказанного – не воротишь, сделанного – не исправишь. Вместе с жизненной силой он влил в почти развоплощенное сознание невыработанную модель Трансформы. Первая трансформ-ипостась, кротт, так и не достигла обозначенной цели – Сор-О. Он почувствовал Сарка, поспешил вернуть себе истинный облик и забыл, преступно забыл, ослепленный ненавистью и тревогой за Милию, что, прерывая трансформ-цепь, необходимо было смоделировать блок-обман, чтобы звериная часть «я» поверила в завершение миссии, а он этого не сделал. Крылья… Все верно, если первая ипостась исчерпала свой резерв, а цель еще не достигнута… Силы, движущие Мирами! Крылья! Он не мог их не узнать. Птица-хищник сонк – его вторая трансформ-ипостась. Это ее длинные заостренные пепельно-красные с черным кантом, похожие на изогнутые саффские клинки крылья разворачивались сейчас за спиной Милии. Она еще не понимает, не чувствует, что с ней происходит…
Из горла Солара вырвался еще один стон. Воспоминание о второй ипостаси через проторенный путь – «нить» – вдохнуло в тени крыльев дополнительную силу, непозволительно много. Крылья обрели четкую форму, расправились, затрепетали, ловя малейшее дуновение, полупрозрачные, но уже видимые. И не только для него. Для любого. Стоит Милии сейчас поднять руки, почувствовать воздух, скользящий между пальцев – она больше никогда не станет человеком! Трансформ-ипостась легко подчинит себе неподготовленный разум, перекроит его под себя, и в сумеречных небесах Теры появится еще одна пернатая хищница.
Это крепко усваивает любой ученик Младшей школы Сойла, слушая свой первый общеобразовательный курс по Трансформе, осторожно заглядывая в сознание товарища и определяя его, не свои, иначе – затянет, трансформ-ипостаси, даже если товарищ никогда не сможет познать их в полной мере. У Солара их было три: кротт, птица сонк, и что-то, что товарищ по парте не разобрал, а заменявший постоянного Наставника Мастер Трансформы, взглянув, вскинул тонкую бровь, оставив двенадцатилетнему Кайлу подозрение в его, Кайла, неполноценности и эхо мысли о каких-то «чистых стихиях». И часть всего этого он, по глупости или беспечности, отдал Милии.
Внезапно небо распалось надвое, и оттуда низринулся водопад света, яркого, искрящегося. Солар, широко открыв глаза, смотрел перед собой, но не видел ничего, кроме золотого потока, льющегося с небес. Растопленные светом жалкие остатки облаков быстро таяли, земля и все живое и неживое на ней жадно впитывало каждый луч, несущий в себе чистую энергию созидания и любви, ту самую Священную силу, в которую так верили все без исключения подданные Союза Шести Корон.
За спиной радостно кричали дети и взрослые, те, кто впервые видел Появление, и те, кто видел его уже не раз, одинаково вздымали руки к небесам, в которых сияла Звезда, Золотая, Стейл.
Когда первая волна схлынула, и глаза вновь обрели зрение, Кайл увидел, что Милия стоит на том же месте. Крылья, так и не дождавшиеся реального воплощения, послушно сложившись, висели за спиной девушки, похожие на вычурный маскарадный наряд, сотканный из пыли и тени. Всю ее с ног до головы окружало золотистое сияние, как в том видении из Сферы.
«Все-таки это была она!»
Милия махнула рукой и, кажется, улыбнулась, потом повернулась и вошла в туман, который от пронизывающих его насквозь солнечных лучей сделался каким-то бесплотным, полупрозрачным – сквозь него было видно гору и абрисы исполинских Врат. Небо над горой очистилось, приобрело желтовато-золотистый оттенок, а лунный серп, повернутый рогами вверх, казался насаженным на острую вершину.
Кто-то дернул Кайла за одежду, и он обернулся. Позади стояла девчушка лет семи, в длинном платье и платке. Сквозь кожу на лбу просвечивали голубоватые венки, а глаза были похожи на Кристаллы, такие же матово-черные.
– Хранитель, – сощурившись, сказала девочка, растягивая гласные, как будто сомневаясь, правильно ли их произносит, – вы уронили, – и подала комок ярко-алого бархата.
– Спасибо, – ответил Солар, взял плащ и протянул руку, чтобы погладить малышку по голове, но та, звонко засмеявшись, увернулась и, подпрыгивая, побежала к ожидающей ее стайке ребят, а по узкой спине девочки, выглядывая из-под платка, плясали черные пружинки волос вперемешку с огненно-рыжими.
