Виктор Елисеевич Дьяков
Никто не хотел воевать
20
Когда Леонида вывели за КПП, к нему радостно подбежала Лариса – она решила, что его отпускают. По всему, ночь на КПП далась девушке нелегко. Она заметно осунулась, под глазами проступили темные круги. Леонид тронуло, что она столько терпела ради него, но с другой стороны он отлично осознавал, что страдала она по его вине.
– Лара… ты извини. Меня в ближайшие дни вряд ли выпустят. Сейчас ты езжай пока домой. Как только освобожусь, я тебе сразу позвоню,– голос Леонида выдавал его крайнее смущение и неловкость.
– Почему тебя удерживают, за что!? Ты же гражданин России… они не имеют права,– эти возмущенные слова Лариса адресовала сопровождавшему Леонида конвоиру, который лишь ухмылялся.
– Да, о каких правах и законах сейчас можно говорить. Поверь, тебе лучше уехать,– беспомощно развел руками Леонид, показывая, что не в силах влиять на сложившуюся обстановку.
Лариса, осознав это, как то сразу сникла, даже как будто сгорбилась, словно на нее сверху навалилась незримая тяжесть. Упавшим голосом она попросила:
– Лёня… ты звони… я буду ждать, я тебя всегда и сколько надо буду ждать! – в этих словах прозвучало и непроизнесенное: «Ты у меня один… у меня кроме тебя больше никого на этом свете нет».
Леонид почувствовал душевную боль в словах девушки, совсем недавно совершенно для него посторонней, а сейчас едва ли не самого близкого человека и совсем растерялся:
– Да, конечно… обязательно… ты не беспокойся… как доберешься до дома сразу дай мне знать…
Комендант базы не сомневался, что за Леонидом никто не приедет. В этой связи на работу его водили с прочими «дезертирами», большую часть которых составляли студенты луганских и донецких ВУЗов, сдавших летние сессии, и которых патрули перехватывали по пути к пограничным переходам. От них он узнал новость о непонятно кем сбитом Боинге, летевшим из Голландии в Малайзию. Тогда еще это известие не показалось чрезмерно «глобальным» да и не понятно было кто его сбил, в общем в той череде военных сводок и жертв, гибель постороннего на этой войне самолета как-то не воспринялась чем-то из ряда вон выходящим, к тому же все заслонили собственные заботы.
Леонида стали выводить на работу в тот же день, когда он попрощался с Ларисой. Студентов «стимулировали» обещанием отправить на фронт, где с каждым днем становилось все жарче, о чем свидетельствовала все усиливающаяся канонада. Но на самом деле обычно ограничивались несколькими днями штрафных работ, параллельно с агитацией. Если и по истечению их человек наотрез отказывался вступать в ополчение, или продолжить хотя бы «служить» в тылу на погрузочно-разгрузочный работах, его отпускали. Его телефон вместе с документами находились в штабе. На него позвонила Лариса и попросила передать Леониду, что благополучно добралась до дома. С его плеч свалилось часть «тяжести» и не так муторно стало работать. Именно тогда, когда Леонид мел дорожки «военного городка» на третий день своего «ареста» и уже переставший на что-то надеяться, он нос к носу столкнулся… с Крестом.
Конечно Грач не собирался ехать в Луганск за Леонидом, так же как и кого-то за ним посылать – не до того было. Но про то, что Малька «повязали» в Луганске стало известно Кресту. Он буквально стал доставать Грача, чтобы он его отправил с соответствующими документами для вызволения «боевого товарища». Удивлению и радости Леонида не было предела – он словно увидел родного человека после долгой разлуки. Еще более оказался изумлен местный «политработник-особист». Тем не менее, он стал изображать «фому неверующего», вновь позвонил в Донецк, вышел на Грача… И пока тот не подтвердил, что действительно отправил своего бойца с позывным Крест за бойцом с позывным Малек…
Когда, наконец, Леонид оказался за воротами луганской базы и свободно вздохнул, Крест расставил все точки над i:
– В общем, так Малек, ты не раскатывай губы, что сейчас пойдешь на все четыре стороны. Не для того я тебя тренировал-готовил и не для того сюда приехал, чтобы сразу отпустить. И сам подумай, еще раз луганским попадешься, они уже никуда звонить не будут, загудишь в самый огонь.
– Да я сейчас в Россию и не собираюсь. Тут девчонка со мной ехала, ее мать вместе с моей бабушкой погибла. Я ее в Россию вывезти хотел. А нас тут тормознул патруль. Они студентов ловили, которые через границу удирали, ну и я в эти сети попал. А сейчас мне опять в мой поселок надо, ее забрать, – просящим тоном пояснял, что собирается делать Леонид.
– Не думаю, что у тебя это получится. Вокруг Донецка сейчас чуть не везде стреляют, укропы со всех сторон наступают. И мы бы уже давно воевали да в руководстве какие-то терки непонятные, никак власть не поделят. Стрелкова в отставку ушли. Вместо него всем ополчением командует какой-то Кононов, говорят из спортсменов. Но порядка все одно больше не стало. Повсюду патрули так же как здесь молодых мужиков вылавливают и заставляют в ополчение вступать. Тебя все одно опять захомутают и в строй поставят. Пойми, дело совсем дрянь, укропы нас фактически от границы отрезали, – объяснял ситуацию Крест, исподлобья посматривая на дорогу с явным желанием поймать «такси».
– Так что, и ДНР и ЛНР по-видимому недолго жить осталось – это конец?– в вопросе Леонида читалось больше чем он сказал: а стоит ли тогда за них кровь проливать?
– Почему конец, все только начинается. Да, местных, в ополчение немного идет, а из России как шли, так и идут, и техника идет БТРы, БМП, ГРАДы, даже танки…
– Так эта вся техника из России?– не мог скрыть изумления Леонид. – А я тут в казарме луганской вечером телевизор смотрел, российский канал. Там говорили, что вся эта техника ополченцами у украинской армии отбита.
– Не будь дитем, Малек. Даже если у укропов чего и отбили так это несколько единиц, да и то, как правило, выведенных из строя. В России знаешь, сколько старой законсервированной техники на базах хранения стоит? Тьма. Вот ее родимую расконсервируют, чуть до ума доведут и сюда гонят. В Союзе умели военную технику делать, она может и два и три срока служить безотказно. Вот она-то и пойдет в дело, как только укропы немного выдыхаться начнут… Малек я не хочу тебя неволить, но еще раз предлагаю, не рыпайся никуда, иди ко мне вторым номером. Раз уж нас судьба снова свела, то нет у тебя другого пути. С Грачем я уже говорил, он не возражает, если конечно ты согласен.
Они присели на автобусной остановке, Леонид молчал, не говоря ни да, ни нет. Чтобы еще потянуть время он спросил вроде бы то, что к сегодняшнему дню уже не имело отношения:
– А как же… тебе за тех бизнесменов, ничего?
– А чего мне будет… в такой-то обстановке. Может кто-то из ихних родичей меня и ищет. Тот спонсор, у которого мы тогда в ресторане были, он куда-то срыгнул вместе с семьей. В Донецке пока Стрелков командовал, он всем этим атаманам укорот дал, и все их армии под свое командование определил. Так что я теперь официально числюсь бойцом армии ДНР со всеми вытекающими. А про тот случай… да забыли уже все. Шума, во всяком случае, поднимать никто не стал. Спонсора нет, а мы уже не его наемники, а ополченцы. А такие как я, это штучный товар, такими не разбрасываются. Но, помнишь, я тебе говорил, моя эффективность как боевой единицы возрастает как минимум вдвое при наличии второго номера…
Леонид не хотел развивать эту тему и вновь перевел разговор:
– Слушай, Крест, я тут прослышал, что вроде какой-то самолет не то голландский, не то малазийский здесь сбили. Это что, правда?
– Правда. Весь интернет по этому поводу гудит. Россию обвиняют, что де это она «Бук» ополченцам пригнала, и они с него этот самолет шарахнули, – с явной неохотой и неприязненно скривив лицо, ответил Крест.
– И много там жертв было, и кто в самом деле его сбил?
– А черт его знает, кто сбил. Вроде почти триста человек летели. И какого черта их здесь понесло, неужто не знали, что тут война внизу идет? Ты на это не заморачивайся, как говорят, лес рубят – щепки летят. Ты сам только в эту щепку не превратись…
Они сразу же сторговались с первым, тормознувшем возле остановки частником. Он повез их в Донецк по хорошо уже знакомой дороге – Леонид никак не мог предвидеть, что столь скоро по ней придется возвращаться. Крест продолжал уговоры уже в пути:
– Пойми, тебе да еще с девчонкой никак не проскочить, не в Донецке, так в Луганске загребут. А если не приведи бог к укропам попадешь, тебе кранты, с твоим российским паспортом тебя сразу шпионом объявят, и девчонка из-за тебя ох как пострадать может. А со мной тебе ничего не грозит. Я тебе откровенно скажу, нравишься ты мне, чем, не знаю, но нравишься. У меня брата нет, сестра, а я всегда брата хотел младшего. Вот ты мне что-то вроде того младшего брата. Я тебе обещаю больше ты никакие дорожки мести, никакие сортиры чистить не будешь. Будешь все время при мне, рюкзак с лентами носить. А как отобьемся, я тебя сам до границы довезу с девчонкой твоей.
– А отобьетесь ли? – вдруг вклинился в разговор водитель «Жигулей», мужик лет пятидесяти с обветренным лицом человека много работающего в поле. – Укры, вон, всерьез за дело взялись.
– Они-то всерьез, да мы еще всерьез не брались, – резко ответил Крест, чем сразу отбил у водилы охоту задавать вопросы.
Почти всю дорогу до Донецка Крест уговаривал Леонида, и в конце-концов тот сам уверовал, что это судьба, от которой не уйти. К тому же, во время ареста в Луганске он почувствовал себя настолько бесправным и беспомощным, что хотелось, наконец, обрести какую-то стабильность даже в этом зыбком жизненном бытие, которое имело место летом 2014 года в Донбассе. Такую относительную стабильность здесь вроде бы собой олицетворяли Крест и группа Грача, с которыми он случайно встретился на российско-украинской границе. Когда подъезжали к Донецку, все слышнее становилась кононада с северо-запада со стороны Аэропорта, и с юго-востока, со стороны Иловайска. Тревожные предчувствия охватили Леонида. Тем не менее, он отправил очередную СМС матери, что у него все в порядке. Потом позвонил Ларисе, наказал сидеть дома и при бомбежке быстрее бежать в бомбоубежище. А сам… сам он по-прежнему на базе в Луганске, занимается хозработами, и ему даже вот позволили звонить со своего мобильного, в общем все у него нормально…
Из-за чего возник конфликт в Донбассе, переросший в полномасштабную войну? Если смотреть на ситуацию эдак глобально, то толчком послужили события, имевшие место незадолго до того, весной, в Крыму. Там большинство населения составляли русские, и они все двадцать лет незалежности с трудом переносили невразумительную внутреннюю политику киевской власти, не сумевшей за все это время построить по-настоящему жизнеспособное государство. А русские это государственноориентированный народ, для них крепкая власть залог всего. Сыграло свою роль и наличие в Севастополе базы российского Черноморского Флота. Все это привело к тому, что в краткосрочный период безвластия на Украине, вызванного бегством из страны президента Януковича… В общем, в этот момент с молчаливого согласия России начались массовые выступления русского населения Крыма, что и привело к быстрому и бескровному свержению украинской власти на полуострове, проведен референдум о вхождении Крыма в состав Российской Федерации.
В Крыму все прошло быстро и гладко, активного сопротивления никто не оказал. Крымский «пример» оказался заразительным для определенных, как слоев населения, так и властных структур в Донбассе. Казалось, парализованная киевская власть и здесь не решится на силовое подавление сепаратизма, так же, как не решилась на таковое в Крыму. Но Донбасс оказался далеко не Крымом. Если на полуострове русские составляли почти две трети населения, то в Донбассе не более половины. К тому же здесь не было российской военной базы и прорусские силы с самого начала не имели столь подавляющего преимущества как в Крыму. Более того, число политически активных дончан разделилось примерно пополам, а большую часть жителей составляли политически пассивные, которые вообще все едино под каким флагом жить. А так как они жили рядом с Россией, то знали материальное положение рядовых россиян по ту сторону границы и не находили, что оно на много лучше чем у них.
В общем, ни то, ни то не стоило того, чтобы за то или это воевать – так думало подавляющее большинство жителей Донбасса. Но поначалу погоду делали именно «политически активные». Особенно в тех семьях, где имелась «советская» основа, прорастали семена, имевшие благодатную питательную среду. Здесь старшее поколение пыталось заложить в сознание молодежи то, как хорошо и справедливо жили в советское время: и страна была великая, мощная и жили куда лучше, и порядок был. И эти высказывания имели под собой определенный фундамент, особенно в среде потомственных шахтеров, весьма многочисленной на территории старейшего угледобывающего региона. Ведь на Украине в целом и в Донбассе в частности, последние лет тридцать существования советской власти народ жил сравнительно неплохо. Во всяком случае, заметно лучше, чем в большинстве прочих регионов СССР. Тут и промышленность развитая, и климат хороший, и земля плодородная, да и во главе СССР долгие годы стояли выходцы с Восточной Украины, свою малую родину любившие и втихаря о ней заботящиеся. О высоких заработках донецких шахтеров во времена Хрущева и Брежнева ходили легенды. Не так здесь ощущался и продовольственно-промтоварный дефицит, буквально душивший ту же российскую провинцию. О Донецке и Луганске говорили как о городах, где уровень жизни значительно превышал среднесоюзный. То же самое можно сказать и о более маленьких городах и поселках Донбасса. Не мудрено, что старшее поколение дончан вспоминало советское время с определенной ностальгией. Тем более, что в постсоветской Украине качество жизни заметно понизилось. Они, конечно, мечтали не столько о присоединении к России, сколько о восстановлении Советского Союза, где они когда-то сравнительно неплохо жили. О том, что та же Россия жила в то советское время совсем не так хорошо как Донбасс, они либо не знали, а те кто знал… Они тем более хотели вновь вернуть то время, когда они жили значительно лучше большей части своих соотечественников. «Бежать» в Европу, где Украина наверняка бы стала одной из беднейших стран, они не хотели.
Та часть дончан, что была настроена антироссийски, в основном тоже не являлись сторонниками киевского руководства. Да, Киев они не любили, но Москву ненавидели еще сильнее. Та ненависть имела глубокие исторические корни, ибо зародилась во второй половине 19 века, когда сюда завезли для работы на шахтах людей из центральных губерний России. С тех пор прошло больше чем полтора столетия и население вроде бы смешалось… Но старая неприязнь оставалась незримо раскалывая регион на хохлов и москалей.
В тех семьях, где превалировало «москальское» мировоззрение… они были не прочь последовать примеру Крыма и присоединиться к России. А там, где доминировало «хохлацкое», там радели за интеграцию с Европой, и чтобы как можно меньше контактировать с Россией. В той среде очень надеялись на экономическую помощь Евросоюза. А почему бы и нет? Вон в Грецию Евросоюз вливает несметные миллиарды евро, и живут греки припеваючи, гораздо лучше, чем в России и на Украине, при этом особо не утруждаясь, лежа на пляжах и попивая кофе. Или еще более «заразительный» пример. После развала Союза вступили в Евросоюз страны Прибалтики и вот результат: Эстония страна вообще безо всяких природных ресурсов, с неплодородной землей и промозглым климатом, заняла 42 место в мире по уровню жизни. А Россия с ее несметными ресурсами еле выскреблась на 55-е, а Украина с ее черноземами и благодатным климатом – на 90-е! Так что путь ясен, вперед в Европу и будет нам счастье. Это если глобально…
А если «спуститься пониже» и рассмотреть конфликт пристальнее, то можно разглядеть детали, которые на глобальном удалении никак не видны. И тогда вполне может создастся впечатление, что весь сыр-бор получился в результате цепи непредвиденных случайностей, и никакой Крым, никакие пророссийские и антироссийские силы не играли никакой решающей роли, во всяком случае на начальном этапе. А все дело в желании олигархического клана, которому фактически принадлежало большинство промышленных предприятий Донбасса. Этот клан всего лишь хотел после бегства своего ставленника Януковича и предвидя, что следующий президент уже наверняка их человеком не будет… Они хотели добиться от пока еще не укрепившейся новой власти в Киеве, некой ограниченной автономии Донбасса, дабы не потерять, как власть, так и имущество. Они затевали все эти антимайданные протесты и демонстрации, имея целью всего лишь припугнуть новую власть, возможным «крымским» сценарием. На самом деле они этого совсем не желали, ибо при вхождении в слабую Украину им жилось куда вольготнее, чем было бы в России, где имела место сильная центральная власть, а олигархи после разгрома «семибанкирщины» сидели смирно и о власти не помышляли. Они хотели стать некоронованными царьками в Донбассе и случай чего диктовать свои условия слабой киевской власти, ибо Донбасс давал 20% ВВП всей Украины.
Увы, получилось как у Горбачева с Перестройкой: процесс пошел, но вскоре стал неуправляемым. В то же время в России имелось большое количество оставшихся не у дел «солдат удачи». То были ветераны многих войн: начиная от уже немолодых «афганцев» до находящихся еще во вполне дееспособном возрасте «балканцев», «приднестровцев», «чеченцев», «югоосетин». Многие из них легковерно восприняли всего лишь легкую бузу в Донбассе, за такое же стремление большинства населения присоединиться к России, как в Крыму. И как только украинская власть стала изображать попытки подавить эту бузу, они кинулись в Донбасс освобождать «братьев славян» от «бандеровских фашистов». Здесь уже киевские власти окончательно очухались, поняли, что если дело так пойдет и дальше, то вслед за Крымом они потеряют и Донбасс (20% ВВП это не фунт изюма). В Киеве объявили АТО, своего рода крестовый поход против донецких сепаратистов. В свою очередь это только усилило поток «солдат удачи» из России, многие из которых восприняли эту войну, как ведущуюся бандеровцами против русских в Донбассе. Именно эти «солдаты удачи», большую часть которых организовал и возглавил Стрелков, спутали все карты донецких олигархов, ибо маленькая буза превращалась в серьезный вооруженный конфликт.
Опытные «псы войны», изголодавшиеся по оружию, сразу начали наносить тяжелые поражения плохо организованной и отвратительно обученной армии Украины. Вскоре вокруг «стрелковцев» уже образовался ореол героев, и к ним стала примыкать местные из антиукраинских слоев населения. Теперь уже это воинское образование можно было именовать не наемниками, пришедшими из России, а ополчением. Видя, что наличных сил ВСУ явно не достает, чтобы справится с сепаратистами, на Украине стали формироваться добровольческие батальоны из патриотов украинской государственности. Все больше людей оказывалось втянутыми с обоих сторон и конфликт перерастал в полномасштабную войну.
Все вышесказанное, впрочем, имело непосредственное отношение далеко не к большинству населения Донбасса. Примерно 80 процентам жителей было абсолютно наплевать, в какой стране жить. Более того, будь их воля они бы не выбрали ни Украину с ее бардаком, ни Россию с ее крепкой центральной властью, ибо в подсознании уже созрело осознание, что ни то, ни то не ведет к настоящему процветанию. Да-да большинство дончан, кто бы они ни были русские, украинцы или русско-украинцы, они просто хотели хорошо жить и твердо верили, что ни в Украине, ни в России это невозможно. И в самом деле, если за все два десятка лет независимости власть на Украине только и делала что безбожно воровала, как в центре, так и на местах, хочешь не хочешь поверишь, что так будет всегда и никакая евроинтеграция этого положения не изменит. Ну, а Россия… вот она граница, рядом, у многих в России жили родственники, многие ездили туда на заработки. Потому знали точно, за исключением Москвы, Питера и еще нескольких городов остальная Россия живет очень плохо. Да власть там крепкая и дееспособная, но на местах то же самое бессовестное воровство и коррупция, чиновничий беспредел и наплевательское отношение к нуждам простых людей. Да, официально Россия занимала 55 место по уровню жизни, а Украина 90-е и вроде бы эти уровни несопоставимы. На самом деле все обстояло не так, в России провинция жила разве что чуть лучше чем украинская. А вот что было действительно несравнимо, так это доходы олигархов. В России они не имели властных рычагов, зато их доходы оказались в среднем на порядок и более выше олигархов украинских – природные ресурсы России и Украины были несравнимы. И лишь эта разница – доходов богачей и государственных расходов правительства определяли столь большую разницу в среднем уровне жизни, то есть ВВП на душу населения, а простые люди там и там жили примерно одинаково, одинаково плохо.
Таким образом, большинство дончан к весне 2014 года вообще не определились в своих пристрастиях, кто им ближе Украина или сепаратиста, и в самом деле, как выбрать между хреном и редкой, если и то и то на вкус горькое. Отсюда и не желание так называемых народных масс поддерживать, ни ВСУ, ни ополченцев. Они либо пережидали сидя дома, а если не получалось просто бежали от войны, кто во внутренние районы Украины, кто в Россию. Главное сохранить жизнь, свою и близких, и чтобы Бог помог уцелеть жилищам. А кто победит… Да не все ли равно. Только этим и объяснялось, что в ряды ополчения вступило не более 20 тысяч местных жителей. При том, что население в Донбассе составляло 7-8 миллионов человек. Если бы то было всенародное восстание, то не менее 200 тысяч человек взялось бы за оружие, тем более, что с России оно шло потоком. Не меньшее количество вступило бы и в добровольческие батальоны, если бы основная масса населения Украины действительно желала защищать целостность своего государства. Но воевать не хотел почти никто, ни в Донбассе, ни в остальной Украине.
