Виктор Елисеевич Дьяков
Никто не хотел воевать
28
В ожидании начисленных ему денег, Леонид полдня проболтался по территории какого-то заброшенного промышленного комплекса, где базировалось несколько подразделений ополченцев. В Донбассе имелось много таких заброшенных бывших предприятий. В советское время все они что-то производили, на них кто-то трудился. Но с распадом Союза жизнь кардинально изменилась и не только люди – много востребованных в советское время предприятий, учреждений, НИИ и т.д. стали в новой жизни не нужны. Присматриваясь к бойцам этих подразделений, Леонид отметил, что среди них стало намного больше местных. Таких групп как «грачевцы», полностью состоящих из россиян осталось немного. Большинство имели смешанный состав. Тут же находился пункт приема и содержания пленных. Содержали их под охраной в полуподвальном помещении. Леонид стал свидетелем, как их выводили из этого полуподвала и сажали в кузов машины с тентом.
– Куда это их? – поинтересовался Леонид.
– В Донецк. Там их проведут колонной по улице Артема, навродь того, как пленных немцев по Москве? – ответил один из конвоиров.
– Как дети ведут себя эти новые главнюки. Аналогию с Отечественной Войной хотят провести. Там провели пятьдесят тысяч, целую армию отборных вояк. А здесь? Пару-тройку сотен каких-то ушлепков, если наберут, – прокомментировал предстоящее действо стоявший рядом боец, по виду явно из профессионалов.
После того как всех пленных, предназначенных для «парада», вывели из полуподвала, часовой громко обратился к кому-то из местного командования:
– А с этими что делать? Их, или лечить, или отпускать надо. Здесь они точно загнутся.
Дверь в местную «тюрьму» была широко распахнута и там прямо на полу укутанные в какое-то тряпье недвижимо лежали еще трое пленных. Один из них, впрочем, зашевелился, с трудом приподнялся и сел, остальные по-прежнему не подавали признаков жизни. Тот, который сел… Этот худой, даже изможденный, давно не брившийся и не стриженный человек показался Леониду знакомым. Он присмотрелся, но местный командир приказал закрыть дверь и отчитал часового:
– Твое дело охранять, а что с ними делать не твоя забота. А подохнут – не жалко, тремя бандерлогами меньше будет.
«Это же Богдан!» – Леонид, наконец, вспомнил, кого ему напоминает этот худой, патлатый и небритый пленный.
Последний раз они виделись где-то больше года назад. Нелегко сейчас было опознать в этом измученном доходяге Богдана. Леонид подошел к зарешоченному окну полуподвала и еще некоторое время всматривался в полумрак «тюрьмы», и у него рассеялись последние сомнения – то был его двоюродный брат. Леонид тут же поспешил к Грачу:
– Товарищ капитан!
Из бойцов никто не называл Грача по его армейскому званию. Такое официально-уважительное обращение сформировало у Грача ответное отношение к Леониду, нечто вроде отношения старика к непутевому, но нравящемуся ребенку. Леонид почему-то уверовал, что может обращаться к Грачу с самыми неудобными просьбами, как в случае его задержания в Луганске, и при этом в ответ он, как минимум не будет «послан». Грач сидел за столом в небольшой комнате, оборудованной по типу ротной канцелярии. Он корпел над бумагами, видимо, «подбивая» какие-то цифры.
– Чего тебе?… Денег еще нет, после обеда привезут, – Грач с явным неудовольствием оторвался от своих расчетов.
– Помогите пожалуйста! У меня тут брат двоюродный в плену, в подвале сидит, только сейчас его увидел. Он из Винницы, видимо под мобилизацию попал. Он там чуть живой, то ли ранен, то ли болен. Помогите его вызволить.
Грач недоуменно воззрился на Леонида, осмысливая услышанное, потом изрек:
– Ну, Малек, с тобой не соскучишься… Точно брат?
– Точно, его Богданом зовут, а фамилия Панасюк. У него и так со здоровьем проблемы, а тут… Умрет он в этом подвале. Помогите.
Леонид знал, что Богдан уже с полгода жил в России и шабашил по Подмосковью. Он не сомневался, что брат добровольно пошел воевать, ибо знал его взгляды и «чеченское» прошлое. Но сейчас для него стало целью спасти его любой ценой. Все равно, что место бабушки, которую он спасти не успел, занял Богдан, которого спасти он мог успеть. С недовольной гримасой Грач поднялся из-за стола… и вновь стал помогать этому случайно попавшему в его подчинение постороннему парню. Чем-то он сумел понравиться не только до мозга костей «псу войны» Кресту, но и этому не снискавшему чинов и наград в российской армии, и не сумевшего найти себя на гражданке бывшему офицеру. Грач пошел к местным командирам.
Леонид не очень надеялся, что ему просто так отдадут Богдана. Он очень боялся, что брата взяли в плен, зная, что он боец добровольческого батальона, а добровольцев местные ненавидели и вряд ли бы отпустили. Грач появился где-то спустя полчаса:
– Счастливый ты по жизни человек Малек, да и брат твой тоже. Представляешь, когда я с твоей просьбой пошел к коменданту, думал, что меня и слушать не станут. Но выслушали. Имя, которое ты мне назвал, совпало с его, и он действительно с Винницы. Ну, я все, что ты говорил, им пересказал, что по мобилизации, больной совсем. Они там и так и эдак, видно, и отпускать боятся, и возиться с ним неохота. Так вот, брат твой не ранен, только сильно болен, вроде простуда. Их там еще и врач не осматривал. От врача многое зависит. Его сегодня как раз должны привезти, он осмотрит этих лежачих пленных, там еще двое таких и засвидетельствует, кто ранен, кто болен, а кто прикидывается. Они тут никого лечить не хотят, так, что вполне возможно его тебе и отдадут, как родственнику. Так что ждем врача…
Но прежде чем приехал врач, привезли деньги. В группе Грача, кроме тех уцелевших бойцов, с которыми Леонид пересек границу, сейчас числились еще четверо профессионалов и трое, как ни странно, оставшихся в живых «нариков». Последние, не скрывали, что как только «получат денюшку», сразу свалят в Россию. Один из них, зная, что Леонид тоже собирается «отчаливать», обратился к нему:
– Может, вместе поедем?
– Да, нет, у меня еще здесь дела, – сразу уклонился от столь нежеланного попутчика Леонид.
Деньги выдавали строго конфиденциально, и кто сколько получил публично не оглашалось. Стоимость полезности того или иного бойца определял Грач. «Профессионалы» в целом остались довольны полученной суммой, «нарики» явно ожидали большего. Но Грач не дал им возможности выразить претензии:
– Радуйтесь, что в живых остались. Берите, что дают и шуруйте отсюда, и больше не приезжайте. В следующий раз уже так не повезет.
Леонид, открыв конверт, который вручил ему Грач, откровенно удивился – там оказалось сто тысяч рублей. Он никак не ожидал, что его двухнедельное таскание «РД» и снаряжение пулеметных лент оценят достаточно высоко. О том, что все эти сумасшедшие дни он косвенно участвовал в самых кровопролитных боях и рисковал жизнью, не говоря уж о здоровье… Леонид это пока как-то не воспринимал. Не воспринимал, что он способствовал самому настоящему убийству, как минимум нескольких десятков, а может быть и более сотни человек. Точно так же как не воспринимал ранее, что за это ему кто-то заплатит…
Врач приехал уже к вечеру и осмотрел «лежачих» пленных. Двое действительно оказались тяжело ранены, у Богдана диагностировали сильнейшее ОРЗ.
– Этих двух надо немедленно в реанимацию, а этого в больницу и проколоть антибиотиками, – вынес свой вердикт врач.
Тех, что в реанимацию вскоре увезли на «скорой». Богдана не взяли, в небольшой городской больнице просто не имелось мест, она была битком забита ранеными и больными ополченцами. Держать в затхлом полуподвале одного, постоянно кашляющего и отплевывающего мокроту, пленного и охранять его…
– Он нас тут всех заразит, кашляет и плюется, как верблюд, – высказал свое неудовольствие, заступающий в наряд начальник караула.
Тут комендант и вспомнил, что за этого пленного просил Грач:
– Тут вроде какой-то его брат среди наших есть. Говорят толковый боец, с самим Крестом воевал, который укропов косил как клевер косой, вроде он один сотни три их положил,– комендант озвучил один из слухов о подвигах Креста, которые постоянно прибавляли в «весе». – Давайте сюда Грача. Если этот брат поручится за него, пусть забирает…
После того как из полуподвала забрали тяжелораненых и Богдан остался один… Ему вдруг стало совсем плохо. Голова болела уже не столько от прежней и новых контузий, сколько от того, что забитый нос совсем не дышал. Дышать приходилось в основном ртом, что вызывало учащение приступов кашля. Он буквально задыхался и чувствовал, что вполне может умереть в этом зловонном полуподвале от удушья или еще чего-нибудь. Во время мучительных приступов, когда его буквально выворачивало наизнанку, и от этого начинали болеть все внутренние органы, Богдану исподволь приходила мысль: уж лучше бы погибнуть в бою, или расстреляли, чем так мучиться. Когда он корчился от очередного приступа, дверь полуподвала отворилась и зажгли свет. Сквозь слезы, вызванные удушающим кашлем, он увидел… Группа ополченцев в камуфляже с георгиевскими лентами на груди и ДНРовскими шевронами на рукавах и среди них, в такой же форме сын тети Гали. Его двоюродный брат с такой же как у других колорадской лентой на груди с красно-сине-черным шевроном на рукаве… Богдан вновь зашелся в кашле, да так, что вошедшие шарахнулись от него, как от чумного и поспешили назад. Лишь Леонид по-прежнему стоял на пороге и смотрел на него с состраданием.
– Так это твой брат? – брезгливо выглядывал из-за двери комендант.
– Да это мой двоюродный брат Богдан. Его по мобилизации призвали, он никакой не нацик, да и стрелять не умеет, – отчетливо говорил Леонид в основном для Богдана, дабы тот понял, что следует говорить ему, если начнут спрашивать.
– Да уж видно, ему никакого оружия и не надо. Так бациллами стреляет, как с твоего пулемета. Ладно, забирай его к чертям собачьим и поскорее. Не дай Бог прямо здесь ноги протянет, да и лишний пост для него выставлять ни к чему…
Богдан плохо понимал, что с ним происходит. Если бы Леонид не перебросил его руку себе через плечо и не поддерживал, он бы самостоятельно никак не прошел этот путь, сначала от полуподвала да КПП, потом до автобусной остановки, где автобусы уже не останавливались, зато можно было поймать «такси». Потом в полубессознательном состоянии его везли, потом куда-то вели опять под руки, но уже вдвоем, причем под вторую руку его вела какая-то девушка. Потом положили на постель дали горячего чаю, и он провалился в тяжелый сон.
Леонид сидел за столом, и ел, стараясь не спешить, хоть это у него и не получалось – он был чертовски голоден, да и просто соскучился по домашней пищи. Одновременно он рассказывал на ходу придуманную историю о своих злоключениях и о том, как встретил брата:
– Представляешь, гляжу, вроде Богдан, и чуть живой.
– Я сама его сначала не узнала. Тебя увидела, обрадовалась, и не пойму, что за мужика ты тащишь, – счастливая улыбка не сходила с лица Ларисы.
– Лар, сама видишь его состояние. Надо врача какого-нибудь привести, пусть осмотрит, лекарства выпишет, скажет, как лечить. А когда Богдан немного оклемается, все вместе поедем в Россию, – озвучил план действий Леонид.
– Врача-то найти не проблема… только Леня, у меня ведь денег почти не осталось, а лекарства сейчас у нас страшно дорогие, в аптеках нет ничего, надо у спекулянтов с рук покупать, а они втридорога дерут. Да и врач за спасибо не придет, – счастливую улыбку Ларисы чуть омрачила виноватая мина.
– Насчет денег не беспокойся, у меня кое что имеется, – не отрываясь от еды, сделал успокаивающий жест Леонид.
– Если так, то хорошо, – несколько удивилась Лариса.
Она помнила, что денег у Леонида оставалось немного, да и те у него выгребли, когда задержали в Луганске. Как тут не удивится, если он три недели болтался неизвестно где, а до того тоже жил в основном за ее счет и вдруг появляется в ополченской форме и у него откуда-то появились деньги… Любопытство любопытством, но пока еще Лариса не считала себя вправе задавать возникшие у нее вопросы, конечно же оставляя их на потом.
Обстрелы стали заметно реже. Война, вкусившая обильной пищи под Иловайском, словно насытившись, решила немного передохнуть. И в эту первая ночь после разлуки бегать в бомбоубежище не пришлось, что при наличии больного Богдана было весьма проблематично. В общем, ночь прошла спокойно, и ничто не мешало влюбленным насладиться друг другом, разве что время от времени надрывно кашлял и стонал Богдан в соседней комнате.
Наутро они проснулись поздно. Леонид забеспокоился, что не слышит, ни кашля, ни стонов. Он как был, только натянув трусы, поспешил в соседнюю комнату… Богдан лежал весь потный, но спал относительно спокойно. По всему, ночь проведенная в нормальных условиях, благотворно повлияла на него. Вскоре он даже смог встать и, шатаясь от слабости, но самостоятельно дойти до туалета во дворе. Потом он отказался от «завтрака в постель» и сам дошел до стола, в охотку поел…
Прежде всего истопили баню. От обоих братьев, особенно от Богдана так «несло»… Лариса делала вид, что не чувствует, но Леонид еще с ночи понял, что от него весьма дурно пахнет казарменно-полевым духом и ему стало очень в этой связи неудобно перед девушкой. В сарае имелся уголь. Леонид умел топить баню, ибо такая же была у его бабушки. В бане он с наслаждением смыл с себя «пуды грязи» и хорошо отпарил больного брата. Лариса сбегала в поселковую поликлинику и пригласила врача, пообещав «отблагодарить». Тот сказал, что зайдет к вечеру. После бани Богдан еще более «окреп». Когда пришел врач, он встретил его уже уверенно стоя на ногах, разве что ни с того ни с сего его прошибал сильный пот, что свидетельствовало об общей слабости. Осмотрев и прослушав Богдана, врач удивленно воскликнул:
– Я-то думал вы меня к раненому или контуженному приглашаете, а это всего лишь простуда. Вообще-то раньше таких госпитализировали, но сейчас, ни одна больница вас не возьмет, все ранеными под завязку забиты, во всех коридорах койки стоят, сплошные огнестрелы, осколочные, ампутантов много. Так что лечиться дома придется, полежать с недельку, лекарства попить. Но лекарства, какие я пропишу принимать обязательно, – врач сел писать рецепт.
За те три дня, что Богдан согласился «лежать», меж братьями имели место множество самых разнообразных разговоров, на естественные в такой ситуации темы.
– Как ты оказался среди «колорадов»? – не мог не задать этого вопроса Богдан.
– Случайно. Приехал, чтобы бабушку вывезти, ну и… так получилось, не стал вдаваться в подробности Леонид.
– А бабушка где? Почему мы у этой Ларисы, а не у нее в доме?
Бабушка погибла вместе с матерью Ларисы. Они из магазина шла, когда ваши обстрел начали, и обе рядом погибли, – Леонид не преминул ответить на «колорада».
– Понятно,– Богдан смущенно опустил глаза. – А с домом бабушки что, он цел?
– Частично. Рядом с ним снаряд упал, а потом его еще грабанули, скорее всего не один раз. В общем, жить там сейчас нельзя.
– И все же, Лень, я не пойму, как же ты среди «колорадов» оказался? – продолжал допытываться Богдан.
– Я же не спрашиваю, как ты к «укропам» попал, и по всему в добровольческий батальон. Если бы про то кто-нибудь дознался, ты бы ни здесь не сидел, ни в подвале не загибался. Ты бы в канаве лежал, и никакой кашель тебя бы уже не мучил, – с раздражением отвечал Леонид, приглушая голос, чтобы его не услышала хлопочущая на кухне Лариса.
– А я и не скрываю. Да, я в добровольческом батальоне воевал. И если бы здоровье не подвело, и сейчас бы воевал, – заносчиво заявил Богдан.
– Ладно, не хорохорься, и это, голос особо не повышай, и при Ларисе про дела наши не базарь. Я не хочу, чтобы она и про меня и про тебя все знала. Думаю, и мне и тебе выгодно, чтобы о нас поменьше знали и говорили. А насчет войны… видел я, как вы воевали и радуйся, что с тобой все так обошлось, и что я тебя встретил и узнал. Знаешь, сколько ваших от Иловайска до Комсомольского лежит по полям? – Леонид замолчал но не от того что ожидал ответа, а потому что боялся встречного вопроса: а ты откуда это знаешь?
– Не знаю, но догадываюсь, – Богдан закашлялся и стал сморкаться в платок, выданный ему Ларисой после бани. «Пробив» нос продолжил. – Сам-то ты, что у «колорадов» делал, неужто воевал?
– Да какой из меня вояка… Так, подай-принеси, – не стал уточнять, что именно подавал и приносил Леонид.
– Понятно. Таких как ты они специально набирали, чтобы за ними убирать и их обслуживать, – голос Богдана звучал пренебрежительно. – Не поверишь, но я ведь тоже конечной целью имел поиски нашей бабушки. Мечтал, эдак, прийти к ней в роли воина-освободителя, – Богдан невесело усмехнулся и покачал головой.
– Тетя Оксана знает, что ты здесь? – Леонид спрашивал не только из «родственной вежливости», но и, желая, от острой темы отойти в семейную.
– Не… я ей сказал, что работаю под Днепропетровском, окна в офисы ставлю. До последнего времени я с мамой регулярно перезванивался. Но вот уже скоро неделю не звонил. Нам приказали, когда из Иловайска выходили документы и мобильники уничтожить. Я, правда, этого не сделал, просто где-то в суматохе боя потерял, или вытащили у меня мобильник, когда больной лежал, не помню,– на лице Богдана обозначилась явная тревога.
Он не сомневался, что мать переживает столь долгое отсутствие звонков от него и еще более то, что не может сама до него дозвониться. Тем не менее, он не преминул о том же спросить брата:
– А твои-то мать с отцом знают, что ты здесь с колорадской лентой на груди рассекаешь?
– Тоже нет. Я вообще с матерью не переговариваюсь, только СМСки шлю. Я ведь сам, без их разрешения… вроде как сбежал. Если хочешь, на мою мобилу, отзвонись матери, – Леонид протянул телефон.
– Спасибо… мать, наверное, уже вся испереживалась… Черт… не могу вспомнить номер телефона матери, который в моем мобильнике был забит. Совсем голова плохо варить стала…
Наконец, Богдан, путем проб и ошибок, дозвонился до матери. Леонид тактично вышел из комнаты. Впрочем, Богдан из разговора тайны не делал и говорил достаточно громко. Из того что смог расслышать Леонид он определил, что брат «заливает» матери про то, что потерял мобильник, а зарплату им задерживают, потому новый купить не может, а звонит с чужого, потому долго говорить тоже не может, но у него все в порядке и т.д.
Наличие у Леонида денег позволяло относительно безбедно существовать и без спешки готовиться к отъезду. А жизнь вокруг шла своим чередом. Больше всего Богдана возмущал тот факт, что в местных школах, как и положено, начался учебный год. Этого он понять не мог. Какая школа, когда Донбасс фактически оккупирован российскими наемниками и местным отребьем!? Не мог он понять, что жители хотят жить, как и жили прежде, несмотря на полную неопределенность статуса их так называемых новообразованных государств:
– Не пойму… Сам видел когда на блок-посту стоял. Те местные, которые за Украину, шли на Запад, в другие области. Наверняка, те кто за Россию, на восток шли в Ростов. А эти, что ни туда, ни сюда, которые как дерьмо в проруби, чьи дети сейчас тут в школу пошли…
– Да брось ты Богдан, что кроме пророссийской и проукраинской позиции, других нет? Люди все разные, есть и такие, кому просто некуда ехать, не к кому, ни в России, ни на Украине. Старики те вообще многие никуда не едут, боятся, что дорогу не осилят. Ты знаешь, если бы я здесь жил, то наверняка тоже занял бы этакую среднюю позицию. А жить-то все равно как-то надо, детям учиться надо, у многих хозяйство, огороды, скотина. Да и выживать как-то надо. Вон, посмотри сколько здесь сейчас частных извозчиков, тьма. И таксуют в основном старики на раздолбанных «Жигулях». А есть и такие, кто вообще не знает куда бежать, где приткнутся. Вон Лариса, мать похоронила, работы у нее нет – куда ей деться? – Леонид последние слова проговорил полушепотом, чтобы Ларисе их никак не услышала.
– Так ты что, и ее собираешься с собой в Москву взять? – так же негромко озвучил свою нечаянную догадку Богдан.
– Да… Здесь ей делать нечего. Порядка в округе нет, и молодую симпотную девчонку любой обидеть может. Я должен ей помочь, она же нашу бабушку похоронила и ее мать вместе с бабушкой погибла, когда помогала ей продукты с магазина до дома донести. Нельзя ее тут бросать, – твердо стоял на своем Леонид.
– Я понимаю, с твоей стороны это, можно сказать, благородно. Но, что ты матери скажешь? Мне почему-то кажется, что и тетя Галя и отец твой вряд ли ей обрадуются,– Богдан кашлянул, но на этот раз сдержал приступ.
– Что тебе сказал, то и им скажу, – по этакому ерепенистому тону чувствовалось, что и Леонида очень беспокоит реакция родителей на его поступок.
– Ладно, это твое дело. Вот еще что. Путь-то нам предстоит неблизкий, а у меня ни рубля, ни гривны. Все там пропало, вместе с телефоном, – в голосе Богдана слышалась некая неловкость.
– У меня деньги есть. Нам всем на дорогу хватит. Главное, до границы без приключений добраться, а там доедем, – без тени сомнения заверил Леонид.
– А у тебя с этой Ларисой как? – вновь с некоторой неловкостью спросил Богдан.
– Все как надо у нас с Ларисой, – тоном пресекающим дальнейшее развитие этой темы ответил Леонид.
Богдан все понял и воздержался от уточняющих вопросов. Он вообще немало удивился столь быстрому взрослению двоюродного брата, которого привык считать этаким маменьким сынком несмышленышем, всегда в общении с ним смущавшемуся и буквально смотревшему ему в рот. Этому, конечно, способствовала большая разница в возрасте. И вот совершенно неожиданно брат предстал перед ним уверенным в себе, имевшим свое мнение, спорящим с ним… Более того так получилось, что Богдан от него целиком и полностью зависел, не говоря уж о том, что он был обязан Леониду едва ли не жизнью.
