Анатолий Салуцкий
Немой набат. 2018-2020
– Кто такой?
Тот сорвался с места, убежал куда-то, но через минуту вернулся, шепнул:
– Шеф областного оператора связи.
– Однако по-крупному начал, – покачал головой Борис Семёнович. – Он что, в Гарварде учился? Потом дашь на него объективку.
Зачин был серьёзный, и разговор сразу пошёл крутой.
– Выступать буду позже, но сперва вопрос. Ко всем! – сказал кто-то за столом. – Почему при падении инвестиций операции на московской бирже выросли пятикратно. Пя-ти-крат-но!
В креслах зашумели, послышались реплики: «Долбочёсы!», «Совесть на ремонте!», но их перекрыл громкий микрофонный ответ:
– В России тридцать лет идёт кутёж финансовой элиты. Либеральный карнавал. Страна в аренде у чиновничества.
– Финансы отдельно, производство отдельно. Мухи и котлеты! – фистулой, густым грудным голосом крикнул кто-то из кресел.
Зал взорвался аплодисментами.
Но тут заговорил сидевший в узкой части стола гладко причёсанный мужчина в сером свитере до подбородка.
– Синицын взял высокую ноту, и меня зацепило упоминание о тридцати годах, прошедших со времен перестройки. Если же считать от её начала, уже тридцать с гаком. А за тридцать лет в стране накапливаются противоречия. Такие противоречия накопились в хрущёвский и брежневский периоды, но руководство КПСС их не снимало. В итоге – застой и тухляк, а за ними разрушительная перестройка. И вот ещё тридцать лет. Мы же с вами чуем, что в стране снова накопилась уйма противоречий. России нужны – нет, не революции! – а обновительные процедуры, посредством которых власть должна устранять набежавшие противоречия. Крымский консенсус 2014 года рухнул. Помните Цоя: «Мы ждём перемен!» Его клич снова стал злободневным. Противоречия нарастают с пугающей быстротой.
Зал взревел бурными возгласами, долго не смолкали аплодисменты, а Борис Семёнович был потрясён. Никак не ожидал, что услышит такие речи в провинции. Шепнул Подлевскому:
– Зарисуй схему рассадки за столом, представишь объективки на всех.
Но это было только началом.
Слово снова взял Синицын:
– Либеральная монополия в экономической политике выродилась в то, что философ Вадим Цымбурский назвал «корпорацией по утилизации России». Либерал-клептократ Улюкаев – символ элитной группы, которая так рулит макроэкономикой, что денежная политика не стимулирует производство. Эта группа держится концепции пресловутого «Вашингтонского консенсуса», которую в конце восьмидесятых разработали для Африки и подсунули Гайдару. От этого консенсуса отказались даже на Западе, «Римский клуб» в последнем послании осудил разливанное море финансовых спекуляций, ущемляющих производство. А где наша концептуальная теория? Где исполины духа?
Кто назовёт носителей концептуальной власти? «Красный проект» умер. Но мы оказались в концептуальном тупике. Хошь не хошь, вспомнишь слова Сталина: без теории нам смерть. А наши догматики цепляются за устаревшую доктрину. В реальной жизни это вылилось в чудовищное заявление министра Силуанова, чья зарплата свыше полутора миллионов рублей: «Пенсионеры у нас работают не из нужды, а по желанию. Зачем им индексировать пенсии?» Зал негодующе зашумел. А Синицын продолжал:
– Либеральный глум над Россией, когда правительство самовольно отменяет даже указание президента, отказываясь от деофшоризации, обернулся непредсказуемостью развития. Мы в самой толще бизнеса и кожей чувствуем, что страна на ущербе. Хочу задать классический вопрос, по латыни звучащий так: «Куи продэст?»
Иначе говоря: «Кому это выгодно?»
Атмосфера в зале накалялась, и Хитрук, чего с ним никогда не бывало, растерялся. Даже в самом жутком сне ему не могло присниться, что в провинции такие настроения. Поражала высокая эрудиция выступавших. Но главное – било в глаза отсутствие политических выпадов, речь шла исключительно об экономике. Хотя подспудно угадывалось многое, имевшее отношение к самой высокой политике.
И словно в подтверждение этих мыслей следующий оратор – нос баклушей – поднял новую тему.
– Я представляю нижнюю планку среднего слоя, то, что англичане называют «Lowerlowmiddlclass», малое предпринимательство, уже сейчас разорённое. Могу подтвердить: гайдаровская система, которую держат на своих плечах такие «атланты», как Греф, Чубайс и другие, сгнила. Если глянуть в бюджет, станет ясно: ближайшие три года бедность в стране будет нарастать. А наши баобабы экономических наук, вроде Набиуллиной, как писал Мандельштам, «куют за указом указ», облагая малый бизнес и потребителя новыми косвенными налогами. Нужен справедливый жизнестрой. А у нас перекладывают бюджетные затруднения на население. Лучше бы матом обложили, чем налогами.
В креслах весело загоготали, и баклуша добавил жару:
– Банкетно-фуршетные либеральные бесы четверть века терзают Россию. У них мания погубления России. Бюрократическая сыпь – опаснейший симптом. Много праздного люда в государстве. Где ветер в наши паруса? А в штиль паруса – тряпки. Об этом ещё Ключевский писал.
– Минуточку! – врезался в разговор сидевший за столом худощавый человек с льняной шевелюрой. – Во-первых, речь идёт не о настоящих либералах, а о профанаторах либеральной идеи, которые нагуглились поверхностными знаниями. Во-вторых, коллеги, мы с вами чрезмерно ударились в обвинительный уклон. Как не учитывать, что после трёхкратного падения цен на нефть страна выходит из кризиса? Инфляция на минимуме. Я согласен со многим из того, что услышал. Но хотелось бы и конструктива. Речь идёт не о кризисе страны, а о кризисе управления. Предстоит наладить самую сложную отрасль – производство мысли. Георгий, – обратился он к Синицыну, – ты же знаешь, в Госдуме эти вопросы тоже поднимают. «Единая Россия» горой за малый и средний бизнес.
– Это Добычин, депутат Думы от здешнего округа, – шепнул Подлевский.
– А что касается тридцатилетнего цикла, напомню интересный исторический факт: после Великой французской революции её завалы разгребали до 1830 года. Вот и мы ещё не вылезли из руин, оставленных перестройкой и девяностыми годами. Стадия разложения позднесоветского бюрократического слоя не завершена. Но то, что востребован новый экономический курс, об этом и в Москве говорят. Над ним сейчас интенсивно работают.
– Во главе с Кудриным? – раздался издевательский возглас.
– За салат оливье и селёдку под шубой надо в отставку отправлять, это насмешка над народом, – крикнул кто-то, и зал одобрительно загудел.
Но тут слово снова взял Синицын:
– Владислав, это хорошо, что у нас симфония мнений. Но у людей накипело. А главное, много непонятного. Мы же помним, как поступил Путин в начале двухтысячных, когда стал президентом. Уж на что сильна была семибанкирщина, сросшаяся с Семьёй! Открыто претендовала на закулисную власть. Но Владимир Владимирович усмирил Гусинских, Смоленских, Ходорковских. А чего же сегодня не разгонит либеральный прозападный гадюшник в экономике? Все трещат, что инфляция, по Набиуллиной, падает, а вот инфляция доверия к власти быстро растёт. В начале путинского президентства среди либеральных закопёрщиков крутилась идея отдать Западу наши сырьевые поля – месторождения! – в обмен на списание тогдашнего огромного долга. Путин на это не пошёл – поклон ему. Но те люди, они по-прежнему у рычагов экономической власти и блокируют рост производства. А Кудрин – теневой кукловод! Философия абсурда в духе Альбера Камю. Отсюда – гнетущее ощущение топтания на месте.
– Внешними успехами внутренний кризис не одолеть! – раздался из зала уже знакомый голос.
Мужчина в сером свитере, сидевший за овальным столом, сказал:
– Это немыслимо! Инфляция 2,5 процента, а учётная ставка – почти восемь. Рай для спекулянтов. Дорогой банковский кредит душит. Почему не выпустить инвестиционный рубль? При цифровых методах на нём просто сделать метку, которая не пустит его ни в банк, ни на биржу – только в производство! Инфляция не подскочит. Сейчас у народа такие настроения, что, ни приведи господи, ахиджакнет. И громко… У бизнеса ощущение, будто на страну летит стая «чёрных лебедей» – в точности по Нассиму Талебу. Очень нужен новый курс! Вы, Всеволод Дмитриевич, – обратился он к Льняному, – так в Думе и передайте. Отшень просим.
Хитрук устал делать торопливые записи в блокноте. Он вообще устал от этого заседания периферийной торгово-промышленной палаты. Общая картина была ясна, и он уже думал над тем, как наиболее полно, однако без панических эмоций отразить провинциальную атмосферу в аналитической записке.
Настроение было паршивым. В тот день он с особой ясностью понял, какие сложные накатывают времена и как непросто будет проходить смена верховной власти через шесть лет. «Театр абсурда!» – хотелось ему успокоить самого себя, учитывая, что заседание идёт в театральном фойе. Но трезвый ум аналитика подсказывал другое. В душноватом от обилия людей помещении явственно попахивало предвестием будущей смуты. Её слабые, но грозовые раскаты, различимые опытным ухом, звучали далеко впереди, её ещё можно было избежать, скорректировав траекторию движения. Но как? Над такими вопросами надлежало трудиться уже не Борису Семёновичу Хитруку. Его задача лишь в том, чтобы уведомить правящий слой о грядущих угрозах.
И Хитрук знал: свою миссию он выполнит. Уже выполнил! Остальное, как говорится, – дело техники: изложить наблюдения и выводы на электронном носителе информации.
Глава 9
Встречу с Подлевским Боб Винтроп назначил в угловом ресторане на Новом Арбате. Двадцать лет назад в этих стенах, словно улей, куда пчёлы сносят нектар, гудел знаменитый банк «Мост» Гусинского, и Боб ради интереса бывал там. Теперь здесь всё преобразилось, стало просторнее. «Видимо, у банка были площади, закрытые для клиентов», – подумал Винтроп, выбрав столик у окна.
На сей раз в Москве он наездом, для ревизии старых связей, чтобы «сверить часы», уточнить понимание российских тенденций. График был спокойным, и Боб пришёл в ресторан на полчаса раньше. Мелкими глотками отпивая воду со льдом, смотрел на суетливый Новый Арбат и вспоминал былые годы.
Боже, с «гусинских» времён минуло уже двадцать лет!
Боб Винтроп, крупный, с пышной шатеновой шевелюрой, в годы перестройки работал в американском посольстве, отлично овладел русским и обзавёлся уймой знакомых из всех слоев общества. Конечно, он хлопотал не в одиночку. Десятки американских спецслужбистов находились в Москве «под прикрытием». Приглашённые в качестве консультантов различных ведомств и организаций, они имели статус, который в тот смутный период русской истории, когда бездействовала спецура, открывал широкие возможности для сбора политической информации.
Впрочем, этой функцией их роль не исчерпывалась. Они вербовали агентов влияния. Не шпионов, нет! Именно агентов влияния. Американцы сотнями просеивали сквозь свои сита захмелевших от демократии, млевших от безнаказанного общения с иностранцами лопоухих совков, мчавшихся на зазывную мелодию политической шарманки, – за глаза они называли их «полезными идиотами» – и вылавливали тех, кто интересен для долговременных связей. А особенно охотились за всегда прогрессивными ренегатами из бывшей номенклатуры.
В те времена поступали незатейливо. Составив списки нужных людей, включая медийные персоны, посольство по домашним адресам направляло к ним курьера с презентом – фирменной бутылкой виски и приглашением 4 июля, в День Независимости США, пожаловать на приём в резиденцию посла Спасо Хауз.
Судя по длинным очередям у ворот Спасо Хауза, приглашённых было немало, хотя их состав менялся.
Методология отбора нужных людей сложилась быстро. «Абитуриентов» не обременяли заданиями, всё сводили к общениям, иногда в ресторане, к беседам о перестроечных процессах. Сортируя людей по лояльности, некоторых сажали на поводок личного интереса, предлагая грантовую учёбу в США, где окончательно «редактировали». В дальнейшем американские спецслужбы, используя свои рычаги, содействовали продвижению агентов влияния на солидные посты, помогали зачать бизнес, устроиться в медиа. Всё шло согласно извечным правилам мироздания: бесы пленных не берут, перебежчиков не принимают, а кто сам сдаётся, тех потчуют смузи и губят до конца.
Боб Винтроп находился в эпицентре той карусели и вёл себя, как щука на жоре, ибо дипломатический статус открывал перед ним особые возможности. Он хорошо представлял себе общий размах деятельности, которую люди его круга деликатно называли информационно-аналитической. В те годы Конгресс не скупился на средства для контактов в России. Вошло в обиход понятие гражданского общества, неизвестное в СССР, и на американские деньги, согласно официальному отчёту Конгресса, в России создали 65 тысяч неправительственных организаций разного профиля.
Золотые были времена! Карнавал с балаганом!
После распада СССР Винтроп вернулся в Америку, но периодически наведывался в Москву, встречаясь с прежними знакомыми, занявшими важные должности в новом госаппарате, с титульными либералами и озлобленными патриотами, держа руку на пульсе событий. Но позднее, когда разведслужбы США пришли к выводу, что ракетно-ядерный щит СССР по регламентным срокам догниёт к 2010 году, интерес к России упал. В США осталось лишь пятьдесят школ, где изучали русский, а Конгресс срезал ассигнования в расчёте на самоугасание бывшего глобального конкурента. Боба переключили на борьбу с терроризмом.
Но возник Путин, и из России посыпались сообщения о новых типах ядерного оружия. Политическая Америка была взбешена. Её обманули!
В орбиту деятельности Винтропа снова включили Россию.
Боб продолжал наблюдать за автомобильной суетой на Новом Арбате, за течением пёстрой, разношёрстной толпы, в которой выделялись щеголеватые бородатые парни кавказского облика, неспешные нарядные дамы из богемной тусовки, американского типа девушка в обтяжных джинсах для привлечения взглядов к своему непомерно большому филе, неопрятные неформалки из трюмов жизни в драных джинсах, стоптанных кроссах, с косяками в одежде, а следом ботоксная секси в стразах и лобутенах, парочка мужчин, смахивающих на заднепроходцев,– но мысли его, сделав скачок, уже крутились вокруг событий десятилетней давности.
Именно десять лет назад в России зародился протест, который многоопытный Винтроп распознал не сразу. В 2008-м, казалось, всё шло по накатанным рельсам. Встречаясь с российскими знакомыми, Боб начинал с шутки:
– Ну что, будем величать следующего президента Сергеем Борисовичем?
Ни у кого не было сомнений, что временным преемником Путина станет Иванов. Это подтверждали аналитические доклады американских спецслужб. В итоге особого интереса к смене российского руководства в Вашингтоне не проявляли, кардинальных перемен в политике России не ожидалось.
И вдруг не Иванов, а Медведев!
Такой разрыв шаблона требовалось осмыслить. Хотя все понимали, что рокировка – это договорной матч и радикальные изменения вроде бы не планируются, Боба не покидало смутное беспокойство: не упускает ли он в связи с подъёмом Медведева что-то существенное? В итоге он затрагивал российскую тему чаще обычного, даже на встречах, напрямую с Россией не связанных.
Помнится, в Швейцарии они нащупали след террористической ячейки, и Винтроп связался с одним из агентов, работавших под крышей ЮНИСЕФ – детского фонда ООН. Это был невысокий располневший брюнет с тщательно стриженными крашеными усиками, внешне очень добродушный. «У него огромный опыт», – сказали о нём Бобу. И верно, Жан Паскаль оказался особо полезен, ибо в интересных случаях пользовался давней методикой германских спецслужб, бравших в разработку любого человека, который в поезде, в магазине, у билетной кассы – где угодно! – был замечен около объекта, находящегося под слежкой. В одном случае из ста это могло оказаться контактом. То, что множество граждан невольно оказывались «под колпаком», – издержки агентурной работы.
Винтроп и Паскаль около часа прогуливались по набережной озера, а завершив деловую часть, присели выпить эспрессо в прибрежной «Ротонде», напротив фонтана. Боб по обыкновению факультативно коснулся российских проблем, изложив свою точку зрения. Но швейцарец не стал поддакивать. Он молча смотрел на бьющую ввысь струю, потом ответил:
– Возможно, вы правы. Но опыт показывает, что правители часто ошибаются в преемниках. До конца люди раскрываются лишь на вершине власти. Кстати, в России это уже было: Андропов – Горбачёв, Ельцин – Путин. Но главное – приспешники!
Может возникнуть соперничество команд.
Винтроп свернул российскую тему так же внезапно, как начал. Этот мудрый швейцарец одной фразой ответил на смутные предчувствия московских перемен, и Боб мгновенно понял, о какой концепции отношений с Россией надо теперь размышлять, какие наборы фамилий выносить в топ. Позднее, когда чётко оформился курс на поддержку протестного движения, Боб часто вспоминал мимолётный разговор в женевской «Ротонде».
Впрочем, в тот памятный день Винтропу не дано было знать, что другой американский аналитик из разведслужбы в Мельбурне, на конспиративной встрече в прогулочном трамвайном вагончике, бесплатно курсирующем по городу, имел похожий разговор с австралийским коллегой. Аналогичные сигналы поступили из Бразилии, где на собеседовании в университете Рио-де-Жанейро один из бывших совграждан высказал сомнения по поводу линейного развития российских политических процессов, а также из Вены, когда во время удобной для такого рода встреч экскурсии по Шоннебергу агент австрийской спецслужбы не поддержал американскую уверенность относительно миссии, возложенной на Медведева, – провести непопулярные реформы для «завтрашнего» Путина. У молодого лидера России могут взыграть амбиции.
Итогом этих донесений стало узкое совещание в Вашингтоне для обсуждения новых российских тенденций. На нём, вспоминал Винтроп, было отмечено любопытное обстоятельство: в странах, напрямую не противостоящих России, опытные аналитики глубже понимают властные расклады этой страны. А главный вывод совещания требовал глубже изучить российскую ситуацию. Слово «протест» ещё не звучало. Но задачу сформулировали чётко: сплотить вокруг Медведева его собственную властную команду.
Винтроп снова чувствовал себя в своей стихии, часто наведываясь в Москву. В Вашингтоне Медведева вскоре стали воспринимать как Горби-2, проверив на самом высоком уровне. Обама повёл его в «Макдоналдс», заурядную забегаловку, и русский лидер проглотил унижение. Более того, на следующий день после его отлёта в США была арестована русская шпионская «десятка», что в глазах общественности стало пощёчиной. На этом проверки не кончились. На другой день после озарённой улыбками встречи Обамы и Медведева на саммите АТЭС американцы экстрадировали из Камбоджи русского бизнесмена Бута. Наконец, опять на следующий день после примирительного визита Медведева в Варшаву польский лидер заявил в Вашингтоне о желании разместить в своей стране элементы американской ПРО.
Людям опытным было ясно: эти «случайности» имели цель подмять Медведева. И судя по реакции Кремля, это удалось – звонок Обамы в Москву с просьбой поддержать в ООН «открытое небо» над Ливией, был воспринят благосклонно, что обернулось расправой над Каддафи и вытеснением России из этой страны. Начала вырисовываться новая задача: не допустить возвращения в Кремль Путина, создав ситуацию, при которой Медведев мог бы пойти на второй президентский срок.
В те годы Боб крутился с молодым задором. Без лишней скромности он мог записать на свой счёт участие в двух политических спецоперациях. Первая – создание ИНСОРа, Института современного развития, которому надлежало стать мозговым центром Медведева. Потом была работа по организации заседания ИНСОРа в Ярославле, где дорвавшихся до власти либералов штырило от эмоций, и они устроили немыслимую бюрократическую возню. Вдобавок опьянённые перспективами, возгоготавшие от радости организаторы «сабантуя», словно всадники апокалипсиса, пошлина шалую выходку – сделали заявление, обошедшее мировые СМИ: возвращение Путина в Кремль равнозначно реанимации брежневского застоя.
Такую ретивость Боб не одобрял. К 2012 году надо готовиться осторожно, исподволь. В этом плане Винтроп был доволен второй спецоперацией, в которой ему довелось участвовать, – как всегда, закулисно, однако едва ли не решающе.
Речь шла о подготовке информационных ресурсов, способных работать на Медведева в случае повторного выдвижения. В России СМИ стараниями американцев приняли либеральный уклон. Однако Боб осознавал необходимость телеканала, который при надобности мог бы круто, без оглядки «мочить» Путина, не стесняясь и телепохабщины. Эта задача стала ещё актуальнее, когда Медведеву под предлогом создания общественного телевидения не удалось вырвать у государства вторую кнопку. Путин, стоявший как бы в стороне, понял суть дела и сорвал замысел. В этих условиях зарождение «отвязного» медведевского телеканала начальство Винтропа посчитало делом первостепенной важности. И Боб приложил немало усилий, чтобы установить контакты ближайшего окружения Медведева с преодоленцами – людьми, готовыми ввязаться в будущую драку.
В итоге всё сработано чисто, и на свет появился неприметный «Дождь», которому президент обеспечил преференции в виде дешёвой аренды и контрактов с кабельными сетями. Это был эмбриональный период телеканала, способного в будущем мгновенно превратиться в мощный информационный ресурс федерального уровня. Однако и тут сказалась торопливость, свойственная русским либералам: «Дождь» от восторга мастурбировал антипутинскими наветами и мерзостями, слишком рано заявил о себе как едва ли не главном рупоре внесистемной оппозиции, а смышлёные руководители «Роспечати» чрезмерно пичкали его грантами и заказами на рекламные ролики. «Рано они начинают, рано», – с тоской думал Винтроп, не одобрявший преждевременный звездёж путиносливщиков.
Но процесс пошёл, духовный и политический ландшафт менялся, страна глухо волновалась. Резко изменилась тональность западных СМИ, ставших антипутинскими, социальные сети звали людей на улицы, появились новые маяки общественного мнения. Низы, мидлы, верхи – всё гражданское общество пришло в движение, креативное модное небритьё, подсев на медиастероиды, шевелило гробы, коверкая историю, проявляло недовольство Путиным, не гнушаясь ручкаться с русскими националистами. Обезумевшие интернет-дрочеры тиражировали лозунги «Путин – вор!» и «Россия без Путина!».
Однако Винтроп задолго до выборов понял, что у белоленточной – символ протеста! – оппозиции нет шансов, скоро выйдет из употребления. В мозгу шевелилось смешное: «Французскими булочками следующим утром можно гвозди забивать, каменно черствеют». Раздражала антипутинская медиа-диарея заядлых либералишек с ментальными пустотами в сознании. «Швондеровичи! – поругивал Боб этих суперактивистов. – Мешки с сухим горохом, певцы надлома».
Впрочем, как уже было в его жизни, ответ на главный вопрос текущего момента пришёл со стороны. В Вене ему посоветовали встретиться с некоей русской женщиной, обосновавшейся в Австрии. Созвонившись, они условились увидеться в соборе Святого Стефана. Он всегда полон туристов, шаркающих по каменным плитам вокруг высоких резных колонн. Некоторые присаживаются на деревянные скамьи перед иконами в боковых приделах, бормоча молитвы, сокрушаясь о своих грехах. В каждом приделе по пять-шесть рядов, что позволяло точно наметить место встречи, важное при первом свидании.
Боб по привычке пришёл в собор раньше, сделал несколько кругов и нацелился глазами на левый придел. В назначенный час в третьем ряду присела миниатюрная женщина с высокой причёской. Она не опустилась на колени для молитвы, опершись на прочную планку, прикреплённую к предыдущему ряду, а принялась что-то искать в дамской сумочке. «Не католичка», – отметил Винтроп.
Подошёл, спросил по-русски:
– Простите, можно присесть?
Для Винтропа встреча была проходной. Этой миниатюрной даме, видимо, тоже не хотелось завязывать знакомство с заезжим американцем, – кстати, собор Святого Стефана предложила она, Боб намеревался угостить её мороженым в кафе «Моцарт». Разговор сразу пошёл по делу, и вновь подтвердилось, что люди, не ввязанные в московскую политическую драку, воспринимают ситуацию в России объективнее. Вдобавок странным образом повторилась женевская история с Паскалем.
Завершив основную часть беседы, они коснулись общей ситуации в России и вышли на вопрос, всегда интриговавший Винтропа: почему выбор Путина пал на Медведева, а не на Иванова, что казалось более логичным.
Она удивлённо глянула на Боба и ответила так просто, что он поразился: почему сам не сообразил?
– Путин и Иванов из одного гнезда, оба из внешней разведки, причём Иванов званием выше. Он абсолютно свой, политически на него можно полностью положиться. А в человеческом плане? Представьте, что у президента Иванова появятся амбиции. Знаете ли, высшая власть толкает людей на неожиданные кульбиты. В общем, Иванов-президент, связанный с силовыми структурами – ведь и министром обороны был! – это потенциальные сюрпризы. А Медведев… У него нет опоры среди силовиков, если пойдёт что-то не так, укоротить его несложно. Внутренний компромат возможен.
– Что значит – внутренний?
– Господи, неужели вы допускаете, что за личной жизнью Медведева плохо присматривают? При необходимости на ушко такое шепнут, что сам откажется от любых авантюр. Вот он – выбор между Ивановым и Медведевым. Похоже, вы недооцениваете Путина.
В тот раз Боб пожалел, что выбрал не тот тон общения – сугубо деловой. Впрочем, при домашнем анализе копнул глубже и пришёл к выводу, что она укоренилась в Вене со своей миссией. Тот особый мир, в котором существовал Боб Винтроп, во-первых, допускал различные варианты двойного человеческого бытия, а во-вторых, предписывал не совать нос не в своё дело.
Но так или иначе, а та дама ответила на главный вопрос текущего момента, который Винтроп ей даже не задавал. Осмелится ли Медведев пойти на второй срок? Теперь Боб точно знал: это исключено! Путин вернётся в Кремль. Медведев – фигура битая кувалдой реальности.
Воспоминания увлекли Винтропа, но, глянув на часы, он понял, что вот-вот появится Подлевский. И в этой связи снова вспомнил венскую встречу десятилетней давности.
Оценив по достоинству аналитическое мышление мимолётной знакомой, Боб счёл возможным спросить, с кем, по её мнению, ему полезно пообщаться в Москве. В ответ прозвучало несколько знакомых имён, а в дополнение она сказала:
– Есть любопытный тип, я называю его «флешкой». В том смысле, что он, не занимая должностей, – актёр без ангажемента, но с гламурным налётом, – погружен в бесконечные общения и стал хранилищем самой разнообразной информации. К тому же капитальный русофобище. Его зовут Аркадий Подлевский. Вы без труда наведёте о нём справки, а при встрече сошлитесь на меня.
В эту минуту Винтроп услышал:
– Рад вас видеть, Боб.
Подлевский сел напротив, дружески пожал протянутую руку.
В последние годы они встречались регулярно, и Аркадий с энтузиазмом вываливал Бобу обильную, пёструю пустомельщину, из которой Винтроп выуживал полезные сведения. Подлевский, конечно, понимал, с кем имеет дело. Но поскольку формально не являлся носителем государственных секретов, видимо, решил сыграть свою игру, плотно сойдясь с влиятельным американцем, не стесняясь показывать свои замашки, говорить о своих притязаниях.
Но после напугавшей его командировки на Урал Аркадий решил закинуть удочку по-крупному. Начал с рассказа о близком знакомстве с очень солидным деятелем, обладающим колоссальной информацией.
– У него прямые выходы на Кремль, на ФСБ, – понизив голос, объяснял Подлевский. – Я сопровождал его в командировке и видел, как перед ним расшаркивался губернатор. Между прочим, должность неприметная – советник председателя банка, а машина с мигалкой, пропуск вездеход. Интереснейшая фигура! Кстати, если есть желание, могу при случае познакомить. Мы с Борис Семёнычем сошлись. «Знает, знает, подлец, что мне нужно, – думал Боб, слушая Подлевского и в очередной раз отмечая: – Сырой, совсем сырой!» Винтроп сразу прикинул, что собой представляет этот Хитрук, горячо рекламируемый Аркадием, и понял, что знакомство с ним не имеет перспективы. Хитрук не согласится, и если Подлевский всё-таки устроит встречу, выйдет неловкость. А Винтроп совсем не кстати угодит в списки «меченых». С такими людьми знакомятся не через сошек вроде Подлевского.
Между тем Аркадий, посчитав, что показал свою солидность, перешёл к делу.
– Боб, давно хочу попросить совета. Меня всё чаще посещает мысль перебраться в Америку. Что на это скажете?
Винтроп помолчал, обдумывая ответ, а Подлевский продолжал наседать:
– В принципе я человек небедный. Но ведь и в Штатах придётся искать какое-то дело. Вы меня неплохо знаете. Чем бы я, на ваш взгляд, мог заняться в Америке?
– А что, здесь горячо становится?
– Не то чтобы горячо, а как-то неустойчиво. По-разному могут события повернуться.
Но Подлевский нужен был Винтропу в России, а не в Америке. И вдруг мелькнула забавная мысль, он сказал:
– Конечно, вы неплохо смотрелись бы в богемных кварталах Сан-Франциско. И в Америке могли бы заниматься тем же, что и здесь.
– Чтобы войти в американские обстоятельства, перезнакомиться с нужными людьми, понадобится лет десять. Вся жизнь уйдёт. Боб рассмеялся:
– Вы меня не поняли. Вы могли бы играть роль связного между нашими бизнесменами и русской реальностью, которую прекрасно знаете.
Аркадий даже подскочил на мягком стуле – его наконец осенило! Он был безмерно благодарен Бобу за подсказку, в мозгу уже роились варианты будущих авантюр. Но Винтроп осадил прилив эмоций:
– Вопрос в другом: где вам лучше жить? В Америке или всё же в России? Может быть, на два дома? – хитро глянул Боб. – Но завязать связи с нашими бизнесменами я помогу. Кстати, ни разу не был у вас в гостях. У вас приличная квартира?
– В принципе неплохая, однако не люкс. Район центральный, но дом неважнецкий.
– Это не есть хорошо, – кисло поморщился Винтроп. – Давайте поступим так. Не будем форсировать события. Я наведу справки и мосты в Вашингтоне, в Нью-Йорке. А вы тем временем подумайте о хорошей собственности здесь, в Москве. Поверьте, это имеет значение.
Винтропу было глубоко наплевать на мышиную возню Подлевского. Он даже не вдумывался в суть дела, а импровизировал, как говорят в России, «лепил горбатого», делал вид, будто принял просьбу близко к сердцу. Но он, конечно, не мог предположить, какие роковые события разыграются после его мимоходного, равнодушного замечания о поисках Подлевским приличной квартиры как прелюдии к российско-американскому бизнесу.