Иван Андреянович Филатов
Понять Мартина Хайдеггера
Но можно было бы ещё предположить и то, что в сообществе обезьян не возникает самих вопросов, которые могли бы затронуть их мышление – они действуют только в направлении руководящих ими чувств. В таком случае не может возникнуть потребность в уме, то есть в способности логического мышления. Развитая эмоциональность чувствования «перекрывает» и заглушает потребность в мышлении. Зачем трудоёмкое и достаточно энергозатратное мышление, когда вопрос можно разрешить путём выражения эмоций и вполне совместимых с ними физических действий).
5. Причина замысловатости изложения Хайдеггером самой сути того, что им было названо истиной Бытия.
Во Введении на основе анализа всего лишь некоторых терминов, используемых Хайдеггером, мы пришли к тому выводу, что они относятся к характеристике содержания и возникновения идеи, которую мы отождествили с тем, что было названо автором истиной Бытия. Теперь же мы постараемся убедиться в этом на примере текстов, написанных примерно в то же время, что и «Чёрные тетради».
Приведём сначала цитату из работы, названной как «Два текста об Истине и Бытии», опубликованной в ««Герменея». Журнал философских переводов»8. (Данный текст является переводом страниц 195-223 из тома 45 полного собрания сочинений Хайдеггера. Изд-во В. Клостерманна, 1984).
«Доступ к сущности имеет всегда нечто непосредственное и созвучное с творческим, свободно проистекающим. Мы говорим поэтому о прыжке, даже за-прыгивании в сутствование истины. Это именование в первом приближении, конечно, не много дает для уяснения или даже оправдания [нашего] способа действий. Но оно показывает, что этот образ действий у каждого должен осуществляться им самим. Кто этот прыжок не совершает, тот не постигает, что через него открывается. Речь о прыжке должна, впрочем, заодно показать, что здесь ещё возможна и нужна подготовка: обеспечение разбега для прыжка и разметка направления». (Там же, ст р. 59).
Что мы здесь имеем? Разберём по пунктам.
1. Во-первых, речь идёт «о прыжке, даже за-прыгивании в сутствование истины». «Сутствование», скорее всего, есть осуществление самой истины посредством «за-прыгивания» («прыжка»). Но «за-прыгивание» предполагает мгновенное расположение в самой сути истины. А как мы знаем, подобное состояние характерно только для акта инсайта, то есть для спонтанного проникновения смысла идеи из бессознательного в наше сознание.
Причём, предложением ранее, «доступ к сущности», то есть к самой истине, Хайдеггер характеризует как акт, «свободно протекающий» и творческий, то есть, протекающий без каких-либо наших усилий, – можно сказать, самопроизвольно – но в то же время приносящий с «собой» обновление, Новизну (в силу своего творческого характера). А таковым актом, конечно же, является инсайт, озарение, когда смысл идеи является как бы ниоткуда, и когда мы его вовсе не ожидаем.
2. Во-вторых, Хайдеггер подчёркивает личностный характер явления самой истины: только единичная личность может быть причастна к рождению истины, и только тот, кому истина явилась, может постигнуть то, что ему открылось в этой истине. Причём, тот кто не способен на такое «за-прыгивание» или ещё ни разу не испытал «эффект» такого акта, не может осмыслить то, «что через него открывается». Иначе говоря, он не может ни раскрыть смысл того, что ему может быть явлено, ни описать методологию возникновения истины как Новизны,
И действительно, если мы сами однажды прошли маршрут от известного нам места до места ранее нам неизвестного, то мы уже можем описать его, хотя бы в своём воображении. Вот точно так же, испытав хотя бы однажды инсайт, – а лучше, испытав его не раз – в виде видения самого смысла идеи, и пройдя весь путь раскрытия этого смысла, вплоть до необходимости создания подручного средства в материальном его виде, мы уже можем описать всю последовательность (методологию) самого процесса возникновения Новизны, начиная от изначальной рефлексии-1 до разработки технологии изготовления этого средства.
3. И в-третьих, Хайдеггер фиксирует наше внимание (выделено курсивом) на двух условиях осуществления истины – необходима подготовка в виде:
– «обеспечение разбега для прыжка» и
– «разметка направления».
Спрашивается, что скрывается за двумя этими фразами?
Скорее всего, «обеспечение разбега» может быть осуществлено нами самими теми интенсивными (упорными) предварительными размышлениями на этапе рефлексии-1, – по какому-либо заинтересовавшему нас вопросу – которые могли бы нас вывести сначала на инкубапционную фазу созревания смысла нашей будущей идеи в бессознательном (то есть на уровне материальных нейронов нашего мозга), а затем и на инсайт.
Что же касается «разметки направления», то она является ничем иным, как тем намеченным нами комплексом исходных сущих, которыми мы будем оперировать в своём уме на этом предварительном этапе рефлексии-1. (Об этом же речь у нас будет идти в Разделе 12, пункт 3).
Именно характер выбранного нами комплекса исходных сущих и «качество» нашего мышления задаст и обеспечит то направление, в котором будет «мыслить» уже не наше сознание, а наше бессознательное. Причём, «мыслить» оно будет уже в направлении спонтанной самоорганизации нейронной матери нашего мозга и выдачи такого неизвестного нам результата, проявлением которого на уровне сознания окажется сам «голый» смысл идеи-истины. Так что это наше бессознательное уже будет решать,
– выдать ли нам, в наше сознание, сам смысл идеи или не выдавать,
– в каком виде выдавать уже готовый смысл
– и когда выдавать, в какой неожиданный для нас момент.
Заключая вышеприведённые разъяснения к весьма насыщенному тексту Хайдеггера, у нас уже не может быть каких-либо сомнений в том, что, во-первых, истиной Бытия является смысл внове явленной идеи, и во-вторых, вот-бытием, является процесс возникновения самой истины, её смысла, того смысла, который, будучи внедрённым в практику социальной жизни, обновляет тот регион действительности, который нуждался в обновлении. А «вестниками» такой Нужды (Бытия) были – сгенерированные в процессе самоорганизации «ткани» социальной материи – негативные факторы. Причём эти факторы являются результатом не вот-бытия (человека), а Бытия самого социума.
Как видим, участниками создания истины Бытия являются:
– и Бытие самого социума, генерирующего разного рода Новизну, правда, всего лишь в виде накапливающихся разного рода негативностей
– и вот-бытие человека, творящего саму истину (Бытия), и тем самым разрешающего «предложенный» ему самим социумом тот или иной негативный фактор «по выбору» самого человека, от которого («выбора») человек не всегда может отказаться, в силу той Нужды. которая в буквальном смысле приступает к нему, то есть вынуждает к тем или иным, в первую очередь, ментальным действиям творческого характера, результатом которых является возникновение нового подручного средства и Продукции нового вида, изготавливаемой с помощью последнего.
А теперь приведём ещё две цитаты из той же работы Хайдеггера и попытаемся вычленить нечто общее с выше откомментированным нами текстом. Здесь Хайдеггер характеризует положение человека (как вот-бытия) в момент нахождения его в «просвете Бытия», в том просвете, который называется автором термином «Открытое».
«Чтобы представление могло выправляться по сущему как задающему меру, сущее должно показывать себя в представлении и для него и таким образом уже стоять в Открытом. Должен пребывать открытым и путь для самого сущего, в котором движется и удерживается себя-выправляющее и правильное пред-ставление. Наконец и прежде всего должен быть открытым также и тот, кто осуществляет пред-ставление, чтобы представлять себе Пред-ставленное, чтобы могло бы показаться через себя являющееся сущее. Правильность есть отличительная черта само-выправления по… и это последнее должно иметь возможность двигаться в Открытом, а именно в том Открытом, в чем должно открыться то, по чему выправляется представление и сам Представляющий, который представляет себе предмет». (Там же, стр. 59).
«Сущее стоит в некотором сиянии и дает в какой-то мере свободный доступ к своей самосущности. Резюмируя, мы лучше определим сказанное, если скажем: сущее пребывает в сиянии, в свете и предоставляет к себе свободный доступ и проход – оно освещено. Приходит на ум некая поляна, свободное, светлое место. Открытость сущего и есть такой просвет (Lichtung)». (Там же, стр. 64).
Попытаемся разобраться, о чем идёт речь в этих двух отрывках.
Во-первых, «представление» это, конечно же, представление нашего ума. Но тогда спрашивается, почему оно должно «выправляться по сущему как задающему меру»? Да только потому, что внове явленная, инсайтная мысль (как смысл идеи) каким-то чудесным образом уже заключает в себе механизм раскрытия существа этой мысли. И мы никоим образом не можем отклониться в своём мышлении от той последовательности нашего мышления, которая нам уже задана самим смыслом идеи. Вот почему наше мышление «выправляется» «по сущему как задающему меру».
Правда, здесь следует отметить, что Хайдеггер называет «сущим» не какой-то вполне определённый предмет (как это делаем мы по всему тексту), а саму внове явленную мысль, которая «задаёт меру». И результатом такой заданной «меры», конечно же, предполагается не названный автором результат раскрытия смысла идеи-истины, каковым, по-нашему, является подручное средство сначала в своём идеальном виде, как искомое сущее, а затем и в материальном виде, как само подручное средство. И этот результат не называется Хайдеггером потому, что ему был неизвестен механизм раскрытия смысла идеи.
Во-вторых, Хайдеггер фиксирует наше внимание на тех четырёх факторах, которыми сопровождается явление инсайтного смысла идеи:
– это, во-первых: сам смысл находится «в Открытом», что означает его доступность «лицезрению» нашего ума, а значит и раскрытию этого смысла;
– во-вторых, «открытым» является и «путь для самого сущего», что означает то, что открыта сама методология раскрытия смысла идеи, которая не даёт возможности нашему мышлению отклониться от того пути, «в котором движется и удерживается себя-выправляющее и правильное пред-ставление»;
– в-третьих, «открытым» является «и тот, кто осуществляет пред-ставление, чтобы представлять себе Пред-ставленное», что означает то, что человек (как вот-бытие) находится в просвете Бытия, то есть в тот момент, когда его вдруг посетит озарение, в свете которого он увидит своим умом сам смысл идеи в готовом его виде, то есть без надобности его каким-либо образом или дополнять, или подправлять; надо только найти слова, которые бы адекватным образом выразили этот смысл;
– и в-четвёртых, это «Открытое» предстаёт нашему уму не только в своей открытости, но и в «некотором сиянии», которое не только фиксирует наше внимание на своём свете, но и концентрирует, сосредотачивает наш ум на раскрытии того, что внезапно явилось в этом свете.
А потому можно сказать следующее: мало того что истина возникает в «Открытом», (в «просвете»,) она ещё является в сопровождении своего собственного сияния. Иначе говоря, своим сиянием она освещает саму себя, указывая тем самым на свою важность, единственность и истинность. И в этом принципиальная особенность явления идеи как истины Бытия в наше сознание. Рациональная мысль не может похвастаться ни внезапностью своего явления, ни целостностью своего содержания, ни сопровождением своего явления эскортом указанных интеллектуальных ощущений.
Итак, что мы видим из анализа приведённых нами в этом пункте текстов?
Во-первых, мы видим, что истиной Бытия, как мы заявили уже ранее, является не что иное как смысл внове явленной инсайтной идеи.
А во-вторых, анализируя эти тексты, мы видим, какой гениальной интуицией обладал Хайдеггер по поводу вполне реальных отдельно происходящих в нашем уме процессов. По сути дела, он уловил многие «нюансы» методологии возникновения истины Бытия. Осталось за немногим: «уложить» всё это в единую последовательность (методологию), и соединить все звенья причинно-следственными связями. А эти связи, как мы уже знаем, могут быть обнаружены и обеспечены только бессознательным инсайтным актом явления единого, а не разрозненного (интуициями), смысла.
Нашей логике просто не под силу уловить все взаимосвязи элементов такого сложного комплекса сущих, каковым является смысл идеи-истины. И чем сложнее этот комплекс, чем не очевиднее, чем парадоксальнее взаимосвязи сущих, входящих в этот комплекс, тем труднее задача, стоящая перед нами и нашим сознанием. Вот почему за это дело всегда берётся наше более мощное по своим возможностям бессознательное.
Именно в этом состоит интуитивно подмеченная Хайдеггером, но так и не «расшифрованная» в своей конкретике божественность истины Бытия. А заключается она, эта божественность, как нам представляется, в двух вещах.
А. Во-первых, смысл идеи-истины каким-то чудесным образом является – из бессознательного – в наше сознание в своём готовом и целостном виде. То есть, является как сам смысл в «голом» его виде, иначе говоря, без какого-либо облачения в культурные знаки: слова, выражения, метафоры, символы. И для того чтобы раскрыть и выразить этот только нам понятный смысл, мы должны «одеть» его в эти всем понятные, уже наработанные культурой знаки. Вот только после этого этот смысл может стать общедоступным достоянием. Иначе говоря, теперь только по этому «одеянию» каждый из нас может «увидеть» некогда канувший в лету смысл идеи-истины, тот смысл, который однажды на мгновение ока мелькнул в сознании его творца, будучи «препровождён» туда из (его же) бессознательного.
Исходя из этого, мы можем даже сказать, что божественным является наше бессознательное, поскольку это в нём, то есть на уровне материальных нейронов нашего мозга, в какой-то неизвестный нам момент может «случится» их спонтанная самоорганизация, «проявлением» которой (уже на уровне сознания) окажется внове явленный в сознание инсайтный смысл идеи-истины. И мы к этой спонтанности не прикладывали каких-либо сознательно-волевых усилий. Она «случилась» сама собой, явив как бы ниоткуда готовый смысл истины в наше сознание.
Наша же миссия заключалась только в том, чтобы – основательно вникнув в ту проблему, которую нам хотелось бы разрешить (конечно же, с подачи того или иного нами воспринятого негативного фактора) – подобрать на этапе рефлексии-1 такой комплекс исходных сущих, манипулируя которыми и их взаимосвязями между собой (в нашем уме-представлении), мы могли бы выйти – в какой-то, опять же, неизвестный нам момент – на этап инкубационного созревания смысла идеи в нашем бессознательном.
И нам неизвестно:
– ни то, в какой момент наше бессознательное «соглашается» принять в своё лоно наработанный нами на этапе рефлексии-1 «смысл»;
– ни продолжительность инкубационного этапа;
– ни то, когда смысл «созревшей» идеи явится из бессознательного в наше сознание в акте инсайта (озарения, прозрения).
Всё это свершается в неведомой нами творческой «лаборатории» бессознательного, то есть на уровне функционирования нейронов нашего мозга, к которому (функционированию) наше сознание не имеет доступа. И не имеет доступа только потому, что в бессознательном творится сама Новизна в виде спонтанной самоорганизации нейронов, та Новизна, создание которой не под силу нашему сознанию.
Но не исключена и такая, скорее всего, сплошь и рядом возникающая ситуация, когда обдумываемая нами задача или не поступает на икубационный этап, или не разрешается на этом этапе нашим бессознательным. А произойти это может оттого, что либо мы ещё не приобрели на сознательном уровне рефлексии-1 достаточный объём знаний по данному вопросу, либо мы бываем недостаточно упорны в своих исканиях-размышлениях.
Причём в обоих этих случаях наше сознание не оповещается результатом отрицательного исхода, будь он «забракован» на уровне сознания (на этапе рефлексии-1) – результатом чего является отсутствие доступа на следующий этап, этап инкубации – или уже на уровне бессознательного (на самом этапе инкубации), не дающего позволения этому недоработанному смыслу выйти на акт инсайта.
Представляю, какое разочарование мы испытывали бы каждый раз, получая такие негативные весточки. Видать, в функцию бессознательного входит ещё и задача не травмировать нашу психику столь негативным результатом – потому он и не доводится до нашего сознания. В то время как положительное решение в виде инсайта всегда сопровождается комплексом (эскортом) ранее нами уже отмеченных позитивных интеллектуальных ощущений: удовольствия от понимания Новизны самого смысла, удивления от внезапности его явления и уверенности в единственности, надёжности и истинности этого смысла.
Б. Это мы отметили первый момент божественности явления истины Бытия. Второй же момент, как нам представляется, касается того, что во внове явленном (инсайтном) смысле идеи уже бывает каким-то чудесным образом заложен не только сам смысл идеи-истины, но и механизм всех последующих наших умственных действий по раскрытию этого смысла и оформлению-выражению его в культурных знаках. И этот механизм «расписан» в определённой последовательности от самого внове явленного смысла до изготовления подручного средства, с помощью которого будет изготавливаться Продукция нового вида.
Но «расписан» он бывает не только в своих концевых точках, но и на промежуточных этапах раскрытия смысла идеи в процессе рефлексии-11, каковыми (этапами) являются:
– и обнаружение недостающего звена (лакуны) в исходном комплексе сущих, которыми мы оперировали (в своём уме) на предварительном этапе рефлексии-1;
– и формирование (на этапе рефлексии-11) в нашем уме идеального вида этого недостающего звена, названного нами искомым сущим, то есть тем сущим, вид которого мы должны искать и найти;
– и изготовление по образцу последнего и определённой технологии подручного средства в материальном его виде.
И мы никоим образом не можем отклониться от последовательности, «предложенной» нам самим раскрытием смысла идеи. Иначе, мы не выйдем на подручное средство и изготовление Продукции с помощью него. А это уже грозит как отсутствием разрешения «предложенного» нам негативного фактора, так и неисполнением Нужды (Бытия) социума в каком-либо обновлении.
Выводы. А теперь, возвращаясь к заглавию данного пункта, ещё раз зададимся вопросом, в чём причина столь замысловатого изложения Хайдеггером своей излюбленной темы истины Бытия, к которой он возвращается, по крайней мере, во многих своих произведениях?
По нашему мнению, есть всего лишь одна причина, по которой изложенные представления Хайдеггера трудны для понимания вследствие как изощрённости используемой терминологии, так и постоянно присутствующей недосказанности чего-то самого Главного.
Изложим эту причину по пунктам.
1. Во-первых, истина Хайдеггера не была соотнесена каким-либо образом со смыслом идеи, являющейся в спонтанном акте озарения (инсайта).
2. Отсюда у Хайдеггера не возникла потребность разобраться со структурно-функциональным составом самой истины Бытия, отождествлённой нами с идеей:
– из каких элементов-сущих она состоит,
– каким образом раскрывается её смысл,
– что именно является результатом этого раскрытия,
– для чего именно предназначено то, что было раскрыто.
А потому оказался непрояснённым как вопрос взаимосвязи истины Бытия с вот-бытием, так и вопрос, каким же всё-таки образом, по какой методологии, возникает то сущее-подручное средство, с помощью которого осуществляется обновление социума в виде притока новой Продукции в те или иные его структуры, те структуры, которые каким-то незримым (бытийственным) образом буквально взывают к своему обновлению, к тому обновлению, потребность в котором может быть «увидена» только вот-бытием (человеком) через воздействующие на него негативные факторы.
Хайдеггер лишь указывает (в «К философии», стр. 426), что «Бытiе «нуждается» в вот-бытии», а каким образом, через какие действия нашего ума это Бытiе сообщяется с вот-бытием, и каким образом далее это вот-бытие осуществляется в раскрытии сущности самой истины, так и остаётся загадкой. А если загадкой остаётся связь Бытия с вот-бытием (через негативные факторы), то тем более загадкой является методология возникновения сущего-подручного средства, осуществляемая через раскрытие смысла идеи-истины, результатом которого может стать изготовление этого средства в материальном его исполнении.
3. Отсутствие вышеуказанного в текстах Хайдеггера свидетельствует лишь о том, что истина в виде истины Бытия оказалась парящей в некотором безвоздушном пространстве, поскольку она не была наполнена «обременяющим» её смыслом, тем смыслом, который «приземлил» бы её к своей предназначенности, к той роли, которую она призвана играть в реальной жизни. Ведь не напрасно же истина оказалась столь лакомым кусочком философии, начиная с древнейших времён, вплоть до времён Новейших.
4. А потому столь существенная лакуна в методологии возникновения истины Бытия побудила Хайдеггера гениальным образом распорядиться своими интуициями, которые «бродили» вокруг
– тех интеллектуальных ощущений, которые возникали в процессе «лицезрения» новых мыслей;
– и тех догадок, которые «намекали» на нечто грандиозное (Бог, «четверица» и т. д.).
Но как мы знаем, любая интуиция смутна, а потому и трудновыразима. А то, что видится нами в смутном свете, побуждает к тому, чтобы как можно чаще и как можно пристальнее вглядываться в то, что не до конца нами понято. И это вполне естественное желание: раз за разом обращаться к тому, что тобой ещё не понято и не выражено. Вот откуда многочисленные обращения Хайдеггера к теме истины Бытия – истина видилась им в интуитивном свете.
Более того, интуитивность понимания побуждает к более изощрённым средствам выражения нами ещё не понятого: новые термины, старые термины в необычном их понимании, подходы к непонятному с разных сторон и т. д.
Здесь к месту было бы привести одну напрашивающуюся историческую аналогию. Как Андроник Родосский, «систематизируя» труды Аристотеля, разделил их на те, что относятся к вполне понятному естествознанию (к Природе, к «физике»), и те, что относятся к малопонятным причинам и истокам возникновения всего существующего, так и Хайдеггер, прекрасно знавший древнегреческую философию, разделил свои работы на те, что понятны и прекрасно изложены (и «обкатаны») им на семинарах, в лекциях, в статьях и книгах, и те, которые трудны для понимания, которые до конца ещё не поняты им самим и требуют отточенных формулировок, иначе говоря, поняты им самим на интуитивном уровне.
Вот, как нам представляется, та причина, которая побудила его отложить публикацию подобных произведения до «лучших времён», поскольку у него теплилась вполне оправдываемая надежда на то, что лелеемые им интуитивные прозрения станут более понятны и ему самому и людям следующих поколений.
И это действительно так: как часто бывает так, что изложенное мыслителями не то что десятилетиями, а столетиями и даже тысячелетиями «дожидается» того момента, когда найдётся тот, кто обнаружит давно забытое и выставит его на свет всеобщего обозрения с той целью, чтобы новым взглядом посмотреть на то, что было открыто в прежние времена. И примером тому является сам же Хайдеггер, прозорливо увидевший в Бытии древнегреческих мыслителей и «забвение Бытия», и само «Бытiе», и «истину Бытия», и тот результат, к которому привело такого рода многовековое забвение Бытия.
И в заключение данного пункта, поскольку речь у нас шла об интуициях, попытаемся всего лишь отдельными штрихами, хотя бы на интуитивном уровне, выразить разницу между тем смыслом, который едва «теплится» в нашем мозгу, а потому и видится нами в недопонимаемом виде, и тем внове явленным смыслом, который в буквальном смысле озаряет наш ум. Иначе говоря, попытаемся понять разницу между смыслом, интуитивно нами видимом, и смыслом, явленным нам в акте инсайта (озарения, прозрения).
Можно, наверное, сказать, что интуиции это отдельные «инсайты» по поводу деталей того, что может быть представлено в едином акте инсайта.
Интуиции это «микроинсайты» на базе работы нашего логического мышления. Интуиции основаны на доверии своему уму, своему логическому мышлению, инсайты – на беспрекословном доверии тому, что свыше ума, своему бессознательному.
Интуиция это то, что всегда «недотягивает» до инсайта. Она останавливается на полдороге, не зная, куда ей далее следует двигаться. А всё потому, что она есть «смысл», вырванный из контекста чего-то единого и цельного, но ещё не сформировавшегося.
Истина, явленная в акте инсайта, не может иметь сомнительный характер своего выражения. У интуиции характер её выражения всегда сомнительный: мы всегда затрудняемся выразить «смысл» явившейся нам интуиции.
Можно предположить, что инсайт это «сумма» некогда посетивших нас интуиций, «сжатых» нашим бессознательным в единый момент своего представления нашему уму.
Отличить инсайт от интуиции всегда можно по тому эскорту интеллектуальных ощущений, который сопровождает первое, но «пренебрегает» вторым. Можно сказать, что при одинаковости своего внезапного явления инсайт и интуиция имеют совсем разные проявления как на уровне нашей психики, так и на уровне своего смыслового содержания.
Более того, при инсайте нас, в первую очередь, «тянет» сразу же разобраться в его смысле и выразить его. В то время как с выражением интуиции мы всегда затягиваем, отчего возникает опасность со временем забыть её.
На этом закончим наш несколько затянувшийся экскурс в истину Бытия, а в следующих Разделах будем касаться отдельных тем творчества Хайдеггера и тех наших мыслей, которые возникали при их рассмотрении.
7. Смысл «тактики» вопрошающего мышления
Спрашивается, почему Хайдеггер все время призывает нас к вопрошанию? Да только потому, что без вопрошания нет никакого движения мысли. Но в то же время вопрошание – довольно-таки странное действие нашего мышления. Почему странное?
Во-первых, потому, что, как правило, мы не знаем, о чем нам надо вопрошать. Мы всегда затрудняемся вопрошать о том, что нам неизвестно. И это вполне естественно.
Во-вторых, если и знаем, о чем нам надо вопрошать, то вопрошая, опять же, как правило, мы не получаем никакого ответа. А потому, только достаточно настойчивое вопрошание может привести нас к какому-либо ответу. Более того, продуктивности нашего вопрошания может способствовать накопленная нами база знания не только в интересующем нас вопросе, но и в вопросах смежных с последним.
Но, в-третьих, самое странное в вопрошании это то, что через какое-то время, то время, когда мы вовсе не думаем о том вопросе, который был предметом нашего настойчивого вопрошания, к нам каким-то чудесным образом приходит на ум ответ на прежде нами заданный вопрос.
Получается будто бы так, что прежде заданный нами вопрос какое-то совсем неопределённое время «варится» в постоянно бурлящем котле нейронных структур нашего мозга до тех пор, пока ответ на него не будет готовым быть предъявленным нашим бессознательным пред очи нашего сознания.
И это предъявление может быть в двух видах – либо в виде интуиции, либо в виде инсайта. А разность этих видов может быть представлена, во-первых, в «качестве» внове явленного смысла, а во-вторых, в силе реагирования нашей психики на внезапное явление этого смысла в наше сознание.
Что касается «качества» мысли, то интуитивная мысль – это достаточно прозрачный намёк на то направление, в котором нашему сознанию, нашей логике надо искать ответ на заданный вопрос. И не факт, что мы его найдём.
Дело в том, что интуиция – наверное, самое загадочное в нашем продуктивном мышлении. Она смутна, неопределённа. Её проявления не так заметны, как при инсайте. Она требует больших интеллектуальных усилий в её раскрытии. Мы менее уверены в её истинности и надёжности. Интуиция, можно сказать, это недо-инсайт. Она между рацио (логикой) и инсайтом. С рацио её объединяет то, что она может быть «раскрыта» в своём не вполне определённом содержании, с инсайтом – внезапность её явления в наше сознание. У нас всегда трудности с раскрытием её смысла, а тем более, с оформлением её в какие-либо знакомые нашему сознанию культурные знаки.
В то время как инсайтная идея предстаёт в нашем сознании в полном своём виде, без каких-либо «купюр» и недомолвок. Правда, она требует, во-первых, раскрытия своего смысла в виде нахождения недостающего звена – искомого сущего и создания его вида, образа (эйдоса). А во-вторых, она требует облачения своего смысла в одеяние знакомых нашему сознанию культурных знаков: слов, выражений, символов, метафор и т. д.
В то же время инсайтная мысль имеет свою главную отличительную черту – её явление сопровождается возникновением в нашей психике трёх достаточно ярко выраженных, ранее нами уже указанных, интеллектуальных ощущений:
– удовольствия от понимания нашим сознанием нового для него смысла,
– удивления – замеченного уже в древности Платоном, а вслед за ним и Аристотелем – от внезапности его явления,
– и уверенности в истинности, надёжности и единственности этого смысла.
И явление этих ощущений, конечно же, свидетельствует, во- первых, о важности и оригинальности того, что внове явлено в наше сознание, а во-вторых, о том, что нам немедленно надо обратиться к раскрытию этого смысла. Потому что при промедлении увеличивается вероятность забвения смысла самой идеи. Он, в буквальном смысле может – при малейшем отвлечении – «улетучиться» из нашего сознания, возможно, без всякого следа.
А это раскрытие смысла одновременно сопровождается оформлением его в культурные знаки, потому что «безымянный» («голый») смысл может быть увиден и сохранен нашим сознанием только в одеянии тех знаков, которые знакомы нашему сознанию и по которым мы в любой момент можем «восстановить» смысл нашей идеи. Но восстановить уже не в первозданном («обнажённом») его виде, а в облачении тех знаков, которые его выразили и оформили.
8. Загадочная будущность (по Хайдеггеру, через 300 лет)
раскрытия сущности Бытия
А теперь вопрос, который не столько волнует, сколько мучает каждого из нас: так все же, на что намекал Хайдеггер, когда говорил о том, что его поймут не иначе как через 200-300 лет? Приведём одну из цитат из работы «Заметки 1–V (Чёрные тетради 1942–1948)», стр. 178):
«Никто не должен тешить себя иллюзиями, будто что-то предсказал и «это» (es) «уже» «давно» знал; меньше всего это фантазирование подобает тем, кто пытается мыслить. И все же: как часто отмечал я в разговорах в 1934–1945 гг., через три сотни лет «это» (Es) продвинется настолько, что сотрясение в самом Бытии заставит вздрогнуть саму Землю.