Кара Катаржинина
Синяя чашка красная
Приехал резек. Мы все поехали в полицию. Я – в машине Резека, Мухаммед в полицейском машине, Акрам и та девушка – на своей машине. Мы провели час в полиции, потому что Мухаммеда обвинили в избиении того парня, которого отправили на скорой в госпиталь.
Самое нелепое во всей этой истории – это то, что мы все вернулись домой все вместе, на одной машине. Я хочу понять все эти эмоции, что я испытывала прошлой ночью – это все фэйк и я сама себя заставила почувствовать их или же и это настоящее чувство, которое человек должен испытывать в подобных ситуациях. Я настолько растождествлена со своими эмоциями, что придумываю их, чтобы наполнить свою жизнь. То что произошло той ночью, просто какое-то дичайше совпадение ненужных, бессмысленных, неосторожных, необдуманных действий. Я не должна была оказаться там.
На следующий день Резек сказал мне, что Мохаммеда не арестовали только из-за его влияния и дружественных отношений с владельцев кафе, где все произошло. Ему кто-то должен и он попросил об услуге, чтобы его не арестовали. Он сказал мне, что «если ты раз себе позволишь еще что-то в таком духе.. I ll take my ID, go to police and you will be in jail». Я отмахнулась от этих слов как от чего то самого нелепого, что могла услышать. Кто ты такой, чтобы угрожать мне? Кто ты мне такой, чтобы ставить условия?
Когда я делилась событиями прошлой ночи, Омар внимательно слушал меня не принимая ничью сторону, я рассказывала о том, как наговорила Мохаммеду в лицо много неприятных вещей. Он сделал свою ремарку: (If I’m really angry at him I still won’t be hurting him by saying that)«Даже если я знаю что-то про человека, что может его сильно задеть, сделать ему больно и мы находимся во вражде, я все равно не скажу этого, даже будучи очень злым на него.» Я поняла, что в его словах много чести и благородства, и мне есть куда расти в человеческом плане, раз бедуин говорит мне такое. Меня заставило это задуматься, почему я причиняю боль другим, как средство самозащиты?
Я вижу, как вихрь событий плотно закручивается вокруг меня. Хотя, вероятно, этот вихрь всегда существовал, меня лишь затягивает в него с непреодолимой силой с момента моего появления здесь. Я здесь не при чем. Это все они. Их действия и выборы, взаимоотношения создают эту бурю, а я лишь оказываюсь в центре этого хаоса.
Когда ситуация обострилась, в моей голове проскользнула ясная звучащая мысль, что мне могут причинить здесь вред люди или даже нанести серьезный ущерб мне или моей жизни. Однако тюрьма никогда не входила в мои планы.
На следующий день я разговаривала с Омаром. Я рассказала ему историю о случившемся прошлой ночью с моей точки зрения, потому что истории разнились.
Я рассказала ему о том, что наговорила Мохаммеду очень много неприятных вещей – вот как я зла была на него. И я даже наслаждалась этим, видя как мои слова попадают в больное место. Это доставляло мне странное удовольствие. Обиженные в детстве люди редко церемонятся с чувствами других. Мы так привыкаем к боли, что начинаем находить облегчение в том, чтобы причинять боль другим. Это как будто бы временно снимает собственные болевые ощущения, вроде анальгетика.
Омар выслушал меня, а потом сказал: «Знаешь, даже если я очень зол на кого-то и точно знаю его слабое место, я никогда не скажу ему это, чтобы причинить еще большую боль».
Эти слова стали для меня откровением своего рода. Он заставил меня призадуматься. Я вдруг поняла, что можно поступать по-другому. Не обязательно переносить свою боль и неуверенность в себе на окружающих. Возможно, в этом и заключается настоящая сила духа – не причинять боль, даже когда у тебя есть такая возможность.