Искусство манипуляции, схемы мошенничества передаются здесь по наследству. Этим занимаются почти все. И это самый крупный и быстрый источник дохода. Это не открытки продавать у Петры или чай разливать туристам. Это шаблонная финансовая модель в этих краях.
Харизматичные, обаятельные, с тенью авантюризма, присущей Джеку Воробью из 'Пиратов Карибского моря’, обещающей неведомые доселе приключения. Они знают, как очаровать, как заставить поверить в их искренность. Их манеры и обаяние легко завоёвывают доверие. Их развевающиеся длинные кудри на фоне голубого неба и желтых песков, когда они так ловко перескакивают по уступам скал притягивают все твое внимание. Не умеют читать и писать, зато говорят на пяти языках – даже меня это впечатлило, когда была здесь впервые. Внешне эти бедуины тоже напоминают Джека Воробья, в основном благодаря своему аутфиту: красный платок, повязанный вокруг головы на особый манер, длинное овечье пальто, специфичная традиционная одежда – все это кажется воплощением экзотики. Но главное, без чего не обходится ни один бедуин – это подведенные черным углем глаза – кохл, считается, что он предохраняет глаза от солнца и пыли, но по факту благодаря ему, глаза становятся выразительными, просто магнетическими. Я вот, например, до сих пор крашу глаза кохолем.
Причина, почему Гассаб рассказал мне об этом, была проста: он хотел противопоставить себя другим бедуинам, и показать мне , что не имеет с ними ничего общего, даже намерений. Когда любая история начинается с фразы: «я не такой, как все они» или «обычно я так не делаю, но…», во мне сразу просыпается подозрение. Когда на раскаленную маслом сковороду льют воду, получается как раз тот звук, который я слышу в эти моменты. Опасность. Обычно после этого я уже не очень верю, тому, что говорят дальше. Как будто бы человек пытается убедить себя в своей искренности, прежде чем я даже успею засомневаться. Похоже на хорошо выученную защиту в суде.
Гассаб пытался отстроиться от других бедуинов, чтобы втереться в моё доверие. Его слова звучали как попытка убедить меня, что он другой, что он не участвует в том, что происходит в Петре и даже осуждает. Но чем больше он говорил, тем меньше я верила ему. Моя настороженность росла к нему с каждым днем. Иногда его постулаты разбивались напрочь о ситуации, в которые он попадал прямо на моих глазах. Все же мне казалось, что пока я вижу грань, когда он лжет, я держу его на крючке и не подпускаю его близко, значит мне ничего не угрожает.
Мне иногда казалось, будто он думал, что умеет гипнотизировать людей. Я зацепилась об эту мысль, когда поняла, что сказала ему, что у меня прошла боль, когда он приложил руки, хотя я так сказала, чтобы он эти руки свои убрал. Он же сразу подхватил мои слова, сказав, что ему уже такое раньше говорили. Он тут же просиял, как Христос, сотворивший чудо, но в разлад с ним возгордившись. Думаю то как я внимательно его слушала заставило его поверить в то, что я ведусь на его заговоры.
Еще он любил рассказывать какие-то дикие истории о своих соседях, утверждая, что те ведут себя как цыгане. Там жили только женщины, все они были местные. Он их недолюбливал или даже презирал и рассказал мне однажды, что они объявили, что нашли клад за своим домом, но на самом деле это были его монеты, которые он спрятал в земле за своим домом. Из-за этого у них возник конфликт. Я слушала его, как сказку, но не могла понять, зачем он мне это рассказывает. Чтобы я ему поверила? Возможно с каждой рассказанной байкой он расширял круг моего доверия? Ну раз она поверила и в это, тогда ей можно еще и то рассказать.
Иногда его истории были столь причудливыми, и рассказывал мне он их прямо глядя в глаза, так, что казалось, он пытается зомбировать меня, чтобы я принимала за правду его ложь. Когда мне все же не удавалось скрывать сомнения в его словах, он повторял их так часто, что в конце концов начинала задумываться, действительно ли он так считает.