Кара Катаржинина
Синяя чашка красная
Женщины ели почти молча, хоть и переговаривались между собой почти тихо. Все таки хоть и раздельно, а не после, я все же чувствовала кое-какую ущербность из-за того, что меня отселили. Вероятно это из-за того, что мне не с кем здесь пообщаться. Тот английский турист сидел в соседней комнате и позже поделился со мной своими впечатлениями. Он сказал, что был ошарашен привычками мужчин не просто есть еду руками, но тем, как они брали куски мяса в свои руки и с животной страстью жамкали его в своих руках на подносе, смешивали это с рисом, делали шар и отправляли его в рот. Он сказал, что это было противно и ужасающе. Я старался оградить свои участок подноса и не перемешивать еду ни с кем, есть только из одного места, до которого больше никто не дотрагивался. Я слушала, разинув глаза и уши. Проанализировав информацию своим европейским умом, я предложила вывод, что так, вероятно, мужчины этого племени, в этом месте обитания показывают свою власть и мощь. Кто как способен разделаться с овцой на своем подносе.
Однажды когда я вернулась с прогулки по горам с этим английским туристом, Гассаб сказал, что теперь он немного ревнует меня. С какой стати, Гассаб? Я опять отмахнулась от него и пропустила все это мимо ушей, какой очередной бред. Шутит, наверно так. Меня стали напрягать его приколы.
Оказалось, мне повезло чуть больше, чем английскому туристу – у меня были приборы и женщин было меньше в нашей комнате, чем мужчин в общей комнате. Когда в моей голове все выгоды уравновесились, я перестала переживать о проблемах гендерного неравенства дискриминации стереотипы в этой странной стране бедуинов.
Для европейского человека это было неуважением со стороны, неуважение к еде, к окружающим, было что-то дикое в этом, назад к предкам. После трапезы остался целый мешок еды, все остатки со всех поддонов без разбора скинули в большой мешок из-под муки и превратили это в кашу для животных. Потом им отнесут и они будут рады. Животные здесь – необходимость, но зачастую о них заботятся о них в последнюю очередь. Ни медицинского обслуживания, ни правильного и здорового питания. Что для людей, что для животных. У животных зачастую вообще отсутствует какое-либо питание. Их поят водой, чтобы желудок оставался полным.
И готовят наверняка обязательно больше чем нужно. Потому что Рамадан. Потому что праздник. То как эти люди едят руками с одного большого блюда, а потом смалывают остатки еды в одно большое месиво не вызывает эстетического удовольствия. Вот почему об этих людях говорят в городе – живут как животные. Но это интересно. Смотреть со стороны как они варятся в этом бульоне. Я любопытна.
Почему то весь сегодняшний вечер я была занята воспоминаниями о том, как меня пригласили на шаббатний ужин в Израиле. Наверное, я хотела быть где-то еще. Тогда я тоже оказалась в пустыне, одна туристка среди членов одной семьи. Меня пригласили из вежливости, как гостя, чтобы не оставлять одну в субботний вечер, но приняли со всем радушием и теплотой. Все было красиво и вкусно на столе. Это воспоминание я храню до сих пор. Эстетика для меня не менее важна вкуса, количества еды и разговоров.
Все эти дни предшествующие Рамадану и несколько дней после, Гассаб щедро раздавал сладкие подарки детям из бедных семей. Есть такая традиция – порадовать нуждающихся в Рамадан. Я находила сомнения в его доброте. Потому что они были артикулированы, несколько раз подмечены и сделаны точно в срок. Никогда подобных жестов я за ним раньше не наблюдала. Он говорил о помощи бедным больше, чем делал.
Когда ужин был завершен и чай подан, я ждала, когда мы уедем отсюда. Ко мне подсел Мохаммед – один из близнецов, попытался о чем то заговорить со мной, затем спросил, есть ли у меня деньги. Для чего, спросила я? Мы собираем деньги, подаяние для бедных, он показал рукой мне на девочку недавно вошедшую во двор дома, она действительно стояла и ждала чего-то, я потянулась за кошельком и вытряхнула все свои монеты. Их было не много. Все же он взял то, что посчитал нужным. Надеюсь он потом отдал монеты этой девочке.