Совокупность моего арабского и их английского языков сделала нашу беседу содержательной. Мне удалось узнать, что у них восемь детей, козы, овцы, собаки и кошки, и что все они живут здесь постоянно в этой пещере.
Они же меня ни о чем не спрашивали кроме того, что им удалось узнать обо мне изначально, что я живу в Аль-Бейде. Я сама им рассказала, что отправилась на прогулку, и вот, я немного задержалась. То ли им было все равно, то ли они совсем не удивились.
Через двадцать минут приехал джип и отвез меня в дом Гассаба. Пока я доставала деньги из кошелька, к машине подошел Гассаб и заглянул в машину, он начал расспрашивать водителя о чем-то, я протянула деньги на что Гассаб заметил «kftir» – много, водитель ему ответил что-то, но мне было все равно – много или мало, я поблагодарила его и вышла из машины. Я коротко пересказала Госснабу свою историю путешествия, но кажется он не поверил. На следующий день его коллега, который тоже присутствовал вчера на веранде, когда я вернулась домой, сказал мне, что Гассаб выбегал на дорогу на каждую мимо проезжающую машину – хотел посмотреть с кем я вернулась. Он беспокоится, что ты заведешь роман с каким-нибудь бедуином и уйдешь к нему.
Гассаб, ты лезешь не в свое дело, у тебя нет права ограничивать мою свободу и следить за мной. Я тебе не принадлежу, я всего лишь работаю с тобой. И сидеть дома ждать тебя не входит в мои обязанности.
Однажды предложил мне выйти за него замуж, пока я красила ногти на веранде. Это было так буднично, он вышел из дома, прошел мимо меня, сел на стул напротив и сказал это. Я пропустила этот бред мимо ушей, но он повторил свое предложение. Я посмотрела на него с таким негодованием, я спросила, ты вообще о чем говоришь? Гримаса на моем лице сказала больше, чем я это сделала словами.
Мое негодование росло с каждым днем, так же как и его. Этот ком было уже не остановить. Алчный. Жадный. Похотливый. Лживый лицемер. Когда я перестала думать о нем хорошо?
Однажды он попытался меня обнять «как друг». Я задержала дыхание. В следующий раз я лучше обниму ель. Она хоть такая же колючая, но так сильно не воняет.
Гассаб сказал, что сегодня мы поедем на ужин к его матери в Умм Сайхун, праздновать последние дни перед окончанием Рамадана.
Мы подъезжали к ее дому, когда я увидела одного из близнецов Аль-Факиров. Он стоял на улице возле дома и смотрел на нас. Когда я вышла из машины – увидела в воротах дома второго. Я все сразу поняла. Они с Гассабом родственники. Они оказались его племянниками. Мать Гассаба – их бабушка. Оба близнеца невысокие, скудного телосложения, со злыми глубоко посаженными глазами, чёрная борода шайтана и бедуинский платок, повязанный у обоих одинаково. Эти двое бедуинов – самые частые персонажи обвинений в мошенничестве, насилии и других преступлений против туристов. Однако со мной они были вежливы и держали дистанцию.
Мы вошли в их хижину. Маленькая темная коробка с чёрным потолком и стенами. Я огляделась. Мы сели на пол. Я повернулась к Гассабу:
Она здесь живёт?
Нееет, – с усмешкой ответил он. Это как кухня, приемная.
Конференц зал для приема гостей?
Точно.
Эта маленькая иссохшая потемневшая старушка, одета во все черное, с кучей татуировок на лице, она находится на самом краю своей жизни, в то же время может ещё прожить лет двадцать. Многие здесь сомневаются в своем возрасте. Она медленна малоповоротлива, худая, сутулая, глубокие морщины по всему ее лицу и безэмоциональность заставляют усомниться в ее принадлежности к этому миру. Она приготовила чай и теперь варит суп.
Один из близнецов, кажется Ахмед, оказывает мне внимание, всячески пытается заговорить, второй, вероятно Мохаммед, наоборот игнорит не поднимает на меня глаз, даже когда протягивает мне чай – знак вежливости и гостеприимства в арабских странах. Я отказываюсь, так как не хочу ничего принимать из его рук – верх грубости.