Кара Катаржинина
Синяя чашка красная
Через день, когда Резек вновь мне объявил, что я нарушаю правила его дома, он сказал: «Я больше не хочу видеть твое лицо. Собирай свои вещи и уезжай!». Где-то я уже слышала раньше такое?
Глава 3. Аль-Бейда
На следующий я переехала в соседнюю деревню Аль Бейда. Она отличалась своими размерами по сравнению с Umm Sayhon. На одной улице было всего несколько домов, и никого из жителей этого поселка я не увидела.
Я не попрощалась с Амирой и отказалась от завтрака в ее доме. Я попросила Омара отвезти меня на машине, он единственный с кем мне хотелось и я еще могла продолжать общение в этой семье. По-моему, он единственный кто ни разу не солгал мне за все это время. Уровень его адекватности меня удивлял. Вероятно потому, что он был учителем в школе. Или наоборот. Он слишком сильно отличался от своих братьев по характеру и умом от своих сестер.
Он остановил машину у дома, ворота которого ничего не обозначали. Розово-песочный цвет стен меня не озадачил, а расслабил мою восприимчивость. Все тот же желтый, теперь уже раскаленный песок под ногами. Я понадеялась на что-то лучшее. Железный ворота с громыхающим лязгом откатились в сторону и пригласили меня внутрь.
У моего нового хоста было лицо шайтана. Говорил он в той же манере. Мы сидели и пили чай за столом. Мне показалось, я успокоилась, все мои переживания остались в той деревне. Он сказал, что ночевать мы будем сегодня в пещере, ее нужно будет подготовить к приезду туристов.
Я не возражала, мне было интересно. Мы погрузились в машину, приехали в пещеру, он сделал небольшой ужин и мы поговорили о чем то неважном. Я не чувствовала никакой опасности, меня даже ничего не насторожило. Когда мы легли спать, он пытался меня соблазнить, предлагая свой массаж и рассказами про туристку, которая остановилась в его пещере и призналась, что у себя дома в Америке она снимается в порно. Когда я отказалась играть по его правилам и не проявила никакого интереса к его услугам, пропустила все мимо ушей и притворилась, что не поняла его намеков, как уставшая жена притворилась спящей, он уснул, а на следующий день сказал мне, что я буду жить и работать у его соседа – Гассаба, у него есть место для меня.
Гассаб немного отличался от других бедуинов, что я здесь видела. Дреды до пояса, бандана на голове как у расты, а не у бедуинов, браслеты на руках и его дикое желание быть непохожим на других. Он рассказал, что какое-то время жил в Германии, поэтому позиционировал себя как совершенно другой вид бедуинов, непохожий на то, что я видела раньше. Когда меня пытаются в чем-то очень сильно убедить, я невольно начинаю сомневаться.
Мы сели за стол в его доме, он приготовил чай и сказал мне:
– За один год в этой стране ты можешь получить многое, почти все, что захочешь, но тебе нужно быть серьезней.
– Серьезней? Ты думаешь я не серьезна?
– Серьезно я имею ввиду не говори никому о себе. Никому.
Пауза. Я пытаюсь понять, что он имеет ввиду, а не что он говорит. Слова я слышу, но не понимаю значения слов, которые он произносит.
– Как ты видишь свою жизнь?, – спросил он, чтобы сбить меня с толку или сменить тему.
Я не люблю этот вопрос. У меня срабатывает защитная система и оповещающий красный сигнал со звуковой сиреной, потому что кто-то пытается влезть в мою жизнь, запустить в нее свои руки и вытащить правду наружу, которой я ни с кем не намерена делиться.
– Я вижу её в периодах., – ответила я. Не знаю, что это могло бы означать. И я знаю, что сейчас использую свой прошлый опыт для того, чтобы построить своё будущее. И кажется это неправильно. Когда у меня не было собственного опыта, в моей двадцатилетней жизни я была свободна представлять себе любое будущее, которое мне могло прийти в голову. Придумать его и эмоционально его прочувствовать. Поверить в него. А теперь, когда я вижу реальное положение дел в свои тридцать и с некоторым опытом за плечами, я чувствую себя в клетке своего разума.