Михаил Ахметов
Замок Франца Кафки – окончание романа
Теперь у Варнавы, оказывается, и служба беспорочная, подумал К., видно, письма, которые он складывал под сапожным верстаком вместо того, чтобы отнести по адресу, на качество его службы никак не влияли, зато сейчас из-за того, что К. посмотрит на своё же письмо издалека, всё рухнет.
«Ольга, ну, нельзя так бояться Замка, – сказал К, – я здесь, человек, конечно новый, соглашусь, но как раз такому человеку и виднее всё со стороны. Все ваши беды начались именно из-за страха, который вы так и не смогли преодолеть, а только всё пытались исправить окольными путями. Да, ты мне и сама рассказывала, что если бы после того, что случилось с Амалией, вы просто бы вышли к соседям и объявили, что всё уже в порядке, что дело улажено, что это было просто недоразумение, тогда бы вас приняли обратно в общину с распростёртыми объятиями. Но вы сидели дома и боялись каждого шороха, и ты сама знаешь к чему это привело. Так и здесь, из-за страха, ради какого-то выдуманного отчёта для господина старшего посыльного, ты готова разорвать наши добрые отношения и нашу дружбу. Да ещё подбиваешь на это Варнаву, хотя у него, я думаю, на этот счёт может быть свое мнение».
Ольга в ответ промолчала, но, казалось, приняла какое-то решение. Она что-то прошептала на ухо брату и повлекла его за собой из кухни, Варнава послушно последовал вслед за ней как ягнёнок ведомый в неизвестность своей хозяйкой; на пороге она обернулась к К. и на секунду приложила палец к губам многозначительным, но ничего не означающим для К. жестом.
К. остался один и расстроенно положил голову на руки. Он будто очутился в вязком болоте, где каждое движение требовало титанических усилий. Чего может быть проще узнать, что за письмо хранит за пазухой Варнава, и вот на тебе – перед его простой дружеской просьбой воздвигаются крепостные стены, наверное, не ниже, чем в Замке, и наглухо запираются ворота – теперь и железный таран их не пробьёт, а К., давно уже не железный, он чувствует, что слабеет в Деревне с каждым прожитым днём. И что ему делать дальше, если его сбивают с ног даже такие маленькие, на первый взгляд, трудности, и что тогда случится, когда он встретит большие?
Его тягостные размышления прервала вернувшаяся одна Ольга. Она поспешила подсесть поближе к К. и негромко, но настойчиво заговорила. Она извинилась за вынужденную отлучку, за неприятную ситуацию с письмом, в которой они все невольно оказались и попросила К. не расстраиваться.
«Трудно не расстроится, когда твои друзья, у которых ты ищешь помощи, отказывают тебе в ней, – сказал К., – и что толку с извинений, если они ни к чему не ведут. Вы просто вежливо закрываете двери вместо того, чтобы просто хлопнуть ими перед моим носом».
«К., поверь, ради тебя я готова на многое, – сказал Ольга, снова взяв его за руку, и заглядывая в глаза, – но есть вещи, которые сильнее нас и с которыми нам не справиться, хоть и выглядят они сначала, как будто бы незначительными, например, как тот же отказ показать тебе чужое, – при этих словах К., встрепенулся и Ольга, поправилась, – ну, хорошо, пусть даже твоё письмо. Но дело в том, что попав в руки господина Харраса оно сменило адресата и стало для тебя чужим. И теперь только Замок сможет решить его дальнейшую судьбу».
«И что ты предлагаешь? – грустно усмехнулся К., – написать прошение от меня об этом письме и передать его с Варнавой в Замок, как я впрочем и собирался, когда ещё не знал, что нужное мне письмо находится совсем рядом в руках человека, называющего меня своим другом?» Здесь К. показалось, что он немного преувеличил, Варнава никогда об этом ему не говорил, но ведь столько доброты и дружеского участия светилось всегда в его глазах, когда он гладил К. по плечу и послушно кивал, получая от К., поручения, которые, впрочем, не особо торопился выполнять
Ольга задумалась, на секунду закусив нижнюю губу. «Это хорошая мысль, – медленно произнесла она, покачивая головой из стороны, как будто укладывая там внутри фразу К., на должное место, – тогда мой брат перестанет мучиться сомнениями, и хоть на эту ночь сможет успокоиться и уснуть. Ты не представляешь К., какой он впечатлительный и ранимый, как он сейчас взволнован, но изо всех сил пытается владеть собой, ведь посыльным из Замка нельзя показывать свои чувства. Я боюсь, что он не сомкнёт глаз до утра, а это не входит и в мои планы».
«А что ты задумала?» – спросил К., и почувствовал, как сжались её пальцы у него на руке.
«Я хочу тебе помочь, К. потому, что ты много для меня значишь, – серьёзно ответила Ольга, глядя прямо ему в глаза, – но хочу помочь так, чтобы Варнава ничего об этом не узнал. Я прослежу, куда он положит твоё письмо – видишь, я называю его твоим – перед тем как лечь спать. Вряд ли он положит его к себе под голову, всё-таки здесь его дом, здесь он чувствует себя безопасно. И ночью ты сможешь его достать, место я покажу, чтобы быстро прочесть и сразу вернуть обратно. Тебе же не нужно само письмо, я надеюсь, а только его содержание».
К. благодарно улыбнулся Ольге: «Это хороший план, жаль только, что приходится всё добывать окольными путями.»
«По-другому никак невозможно, К., ты должен это понимать, – сказала Ольга, – но, по крайней мере, я не имею прямого отношения к Замку, и могу принять риск нарушения предписаний на себя, хотя может быть, и мне это будет чем-то грозить в будущем. Но мой брат это совсем другое дело. Вопрос даже не в том, что его нарушение – что, он, допустим, даст тебе посмотреть на это письмо – всплывёт во время отчета Варнавы о выполненном поручении господину старшему посыльному, вовсе нет. Мой брат спокойно мог бы скрыть этот факт, не бледнея, как провинившийся школьник перед учителем, в конце-концов он уже взрослый, а взрослые вполне умеют лгать. Всё дело в самом Варнаве, в его отношении к своей службе. Все эти два года ему, да, по правде и мне, казалось, что он только в лучшем случае проходит испытательный срок, который всё никак не кончается и более того, может не кончиться никогда и моему брату до конца жизни придётся вести такое призрачное полу-существование. И теперь вдруг на него обрушивается такая невероятная удача – всего через два года он становится настоящим посыльным! И если раньше он позволял себе мелкие небрежения службой, как-то: задерживал доставку корреспонденции, бросал письма под свой сапожный верстак, (где я их могла легко обнаружить и прочитать), не являлся в Замок неделями – то теперь всё изменилось; как официально принятый на службу, он теперь стремится до мельчайшей чёрточки соответствовать облику служащего Замка, и любое его вольное или невольное нарушение служебных предписаний просто подорвёт сами основы его существования и самоуважения. Он, конечно, мог бы только выполнять внешние обязанности, а внутренние – которые не видит начальство – не выполнять, но каждая такая невыполненная внутренняя обязанность, как например, оберегать письма от прочтения, превратится в несчастье, и оно уже потом не покинет Варнаву. Поэтому, если ты все-таки заставишь его каким-то образом показать тебе письмо, которое он обязался доставить другому адресату, это как ни странно, но может привести его к тому, что он сам бросит службу, не в силах вынести своей вины перед Замком. Или в лучшем случае, он лично сознается в этом перед господином Харрасом, и тот, конечно, может быть, и не будет выгонять его со службы за такой проступок, а ограничится более мягким наказанием, но что именно будет с моим братом в таком случае, мы предвидеть не можем, пока нам это неизвестно и я не могу рисковать. Но, с другой стороны, и ты, К., для нас очень важен, поэтому я готова рискнуть собой, чтобы одновременно ублаготворить тебя и не повредить моему брату. Потому что только благодаря тебе, я бы даже сказала, дважды благодаря тебе, мы обрели новую надежду, ибо, если бы не твой приезд в Деревню и не это письмо, которое ты так жаждешь заполучить, господин Харрас может быть никогда и не подозвал к себе Варнаву».
«Прямо весь свет сошёлся клином на этом старшем посыльном», – в сомнении пробормотал К.
«А, как же? – воскликнула Ольга, будто удивлённая его непроходимой тупостью, – ведь мой брат наконец смог отыскать своего начальника, а это всё равно, что снова обрести своего потерянного отца. Ты мог бы возразить, что его начальник Кламм, но, на самом деле, это не так, от господина Кламма Варнава только получает разные поручения. С таким же успехом можно было бы назвать и тебя начальником над моим братом, ведь ты тоже отправляешь с Варнавой письма и получаешь их. То есть, в каком-то смысле, конечно, вы оба стоите над моим братом на служебной лестнице – Кламм совсем в вышине, где его даже не видно невооружённым глазом, а ты, я полагаю, почти рядом с Варнавой – но вы находитесь, хотя и выше, но как бы несколько в стороне, (да и как может быть у работника одновременно два начальника?), а вот настоящего, истинного начальника у Варнавы не было до сих пор.
«И какие преимущества это ему дает? – спросил с удивлением К., – если ему теперь придётся отчитываться за всю свою выполненную работу, тогда как раньше, по-видимому, он был никому особо и не нужен на своей службе».
«Ну, как же, К.? – в свою очередь, удивилась Ольга, – если есть начальник, то к нему можно всегда обратиться по любому служебному или личному вопросу, например повыспросить, когда Варнава сможет получить ливрею посыльного или форменную сумку для писем. Начальник – это же основа существования любой организации, без него служащие разбредутся кто куда, а без задач, что он перед ним ставит, они просто не будут знать, чем заняться и погрязнут в безделье или хуже того, займутся не тем, чем надо. Да и когда есть начальник, всегда каким-то образом возникает жалованье для служащего, именно начальник определяет сумму и срок его получения, а ведь Варнава до этого за два года службы не получил ни единой монетки за свою работу. И вообще, я думаю, это огромная удача для Варнавы, встать кирпичиком в стене этой огромной и почти бесконечной организации, там где давление на него, конечно, будет велико, но ведь рядом будут его сослуживцы, другие посыльные, а сверху их накроет собой господин начальник; и так они без большого напряжения выдержат этот огромный вес, который бы в одиночку раздавил любого из них».
«Не хотел бы я, чтобы меня сверху накрыл господин Харрас, – сказал К., – если верно то, что ты про него рассказывала. Хорошо я соглашусь с тобой, Ольга, хоть всё что ты мне говоришь не кажется для меня убедительным, но ради тебя и Варнавы, я готов принять твое предложение. С другой стороны, я так понимаю, что мне придется ночевать в вашем доме, чтобы быть рядом, когда ты доберешься до письма. Но твой брат не глупый, как мне кажется, человек, он может что-нибудь заподозрить, если я останусь здесь до утра. Или даже, может быть, и не заподозрит, но будет сильно тревожиться из-за чувства вины передо мной и до утра не уснёт».
«Это всё я уже обдумала, – ответила спокойно Ольга и похлопала его ладонью по руке, – как я уже тебе говорила, мы собирались немного отпраздновать успех Варнавы вместе с тобой. Поэтому ты просто выпьешь побольше вина, – и она указала на ту самую оплетённую бутыль стоявшую на столе, – и скажешься сильно пьяным. Тогда я уложу тебя спать здесь на печи, и мой брат ничего не заподозрит, не пойдёшь же ты, в самом деле, ночевать в таком виде в школу, и твоя ночёвка здесь будет тогда объяснимой. А чтобы он не тревожился, как ты говоришь, то просто скажи ему, когда он сюда вернётся, что ты изменил свои намерения и хочешь теперь получить своё письмо официальным путём через запрос в канцелярию. Варнава, я думаю, даже обрадуется, потому что ему тогда представится возможность выполнить ещё и твоё поручение».
К. был удивлён про себя, насколько быстро Ольга сочинила свой план, заподозрив даже, что это часть какой-то заранее продуманной ею стратегии, но ему всё равно уже не оставалось ничего другого, как ещё раз согласиться, поскольку других вариантов у него не было.
Глава 36 (11)
Разговор с Ольгой и Амалией
К. стоял перед огромными окованными железом воротами, над которыми развевались графские стяги с уже знакомой ему пугающей тварью. Ткань полоскалась на ветру и казалось, что животное трясёт над ними своими женскими грудями и шевелит длинным жёлтым хвостом. Вправо и влево от ворот в бесконечность уходили каменные стены, прерываемые кое-где дозорными башнями. К. и не думал, что Замок, на самом деле, такой огромный, из Деревни он всегда казался ему подобием жалкого городка с единственной круглой башней. А тут…
И когда Замок успел так измениться, он помнил его совсем другим, подумалось К., и в этот момент внутри за стенами ударили колокола, знаменуя его прибытие, и их тяжёлый двойной удар пронзил его слух и душу, словно всколыхнув воздух судорогой великого нетерпения и гнева. К. не дрогнув, дважды ударил в ворота в ответ и они повинуясь, со скрипом неторопливо разошлись, пропуская его внутрь, и выпуская изнутри на свободу последние раскаты колокольного перезвона.
Он прошёл сквозь линию ворот, наконец-то он попал в Замок! Все препятствия и трудности остались позади, но впереди ожидали новые препятствия и новые трудности. Мало было просто попасть внутрь Замка, теперь надо было победить там всех кто будет ему противостоять, чтобы защитить и подтвердить свои законные права, которыми он, без сомнения – и К. это чувствовал – обладал. Всю свою жизнь он сражался, чтобы только достигнуть этих железных ворот и пройти сквозь них, битвы на пути закалили его, сделали неуязвимым к невзгодам, и теперь он был готов драться дальше. Но за воротами его ожидало странное зрелище, вместо замковой площади, на которой его должны были ожидать новые противники, он увидел лишь вход в пугающий своими размерами лабиринт со стенами вздымающимися, конечно, не так высоко как замковые (те вообще уходили в поднебесье), но все же достаточно высокими, чтобы не дать ему проложить прямой путь прямо через них к одинокой круглой башне встававшей выше всех в центре лабиринта. К. сразу узнал эту башню, круглую с маленькими оконцами, с карнизом из неровных ломких зубцов, башню, которую он увидел издалека, когда в первый раз приехал в эти места. Там – и он это знал точно – и находилась цель его затянувшегося путешествия.
К. бестрепетно шагнул под своды лабиринта – вот он каков, оказывается, этот таинственный Замок внутри – никогда он такого бы даже и не подумал, а впереди уже вставали новые врата освещённые почему-то лишь одними факелами, как будто в Замке так и не начали пользоваться электричеством.
Со стороны послышалось зловещее шипение и перед К. появилась та самая грудастая тварь, но уже в своём живом обличье.
«Кто ты, посмевший подойти к вратам Закона?» – прошипела она человеческим ртом, груды белого мяса свисали с её боков, а желтоватый длинный хвост её, извиваясь, кольцами хлестал по каменным плитам пола.
«Сначала скажи мне кто ты, – бестрепетно ответил К., – а потом уже спрашивай гостя».
«Я привратник, я первый страж этих врат», – прошипела тварь, а её человеческие глаза, неподвижные, похожие на глаза Гизы, в которых, казалось, вращались только зрачки, вперились в К. вызывающе и настойчиво.
«Меня зовут К. и я пришёл взять своё по праву, – отчеканил он, – пропусти меня».
«Ты лжёшь! – отвечал привратник, – ты взял себе чужое имя, дабы проникнуть сюда. Но в этом твоя ошибка! Пока ты не назовешь своё настоящее имя, тебе не пройти».
«Кто же я тогда? – удивленно вопросил сам себя К., и чей-то голос еле слышно прошелестел ему в ухо, – ты Карл, ты новый граф Вествест».
«Вот видишь, – ухмыльнулась тварь, насторожив свои чуткие львиные уши, – напрасно ты пытался меня обмануть. Проходи, но помни, около следующих врат тебя ждут другие стражи, а уже третий из них даже мне внушает невыразимый ужас».
К. смело сделал шаг в открытые для него врата, но нога его не нашла опоры и с криком он полетел вниз, в темноту.
«Проснись К., проснись, тебе снится дурной сон», – услышал он чей-то знакомый голос и с трудом приоткрыл глаза, не в силах шевельнуться, его словно сковал жестокий паралич. В полутьме он увидел нависающую над ним обнажённую женскую грудь, и чуть было не закричал снова от страха, ему показалась, что ужаснувшая его тварь последовала за ним в явь из глубин его сна.
«Тише, тише К.,» – услышал он снова голос и узнал по нему Ольгу; приподнявшись на локте она лежала с ним рядом, с голой грудью, и ласково гладила его по голове, шепча успокаивающие слова. Было раннее утро, он был на печи в доме семьи Варнавы, под шерстяным одеялом, почти без одежды и Ольга была рядом с ним.
Как он сюда попал? Почему они вместе? Разум К. не успевал задавать вопросы, но ему и так было уже понятно, что с ним снова произошло нечто ужасное и непоправимое.
Словно пузырьки со дна болота в его памяти начали всплывать первые воспоминания прошедшей ночи. Как и было задумано Ольгой, когда на кухню вернулся Варнава, они втроём уселись за накрытый стол и принялись за нехитрый ужин. Варнава выглядел расстроенным, видно, ощущая свою вину перед К., и почти не притрагивался к еде. Им обоим пришлось приложить огромные усилия, чтобы подбодрить Варнаву, причём для К. это было особенно трудно, он знал, что форменным образом обманывает своего посыльного, говоря ему какие-то ничего не значащие слова, и постоянно переглядываясь с Ольгой, как будто они вдвоём замышляют какое-то ужасное злодейство. Его удивляла и сама Ольга, на вид совсем простоватая девушка, не чета всегда задумчивой Амалии, но как же она тонко вела разговор со своим братом, время от времени поглядывая на К., и не забывая наполнять его стакан вином, кивала на Варнаву, как будто хотела дать понять К., как близко они к своей цели – получению вожделенного для К. письма. И делала она это так настойчиво и успешно, что К. вовсе и не потребовалось притворяться пьяным, последнее что он запомнил, это Амалию стоявшую в дверях и смотревшую на него тревожным взглядом.
«Что тебе снилось К.?» – участливо спросила шёпотом Ольга, дотрагиваясь рукой до его лба. «Что мне снилось? Что я опять не тот за кого себя выдаю, – с трудом пробормотал К., – Ольга, что произошло, и как мы здесь с тобой оказались?» «Ты сильно захмелел и уснул прямо головой на столе, – тихо проговорила она, – я кое-как с трудом вместе с братом уложила тебя на печи», – просто добавила девушка. «А где сейчас Варнава?» – немного приподнявшись, спросил он. «Варнава уже давно ушёл в Замок».
Она вдруг увидела, что К. как-то странно таращится на её грудь и поспешила прикрыться.
«Подожди, Ольга, – К., сел на лежанке, его сразу замутило, видно, вино оказалось для него слишком крепким, но несмотря на это, К. всё же помнил, зачем его пил, – а письмо, где письмо, которое ты обещала тайком вытащить у своего брата?» Ольга отвела взгляд в сторону. «Как бы я отдала тебе письмо, если ты уже беспробудно спал? – тихо спросила она, – мне самой пришлось его прочитать». «Ты его запомнила или успела переписать для меня?»
Выходит, мимоходом пришло в голову К., Ольга ухитрилась прочитать все письма, которые здесь ему хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь отправлял.
«Да, я запомнила его на память. Это письмо, действительно, адресовано тебе К., оно от госпожи из Замка». «Но ты скажешь мне о чём оно?» – его насторожила странность Ольги, она как будто через силу выговаривала слова.
Ольга вдруг резко развернулась и опрокинула его на спину, прижавшись к нему своим длинным горячим телом так крепко, что он ощутил биение её сердца.
«А ты останешься здесь, со мной, если я тебе его прочитаю?» – молящим шепотом спросила она К., впиваясь в него взглядом своих голубых глаз, уже не робким, но чего-то страстно ищущим. «Остаться здесь с тобой, – переспросил он ошарашенно, – что ты имеешь в виду? Жить у вас в доме?» Ольга в ответ слегка нахмурилась и слегка отстранившись, провела пальцами по его щеке.
«Жить со мной, – уточнила она, – а где – это совершенно неважно. Если хочешь, мы можем уехать с тобой отсюда, мне в Деревне уже оставаться незачем. За родителями ухаживает Амалия, нас она к ним не подпускает, а Варнава теперь стал официальным посыльным, у него будет всё хорошо, и значит, дела всей нашей семьи тоже должны пойти на лад в скором времени; но мне не хочется ждать, я самая старшая, мне уже давно пора самой решить свою судьбу. Я долго думала об этом вчера. Помнишь, я говорила тебе, что твой приезд ознаменовал первые перемены в жизни моей семьи, и теперь я подумала, а почему бы именно не в моей жизни и не должны случиться, благодаря тебе, эти перемены?»
«Подожди, Ольга», – снова сказал он растерянно, пытаясь осторожно, но безуспешно отодвинуться. Похоже, Ольга искусно переиграла его, использовав в своих целях, и хотя К. с похмелья ещё мало что понимал, и к тому же совсем ничего не помнил из того, что случилось с ним этой ночью, ему не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы уже сообразить, что вряд ли они вдвоём без одежды просто так провели ночь рядом с друг другом. Выходит, не успевал К. выкрутиться из одних обязательств, как тут же запутывался в других. Всё-таки здесь в Деревне женщины вели себя, пожалуй, слишком нахраписто и прямолинейно в достижении своих целей, К. уже далеко не в первый раз убеждался в этом на своём печальном опыте. Амалия, как он помнил, говорила, что Ольга влюблена в него, но тогда К. совершенно не воспринял это всерьёз и не предпринял никаких предупреждающих действий. Пожалуй, наоборот, он слишком потакал Ольге, сидел с ней рядом часами здесь у печки, чуть ли не обнимаясь и тратя время на разговоры, говорил о своей симпатии и участии в делах их семейства – вот Ольга и сделала слишком поспешные выводы, а сделав их, перешла, как ей, видно, казалось, к следующему логичному шагу – соблазнению К., не дождавшись, каких-либо внятных шагов с его стороны. А он было поверил Ольге, что она собирается просто помочь ему по доброте душевной, выкрасть на время письмо у своего брата, хотя скорее всего у неё и в мыслях этого не было; вернее было, но только как дополнительная часть её плана, чтобы удержать его рядом с собой в дальнейшем. Безусловно, открыв такие махинации, К. следовало сильно обозлиться на Ольгу, но как он не старался, пока у него ничего не получалось, слишком молящим и беззащитным был сейчас её взгляд. Можно было подумать, что она пошла на это преступление ради своих чувств к нему – можно ли их было назвать любовью, кто знает? – и теперь будто ожидала от него справедливой оценки своих грехов.
В любом случае, он оказался сейчас в очень затруднительном положении, слишком неожиданно это всё произошло и без всякого соответствия его планам. Но были ли эти планы осуществимы для него в одиночку? И осуществятся ли новые, если он останется с Ольгой, дав ей право принимать решения за него, или всё-таки ему надо продолжать идти своим путём, ни на кого не оглядываясь?
«Послушай, Ольга, – произнёс он, как можно мягче, – тебе не кажется, что ты слишком торопишься в своих действиях? Я очень хорошо к тебе отношусь, и может быть при благоприятных обстоятельствах и был бы готов стать твоим мужем; ты же это имела в виду, а не какие-то любовные шашни, верно? Но ты забываешь, что у меня до сих пор есть невеста, – эти слова К., произнёс довольно нерешительно, как будто и сам себе не верил, – хотя она пока и отказывается ко мне возвращаться. Да и с Варнавой всё не так просто, как кажется. Насколько я понял, господин Харрас только пообещал твоему брату содействие, но пока же Варнава официально посыльным не устроен, ведь так? Да, и зная, сколько Замок может тянуть с этим делом, даже я, как человек здесь новый, не стал бы сильно обольщаться. Вспомни, как вы были счастливы с Варнавой два года назад, когда он в первый раз попал Замок и что случилось потом, когда радость ушла и начались дни наполненные тоской и безнадежностью».
Взгляд Ольги несколько секунд ещё блуждал по лицу К., как будто, она не расслышала его слов или не поняла их как следует, но вдруг потух, словно вся её жизненная сила вытекла из её только что живого мощного молодого тела. Она медленно отодвинулась от него, села на краю лежанки, даже не пытаясь прикрыться и сгорбилась, словно её мышцы, а не только лишь один К. – и те от неё отказались.
«Я знаю в чём тут дело, – печально и глухо сказала Ольга, глядя куда-то в пространство перед собой, – ты не хочешь меня брать, потому что все эти два года, я отдавалась слугам на конюшне. И это служит для тебя препятствием, хотя ты знаешь, что делала я это не от большого своего желания, а от того, что у меня не было других возможностей бороться за свою семью. Или всё ещё хуже, может быть, ты считаешь, что я вообще не должна была даже задумываться о такой возможности, а не то, чтобы её целых два года осуществлять. В тех местах откуда ты родом, К., наверное, женщины ведут себя по другому и им проще умереть или дать погибнуть от нищеты своей семье, чем продать свою добродетель, поэтому ты здесь подходишь к ним с той же меркой, и лишь презираешь меня за мои поступки, хотя на вид до сих пор искусно это скрывал. И ты, наверняка подумал сейчас, что я решила применить это оружие и в твою сторону, вознамерилась совратить тебя, чтобы добиться каких-то благ от тебя или поддержки. Что же, ты прав и я заслужила такое отношение, надо признать».
К. сел с ней рядом, свесив ноги с лежанки, набросил Ольге на плечи измятый платок, который он извлёк из под себя, когда выбирался из под одеяла, и погладил её по опущенным безжизненным плечам.
«Я, как ты выражаешься, не беру тебя, вовсе не по этой, явно выдуманной тобой, причине, – как можно мягче сказал он, – а потому что я всегда видел в тебе прежде всего друга, а не любовницу. Правда, если бы мы встретились при других обстоятельствах, то может быть, я действительно попросил бы твоей руки, ты весьма привлекательная девушка, вовсе не хуже своей сестры, ты зря всегда ставишь себя на второе место после Амалии. И ты, тем более, зря так переживаешь, я не назову твой поступок в отношении меня совращением, хотя, конечно, это было очень неожиданным – проснуться вместе в одной постели; просто ты несколько поторопилась в своих действиях, даже, не обговорив их предварительно со мной. Я тогда бы объяснил тебе, Ольга, что несмотря на всё мое к тебе замечательное отношение, мы не сможем быть вместе потому, что у меня уже есть невеста».
«Твоя невеста сейчас спит с Иеремией в одной кровати! – Ольга повернула к нему своё искажённое сердитой гримасой лицо и одним сильным движением сбросила его руку со своего плеча, – да, и ты К., сам ничуть лучше, развлекаешься с дамами из Замка, пока Фрида развлекается с твоим бывшим помощником. Если у тебя есть, как ты говоришь, невеста, то как ты тогда можешь делать исключение для госпожи из Замка, а мне морочить голову и строить из себя святого? Как ты смеешь ставить себя выше в таком случае и даже читать мне мораль? Ты делаешь ровно то же самое, достигаешь своих личных целей через помощь женщин, которых ты тащишь себе в постель так же, как я делаю это на конюшне на постоялом дворе, проводя ночи со слугами, с единственной разницей, что вот уж их-то тащить в кровать не надо, они туда сами рвутся, как свиньи к корыту. А я почему-то втемяшила себе в голову, что мы похожи друг на друга, что нам хорошо было бы держаться вместе, Но это, впрочем, неудивительно, я слишком глупа и доверчива, а ты К., двуличный и лживый человек, не зря про тебя в Деревне идёт такая молва, что ты умеешь подлаживаться к людям, а потом оставлять их ни с чем».
«У меня даже нет своей постели, как ты, наверняка, должна была бы знать, – возразил К., – куда бы я мог кого-то тащить. Как ты можешь только придумывать на ходу такие глупые вещи?»
«Тем хуже для тебя, – враждебно ответила Ольга, – иначе бы ты давно уже достиг намеченных тобой высот, а то бы и превзошёл их с избытком. И кстати, – добавила она с горечью, – что касается этого письма из Замка, которое ты так вожделеешь увидеть, что ж, можешь радоваться, твои любовные приключения продолжаются, она тебя ждёт. Действительно, зачем тебе тогда любовь какой-то простой деревенской девушки?»
Она соскочила на пол и начала торопливо одеваться, её юбки и рубахи так и замелькали у неё над головой. К. хоть и был ошарашен таким неожиданным нападением и явно несправедливыми обвинениями с её стороны, но всё равно, словно забыв об этом, он жадно уставился на её крепкое молодое двигающееся тело и лишь с трудом заставил себя потом отвернуться и то, лишь когда Ольга уже почти совсем оделась. Ни сказав больше ни слова, и даже не взглянув на К., она выскочила из кухни, притворив за собой дверь.
К. оставшись один, тяжело вздохнул и огляделся. Сквозь маленькое оконце пробивался молочный утренний свет, выставляя напоказ всю убогую обстановку бедного жилища. К. спрыгнул с лежанки и занялся поисками своей одежды, опасаясь, что не только Ольга, но и остальные члены семейства Варнавы вдруг увидят его без штанов. Но все его вещи, аккуратно сложенные, нашлись на скамье возле стола, что явно демонстрировало вчерашний трезвый расчёт и хладнокровную прилежность Ольги, что бы там она ни говорила о своей внезапной любви к К. Потому, что, если бы всё вчера действительно случилось в порыве страсти, то ему бы, наверняка, пришлось сейчас искать свои вещи разлетевшимися по всей кухне. Но, с другой стороны, такая враждебная реакция Ольги явно говорила о том, что она ожидала от К. несколько другого ответа на свои притязания, и может быть, в основе её расчета, всё-таки были чувства к К., которые он получается попрал почти целиком и полностью. И понеся такие потери, он даже не узнал толком, что именно было в письме, которое Варнава давно унёс в Замок! Не говоря уже о том, что Ольга могла сейчас просто солгать ему из мести, а на самом деле, Матильда (и, ведь он даже не знает, Матильда ли это была или нет) писала ему совершенно о другом.
К. поспешно оделся, с трудом попадая дрожащими руками в рукава, а ногами в штанины. На столе ещё оставались не до конца убранные остатки вчерашнего ужина – видно, Ольга, успела только раздеть К. и аккуратно сложить его вещи, а остальное уже делала шаляй-валяй, чтобы только побыстрее успеть добраться до К., пока тот ещё подавал признаки жизни на лежанке. А сейчас К. мучила такая сильная жажда, словно внутри него сидел другой человек, который высовывал из его рта шею и голову и требовал пить, поэтому он обрадовался, когда увидел на столе кофейник с недопитым кофе. Он напился холодного горького кофе прямо из носика, так что в голове сразу же прояснилось от холода и горечи, а назойливый человек внутри исчез без промедления, когда кофе ещё только булькал у него в горле.
