Михаил Ахметов
Замок Франца Кафки – окончание романа
«Я не хочу подавать апелляций и ждать новых решений, – крикнул К., – я всего лишь хочу работать землемером там куда меня пригласили!»
«Но ведь это только один вариант из множества возможных, – попытался утешить его Мом, – может быть, в решении, вообще, не будет идти речи о назначении землемера, а будет вынесен административный приговор вам по какому-либо из ваших проступков, а может, кстати, и по всем сразу. Но потом, безусловно, вас – как человека с пятном на репутации – вряд ли назначат землемером, даже, если в нём вдруг появится крайняя необходимость. Тогда Замку придётся искать нового кандидата. Вы, конечно, может попробовать после устроиться неофициально, такой способ известен, но я его не рекомендую, ибо вы можете так прождать всю вашу оставшуюся жизнь и так и не получить желанное вам место».
«И вообще, господин землемер, вы зря торопитесь, – Мом устало зевнул, видно, работа у него была сегодня не из лёгких, столько бумаги пришлось исписать! – срок вынесения решения тоже заранее никому неизвестен. Так что, хоть и существуют самые разные возможности по будущим решениям, но под каким камнем, если так можно выразиться, они лежат и когда этот камень перевернут, сказать заранее нельзя».
Выслушав Мома, К. осознал, что сегодня он больше ничего не сможет здесь добиться. Кто-то из чиновников здесь разбирал его дело, допрашивал жителей имевших отношения с К., подшивал к этому делу вновь открывшиеся обстоятельства, но всё это шло мимо К., и он не то, что не мог повлиять на само дело, он даже не мог убедить какого-то второстепенного секретаря взять с него свои собственные показания и это удручало К. больше всего. Как возможно вести толковое разбирательство в отношении К., если при этом полностью игнорируются показания самого К., его собственные побуждения, его стремления?
Даже не простившись ни с кем в буфете, К. устало побрёл к выходу, больше здесь ему делать было нечего. Надев шапку и застегнувшись, он вышел за ворота гостиницы и огляделся. Сумерки спустились на Деревню, стояла необычайная тишина, но неожиданно её прервали скрип полозьев и лошадиное фырканье, рядом с К. на проезжую дорогу выворачивали сани, запряжённые двойкой лошадей. Он увидел за полуоткрытой занавеской лицо какого-то чиновника, с мечтательной улыбкой на лице тот покидал Деревню, и К. почувствовал к нему острую зависть, зависть к его настоящему, где чиновник сидел в тёплой карете, а К. пробирался сквозь снег пешком, и зависть к его недалёкому будущему, которое выдавала его улыбка, чиновник явно предвкушал ждущий его в Замке отдых. И когда сани поравнялись с К., и профиль чиновника мелькнул перед ним в последний раз, К. вдруг сам не ожидая от себя такого дерзкого поступка, не думая ни секунды, вскочил на полоз саней сзади, и двумя руками уцепился за задний фонарь. Кучер даже не заметил нового пассажира и сани мягко рванули вперёд, набирая ход.
Глава 42 (17)
Новый день. Артур.
Когда К. открыл глаза, над ним мягко колыхалась материя сложной узорчатой красно-белой расцветки. Голова его покоилась на мягких подушках, а сам он был до подбородка укрыт тёплым толстым шерстяным одеялом. Он с трудом приподнял необычно тяжёлую голову и попытался осмотреться. Он находился в чьей-то богато украшенной спальне, а материя колыхавшаяся над ним, оказалась шёлковым на вид балдахином, державшимся над кроватью на четырёх высоких столбиках. По всем четырём сторонам с балдахина спускалась полупрозрачная кисея, не дававшая чётко рассмотреть комнату, в которой он оказался. К. снова опустил голову на подушку.
Где он, что с ним произошло, и куда подевались сани, на запятках которых он надеялся добраться до Замка? И хотел ли он, на самом деле, достичь Замка или просто хотел уехать прочь из Деревни?
К. закрыл глаза и попытался вспомнить, что же с ним случилось этой ночью. Его тело сейчас побаливало, но по ощущениям, все его части были целые и до сих пор были на месте, лишь довольно сильно ныло правое колено. Он попробовал пошевелить руками или ногами, но это ему едва удалось, конечности будто налились свинцовой тяжестью. Тогда он попробовал сосредоточиться на событиях вчерашнего дня – а наверное, сейчас новый день, если до этого была ночь – но они вспоминались ему с трудом, ускользая из слабой всё ещё памяти.
Понемногу К. вспомнил, что оказался вчера – пусть, это будет вчера, – сначала в гостинице, где он встретил старосту, а потом школьного учителя и о чём-то долго с ними толковал. Затем он каким-то образом оказался на конюшне, где пил коньяк с кучером Кламма. Да, с кучером Кламма, обрадовался он, что не упускал сейчас даже такие мелочи. А вот что было дальше? Он вспомнил, что вернулся в гостиницу, где встретил Мома, который был секретарём Кламма. К. сейчас был очень благодарен Кламму, за то, что тот как будто помогал К. вспоминать, словно именем Кламма, распахивались ворота в память К. Теперь он понемногу вспоминал, что упрашивал секретаря Мома, чтобы тот его допросил, и тут же вздрогнул от отвращения. Что заставило его – человека всегда верившего в личную свободу и справедливость – обращаться к чиновнику с такой унизительной просьбой? К. даже негромко застонал от обиды на себя и разочарования. Неужели, он начал уподобляться жителям Деревни, которые, не переставая ни на миг, трепетали перед администрацией? Но он-то, он же свободный, знающий себе цену человек, какими испарениями страха пропитался он здесь, если готов был униженно – лично сам! – просить о своём допросе? Может быть, именно поэтому он бросился на улицу, прочь из гостиницы, от осознания своего невыразимого стыда? Наверное, это так – иначе и быть не могло.
А затем – К., как будто, снова это увидел – была улица, где он вскочил на полозья отъезжавших от гостиницы саней. Перед ним раскачивался от езды небольшой керосиновый фонарь, и лошади несли сани прямо к Замку! К Замку? Неужели К. сейчас в Замке? Он рывком подскочил и сел на постели. От такого резкого движения у него закружилась голова и К. чуть было не потерял сознание, он повалился обратно спиной на подушки и несколько секунд только жадно вдыхал и выдыхал воздух, как выброшенная на отмель рыба.
Но каким образом он тогда переместился с запяток саней сюда – в эту роскошную постель? Как же так могло получиться, ведь он же не доехал до Замка! Он вдруг вспомнил резкий поворот, когда сани почти встали набок, потом их подбросило на ухабе и К. не смог удержаться. Он лежал на заснеженной дороге и не в силах кричать после такого падения, лишь смотрел как удаляется, раскачиваясь, жёлтый огонёк на санях. А вокруг был лес и ничего кроме леса, чёрных голых стволов угрожающе нависших над дорогой и протягивавшие свои костлявые ветви к лежащему одинокому беззащитному К.
Потом, придя в себя, К. долго шёл по пустынной ночной дороге, он даже не понимал тогда, куда – к Замку или от Замка он бредёт, прихрамывая на одну ногу; болело ушибленное колено и болело оно совсем так, как когда-то в детстве, когда он штурмовал с флажком кладбищенскую ограду – и это воспоминание из воспоминания всплыло сейчас снова перед К., только вместо флажка у него теперь была бутылка господского коньяку, украденная кучером, и К. время от времени черпал из неё силы, чтобы упрямо продвигаться по заснеженной дороге. А потом он, наверное, упал и потерял сознание, потому что дальше в памяти была только чернота из которой выплывал в конце лишь красно-белый узор балдахина.
Надо полагать, что К. удивительным образом повезло, и кто-то подобрал его замерзающего на ночной дороге, после чего привёз сюда и уложил на эту роскошную кровать, каких К. и в жизни своей не видывал. Может это, конечно, его привезли в лечебницу и где-то рядом здесь стонет и мечется в бреду больной Иеремия, а за руку его держит Фрида и жалостливо, с любовью, смотрит на него так, как ещё недавно она смотрела на К. Но что-то подсказывало К., что если это и лечебница, то разве что, для графов и королей, а таких людей как его помощник к ней не подпустят даже на пушечный выстрел. Значит, это не лечебница и он, вправду, в Замке, только лишь слегка покалеченный, там – куда он и не мечтал добраться в последнее время даже здоровым. К. осторожно тронул закрывавшую ему обзор кисею, плавно взлетевшую вверх от одного лишь лёгкого прикосновения, настолько воздушной и невесомой она была. Он увидел тяжёлую мебель на тёмном дубовом паркете, резную деревянную стену с двумя портретами на ней; из под полуспущенных плотных портьер на окне, часть которого была ему видна, струился дневной свет.
К. попытался выбраться из постели, осторожно спустив ноги на пол, чтобы не растревожить своё больное колено и обнаружил, что он лежал под одеялом в одном белье. Где же интересно, остальная его одежда? Но К. помешали в его поисках, с другой стороны кровати, где сквозь кисею виднелось что-то похожее на дверь вдруг раздались голоса. К. счёл за лучшее юркнуть обратно в постель, ему не хотелось представать перед кем бы-то ни было в таком неприглядном виде.
Но никто не входил, хотя дверь заскрипела, чуть приоткрывшись, и К. услышал голоса намного явственней, но всё ещё не мог разобрать слов. Но это определённо были женские голоса, два из них показались К. знакомыми, один был скрипучий тихий и дрожащий, второй мелодичный и приятный, а третий глубокий и спокойный. К. насторожился, несколько раз он услышал своё имя произнесённое скрипучим голосом и ответный смех двух других. «Три женщины стоят у моей двери, одна хвалит меня каким я был, а две другие какой я есть», пришла странная мысль в голову К. Скрипучий голос он теперь узнал – это была мать Герстекера, Гертруд, как её назвала хозяйка постоялого двора «У моста» в разговоре с К. Как он сам помнил, они оба – мать с сыном, по разговорам, уехали в Замок день или два назад. Значит, если это она, то К., действительно, находится сейчас в Замке, только вот непонятно за что ему устроили такой роскошный прием и уложили спать, судя по всему, не меньше, чем в графской спальне. Или у них так встречают каждого найденного на дороге замерзшего путника?
Пока он размышлял над этими чудесами, один из голосов громко и отчётливо произнёс, «Фини! Ну, Фини! Где же Фини!» и снова раздался смех. Потом голоса затихли удаляясь, видно, никто из женщин не стал тревожить К., пока не найдётся эта Фини, а он сам не осмеливался выйти к двери в одном только белье. Поэтому все его вопросы пока оставались без ответов.
Но как только К. всё-таки решил встать с кровати и хотя бы поискать свою одежду, он вдруг услышал осторожный стук в дверь. Потом стук повторился.
«Да», – сказал К., ещё не будучи уверен, насколько он хозяин в этой комнате, что может приглашать гостей войти сюда.
В ответ раздалось непонятное бормотание, ещё более тихое, чем стук.
К. откинул занавесь с другой стороны кровати и высунулся из под балдахина.
«Да, входите же!» – нетерпеливо крикнул он.
Дверь заскрипев, распахнулась и в комнату вошёл слуга с подносом на руках. Он был невысокий, смуглый, с чёрной бородкой и К. сразу же узнал в нём Артура, своего бывшего помощника, которого он собственноручно выгнал из школы несколько дней назад, да так, что тот убежал жаловаться на К. в Замок. Жаль, что он, конечно, не прихватил с собой Иеремию, может быть, тогда жизнь К. сложилась бы совсем по-другому, хотя, безусловно, вдвоём им было бы удобнее жаловаться и клеветать на К. в Замке. Два свидетеля всегда лучше, чем один, но, видно, у Артура, как раз из-за этого, дела не заладились, если его снова сделали слугой. И какая ирония, он снова вынужден прислуживать К., хотя тот бы с радостью сменил бы его сейчас на любого другого слугу, хотя бы на эту таинственную Фини.
Артур тоже явно узнал К., но, поскольку, он был на службе, он, видно, постарался скрыть свои чувства. Во всяком случае, на лице его после первого секундного замешательства, появилось отрешённое, но учтивое выражение. Удивительно было, что на службе в Замке Артур ведёт себя по-другому, не позволяя себе тех кривляний и ужимок, которыми они на пару с Иеремией допекали К., пока были его помощниками. Так что К. следовало бы поучиться у Замка в насаждении дисциплины среди подчинённых, и если бы он только знал, как правильно это делать, то они оба были бы у него шёлковыми, трудились бы не покладая рук и забыв об отдыхе, а о Фриде не смели бы и мечтать.
Артур подойдя ближе, учтиво поклонился и поставил поднос на маленький столик возле кровати, который К. сначала и не заметил.
«Господин желает сначала умыться?» – спросил он, не поднимая на К. глаз. «Неужели, ты не узнаёшь меня, Артур, – немного насмешливо спросил К., – вот я тебя сразу признал. Или я так изменился за три дня?» Артур медленно поднял на него серьёзный взгляд. «Если господину так угодно, – сказал он, – то да, я вас узнал».
И он не сдержавшись, с завистью посмотрел на кровать К.
«Спокойно, – с иронией обронил К., – это тебе не соломенный тюфяк в школе. В этот раз я не дам тебе полежать рядом со мной. Правда, тогда ты отделался ударом кулака. Что ж, прости, я это сделал нечаянно, если ты помнишь».
Артур пробормотал, что он не обижается, потому что он сам был во всём виноват, но его раньше никто не бил, поэтому неудивительно, что он заплакал от такого сокрушительного удара. Но, если господин ещё не утолил свой гнев, то он может не стесняться и ударить его ещё, правда, он, Артур, не уверен, что он сможет в этот раз удержаться от слёз. К. стало немного стыдно после этих слов. Хорошенькую же муштру проводят здесь в Замке, если его бывший помощник за три дня стал другим человеком, совсем не похожим на прежнего ребячливого и легкомысленного Артура. Но, всё равно, К. имел на него зуб. Если бы его помощники всегда вели себя так же ответственно, как Артур вёл себя сейчас, то Фрида была бы до сих пор вместе с К., и он сам не совершил бы столько вредных для себя поступков, и может быть, к этому времени уже занялся бы землемерными работами, особенно, если бы вчера чиновники в гостинице решили бы вопрос с К. в положительную для него сторону, что кстати, было вполне вероятно, несмотря на неблагоприятные пророчества со стороны старосты, школьного учителя и хозяйки. С другой стороны, случись так, он, конечно, не лежал бы сейчас в графской постели, и Артур бы не стоял перед ним, склонившись в почтительном поклоне. Но кто его знает, чем придётся рассчитываться К. за этот поклон и графскую постель?
Поэтому К. свесил ноги с кровати, и потирая больную коленку – «совсем как староста» мелькнуло у него в мыслях – сказал: «Ладно, Артур, забудем покамест прошлое, как слуга, я вижу, ты смотришься просто отлично, я такого усердия с твоей стороны раньше даже и не припомню. Так что неси мне тогда умываться, а я посмотрю, насколько хорошо это у тебя теперь получается», – добавил он, намекая на прошлое умывание на постоялом дворе, когда оба его помощника, полные неуклюжего рвения, приносили ему поочерёдно воду, мыло, гребёнку и зеркало, торопливо бегая взад и вперёд по лестнице.
Артур молча поклонился и исчез за дверью, К. же, потирая руки, добрался потихоньку до подноса и стал одну за одной приподнимать крышки на блюдах. Угощали здесь, похоже, по-королевски, и К. только добрался до последней крышечки, под которой было что-то дымящееся и совсем ему незнакомое, как его бывший помощник уже вернулся с тазом для умывания и прочими туалетными принадлежностями, коих было так много, что их пришлось разместить на тележке, которую Артур катил перед собой.
К. встал с кровати, и неуклюже ступая из-за больной ноги, приступил к своему утреннему туалету. Обозрев всю тележку полную загадочных для него вещиц, он решил ограничиться знакомыми ему куском мыла и полотенцем, хотя Артур молча показывал ему, то на одну, то на другую принадлежность для умывания, то ли желая помочь, то ли наоборот, намереваясь посмотреть, как К. при нём оконфузится. Но К., уже зная своего бывшего помощника, доверять ему не торопился.
«Так что же, Артур, не расскажешь ли мне, как ты здесь оказался? – спросил К., закончив умываться и вытираясь настолько мягким полотенцем, что, казалось, оно нежно обнимало его за шею, как любимого человека. – В последний раз, я помню, ты так далеко от меня убежал, что догнать тебя не было никакой возможности».
«Но ты же сам уволил меня, господин», – тихо сказал Артур, складывая умывальные принадлежности и уронив при этом половину из них на пол. Кое-как справившись со этой работой он потянул за собой тележку к двери.
К. только махнул на него рукой, он вдруг почувствовал, как сильно проголодался, и начал снова одну за одной снимать крышки с блюд, но теперь складывая их рядом с собой в небольшую пирамидку. Когда за его помощником закрылась дверь, К. прямо с постели начал хватать и торопливо запихивать в рот невероятно лакомые куски с тарелок, оставлявшие у него на языке вкус чего-то свежего ароматного и необычайно вкусного. Никогда раньше его ещё так великолепно не кормили, хозяйка постоялого двора, хвалившая при нём свою стряпню, удавилась бы от зависти, если бы только могла сейчас его видеть. Правда, на секунду К. отвлёк страшный грохот и крики из-за двери, видно, это его бывший помощник не справился со своей тележкой и упал с лестницы, но это нисколько не помешало К. в несколько минут опустошить весь поднос.
Он уже допивал горячий и необыкновенно вкусный кофе, когда вернулся Артур, чтобы забрать остатки завтрака. При виде его К. вспомнил о прерванном разговоре.
«И ты, значит, вернулся в Замок и пожаловался на меня?» – даже как-то благожелательно спросил К., несколько подобрев от вкусной еды.
«Жаловаться? – переспросил его бывший помощник, неуклюже убирая посуду, – нет, господин, тебя кто-то ввёл в заблуждение, я всего лишь доложил, что ты нас уволил, по причинам, которые нам были неизвестны, и что теперь для нас требуется новое место службы».
К. посмотрел на него с сомнением, он отлично помнил свой прошлый разговор с Иеремией около дома Варнавы, и как тот буквально кичился тем, что он больше не на службе у К. и что Артур сейчас подаёт на К. жалобу в Замке. И даже слова К., что документ об увольнении ими обоими ещё не получен и они всё ещё могут оставаться его подчинёнными, никак на него не действовали. Но, с другой стороны, подумал К., никакого письменного распоряжения о назначении ему двух этих помощников также не существовало, во всяком случае, К. его не видел и не подписывал в знак согласия. Да, многое ему надо было тогда фиксировать в документах, многое, а он относится к таким важным вещам бестолково, просто как бог на душу положит. Даже договор со школьным учителем им до сих пор не подписан и теперь кто он – землемер? Школьный сторож? Но, во всяком случае, правильно, что он не доверяет сейчас Артуру, тот наверняка попытается его обмануть. Просто он видит, что К. вошёл в непонятную для него силу и теперь боится говорить ему всю правду, как он, на самом деле, только вредил К. и жаловался на него в Замке. Поэтому К. надо бы тоже вести себя с ним поосторожней, ведь К. и сам сейчас не понимает толком какое у него положение. Может быть, он оказался в этой роскошной кровати по какой-то немыслимой ошибке, и когда эта ошибка наконец разъяснится, то он падёт ещё ниже, чем Артур.
«Так, значит, теперь ты устроился слугой для господ, – сказал К. и его бывший помощник согласно кивнул, – тебе здесь больше нравится быть слугой, чем помощником землемера?»
«Вовсе нет, господин, вовсе нет, – Артур даже боязливо огляделся по сторонам, не слышит ли его ещё кто-нибудь кроме К., а К. при этих словах удивлённо приподнял бровь, не ожидая услышать такие слова, – напротив, когда я служил у тебя, я был намного более счастлив, чем теперь, ведь ты совсем не заставлял нас работать! Разве что, по какой-нибудь малости – что-нибудь принести, позвонить по телефону или сбегать с поручением. Правда, ты частенько на нас кричал и даже ударил меня один раз кулаком, но я совсем не в обиде, господин, хотя у меня до сих пор иногда ноет в спине, там, куда пришёлся твой удар. Но в остальном всё было прекрасно, мы, надо признаться, тогда просто ошалели от счастья и свободы, по сравнению с тем, как нам тяжело приходилось до этого трудиться в Замке. Положение слуг здесь незавидное, дисциплина очень строгая, поэтому те кому удается оказаться хоть ненадолго в Деревне, сопровождая господ, иногда просто теряют голову от этой свободы, правда, поэтому потом по Деревне и расходятся слухи, насколько распущены и своевольны слуги из Замка. Наверное, в этом смысле мы перестарались, что и вызвало твоё недовольство, хотя никакого злого умысла, по крайней мере, у меня не было и я бесился и проказничал всего лишь от этой внутренней энергии, которой не было другого выхода. Поэтому, когда ты нас уволил, моё сердце просто разбилось, ведь я не понимал, почему ты это сделал, мы же всегда старались угодить тебе и исполнять все твои приказания, а если нам это иногда не удавалось, то это не наша вина, господин, нам просто не хватало для этого сил».
«Уволил я вас как раз потому, что мне не нужны были помощники проказники, – безжалостно произнёс К., – я сам привык трудиться, и уж поверь, спуску бы вам не дал, коль была бы такая возможность. А то, что у вас почти не было работы, то не моя вина, а недоработка чиновников из Замка, которые то ли сами не знают чего они хотят, то ли, скорее всего, используют меня как пешку в какой-то своей игре. Но похоже, в борьбе за меня участвуют и добрые ко мне силы, иначе я вряд ли бы здесь оказался».
«Ты же сам видел, как нам не хотелось уходить с твоей службы, – даже немного упрекнул его бывший помощник, – разве ты не помнишь, сколько времени мы дрожали на улице на морозе, умоляя тебя нас простить!»
Выслушав Артура, К. посмотрел на него с сомнением.
«А зачем ты тогда вернулся в Замок и подал там на меня жалобу? – спросил он холодно, – если ты был так счастлив у меня на службе, где тебе ничего не приходилось делать? Ты ведь мог просто попроситься на другую службу в Замке. Тогда по какой причине тебе потребовалось там на меня клеветать?»
«Я не клеветал на тебя, господин, это всё происки Иеремии, – вздыхая, признался его бывший помощник, – он намного меня старше и поэтому всегда верховодил, когда мы были вдвоём, дескать, он гораздо умнее и опытнее, чем я. А ещё, когда он рядом, он как будто высасывает из меня мою молодость и энергию и сам на время становится таким же как я. Мне это было очень неприятно, но я ничего не мог сделать, пока он был близко, потому что, когда он держался за меня – а ты мог бы это заметить, что он почти никогда меня не отпускал, всё норовил обнять или хотя бы взять за руку – мне это казалось правильным и дозволительным. И лишь, когда он позарился на твою невесту, мне удалось сбежать, даже можно сказать, он сам тогда отослал меня на всякий случай, чтобы Фрида не выбрала меня как более молодого и привлекательного. Он поэтому и решил рискнуть своим здоровьем, удерживаясь на школьной ограде несмотря на мороз, и даже зацепившись за неё своей курткой, чтобы не упасть, ожидая, когда ты оставишь Фриду одну. Если бы я сам остался с ним, я бы тоже, наверняка, заболел, несмотря на всё мою молодость и здоровье.
«Да, вы оба ушлые парни, как я посмотрю, – сжав от гнева челюсти, выговорил К., – прикидывались настоящими дурачками, а за моей спиной уже делили мою невесту!»
Его бывший помощник в испуге даже отскочил на шаг от постели.
«Поверь, господин, я здесь совершенно не причём, – сложив руки на груди, молящим голосом он обратился к К., – это всё Иеремия. У меня даже не было никаких недозволительных мыслей насчёт Фриды, просто это сам Иеремия из ревности подозревал меня, думая, что она может выбрать более молодого, чем он. А он давно уже зарился на Фриду, и просто использовал меня как наковальню, на которую обрушился твой жестокий удар, чуть не раздавивший меня. А он в это время, хихикая и радуясь, довольный увёл твою невесту, а меня отправил в Замок, велев как можно сильнее тебя оклеветать, чтобы Замок тебя уничтожил и таким образом Иеремия жил бы дальше спокойно, не боясь твоего возвращения. Но не сердись, господин, – в глазах Артура даже появились слёзы, – я не очень сильно клеветал на тебя, главным образом, я только выгораживал себя, чтобы в Замке подумали, что ты нас уволил несправедливо, и чтобы я мог после получить новую должность не хуже прежней».
«И что же на твою клевету в мой адрес ответили чиновники в канцелярии?» – продолжал К. допекать своего бывшего помощника, в какой-то степени это даже доставляло ему удовольствие, ведь они оба столько раз выводили К. из себя, а он ничем им не мог отплатить, кроме как увольнением. Хотя, конечно, лучше бы ему вместо Артура сейчас достался Иеремия, тогда К. от души выместил бы на нём свой неутолённый гнев!
«Ничего не ответили, – растерянно полуоткрыл рот Артур, – я только заполнил все необходимые для этого формы. В канцелярии никогда ничего не отвечают, писарь только забирает и заверяет документ, а что с ним происходит дальше, никому не известно. А ещё через день в канцелярии мне выдали распоряжение о переводе сюда. Но судя по всему, – и его бывший помощник почтительно обвёл руками спальню, моя жалоба никак тебе не повредила, а даже наоборот…», – и он даже не решился завершить свою фразу, как будто боялся, что она сломается под тяжестью окружающей их роскоши.
К. нахмурился, он сам бы с большим удовольствием выяснил, что же с ним сейчас происходит, и как он здесь оказался, но опыт предыдущей борьбы подсказывал ему быть как можно более осторожным в своих словах и действиях. Пусть, пока лучше его бывший помощник думает, что К. оказался в этом месте, так сказать, заслуженно, говорить же о том, что ещё вчера он замерзал на дороге никому ненужный, значило лишь дать своим врагам (а как он мог считать Артура другом?) только лишний козырь в их и так могучей колоде.
«Это ещё неизвестно, – холодно сказал К., – ты слишком далеко забегаешь вперёд, может быть твоя жалоба, а проще сказать клевета, ещё не прошла все инстанции и мои из-за неё неприятности только впереди, когда начнётся настоящее расследование».
Его бывший помощник задрожал как лист и боязливо посмотрел на К.
«Я сделаю всё как ты скажешь, господин», – сказал Артур, и казалось, что он раздумывает, не упасть ли ему для убедительности перед К. на колени; а может, у него от страха просто подкашивались ноги, так сильно напугал его К. своими словами; наверное, и страшная трость школьного учителя показалась бы ему сейчас по сравнению с этим не наказанием, а благословением.
Но К. уже надоело мучить своего бывшего помощника, тем более, что скорее всего все свои проступки перед ним Артур, в отличие от Иеремии, совершал больше по глупости и по наущению своего напарника, чем по своему злому умыслу, а долго злиться на глупых детей не было у К. в привычке. Достаточно будет того, что он здесь хорошенько подрожит перед К., может, в будущем это придаст Артуру больше ума, решил он.
«Надеюсь, ты проявишь себя лучше слугой здесь в Замке, – сказал К., – чем, когда валял дурака, будучи моим помощником». «Здесь в Замке?» – переспросил его бывший помощник, будто не поняв К. «Ну, конечно, же здесь в Замке, – усмехнулся К., – а где мы ещё можем быть по-твоему, Артур?» «Но, мы не в Замке, господин», – растерялся Артур и непонимающе посмотрел на К.
Здесь уже растерялся сам К., он настолько уже привык думать, что он находится в Замке, и что именно в Замок привезли его сегодня ночью, что слова Артура оглушили его, будто бы жестоким ударом. Но, где же ещё может быть такая богато украшенная комната, как не в Замке? Неужели, он снова в Деревне, только не в бедняцком, а чьём-то зажиточном доме? Но, что тогда здесь делает его бывший помощник? От этих мыслей у К. закружилась голова, он хотел было вскочить с кровати, схватить Артура за шиворот и подтащить его к окну, чтобы выглянув оттуда доказать тому, что они в Замке, а не где-то ещё, но вместо этого, вдруг ощутив томительную слабость, К. медленно опустился на подушки. Наивный чудак, если не сказать безумец! Ведь это место не станет Замком, если он даже выбросит своего бывшего помощника из окна и бросится за ним следом сам. Какие же безумные глупости понабрал он себе в голову, если, конечно, не считать хорошей мысли выкинуть Артура из окна, подумалось К. Замок не взять с наскока, как он полагал в первый день приезда, пытаясь – наивный – хотя бы дойти пешком до его главных ворот; в Замок нельзя попасть и окольным, случайным путем, как он только что убедился, пусть это и были только слова его бывшего помощники, пусть сказанные неуверенно и пугливо, но за ними всё равно проглядывала холодная безликая мощь Замка, который словно смеялся над ним теперь, оставив вместо себя обманку, роскошную, богатую, но всего лишь обманку не нужную К.
Повернув голову к Артуру, не в силах даже её поднять, словно его подбородок намертво прирос к груди, К. едва нашёл в себе возможность тихо прошептать вопрос: «И где же я?»
Его бывший помощник только растерянно заморгал, не понимая, что случилось с его господином, почему он как подкошенный вдруг рухнул на своё ложе и теперь только еле может раскрыть рот.
«Где я?» – повторил вопрос К., глядя сквозь Артура и будто страшась услышать ответ.
«В спальне», – послушно, но с плохо скрываемым недоумением ответил бывший помощник и вдруг, наконец сообразив, что от него хочет К., добавил, глупо улыбаясь во всё лицо: «Это охотничий домик графа Вествеста, разве ты не знал, господин? Я здесь служу уже третий день».
Глава 43 (18)
Матильда.
Когда К. снова открыл глаза был уже глубокий вечер. На улице давно стемнело, но здесь в спальне Артур кое-как смог зажечь свечи в шандалах на стенах, и с третьей попытки, чуть не устроив пожар, растопил камин; видно, граф, несмотря на всt свои богатства так и не дотянул электричество до своего охотничьего домика. Правда, домиком, по словам его бывшего помощника, назвать его было трудно – это был двухэтажный большой каменный дом, но, конечно, с Замком он сравниться не мог, да и лежал, как оказалось, в отдалении и от Замка и от Деревни, больше используясь не для охоты – всё зверьё здесь выбили уже много лет назад – а для спокойного безмятежного отдыха. По сравнению с вечно жужжащим от дел Замком, опять же по словам Артура – это было спокойное и очень тихое место.
Теперь рядом с его постелью сидела Матильда в чёрном строгом платье, и с лёгкой усмешкой, размывающейся при свете свечей, глядела на К. Заметив, что он проснулся, она немного наклонилась к нему, качнув высокой причёской.
