Михаил Ахметов
Замок Франца Кафки – окончание романа
Юлия открыла глаза и тут же повернулась к нему счастливо улыбаясь, как будто зная, что он уже сам смотрит на неё в ответ. Улыбка открыла её потемневшие и неровные верхние зубы, но К. не обратил на это ни малейшего внимания, сейчас он видел только её широко открытые сияющие счастьем глаза и ему было этого достаточно, чтобы снова почувствовать в себе распаляющее его пламя.
«Мне кажется, я начинаю в тебя влюбляться, – застенчиво сказала она, когда они оба обессилев, снова лежали рядом, не в силах даже пошевелиться, – я знаю, что это неправильно, что так быть не должно, но я ничего не могу с собой поделать, когда ты совсем близко от меня, я про всё забываю».
К. в ответ блаженно улыбаясь, прикрыл глаза, чтобы ещё сильнее почувствовать сладость этих слов.
«Я так счастлив, когда слышу это, – медленно произнёс он, не открывая глаз, – наверное, потому что я сам уже давно тебя полюбил».
«Ты даже не знал обо мне ещё день назад, – Юлия шутливо ткнула его пальцем в обнажённую грудь, – о каком «давно» тут можно говорить?»
«Не знаю, – признался К., открыв глаза и поймав её за палец, – у меня такое чувство, будто я знаю тебя много лет».
Он притянул её руку за палец к своим губам и мягко поцеловал, улыбнувшись.
«Да, с самого детства, – нарочито кивнула Юлия, и вдруг побледнев, вырвала руку и прижала её ко рту, словно стараясь вернуть выскочившие из него слова, – боже мой, что мы натворили! Что я натворила!»
В глазах Юлии вдруг заблестели слезинки, она прижала обе руки к губам, и лёжа на боку, лицом к К., с разметавшимися волосами, неподвижно замерла, глядя в одну точку широко раскрытыми глазами, лишь едва заметно покачивая взад и вперёд головой. К. неуверенно обнял её, не находя сначала от растерянности подходящих слов утешения. Потом он молча прижался к ней всем своим телом, как он это делал ещё несколько минут назад, когда они были вдвоём одним неразъятым целым.
«Прошу, тебя любовь моя, успокойся, тебе нечего стыдиться, – зашептал он ей на ухо, и постепенно её тело послушно обмякло, а невнятные всхлипывания прекратились, – меня не было много лет, сейчас я взрослый человек и я не помню ничего из прошлого».
«Но я же помню», – прошептала она.
К. заколебался, ему нестерпимо захотелось признаться ей во всём, скрытая в нём ложь, разъедала его изнутри; иногда он он ней забывал и тогда его счастье казалось ему полным, но затем он снова вспоминал, что он всего лишь землемер, а никакой не племянник графа, и стыд снова начинал жечь ему грудь. Но признаваться он пока боялся – а если Юлия его тогда сразу отвергнет? – так рисковать ему нельзя, ибо без неё жизнь для К. уже не мыслилась.
Он взял её ладонями за голову и мягко повернул к себе.
«Ты не должна думать об этом, Юлия, – как можно увереннее постарался сказать К., глядя в упор в её тёмные большие глаза, где так легко было ему утонуть, – потому что сейчас я совсем другой человек, никак не связанный с ушедшим прошлым. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом больше, но поверь, сейчас ты можешь не волноваться о прошлом. Оно ушло».
Он показал ей свое «счастливое созвездие».
«Видишь, – сказал он, – всё ушло и осталось только оно, и как было предсказано, оно принесло мне счастье, твою любовь».
Юлия рассеянно бросила взгляд на его руку, казалось, она теперь не узнаёт этой приметы или просто вдруг задумалась о чём-то другом.
«Наверное, ты прав, – помолчав медленно сказала она, – надо жить сегодняшним днём, а прошлое оставить прошлому, иначе я никогда не вырвусь из этого замкнутого круга. Спасибо тебе, Карл».
Она благодарно погладила его по лицу, будто не замечая, как К. весь передёрнулся от того, что его назвали чужим именем.
«Зови меня пока К., – попросил он, – я вырос с этим именем, а то имя, которое ты произнесла, давай пока тоже оставим прошлому, хотя бы на время».
«Хорошо, К, – немного удивлённо, но понимающе согласилась Юлия, – я понимаю твои чувства. Да, и мне, почему-то, как будто бы легче, когда я называю тебя по новому»,– удивилась она сама себе.
Она слегка поёжилась от холода, камин давно уже погас и свечи в подсвечниках давно догорели.
«Мы здесь совсем скоро замёрзнем, – весело сказала она и потянулась к звонку, – надо позвать слуг, пусть растопят камин и принесут завтрак».
К. представил своего бывшего помощника на корточках перед камином в тщетных попытках раздуть пламя и испуганно удержал её руку.
«Камин, я разожгу сам, – предложил он, – а завтрак пусть принесёт горничная».
Юлия улыбнулась в ответ на его рвение и снисходительно кивнула. К. быстро натянул на себя бельё и соскочил с высокой кровати – он не граф, растопка для него дело знакомое и привычное. Уже через минуту в камине весело затрещали дрова. К. с гордостью обернулся от дела рук своих и жадно уставился на Юлию, которая накидывала на себя лёгкую рубашку; он снова увидел уже при свете утра её живот и грудь изуродованные двойным материнством, и снова жалостливо-щемящее чувство поднялось в нём; как ни странно, ему казалось, что такой он любит её ещё больше. Она заметила его взгляд и стыдливо прикрылась тонкой тканью.
«Не смотри на меня», – крикнула, она и К. послушно, хотя и с улыбкой отвернулся. Он услышал как зазвенел звонок, видно скоро явится графская горничная; главное, чтобы сюда не заявился Артур, подумал К., видеть своего бывшего помощника ему не хотелось, хотя и без того, вряд ли его приставят на службу к самой графине, с его-то безрукостью. К. старательно, двигаясь спиной к кровати, чтобы не дай бог, не нарушить приказ Юлии – он уже заранее решил подчиняться ей во всём, не мог же он командовать бывшей русской княгиней! – мелкими шажками переместился к широкому покрытому изморозью окну, за которым виднелись постройки и въездные ворота в поместье, а над ними вставало тихое зимнее утро.
Глава 45 (20)
Замок. Возвращение в Деревню.
Ещё через два дня К. таким же тихим зимним утром стоял у тех же ворот, а тепло одетая Фини грустно смотрела на него. Недалеко от них стояли сани запряженные одной лошадью, от которой в чистом прозрачном воздухе как от паровоза валил пар, временами закрывая из вида кучера.
«Вы надолго уезжаете, господин?» – казалось, Фини была расстроена тем, что К. так скоро покидает поместье.
К. одетый, в пальто и шапке, так же был невесел, но уже по другой причине, слишком быстро пронеслись эти три дня. Он, конечно, понимал, что Юлия, не может бесконечно находиться с ним рядом в охотничьем домике графа – а ему так этого хотелось! – ей в любом случае надо было, хотя бы на время, вернуться к мужу в Замок, иначе её неожиданное долгое отсутствие могло выглядеть предосудительным. Она хотела вернуться туда вместе с ним, как со своим нашедшимся родственником, и ему пришлось приложить все свои усилия, чтобы уговорить её отказаться от этой идеи. Они даже в первый раз поссорились из-за этого, но К., хоть и опьянённый любовной горячкой, понимал, что одно дело – водить за нос влюблённую в тебя женщину и совсем другое, пытаться строить из себя другого человека перед графом и его свитой. К. прекрасно отдавал себе отчёт в том, с каким недоверием к нему отнесутся в Замке, и что это может закончиться для него весьма печально в самом ближайшем будущем. Даже была, в какой-то мере, ирония в том, что К. рвавшийся в Замок в положении землемера или даже школьного сторожа, сейчас отчаянно боялся оказаться там в роли графского наследника. Можно было, конечно, очертя голову и держа свою любовницу за руку, броситься в Замок наудачу – а когда ещё представится такой шанс? – но здравый смысл в голове К. очень сильно советовал ему ни в коем случае этого не делать, а пожить пока спокойно и незаметно в Деревне на той же должности сторожа или на худой конец, как будто бы, «помогая» Герстекеру на конюшне. Правда, Юлия восприняла это всё очень холодно, и даже как показалось К., отчасти враждебно, но К. сейчас представлялось, что он всё-таки сумел вымолить у неё прощение, ибо они помирились и провели последнюю ночь так же бурно как и первую. К утру Юлия совсем простила его и сказала, что начинает понимать его положение, что, действительно, ему будет трудно вот так сразу вернуться к прежней жизни в Замке, тем более, она и вправду, позабыла, что потребуется подтверждать очень много свидетельств и оформлять очень много бумаг, чтобы граф Вествест и его чиновники могли поверить, что К. на самом деле родственник графа; недоверчивость мужа ей хорошо известна, так что с признанием К. и правда, можно повременить. Но они, безусловно, должны будут встречаться, потому что им теперь невозможно быть друг без друга; Матильда пришлёт ему весточку в самое ближайшее время; где найти К. в Деревне, она уже знает. И графиня, страстно поцеловав К. на прощанье, унеслась на своих санях запряжённых тройкой лошадей в Замок. Сани для К. готовились гораздо дольше, кучер оказался очень флегматичным человеком, и очень долго готовил лошадь и сани к выезду, да и Фини, не желая так скоро расставаться с К. – тем более, что графиня уже уехала – постоянно ставила им палки в колёса, или выражаясь точнее, в полозья – то завтрак для К. был ещё не готов, а графиня запретила отпускать его в дорогу голодного, то куда-то пропала бутылочка водки, предназначенная для кучера, чтобы тот не замёрз на просторах графства. К. тоже добавил кучеру беспокойства, постоянно расспрашивая его о дороге, и мешая тому спокойно собираться в путь. Как выяснилось, дорога отсюда в Деревню должна будет проходить совсем рядом с Замком – охотничьи угодья и домик графа оказались ещё дальше от Деревни, чем представлял себе К. – но зато теперь у него возникла мысль, хотя бы на минуту остановиться рядом с Замком по дороге домой, раз уж выдается такая возможность. К тому же, ничего предосудительного он там делать не собирается, просто посмотрит на Замок вблизи, глядишь, это подкрепит его силы для дальнейшей борьбы, раз Юлия – хотя и временно, как она сказала – его покинула. Правда, ему долго пришлось убеждать кучера сделать такую остановку, тот упорно, как будто, не понимая значения слова «посмотреть», упирался, утверждая, что ему – кучеру, никто давал разрешения везти К. в Замок. Наконец К. с трудом уговорил его просто ненадолго остановить сани рядом с воротами Замка, дескать, там их будет ждать посыльный, который должен будет передать для К. важный пакет.
К. посмотрел на грустную Фини, раскрасневшуюся от мороза; ждать ей пришлось долго, кучер только-только, закончив подготовку к выезду, с кряхтением – со стороны казалось, будто медведь лезет на сани – начал взбираться на облучок, но Фини почему-то обязательно хотелось самой проводить К.
«Я не знаю, Фини, – сказал К., его вдруг охватили тревожные предчувствия, – надеюсь, что нет, может быть, всего на несколько дней. Графиня пришлёт мне весточку». «Ничего она вам не пришлёт, – отрезала Фини, – зря только ждать будете». «Ничего?» – растерянно переспросил К., он не понял её. «Простите, я говорю глупости, – помолчав, сказала Фини, – просто расстроилась, что вы уезжаете. Вообще, госпожа несчастная женщина, говорят, что она теперь очень одинока, ведь даже её родителей русский царь велел затравить медведями за какой-то проступок».
К. изумлённо воззрился на Фини, даже на миг забыв о своих печалях.
«И где ты только слышала такую чепуху, Фини? – спросил он, покачав головой, – Россия эта великая европейская страна, ещё может даже более цивилизованная, чем наша».
Фини, вздохнув, согласилась, что, действительно, то, что ей говорили о графине на кухне, прозвучало сейчас как-то странно и неправдоподобно.
«Но, если вы не вернётесь, я сама приеду к вам в Деревню», – пообещала она К.
Фини встала на цыпочки, обняла растерянного К. и крепко поцеловала его в губы, и тут же кучер с высоты саней хрипло сообщил, что всё уже давно готово к поездке, и даже лошадь, видимо, за компанию издала ободряющее ржание. Пока смущенный К. искал подходящие ответные слова, Фини успела проводить его до саней и подсадила сзади на высокую ступеньку.
«До свидания, Фини, спасибо тебе за всё», – только и успел пролепетать К., больше в этот момент ему в голову ничего не пришло.
Фини улыбнулась в ответ, и со словами, «Это вам в дорогу» просунула в дверную щель небольших размеров бутылку рома. К. еле успел подхватить бутылку, как где-то спереди щёлкнул кнут, что-то хрипло и громко выкрикнул кучер, сани резко дёрнулись вперёд, и дверца захлопнулась с громким стуком. За оконцем саней мелькнула поднятая вверх рука Фини в вязаной варежке, и К. всё ещё держа в руках бутылку, повалился на промёрзшее скрипучее кожаное сиденье.
Как отвратительны все захлопывающиеся двери, они будто обрубают все связи с миром, что были у тебя до этого. Вернётся ли он сюда снова? Почему Фини так странно ответила ему? К. поудобнее устроился на сиденье и поднял воротник – странно, но в санях у Кламма даже с открытыми дверцами было намного теплее, чем здесь – прощальное замечание Фини заставило его обеспокоиться. Как долго он выдержит разлуку с Юлией? Не успев отъехать, К. уже начал тосковать по женщине, которую он так быстро полюбил; сейчас даже самые его важные дела в Деревне казались ему малозначительными и второстепенными, по сравнению с осознанием того факта, напишет ему Юлия или нет, и если да, то когда? Правда, это только в сказках деревенский дурачок благополучно женится на принцессе, но может ли К. претендовать на сердце графини – не какой-то там буфетчицы, а женщины благородных кровей, хотя, конечно, и чужеземную – из далёких русских земель, из этих бесконечных неодолимых пространств, по сравнению с которыми все странствия К. выглядят блужданием маленького ребёнка по родительскому дворику.
Он грустно открыл бутылку и хорошенько приложился к её содержимому. Ром сразу горячей волной растёкся по его жилам, и К. сразу стало намного теплее. И даже, пожалуй, веселее; он представил свой приезд в Деревню – конечно, он будет держать язык за зубами, да и вряд ли кто ему там поверит, расскажи он всю правду, где он был и что с ним было. Но К. и не будет делать такой глупости, а скромно отправится в школу, в очередной раз просить прощения у школьного учителя – три дня неявки на службу для того, наверное, достаточная причина для окончательного увольнения К., тут и староста не поможет. Но даже, если это произойдёт, то К. воспримет своё увольнение стоически и сразу пойдёт к Герстекеру – там вообще работать не надо; мать Герстекера уже не выставит его за дверь, раз он наконец сознался в своём благородном происхождении, и у него будет время, чтобы сражаться за своё назначение землемером. Зато он будет бороться теперь не один, ведь он заполучил в Замке могучих союзников, с которыми не сравниться всей этой мелкой деревенской шушере: хозяйке постоялого двора, старосте, школьному учителю, Шварцеру и даже любому из чиновников кто приехал в Деревню по его делу; одно слово Юлии и все они полетят вверх тормашками прочь от К. Заодно может удастся помочь и семейству Варнавы, оформить наконец на бумаге, то самое вожделенное для них прощение, дабы они могли вернуть себе свое законное положение, которое было у них до истории с Сортини. К. до сих пор было неудобно перед Ольгой и Варнавой, хотя он сам, вроде бы, ничего предосудительного со своей стороны не совершал, но всё равно, было бы очень хорошо снова стать с ними друзьями. Правда, тогда придётся выселять Брунсвика со всей его семьёй из старого дома Варнавы, чтобы те могли вернуться домой и жить там как раньше. Но с другой стороны, это может ударить по Хансу и Анне, что тоже было бы для К. нежелательно. Ханса он полюбил, а Анна – хоть он теперь в ней и не нуждался – тоже заслуживала хорошего к себе отношения, хотя бы как мать Ханса. Но он, К,. обязательно что-нибудь придумает на этот счёт, лишь только бы Юлия не покидала его. Но она ведь смотрела на К. перед расставанием с такой любовью и шептала ему такие нежные слова! Нет, они никогда не расстанутся, он это знает. К. повеселел и даже заулыбался своим мыслям, ром грел его, сани мягко качаясь, летели по дороге, и К. даже немного задремал.
Кто-то вежливо постучал в окно саней и К. вздрогнул, очнувшись от своих мыслей. Сани стояли неподвижно, он никуда не ехал, на полу перед ним лежала пустая бутылка. Неужели, они уже приехали в Деревню, удивился К., приподнимаясь с нагретого им сиденья. Дверца саней приоткрылась, и в появившуюся щель просунулся сизый нос кучера.
«Приехали, господин», – хрипло донеслось до К., и дверца, ожидая его, широко распахнулась, кучер почтительно придерживал её. К. сдвинув на лоб шапку, чтобы не зацепиться за дверной проём, по молодецки выскочил из саней.
«Как приказывали, так и сделали», – почтительно бормотал сзади кучер.
К. ошеломлённо раскрыл глаза, не смея им верить. Наконец-то он стоял перед воротами Замка! Он судорожно вздохнул, но тут же взял себя в руки, оглядываясь на кучера.
«Я немного прогуляюсь», – как можно спокойней произнёс К., хотя сердце его бешено застучало от волнения.
Но, как ни странно, кучер сейчас был во всем послушен К., хотя не так давно он категорически отказывался везти его сюда. Но у К. не было времени раздумывать над причудливым поведением кучера, он шёл и не мог насмотреться на то, что видит.
Как будто какой-то великан взял его на ладонь и за какое-то мгновение перенёс из Деревни – откуда К. всегда вожделенно, но со страхом взирал на Замок – прямо к его стенам! И так же, как Замок вырос перед ним во всём своём блеске, так же вырос и страх К. перед Замком. Как он посмел прийти сюда – незванный и непрошенный гость?
Сейчас перед К. возвышался настоящий город; те строения, что издалека казались ему двух-этажными, теперь стали ещё выше и обзавелись третьими и четвёртыми этажами. Окружающих его стен у Замка не было, не было и ворот, что могли их замкнуть. Перед К. лежала выложенная камнем широкая центральная улица, вдоль которой стояли такие же каменные дома, а в конце – довольно далеко, если идти пешком – возвышалась над всем окружающим та самая башня, о которой К. так часто грезил в своих мечтах. Стаи ворон всё также кружились над башней. Но ни единой снежинки не лежало ни на земле или на крышах зданий, словно ветер, тоже покорный воле Замке, послушно сдувал снег откуда ему прикажут и ссыпал его на подвластную Замку Деревню, недаром она всегда по самые маковки была завалена снегом. Кому это было не знать как не К., который то бродил там, увязая по колено в снегу, то целыми днями отбрасывал этот снег по сторонам во дворе школы.
Но сейчас К. удивляла полная пустынность окружающего его места; ни на центральной улице, ни на улочках отходящих от неё в стороны, не было видно ни души. Ни одна коляска или карета чиновников не проезжала, цокая копытами лошадей по каменным плитам, и не доносилось ни единого звука с тех улиц, которых К. видеть не мог. Лишь стояла странная тишина, нарушаемая только унылым гулом ветра, который словно жаловался, что он выполнил всю свою работу и ему теперь здесь больше нечего делать.
Очень трудно было соотнести эту тишину с тем, что К. до этого узнал о Замке. Как в таком безмолвии могла идти та самая, не прекращающаяся никогда работа, о которой всегда упоминали люди, что бывали здесь. Где толпы посыльных, привратников, деловито снующих по своим делам чиновников? Хотя, может быть, подумал К. чиновникам некогда выходить на улицу и они целиком посвящают всё своё время работе в канцеляриях.
Он осторожно приблизился ко входу в ближайшее к нему здание. Ни привратника или швейцара поблизости не было видно, но дверь, как будто, сама со скрипом растворилась перед К. Он шагнул внутрь, уже готовый услышать остерегающий окрик первого стража этих мест – по какому праву К. явился сюда без вызова? – но его встретило одно лишь молчание. Большая канцелярия, где оказался К., была совершенно пуста, не было ни посетителей – за исключением К. – ни какого-либо служебного персонала. Стулья писарей были пусты, за столиками никого не было, на канцелярских барьерах лежали раскрытые книги и стопки документов, к которым никто не прикасался. К. с любопытством прошёл за барьер и встал на месте, где обычно – по рассказам Ольги – стоят чиновники; перед ним лежал раскрытый свод каких-то законов, а рядом с ним исписанный листок бумаги прижатый металлическим пером для письма. К. наклонился поближе – чернила ещё даже не высохли до конца, от них шёл тонкий горьковатый запах, значит, ещё недавно здесь стоял какой-то чиновник и аккуратно и деловито выводил на бумаге слова. Но куда же он мог тогда подеваться?
К. зачем-то сунул перо в карман, ощущая рукой его холод и тяжесть, и обошёл весь нижний этаж здания, потом поднялся на второй и третий этажи. Двери везде открыты, будто проломлены стены; внутри – одно и то же: пустые канцелярии, шкафы набитые документами, раскрытые книги на барьерах и тишина, нарушаемая только гулким звуком шагов К. Ничего не понимая, он бродил по коридорам, заглядывая в комнаты, и сжимая в кармане рукой перо, словно, это было его оружие и на него в любую секунду мог наброситься из-за угла неведомый противник. Подойдя к последней двери на последнем верхнем этаже, он вдруг остановился. Она единственная была закрыта, какой-то шорох слышался за дверью, какие-то шелестящие звуки донеслись до К., будто, кто-то там внутри напряжённо работая, листал страницы книги одну за другой в поисках нужной статьи закона или служебной инструкции. Наконец-то, подумал К., он встретит здесь хоть какого-то человека кто сможет рассказать ему, что за необычайный катаклизм здесь приключился.
Сжав покрепче перо в кармане, он одним рывком распахнул дверь, в лицо ему ударил порыв ветра. Единственное окно в комнате было широко распахнуто – странно, как он это не увидел ещё с улицы? – и в это окно с громким сердитым карканьем вылетела сидевшая на письменном столе большая ворона. Она что-то держала в своём клюве, и вылетая в окно, недовольно покосилась на К. чёрным блестящим глазом. Комната была пуста, К. подошёл к столу, и новый порыв ветра зашелестел страницами книги, лежавшей перед ним на столе и открытой посередине. И снова никого!
Но рядом с книгой К. сразу бросились в глаза остатки недавнего завтрака. Какие-то крошки ещё лежали в чайном блюдце – видно, остальное унесла ворона – из недопитой рядом чашки с кофе, ещё поднимался на ветру лёгкий парок. Безумная мысль мелькнула вдруг у К. – чиновники превратились в ворон и он теперь не найдёт здесь ни одного живого человека. Что за злое волшебство здесь произошло? Воистину, это какой-то заколдованный Замок. К. подошёл к распахнутому настежь окну; улетевшая ворона, молча и с трудом – видно, она урвала себе солидный кусок – уже усаживалась на крыше дома через дорогу. Но внимание К. теперь привлекло движение внизу, какой-то человек в светлой одежде быстрым шагом обогнул угол здания и скрылся из виду; значит и здесь всё-таки оставались люди и они выходили на улицу! К. на секунду остолбенел, ему показалось, что это был Варнава, только он мог передвигаться с такой сверхъестественной быстротой. А светлая или даже белая куртка? – К. трудно было сказать точнее, слишком быстро промелькнул перед ним этот человек – но только Варнава мог носить здесь одеяние такого ангельского цвета.
К. не разбирая дороги, бросился вниз к выходу. Надо было крикнуть ему ещё сверху, с досадой думал К., преодолевая ступеньки, ведь догнать Варнаву это поистине безнадёжная задача! На улице, как он и думал, уже давно никого не было, только ворона с любопытством косилась на К. с карниза соседнего здания, видно, она не меньше, чем К. удивлялась его присутствию в этом опустелом месте.
«Варнава!» – изо всех сил несколько раз громко прокричал К., но всё было бесполезно, лишь эхо отразившись от стен зданий вернулось и ударило его по ушам так, что он сам чуть не оглох, а встревоженная его криком птица, бросив еду, испуганно закружилась над крышей. Ещё некоторое время К. ждал, надеясь, что его посыльный вернётся, как тогда в Деревне сквозь ветер и снегопад, но ожидание его было тщетным, никто не вернулся к нему кроме эха от его отчаянного крика.
К. уже не помнил сколько зданий он обошёл, постепенно приближаясь к башне, над которой всё продолжало кружиться вороньё, как будто поджидая его; но чем ближе он подходил к башне, тем явственнее вокруг проявлялись следы того, что здесь везде – на каждом шагу, в каждом доме! – ещё недавно были люди, которые работали, завтракали, спешили по своим делам – и вдруг, как будто все они, услышав о приближении К. внезапно побросали все свои дела и скрылись от него как от чумы в неизвестном направлении. Неужели он, одинокий беззащитный и слабый К. мог навести одним своим появлением страх на такой огромный и могущественный Замок? И куда они все могли от него попрятаться? – он уже обошёл почти весь Замок из конца в конец, даже ноги его заболели от усталости, но он всё ещё не мог никого найти.
Теперь он приближался к последней своей цели – других больше не оставалось – высокой башне, средоточию всей силы и могущества Замка, очевидно, именно там днями и ночами, не останавливаясь ни на секунду, бешено трудилась загадочная Центральная Канцелярия, куда запрещалось заходить даже Варнаве, пока он был неофициальным служащим – что уж говорить здесь про самого К.! Наверное, ему следовало известить о своём прибытии по телефону, подумал К., запоздало вспомнив о молчащих в канцеляриях телефонных аппаратах, но что бы сказал он и чем бы ему ответили кроме очередного запрета? Возможно, напротив, внезапное его появление – иезуитский совет Бюргеля – поможет сломать непроницаемую до сих пор стену между К. и Замком и заставит чиновников исполнить скромное желание К. стать деревенским землемером, хотя, конечно, потом они будут кусать локти, горько раскаиваться и сожалеть о своих действиях, со страхом ожидая неизбежного наказания со стороны контрольной инстанции, но К. до этого не будет уже никакого дела. Хотя, конечно, Бюргеля, раскрывшего ему – может быть случайно, со сна, эту сокровенную тайну Замка – К. будет даже жаль, ибо, скорее всего, тот понесёт самое суровое наказание за свою оплошность; но ведь и К. в этом не виноват, он всего лишь воспользовался полученным советом. И он мог бы им воспользоваться ещё тогда в комнате у Бюргеля, но К. слишком устал в тот момент, на что, видимо, Бюргель и рассчитывал, так беззаботно и легко раскрывая ему административные секреты.
Но К. не удалось зайти в башню, кованые ворота, вставшие перед ним, сами приоткрылись со странным клацающим звуком, и из них со своей неизменной доброй улыбкой показался его посыльный Варнава и отдал К. свой неизменный вежливый поклон. Значит, К. не ошибался – именно Варнаву он видел из распахнутого окна канцелярии! На секунду К. даже забыл о Замке, так он обрадовался появлению Варнавы.
«Варнава, – сказал К. и на сердце у него вдруг отлегло, так легко и просто Варнава одним лишь своим появлением разогнал злую безысходность навалившуюся на К., – здравствуй, Варнава».
И торопясь, добавил: «Что же ты не слышал, как я кричал тебе вслед?»
«Я слышал тебя, сударь, – поклонился Варнава и ласково дотронулся до плеча К., – но я спешил в Центральную Канцелярию с поручением и поэтому не мог остановиться».
«Ты всегда был ответственным посыльным, – быстро согласился К., – хотя мне это и не принесло большой пользы. Но не будем об этом, – торопливо добавил он, заметив как обидчиво вздрогнули губы Варнавы при его словах, – так, значит, в этой башне и находится Центральная Канцелярия? Но ты же, кажется, говорил мне, что сюда тебе заходить не разрешается?»
«Так и было, – ответил Варнава и провёл рукой по лицу, – но, тогда я ещё служил здесь неофициально, ты должен об этом помнить. Зато теперь я настоящий посыльный, – он застенчиво, но с гордостью показал на значок на своей куртке, – и теперь мне можно передвигаться везде в пределах Замка».
«В пределах Замка, – эхом повторил за ним К., – значит, ты всё-таки решил не бросать свою службу. Это очень хорошо, потому что я о тебе беспокоился».
Тень недоумения скользнула по лицу Варнавы.
«Бросить службу? – теперь он повторил слова вслед за К., – но мне это и в голову не приходило, господин. Я вполне ею доволен».
«Но ты же сам, – начал было К., но тут же себя оборвал, – хотя, знаешь, это сейчас совершенно неважно. Скажи пожалуйста, Варнава, – К. сейчас интересовали совсем другие вопросы, а отношение Варнавы к своей службе он мог бы с ним обсудить и после, – к кому ты так мчался с поручением? Я не видел здесь ни единого человека, кроме тебя».
Варнава слегка смутился при его словах.
«Я бежал сообщить в Центральную Канцелярию о твоём прибытии, господин», – смущённо сказал он и уставился на ноги К., как будто опасаясь, глядеть ему в глаза.
«Но это же прекрасно, Варнава, значит, мне не надо красться туда незванным гостем, значит, там меня ждут! – обрадованно воскликнул К., хотя ему стало на миг тревожно внутри, слишком не вязались, казалось бы, ободряющие слова Варнавы с его видом, как будто, на самом деле, он сообщил К. совсем другую – горькую весть. – Или там меня никто уже не ждёт?», – вдруг о чём-то уже догадываясь, медленно закончил он.
«Я бежал, чтобы успеть, пока господа не ушли», – подтвердил Варнава, не поднимая на К. глаз.
«Не ушли? – переспросил К., – от кого?» – но он уже сам предугадывал ответ.
«От тебя, господин», – совсем тихо ответил Варнава и прикрыл свой значок ладонью, будто стыдясь перед К. за своё поручение.
Оглушённый словами Варнавы, К. начал медленно осознавать происходящее. Как он мог забыть, что вход в Замок был ему запрещён? Запрещён ещё с самого первого дня, когда К. пытался в него проникнуть, наивно справляясь по телефону на постоялом дворе, когда же всё-таки ему будет дозволено туда явиться. Ведь он отчётливо должен помнить коротко отчеканенный ему из телефонной трубки ответ «Никогда!». Но К. нарушил это запрет и всё-таки вторгся в Замок без разрешения. И что же оставалось тогда делать Замку? Только исчезнуть самому, пока К. не перестанет его поджидать и подкарауливать. «Конечно, Кламм никогда не будет разговаривать с тем, с кем не желает, сколько бы тот не старался и как бы назойливо не лез. Никогда Кламм его к себе не допустит», – пришли на память К. слова хозяйки постоялого двора. Что ж, значит, не только Кламм решил не допускать до себя К., значит, и весь Замок с его бесчисленными канцеляриями и службами готов ради этого расточиться и исчезнуть, лишь бы К. никогда не смог нарушить наложенный на него запрет. Теперь для К. Замок словно дым, сколько не хватай его руками, всё равно не ухватишь, и получается, К. окончательно и бесповоротно проиграл в этой игре.
