Владислав Алеф
Часы Застывшего Часа
Не обделены они были и магией, но волшебство давалось им нелегко. Оно медленно откликалось на зов цвергов, так что лишь немногие умели пользоваться им в бою. Гораздо большее значение они уделяли магической подготовке и зачарованию. У каждого цверга была, по меньшей мере, одна выкованная им вещь, в которую он заключал собственные чары. На доспехи накладывали защитное колдовство, оружие благословляли. Потому кузнечество высоко ценилось цвергами, верховный кузнец занимал место подле короля, а часто и одновременно был королем.
Другим вложением магии цвергов были камни слов. Сотворенные из хрупких камней при раскалывании они высвобождали заключенные в них заклинания. Обыкновенно их крошили в руках, но хранящие самые опасные заклинания срабатывали при воздействии заклинаний-ключей или необходимых волшебных слов.
Патрульные цверги встретили нежданных гостей недоброжелательно. Они беспрерывно хмурились и что-то недовольно бормотали. Говорили они на языке своего народа, сухом и черством, в котором не было места мелодичности. Язар не мог разобрать и слова, однако Иварис, к его удивлению, владела этим языком.
– А ну назовитесь! – пригрозил им мечом самый старый цверг, по-видимому, предводитель отряда. – Кто вы такие? Чего вам здесь надо?
– Я Иварис, дочь Каштура, а это Язар из Винника, – представилась она их. – Мы ищем дорогу в Бризарион.
– Пусть уберет свою палку! – проворчал другой цверг. – Слепит жутко!
Иварис перевела, а когда Язар погасил жезл, предводитель продолжил допрос.
– Меня называй прелагатай Латбир. Так и с чего это вы, наземники, решили, что мы вас пропустим?
– Мой отец…– начала Иварис, но цверг ее перебил.
– Я знаю, кто такой Каштур. Он спас нашего короля Гортуина Деревянного, укрыв его своими корнями, после того как его мать разорвали трунгалы. Каштур кормил младенца своими соками до тех пор, пока тот не окреп достаточно, чтобы вернуться в Гортунгаш. Любой младенец в городе об этом знает. Только я не знаю, правда ли ты дочь Старого каштана или ты очередной разведчик наг, принявший чужой облик.
– Мне нечем доказать свои слова, – призналась Иварис. – Но пусть король посмотрит на меня: он вспомнит.
– А, по-моему, она все-таки наг, – рассудил еще один цверг.
– В Бризарион можно пройти и по верху, – напомнил Латбир. – Для чего вам понадобилось идти под землей?
– На мой дом напали, а моего отца убили, – не дрогнув, ответила Иварис. – Человек, ответственный за его смерть, живет в Бризарионе. Я иду за его головой, но над землей для меня больше нет дорог.
Прелагатай сразу смягчился в лице.
– Месть дело благородное, – заключил он, а потом перевел подозрительный взгляд на Язара, рассмотрев его только сейчас. – А ты откуда такой?
– Язар не знаком с языком цвергов, – извинилась за него Иварис. – Но у нас общий путь, и я прошу пропустить его вместе со мной.
– Не знает нашего языка, – Латбир удивленно почесал лысую голову. – А должен знать! Клянусь Арахад, да ведь у него глаза пепельного цверга!
Пепельные цверги являлись самими жестокими представителями своей расы. Будучи низкорослыми и слабыми, они не брезговали никакой пищей для выживания, питаясь и падалью, и телами собственных братьев. Среди пепельных цвергов часто рождались маги.
Когда Иварис перевела его слова, Язар подумал, что лучше бы его отец оказался обыкновенным человеческим пьяницей.
Глава девятая. Бронзовый город
Вход в Гортунгаш запечатывали огромные ансуровые врата в локоть толщиной. Этот иссиня-черный металл с оранжевыми прожилками является прочнейшим материалом в Яраиле, а работать с ним умеют только цверги. Врата соединяли две подземные скалы и полностью перекрывали проход в город, делая его непреступным даже для самых могущественных подземных тварей. Замком им служил большой темный рубин. Магия, заключенная в нем, намертво соединяла створки между собой, и одновременно камень служил наблюдательным шаром. Он был связан с четырьмя меньшими шарами. Один хранился у короля, остальные три у дозорных в разных частях города. Шары показывали прибывших в Гортунгаш и даже позволяли с ними говорить.
Латбир выступил вперед и низко поклонился рубину.
– Ваше Величество, – заговорил он. – Мы встретили чужеземцев. Они просят пропустить их к северной дороге в Бризарион. Женщина утверждает, что приходится дочерью Старому каштану.
Прошло какое-то время, прежде чем из камня донесся повелительный низкий голос.
– Пусть подойдет ближе.
Иварис подошла вплотную к вратам и заглянула вглубь камня.
– Пропустите и приведите их ко мне, – распорядился Гортуин.
Рубин загорелся ярким алым светом. Три группы дозорных получили приказ, и когда все наблюдательные ключи-камни были повернуты, створки поползли в стороны. С грохотом врата медленно скрылись в недрах скал, открыв взору путешественников величие Драконьего котлована.
Котлован был столь огромен, что со своего места, находясь на широком уступе позади врат, путники не могли увидеть ни его стен, ни дна, ни потолка. Повсюду темноту прорезал мягкий свет подземных кристаллов и грибов, но он был слишком слаб, чтобы объять эти чертоги. Неудивительно, что котлован облюбовали первые пещерные драконы. Они поселились здесь с поры, когда их родители канафъяра вернулись поверженные в собственный мир. А затем с юга сюда пришли первые бронзовые цверги. Заручившись поддержкой ванапаганов, они изгнали драконов и захватили котлован. В благодарность цверги научили ванапаганов кузнечному ремеслу, а великаны помогли им возвести Рудый град, нынешний Гортунгаш.
Ванапаганы и сейчас обитали в Драконьем котловане, но дозорные провели гостей мимо их поселения. Лишь вдалеке Язар успел рассмотреть массивные каменные, но ладно сложенные мрачные дома.
Они спустились по вырубленным в отлогом склоне низеньким гранитным ступеням и только через две версты достигли дна. Далеко впереди в самом центре Драконьего котлована горело лавовое озеро Атнамор, на его берегу и разместился Гортунгаш.
На десятки верст раскинулись его предместья, они топорщились в человеческий рост грибами и высились стенами темных камней. На стенах сидели неподвижными горгульями и медленно точили их пестрые кристалловики. Слабый свет сильгисовиков обрисовывал контуры прихтов – бледных червей подземелий и пищу цвергов на каждый день, а также хуртов – огненных в две пяди мокриц. Этих существ кормили красным ушуром и держали в загонах, не позволяя приближаться к грибам. А под шляпками деревянного гриба счастливый цверг порою находил вкуснейшего грибного слизня крогхта. Содержание этого нежнейшего существа было делом кропотливым. Привередливый крогхт выбирал только сочные молодые деревянные грибы, поверх которых росли крогъярхи, но недостаточно близко, чтобы высушить деревянный гриб, и недостаточно далеко, чтобы крогхт замерз и погиб. Потому крогхты разводились только волшебниками в королевской грибнице. Ценились они и лекарями, ибо крогхт мог впитать в себя даже самый сильный яд. Прельщенные их вкусом, цверги нередко воровали грибных слизней. Удачной вылазке радовалось все семейство, если же вора ловили, то лишали головы без суда.
Иные цверги держали в хозяйстве каменных жуков, гигантских жуков-оленей и жуков-носорогов. Но настоящим кормильцем цвергов считался офунгал, или глубинная тля. Это крупное медлительное насекомое давало сладкое питательное молоко, которым кормили и семью цвергов, и любимцев детей – саламандр и рубиновых жаб.
Грибничеством и слизневодством занимались почти все цверги, они копошились внутри собственных стен и никогда не покидали своих городов. Иные, однако, домашнему хозяйству предпочитали охоту. Мясо трунгала и ушурканфа подавалось самому королю, охотники получали из его рук щедрые награды, но обыватели их считали надменными хвастунами и нередко отрекались от них как от родни.
Семьи цвергов были обширными. Все они друг другу приходились сестрами и братьями, а потому родство для них, кроме самого близкого, ничего не значило. Пакостить родителям и обворовывать своих детей цвергам запрещалось совестью. Но уже в убийстве двоюродного брата не было ничего преступного, если этот брат оказывался твоим обидчиком или должником. Цверги никогда и ничего не прощали, обида же их переходила к детям с молоком.
Они жили в огромных сталагмитах, а когда места в доме растущей семье не хватало, с удовольствием его перестраивали. Цверги любили творить, и строительство было одним из главных выражений этой любви. В этом ремесле они использовали не только камень, но все, что удавалось им разыскать. Дверями и навесами часто служили жучиные панцири, гигантские кости шли опорами и перекрытиями. Цверги зажигали глаза подземных тварей магией и подвешивали фонарями, украшали дома ожерельями из нанизанных на жилы огромных зубов и когтей. Они выдували из сильгиса животные фигурки и ставили их под шляпки гигантских грибов в садах. Они возводили статуи из камней и металлов, раскрашивали и наряжали в одежды из шелка сукновалов. Они мостили дворы разноцветными камнями. Но больше всего они любили сооружать стены. Каждый цверг считал своим долгом укрепить кладку и увеличить высоту стены своих предков. Прежде низенькие заборы спустя тысячелетия со своего основания сейчас походили на стены неприступных замков. За ними цверги прятали от соседей секреты и внутри одного замкнутого мира возводили второй. Но самый ценный третий мир, находился в их домах. Здесь жили их семьи и хранились ценности, которые прижимистые цверги держали в огромных сундуках. Помимо высоких стен их оберегали защитные чары и верные приживалы-сторожа.
Однако нередко цверги жили анахоретами, столь велика была в них любовь к одиночеству. В их крошечных домах хватало место только для сна, а свои пустые жилища они никогда не расширяли и не обустраивали. Питались они подножным кормом, а разговаривали только с духами. Отшельники выражали свою волю через пращуров.
Пращурами становились самые старые цверги, которые доживали до четырехсот лет. Считалось, что срок выше этого даруется духами неслучайно и таким цвергам есть чему поучить других. Пращуры являлись советниками короля и носителями воли народа. Они подчинялись королю, но общим согласием могли его сменять.
Отдельным чином стояли кузнецы цвергов. Они не участвовали в политике, но являлись военной вершиной города, и в их руках была сосредоточена вся истинная народная власть. Они стояли выше военачальников, ибо решали, чем оснащать армию. Кузнец мог отказать в просьбе и простому обывателю и королю, и даже решение пращуров не могло на него повлиять. Жили кузнецы в сталагмитах, выступающих из кипящего озера и называемых клыками Атнамора.
Латбир вел гостей лабиринтами Гортунгаша. Теперь уже высокие стены полностью скрывали признаки его обитаемости, и Язару представлялось, что хотя он и спускался в город, но оказался на дне ущелья или глубокого рва. Порою на улицах все же мелькали вывески, указывающие на занятия их жильцов, – здесь жил зелейник, там гончар, здесь портной, там стряпчий. Но обыкновенно цверги столь старательно хранили свои секреты, что часто с улиц невозможно было понять, как попасть к ним во двор, и живет ли вообще кто-то за высокими стенами. Цверги редко покидали дома, а разговаривали мало и негромко, так что по многу дней кряду в Гортунгаше стояла кладбищенская тишина.
Пустынными закоулками они вышли к озеру. Здесь уже было гораздо светлей. Лава Атнамора бурлила и шумно перекатывалась, словно в огне обитал невиданный исполинский зверь. Сталагмиты кузнецов цеплялись за берег каменными узенькими мостками, а в центре озера лежал островок Короля, полностью занимаемый дворцом Орховуром.
Это была огромная базальтовая глыба, поднятая из недр Атнамора. Над ней звенели кирки цвергов, ее обтачивали молоты ванапаганов. И как всякий горожанин Гортунгаша король перестраивал и облагораживал свой дворец. Орховур сиял большими сильгисовыми глазами-окнами и подобно ежу щерился множеством зубчатых шпилей. Они венчались золотыми коронами, и от каждого шпиля к озеру тянулась ансуровая цепь. Самый крупный из них был колокольней, огромный бронзовый колокол которой виднелся даже с берега. Он назывался Горевестником, ибо созывал цвергов лишь в тревожный час.
– Для чего эти цепи? – спросил Язар, а Иварис перевела Латбиру его вопрос. Их назначение для гостей было непонятным, ибо едва ли король в своих капризах столь расточительно использовал этот ценнейший металл.
– Они защищают город с севера, – недовольно буркнул тот и ничего не пояснил.
Берег топорщился маленькими иглами-сталагмитами. Язару и в обуви было неприятно по ним ступать, ходьба по горячим иглам отдавалась и на лице Иварис. Но босоногие цверги не укорачивали шага и даже не смотрели под ноги.
У черной круглой лодки их дожидался ванапаган. Ростом он был трех саженей, лицом человек, а сложением цверг. Его смуглая кожа была темнее кожи бронзовых цвергов, глаза же, напротив, горели желтым огнем. Его густые курчавые рыжие волосы переходили во всклокоченную бороду и висели пышной гривой на спине. Одеждой ванапаган носил шкуры трунгалов, из них же были его длинные перчатки и высокие с отворотами сапоги. Хотя собственная кожа великана была крепче шкуры этого зверя, она оставалась беззащитной перед жаром огня. В руке ванапаган держал большое соразмерное ему костяное весло, на которое опирался как на посох.
При ближайшем рассмотрении лодка оказалась карапаксом, или верхней частью панциря угольной черепахи. Это еще одно удивительное подземное создание обитало в огненных водах. Оно росло с каждым годом, а доживало до тысячи лет, так что к старости достигало размеров слона.
Гостей усадили в панцирь. Оказавшись внутри, они могли дотянуться до его краев лишь вытянутыми руками, и для них стало очевидно, почему лодкой правит именно великан. Здесь хватало места для всех цвергов, но как только дозорные начали забираться, ванапаган несогласно покачал головой.
– Атнамор сегодня неспокоен. Я повезу только людей.
Цверги мгновенно пришли в негодование, они стали шуметь, ворчать, потрясать кулаками и недовольно переглядываться.
– Вези всех, – распорядился Латбир.
– Всех не повезу, – упрямо повторил ванапаган.
Прелагатай сдвинул брови, великан оставался спокоен.
– Я должен доставить их в Орховур по приказу короля, – напомнил цверг. – Тхунган, ты чего, приказа не слышал?
– Мне приказано переправить наземных гостей, а не цвергов, – возразил ванапаган.
– Ладно! – сдался Латбир. – Переправь только меня. Плывем!
Он прыгнул в лодку, но великан даже не повернулся.
– Я повезу только наземных гостей.
– Чтоб ты в Абакаду утонул, упрямец! – выругался цверг. Ему ничего не оставалось, как уступить.
Тхунган оттолкнул лодку веслом, она покачнулась и медленно поплыла. Цверги стояли на берегу и с недовольством следили за удалением лодки из-под густых надвинутых бровей.
Озеро и, правда, волновалось. Оно раскачивало лодку и разбрасывалось огненными брызгами, некоторые из них перепрыгивали высокие борта и забирались внутрь. Одни, быстро остывая, обращались черной магмой, но другие вдруг оказывались рубиновыми жабами. Половину пути Тхунган безучастно молчал, но когда нашествие жаб усилилось, он сокрушенно покачал головой и произнес на общесемардском:
– Атнамор хочет говорить с вами. Если он обратится к вам за помощью, – не отказывайте.
– Что мы можем сделать для озера? – спросил Язар, счастливый уже и тому, что родной ему язык здесь кому-то знаком.
– Цверги удерживают его цепями. Ни одно существо не заслуживает того, чтобы находиться на привязи.
– Зачем им это?
– Атнамор стережет вход в котлован на севере. Если его отпустить, наги вторгнутся в Гортунгаш.
– Но тогда положение безвыходное, – разочарованно заключил Язар.
– Так было не всегда, – вспомнила Иварис. – Прежде цверги обходились собственными силами.
– Так было еще в юности моего деда, – согласился Тхунган. – А затем наги заключили союз с могущественным пещерным драконом Бечетабисом, пообещав ему половину сокровищ цвергов. Лишь совместными усилиями моему народу и цвергам удалось прогнать дракона. Разрушения были ужасными, половина Гортунгаша ушла на дно озера. Цверги бросались в лаву вслед за своими сундуками. Никто не выплыл. Они просили защиты Атнамора. Дух ответил, что не делает различий между подземными жителями, Бечетабис ему не враг, и наги ему не враги. Тогда Гортуин приказал собрать весь ансур в Драконьем котловане, сложить ансуровое оружие, доспехи и кубки, и выковать цепи, какие удержат непокорного духа. С тех пор наги не осмеливаются появляться в котловане, а беззаботная жизнь цвергов обходится страданием всего лишь одного духа. Я много размышлял об этом, – вздохнул ванапаган. – Что стоит бессмертному духу пробыть и десять тысяч лет на цепи? Он был в котловане прежде, чем здесь завелись драконы. Он переживет цвергов и будет здесь при других королях. А все-таки держать его на привязи бесчестно.
– Я поговорю с духом, – пообещала Иварис.
– Но что случится, если освободить Атнамора? – спросил Язар.
– Не знаю, – великан покачал головой. – Он недоволен. Цверги боятся, он разрушит город, если вернет свободу. В нем клокочет злоба, и даже духовидцы теперь не слышат его слов. Если ты, Иварис, действительно дочь Каштура, может быть, тебе удастся поговорить с ним. Цвергов и Атнамора необходимо примерить. Полагаю, и король попросит тебя о том же.
Они причалили. Тхунган помог гостям вылезти и проводил к большим бронзовым воротам Орховура.
Перед ними стояли навытяжку, положив костяные копья на плечи два цверга-стражника. Глаза их были закрыты, так что они, очевидно, спали прямо на службе.
Пробудившись на шум, стражники оттянули тяжелый молот-било. Грохот, словно раскат гонга, разнесся по замку. Врата медленно, как челюсть сонного зверя, опускались на цепях.
Высота свода позволяла пройти во дворец даже существу крупнее ванапагана и заставляла задуматься, привечал ли Орховур столь высокорослых гостей. Тхунган не вошел внутрь, но вернулся на берег. Там он сел на острые сталагмиты, вытянул ноги, едва не касаясь лавы, и уронил в глубину озера задумчивый взгляд.
По другую сторону врат гостей встретил иссушенный годами старец. Был он осанист, как тростник, с глазами яркими, как рубины, в доспехах из черной чешуи подземных нагов. Кожа цверга туго обтягивала череп, словно он много лет ничего не ел. Так оно, вероятно, и было. С годами цверги, как и ненавистные им альвы, отказывались от пищи и даже от воды, и точно также к старости становились сильнее. Но если старшие альвы оставались воздушными и полнились жизнью, то цверги-пращуры постепенно мумифицировались, застывали камнями и рассыпались в пыль. Только тогда от них оставались глаза – драгоценные камни. Глаза цверга позволяли видеть в темноте и даровали устойчивостью к огню, за ними также охотились алчные маги, создавая из них могущественные камни слов.
В руках старец держал глефу выше него самого из необычного темного серебра. Ее рукоять извивалась длинным змеем, из пасти которого торчал лезвием клык. Прежде он принадлежал вуивру, за царский облик называемому королем змеев. Вуивры умели дышать пламенем и даже после смерти хранили в себе силу огня. За пояс цверга был заправлен церемониальный бронзовый крис с инкрустированной рубинами костяной гардой.
– Я пращур Войхарен, – представился цверг на хорошем общесемардском. Голос его звенел металлом, и мощи в нем звучало даже больше, чем в голосе самого короля. – Идите за мной.
Все цверги склонны к накопительству. Молодые и бедные обходились шкатулками, зажиточные набивали ценностями сундуки. А те, кому богатства доставались по наследству, и кто умело его преумножали, рыли погреба, размеры которых часто превосходили сами жилища. С возможностями короля эта любовь к богатствам достигла апогея. Орховур являл собой огромную сокровищницу, сравниться с которой не могла казна ни одного наземного владыки. В золотых шкафах и на платиновых столах громоздились пирамиды драгоценной посуды. На стенах висели инкрустированные самоцветами церемониальные доспехи, оружие и щиты. Вдоль стен, разверзнув пасти, тянулись огромные сундуки, их чрева были переполнены, и драгоценности извергались на вымощенный драгоценными камнями пол.
Минуя залы сокровищ, Язар подумал, что Гортуину ничего не стоит перекупить этезианских солдат и отобрать у Вулкарда Бризар. И тогда же он со страхом понял, что поступить так цвергам не позволяет только призор Эсмаида. Если однажды солнечный бог умрет, если его повергнут или пленят, полчища ненасытных цвергов пойдут на людей войной. Людей в Яраиле гораздо больше, но перед лицом общего наземного врага цверги объединятся и забудут о своих мелких раздорах с нагами.
Орховур стерегла гранитная сотня – несокрушимая личная гвардия короля. Сейчас воины дремали, расставленные в залах по шести углам. Внешностью они напоминали цвергов, но были гораздо крупней, а четыре рубиновых глаза наделяли големов полным обзором и видением в темноте. Другие скульптуры были выполнены из золота, кости, бронзы или серебра, некоторые даже выплавляли из сильгиса. Но все они служили только куклами для показа нарядов и украшений дворца. Многие куклы имели внешность женщин-цвергов, столь же хмурых, но менее высушенных и угловатых. Кроме того, в отличие от мужчин у них росли волосы на голове. Женщины этого народа никогда не стриглись, но заплетали волосы, а когда они опускались до пят, оборачивали их вокруг талий. Длина волос указывала на возраст женщины, а значит, придавала веса ее словам. Неудивительно, что женщины-цверги шли на всевозможные хитрости, чтобы выдать себя старше своих лет.
– У короля есть жена и дети? – с очевидным вопросом обратился к провожатому Язар.
– Жены Гортуина Деревянного, дети и другие потомки занимают верхние этажи дворца, – отозвался Войхарен.
Они подошли в большой парадной лестнице. Ее высокие ступени были выколоты из красных камней. Восходящие ступени постепенно желтели, нисходящие темнели, становясь почти черными. К удивлению гостей, Войхарен повел их вниз.
Весь подземный этаж занимал трофейный зал. Здесь зашитые и засмоленные собрались представители едва ли не всех подземных обитателей. Некоторые, вполне безобидные, такие как прихты и рубиновые жабы, находились в трофейной исключительно для композиции. Другие же своими размерами и обликами вызывали неподдельный страх. Был здесь огромный вдвое больше виденного гостями трунгал, и редкий вид угольной сколопендры с белой чешуей. Эта жуткая тварь приводила в ужас даже после смерти: ее огромное туловище, извиваясь, тянулось на восемь саженей, а в локоть длиной зубчатые ногочелюсти могли откусить человеку конечность. Но страшнее всего для жертвы был яд угольной сколопендры. Попадая в кровь, он испарял ее, сжигая добычу изнутри. Он прожигал и камень, и металл и был смертоносным даже для стойких цвергов. Сколопендра извивалась, словно река, между обомшелыми валунами, пронзив острыми ногами крупного прихта.
Против сколопендры в окружении меньших братьев стоял драконий паук – одно из немногих существ, способных дать этой твари отпор. Самый крупный из представителей своего вида, распрямившись, он возвышался над землей на три сажени. Он имел массивное сложение, длинное как меч жало и острейшие жвала-серпы. Драконий паук не плел паутины и не обладал сильным ядом, охотясь, он нависал над жертвой, и та обычно даже не успевала увидеть паука на вершине его длинных лап. Не опасался он сражений и с другими принцами подземелий, ибо его надежно укрывали прочный панцирь и густая ядовитая шерсть.
Среди прочих редких существ был здесь и разумный паук кумо. Он умел оборачиваться людьми и цвергами, а сейчас застыл в моменте превращения. Его голова и торс еще оставались человеческими, а ноги уже обратились паучьими лапками.
Путники обнаружили и застывшего камнем пещерного тролля, хотя поначалу и спутали его с обыкновенным валуном. Однако и тролль оказался не самым большим созданием этого спящего мира.
Из всех ядъяра самый огромный это великан Бремирул. Он столь силен, что не может поднять своей силы, в нем все бремя Ядгеоса, потому он не может встать. Но и упрямство его безгранично, потому Бремирул не прекращает попыток подняться. Падая, он порождает землетрясения и заставляет океаны выходить из берегов. Коротая время, он бросает огромные глыбы в небо; они проносятся кометами или падают метеоритами в других мирах. Желая принять участие в битве за обладание новым созревшим миром, Яраилом, он попросил ядъяра-кузнеца Буагорна вооружить и его. Буагорн выковал для него менкв – остроголовых железных великанов, которых Бремирул подобно копьям бросал в Яраил. Менквы глупы, не понимают речи и не живут общинами. Но победить их очень сложно, ибо даже теперь, когда они выродились и измельчали, высотой они втрое превосходят ванапаганов.
Войхарен не торопил гостей, позволяя им рассмотреть экспонаты. Ему был приятен восторг Язара, однако мышления Иварис он не сумел понять.
– Зачем королю держать кладбище прямо во дворце? – искренне недоумевала она. – Почему бы не закопать все эти трупы?
– Закопать?! – ошеломленно переспросил Войхарен, затем презрительно хмыкнул. – Многое ты понимаешь в красоте! Перед тобой зал Доблести! Это творение лучших чучельников Гортунгаша и самое полное в Яраиле собрание подземных существ! Это не какой-то иллюстрированный изборник, это застывшая во времени природа в ее подлинном виде! Зал Доблести, это гордость любого короля цверга, ведь все его трофеи добыты собственноручно им самим!
– А что происходит с этим залом, когда приходит новый король? – спросил Язар.
– Старые чучела бросают в озеро, и все начинается сызнова, с первого прихта, крогхта и кристалловика. Следить за наполнением зала Доблести одно удовольствие. С годами король становится сильнее и повергает все более опасных существ.
– Здесь не только обитатели подземного мира, – возразил Язар, заметив чучело обыкновенного некрупного кабана, скорее даже подсвинка.
– Собрание Гортуина Деревянного почти полное. Ему осталось добыть пещерного дракона и царя нагов. Потому король уже обращает взор на наземный мир.
– Разнообразие наземных существ слишком велико, чтобы поместиться в трофейном склепе вашего короля, – выпалила Иварис, оскорбленная последней фразой пращура.
– Тогда он выберет самых грозных, – спокойно ответил Войхарен.
– Значит, другие представители нагов уже пойманы королем? – спросил Язар.
Цверг подвел их к композиции из четырех золотых постаментов. Первый занимал младший наг с человеческой головой и змеиным телом. Следующий за ним взрослый наг имел уже человеческие руки и торс. На голове старшего нага застыли извивающиеся змеи, а четвертый постамент пустовал.
– Король превращает в чучела и разумных существ, – ужаснулась Иварис. – Где же предел его жестокости?
– А в чем здесь жестокость? – в очередной раз не сумел ее понять Войхарен. – Они все равно мертвы. Так почему они должны служить кормом гробовщикам, когда могут украшать имя короля?
Рядом с нагами Язар увидел еще одно необычное существо. Оно походило на человека, стройного, даже иссушенного, длинноволосого и с кожей белой, как мел. На нем были одежды из шелка сукновалов, в руках сильгисовые клинки. Присмотревшись, Язар пришел к выводу, что это женщина. Белые лишенные зрачков глаза указывали на то, что женщина и при жизни была слепа.
– Это тальинд, точнее, тальинда, – объяснил цверг. – Представительница малоизученного дикого народа. Они появились совсем недавно, вероятно, произошли от людей, которые оценили красоту подземного мира и отрешились от неба.
– А это, – выдохнула Иварис и замолчала, не веря своим глазам.
Перед ней, опираясь сухими руками о костяной посох стоял маленький человечек. Ростом он был на пядь ниже Войхарена, а сложение имел еще более хрупкое. Кожа его была пепельного цвета, глаза серые, как у Язара, уши звериные, как у нее самой.
– Пепельный цверг, – спокойно закончил за нее пращур.
– Что? – переспросила она в недоумении.
– Я говорю, это пепельный цверг, – все также бесстрастно повторил Войхарен. – Самый низкорослый представитель нашего вида и самый злобный. Хотя с последним утверждением не все согласятся. Некоторые наши умы ставят безумие угольного цверга выше злонамеренности пепельного, но, на мой взгляд, это неуместное противопоставление.
– А другие цверги: медные, оловянные, – отстраненно бормотала Иварис. – Они тоже здесь? – в этом могильнике она уже готова была увидеть кого угодно.
– Кто мы, по-твоему, животные? – оскорбился Войхарен.
– Нет, – возразила она. – Животные убивают, чтобы есть.
Остаток пути прошел в гнетущем молчании, Язар почти ощущал на себе плети ненависти, которыми перебрасывались глаза его спутников.
Они спустились на второй подземный этаж. Здесь вдоль парадной лестницы уже стояли живые солдаты. Все они походили друг на друга, так что легко можно было заподозрить их в близком родстве. Все они были детьми, внуками и правнуками короля.
Деревянный цверг восседал на бронзовом троне, на голове его была Гранитная корона, в руках молот судеб, молот-скипетр Гуртангар. Этот молот был ремесленным орудием верховного кузнеца и основателя Рудого града Гуртаниша Первого Мудрого. А уже его приемники перековали молот, превратив не только в произведение искусства, но и в могущественный боевой артефакт. Вторая регалия власти не принадлежала народу бронзовых цвергов. Пять разнометаллических зубцов Гранитной короны символизировали пять основных народов цвергов: медных, бронзовых, оловянных, серебряных и золотых. Ее создатель, цверг смешанных кровей Кхангурд, желал объединить разобщенные народы. Но ни один король не уступил другому трона, Гранитная корона породила новые войны и стала символом превосходством одного народа над остальными. Она не принадлежала по праву ни одну из них и, невзирая на все ухищрения владельцев, часто меняла дома.
Король Гортуин Деревянный сидел, непринужденно развалившись на бронзовом троне и подперев большую голову рукой. Крепостью тела он превосходил любого из своих подданных, ростом не уступал человеку. В нем жилистость цвергов соседствовала с мышечной силой, а мощную грудь не скрывал даже бронзовый доспех. Пурпурная порфира накрывала его плечи и опускалась до пят. Грубая рельефная кожа-кора древесного цвета подтверждала легенду его младенчества. Гортуин полнился жизнью и мало походил на сухих цвергов, но его глаза уже загорались алым, и возрастом он приближался к пращурам.
Войхарен встал по правую руку от короля, гости остановились перед ним в сажени. Гортуин изучал Иварис недоверчивым взглядом, не удостаивая ее спутника и мимолетным вниманием. Затем он распрямился, оторвав голову от ладони, и сказал на понятном для всех присутствующих языке:
