Владислав Алеф
Часы Застывшего Часа
– Отпусти его! – приказал Язар.
– Гм, – задумчиво проскрипел тролль. Он посмотрел на человека, затем на пса.
– Отпусти, я ска…
Тролль поднес пса ко рту и откусил ему голову. В стороны брызнула кровь. Несколько капель упали на рукава Язару.
Юноша отвернулся, сел на плоский камень у реки и удрученно опустил голову. Из кармана он вынул глаз альва и заглянул в его темноту. На мгновение ему захотелось выронить камень, чтобы посмотреть на поведение тролля. Он тешил себя надеждой, хоть и понимал, сколь абсурдно считать неразборчивое лесное чудовище своим другом. Он убрал глаз альва в карман и повернулся.
– Гм, – снова скрипнул тролль, когда их глаза встретились.
Язар продолжал сидеть у реки. Он больше не желал идти за троллем, но тот настаивал, указывая куда-то рукой и беспрерывно скрипя.
– Ты хочешь вывести меня из леса? – вдруг загоревшись, спросил Язар. Но тот отрицательно помотал головой. – Там что-то важное для меня?
– Кхм! – протяжней обычного прохрипел тролль.
После кровавой трапезы шкура тролля стала больше походить на живую плоть. Короткие травинки теперь топорщились жесткими щетинками, а прежде бледные грибы напоминали нарывы и кровавые волдыри. Тролль был Язару отвратителен, но все же в его компании он чувствовал себя спокойней. Он решительно отверг предложение взобраться троллю на спину и неторопливо семенил следом. Он больше не опасался охотников, никуда не бежал и не спешил. Тишина ночного леса и приятный шелест сухой листвы под ногами забирали у него последние страхи и клонили ко сну.
Они шли остаток ночи, а когда остановились, небо уже прояснилось. Над верхушками могучих вязов таял, унося ночной холод, черный плащ Эсэтира.
Тролль привел Язара к пещере. Неприметная она располагалась под сенью увитого плющом старого ясеня. Карнизом над нею нависала обомшелая плоская каменная плита. Бурно разросшаяся растительность перед входом полностью скрывала узкий лаз. Тролль не мог в нее пролезть и остался снаружи.
Пещера оказалась обжитой, сухой и чистой. Ее передняя часть отводилась под спальню. У стены располагалась кровать: распотрошенный соломенный тюфяк, укрытый шерстяным пледом. Подле нее стояли истоптанные ботинки и меховые по виду новые сапоги. У другой стены пещеры растянулся длинный дубовый сундук. На крышке его лежали вязанная изодранная рубаха и выцветшие льняные штаны. На стене посредине пещеры на выступающем корне висел вещевой мешок.
Дальняя сторона пещеры служила кухней. Иссеченное высокое полено заменяло стол, а немногочисленная посуда: миска, кружка, ложка и нож лежала в маленьком потемневшем чугунке. На длинном идущем вдоль задней стены бревне стояли горшочки, мешочки и туески.
Закончив обследовать пещеру, Язар вышел наружу. Он не застал лесное чудовище у входа, а только увидел, как колышутся вдали молодые деревья, и облетает с них яркая золотая листва.
В задумчивости он вернулся в пещеру, лег на тюфяк, подложив руки под голову, и внезапно уснул. Спалось Язару безмятежно, словно и не было изматывающей погони, пугающего ночного леса и его жуткого проводника. Когда он проснулся, солнце уже тянулось в пещеру и нежно накрывало плед длинными золотыми пальцами.
Первым делом он убедился, что не потерял письма и глаза альва, затем изучил пещеру внимательней. В сундуке пряталась немногочисленная и почти не ношенная одежда: шерстяная кофта, овчинные шапка, тулуп и варежки. Все эти вещи были ему изрядно велики, а еще вызвали далекие размытые воспоминания. Словно к его бабушке когда-то давно приходил человек в похожей овчине, впрочем, едва ли в этой самой.
В вещевом мешке на стене он обнаружил пустой бурдюк, длинную прочную веревку, заостренный кремень, горсть сухой мха и несколько кусочков трутовика. В горшочках на кухне оказались высушенные грибы и сухофрукты, в мешочках хранились крупы, а в туесках различные коренья и травы.
Ему вновь захотелось рассмотреть свои находки на свету, внимательней и ни от кого не таясь. Письмо альва рассеивало солнечные лучи, а вот черный глаз, напротив, собирал. Прислонив камень к правому глазу, Язар вздрогнул от боли и на мгновение ослеп. Но когда зрение вернулось к нему, оно изменилось. Левым глазом он по-прежнему отчетливо видел только удаленные объекты, но правым теперь хорошо видел вблизи. Столь сильная разница восприятия мира ошеломляла и кружила голову. Пытаясь смотреть обоими глазами, Язар видел только размытое марево. Некоторое время он просидел с закрытыми глазами, и с силой сдавливая руками виски. И еще долго он попеременно закрывал глаза руками, прежде чем научился собирать рассеянное зрение в единый луч.
Взяв чугунок и бурдюк, он отправился на поиски воды. Оружие он выложил в пещере, а при себе оставил только нож и лук. Ему не хотелось проделывать долгий путь к реке, и он верно предположил, что лесной анахорет не расположился бы далеко от воды. Он удалился от пещеры не более чем на версту и теперь обходил ее кольцом, приглядываясь и прислушиваясь. Вскоре он различил звук плещущейся воды, но прошел и вторую версту, прежде чем добрался до его источника. От его нового зрения в густом лесу было мало пользы, однако неожиданно выяснилось, что и остальные его чувства утончились. Он дышал насыщенным букетом смешанных запахов и ощущал присутствие живых существ. Идя на запах, он находил в палой листве грибы, идя на звук, видел комаров в паучих сетях. Объяснить изменение остальных чувств он не мог, и, хотя это и радовало его, но оно же пугало.
Он знал, что некрупный лесной зверек украдкой подбирается к воде. Бесшумно ступая, Язар повернул ветвь кустарника, оставаясь в его тени, и притаился.
На небольшой прогалине в низине из трещин сланцевых камней бил ключ. Вода за годы источила камень и заполняла нерукотворную купель. Переливаясь через край, родник стремился дальше, становясь ручьем. И этот же родник питал бегущую по дну оврага речку.
К воде мелкими прыжками подкрадывался заяц. Он беспрерывно замирал, вытягивал шею и вертел длинными ушами. Не уловив угрозы, он начал пить.
Язар снял лук со спины и потянулся за стрелой. Он не имел нужды в провизии и более того, не любил охоту. Но именно сегодня он решил себя проверить. Он не знал, как скоро сумеет разрешить загадку альва, возможно, за ответом ему придется идти до самого Бризариона. И пока была возможность учиться выживать, он не хотел ее упускать.
Вдруг ему на руку села растрепанная сойка. Она склонила голову и заглянула в такие же серые, как ее перья глаза. Промедлив в изумлении, Язар опустил лук. Встревоженная сойка упорхнула, а заяц, вскинувшись, стремительно убежал. Его поведение успокоило Язара: он не посмел бы застрелить создание, которое ему доверилось.
Он искупался в купели и набрал воды. Ледяная вода взбодрила и пробудила в нем аппетит. Используя кремень и нож, неподалеку от пещеры он развел костер. Сварил в чугунке пшеничную кашу, сдобрив ее собранными грибами и щепоткой зелени из закромов безвестного отшельника.
Наслаждаясь завтраком, он думал о прежнем обитателе пещеры и о своем пути. Привычная пища и спокойствие леса не давали место тревоге. А, кроме того, Язар не слишком удалился от дома и полагал, что в любой момент, как только пожелает, сумеет вернуться.
Следующие дни он изучал окрестности. Бродил вдоль склонов и многочисленных ручьев, но вечерами непременно возвращался. Со временем он стал уходить все дальше. Он ночевал под небом, не таясь, а единственных недругов – комаров – отгонял дымом. Перед сном он разводил нодью из больших бревен, и костер, медленно тлея, согревал его до самого утра. Хищники не беспокоили его. Лишь однажды, проснувшись, он увидел ужасного волка. Огромный черный зверь, вдвое больший Грома, терся носом о его мешок.
– Там нет для тебя ничего съедобного, – сонно пробормотал Язар, переворачиваясь на другой бок.
Отправляясь в походы, он всегда брал с собой лук и костяной меч небоизбранного, но еще ни разу к ним не прибегал. Случаи представлялись, но отчего-то Язар медлил. Словно переход из собирателя в охотника должен был изменить его и окончательно оторвать от привычной жизни. И потому же, но не из страха заблудиться, он не решался навсегда покинуть пещеру.
Луку Язар нашел другое применение. Он стрелял по камням, чубучкам, сбивал с веток фрукты. Не тренируясь прежде, он демонстрировал исключительные успехи. Со ста шагов он сбивал желудь, который с прежним зрением не смог бы даже разглядеть. Однако ему не с кем было ровняться, и он полагал, что такая меткость присуща всем зорким людям. Упражнялся он и с мечом, но рубил только сухие мертвые деревья. И хотя он не знал фехтовальных тонкостей, деревенская выносливость давала ему преимущество перед городскими новобранцами. Он занимался часами, не прерываясь на отдых, и до некоторых несложных приемов добрался собственным опытом.
Тролли ему больше не встречались. Когда-то они действительно водились здесь в изобилии, но частью давно состарились, обратившись в деревья и камни, а частью ушли на восток, на самый край континента, спасаясь от человеческой жадности и растущего влияния Бризара. Теперь Ведьмин лес принадлежал оленям, зайцам и волкам.
У Язара появлялись излюбленные перевалочные места, служившие ему ориентирами и остановками для ночлега. Одной такой стоянкой была поляна серебристых тополей. Он нашел ее по сильному цветочному запаху, а когда увидел впервые, на ней паслись пятнистая лань с хрупким тонконогим олененком. Животные совершенно не боялись человека и позволили ему приблизиться. Лань даже покорно склонила голову, разрешая Язару себя поласкать. Но, уже подняв руку, он передумал, не коснулся дикого животного и не заговорил с ним.
Другим примечательным местом стала вершина скалы и самая высокая точка Ведьминого леса. На голом каменистом утесе росла одинокая старая сосна. Перекрученная и безобразная она тянула к лесу колкие пальцы, и в стремлении прикоснуться к нему вырывалась корнями из камня. Сильный ничем не сдерживаемый ветер, оторвавший сосну от дома, теперь помогал ей вернуться. Он согнул дерево чуть не до горизонта, он срывал ее шишки и относил в лес семена.
Здесь Язар не ночевал, но часто садился под сень одинокой сосны, свешивал ноги с обрыва и мечтательно вглядывался вдаль. Повсюду в окоеме простирался лес. И вновь Язар чувствовал себя моряком. Но если прежде его нес по волнам приключений надежный корабль, теперь юноша оказался в одиночестве и за бортом. Он мог выбрать любое направление в зеленом океане, но и продолжая лежать на спине, еще долго мог не тонуть.
Рассматривал Язар также и небо, надеясь в тайне, что здесь его заметят альвы, они спустятся к нему чайками и укажут правильный путь. Но видел он только лесных птиц: сорок, дроздов и соек, слышал торопливый стук дятла, да протяжное уханье совы. И на вершине скалы Язар по-прежнему оставался от альвов безмерно далек.
Однажды недалеко от ручья на старом безлиственном ясене он увидел ведьмину губу. Все дерево источили короеды, но к самому грибу не подобрался ни слизень, ни жук. Язару не был знаком этот гриб, и он подумал, что наткнулся на еще одного древнего тролля, который пытается с ним заговорить. Он осторожно приблизил ухо к ведьминой губе, словно дерево могло вдруг ожить и укусить его. Он услышал щелкающее отрывистое стрекотание, которое мог бы издавать гигантский жук. От неожиданности Язар отпрянул. Он осмотрел ясень пристальней, но не обнаружил на нем никаких живых существ. Он вновь поднес ухо к ведьминой губе и вновь услышал стрекотание. Звук стал ослабевать и вскоре утонул в размеренно шелесте ручья.
Объяснить себе это чудо Язар так и не смог. Не стал он и срывать гриб, но впервые задумался о том, как давно слышал человеческую речь. И чем больше он думал об этом, тем явственней ему казалось, что память изменяет ему, он забывает голоса и сам уже неверно произносит звуки.
В ночь, когда Эсэтир, скинув капюшон, обнажил свой щербатый лик, Ведьмин лес наполнился холодным призрачным светом. Многих существ пробудило полнолуние. Печально завывали волки, и гулко заухали совы, заскрипели ветвями деревья, и застрекотали насекомые наперебой. Лесной шум мешал Язару уснуть, он долго ворочался и, уступив бессоннице, вышел из пещеры.
От неожиданности он вздрогнул. Недалеко от него со стороны оврага находились трое: души убитых троллем небоизбранных и командирского пса. Бессмысленными взглядами они смотрели в землю под ногами. Услышав шаги, они обернулись к Язару, они узнали его и потянулись к нему.
– Уходите! Прочь от меня!
Отмахиваясь руками, Язар в страхе попятился. Он не хотел возвращаться в пещеру, боясь оставаться с душами в тесноте. Но его пугал и сам лес, особенно жуткий в это полнолуние. Потому он не убежал и позволил душам приблизиться.
Души рассматривали его и как будто недоумевали. Они больше не тянули к нему свои призрачные пальцы, и Язар немного осмелел.
– Почему вы все еще здесь? – спросил он. – Почему не ушли из Яраила?
– Но ведь нам нужен проводник, – объяснили души людей; их голоса звучали подобно холодному заунывному ветру.
– Вы заблудились, – рассудил он. – Летите в небо. Вон ваш проводник, – и он указал на Луну.
– Спасибо тебе, добрый юноша.
– Спасибо тебе, Язар.
Души людей поклонились ему, а душа Грома попрощалась отрывистым лаем. Они вознеслись на небо и растворились в бледном свете Луны.
Разговор с душами окончательно успокоил Язара, голоса ночного леса больше не пугали его, и ему захотелось прогуляться. Не единожды ему встречались и другие заблудшие души. Они следовали за ним и тянулись к нему. Но все то были души зверей и птиц, и Язар не мог указать им дороги. Они шли за ним по холмам и оврагам, они висели над землей и пролетали сквозь деревья и камни. Так и ходили они за ним, как за вожаком стаи, до первых лучей рассвета. И тогда они бесследно рассеялись, но Язар чувствовал, что они по-прежнему блуждают где-то поблизости в лесу.
С того утра в лесных шорохах ему начала слышаться человеческая речь. Красивые мелодичные голоса щебетали птицами, журчали звонкими ручейками и убаюкивающе шелестели густой листвой. Они звучали на общесемардском – родном языке большинства людей континента, в том числе бризарцев. Язык этот знали и в удаленных от Семарда местах, потому часто его еще называли общечеловеческим. Ветер приносил Язару отдельные слова, но не собирал в предложения. И всегда с приближением Язара эти таинственные голоса смолкали. Ступал ли он осторожно или бежал во всю прыть, но ни в густых зарослях, ни у стремительных рек не заставал никого, кто мог те звуки издавать. Он уже стал опасаться, что одиночество лишает его разума, пока однажды не подкараулил голоса на лесной поляне. Здесь он слышал их особенно часто, и теперь, дожидаясь, долго и неподвижно лежал в кустах.
– Минувшей ночью он пожрал взрослого оленя, – звучал расстроенный женский голос, так чисто, словно спешил пробудившийся после зимней спячки ручей. – А ведь совсем недавно не мог совладать и с бельчонком.
– С каждой жертвой он становится только сильнее, – мрачно ответил мужской голос, а может, это лишь порыв ветра склонил сосновую ветвь.
– Ах, если бы только отец мог его поймать! – вновь звенел женский голос.
– Отец медлителен и стар. Нам нужна помощь.
– Но кто нам поможет?
Голоса внезапно умолкли, и воцарилось долгое молчание. Язар подумал, что лесные духи обнаружили его и убежали. Он осторожно раздвинул ветви кустарника.
Он увидел поджарых юношей и стройных дев. Одни были бледны, как мрамор, другие загорелы, как бронза, но всех их объединяла изумительная неземная красота. Одежд они не носили, и только длинные разноцветные волосы отчасти прикрывали их наготу. Волосы девушек порою опускались ниже колен, а у юношей доходили до поясов. У одних они были распушены и столь густы, что с ними не совладал бы ни один гребень. В яркой зелени волос других пробивались пестрые цветы. Изумительны были и глаза лесных духов: лишенные белков и радужек они сияли голубыми водами и зеленели изумрудной травой. Лесные духи лучились здоровьем и молодостью, но все они были чем-то омрачены.
– Попросим помощи у чужака, – предложил смуглокожий, по-видимому, древесный якша.
– У чужака?
– У несущего смерть?
– У этого огненного лиходея?
Нимфы и якши пришли в ужас от одного только этого предложения. Они галдели и спорили без умолку, так что Язар не мог разобрать отдельных слов.
– Мы не станем просить помощи у того, кто и принес в наш лес это горе! – решительно заявила речная нимфа, кожа которой походила на застывшую корочку прозрачного льда.
– Кальдия права, здесь ему не место, – поддержала ее другая нимфа, волосы которой плелись вьюнками и лозой. – Пусть возвращается в подземелье к цвергам, откуда он к нам и пришел!
– Нет, – поспорил с ней сосед. – Он определенно человек.
– Глаза у него не человеческие, и движется он словно альв.
– Он ведет за собой смерть, и в сердце его горит пожар.
– Не так важно, где именно он родился, – прекратила спор речная нимфа. – Ведь родился он точно не среди нас.
– В нем заключена большая сила, – вновь подал голос древесный якша. – Пусть забирает зло, которое породил, а затем пусть идет.
Его братья и сестры уже вновь начинали спорить, но их почти сразу прервал треск ветвей на противоположной от Язара стороне поляны.
Из-за кустов, шумно ломая ветки и заваливаясь с одного бока на другой, вышел неуклюжий карлик. Ростом он едва достигал высоким якшам пояса, а внешность имел столь безобразную, что казался трухлявым пнем в роще стройных берез. Увидев его, лесные духи в ужасе и отвращении вздрогнули. Но когда они присмотрелись, их глаза наполнились бездонным сожалением.
– Полье, что с тобой случилось? – спросили они.
– Тилму выпил мои соки, – прохрипел карлик. – Приложился к стволу и пил. Некому было меня защитить. Так и погубил…
Он стал заваливаться набок, но братья и сестры не дали ему упасть. Они заботливо усадили его наземь и опустились перед ним на колени.
– Мы поможем.
– Держись.
– Отец исцелит тебя.
– Кальдия, сестра, – слабо позвал умирающий. – Я сгораю заживо. Позволь испить твоей студеной воды в последний раз.
Со слезами на глазах речная нимфа приложила руку к его губам. Якша облегченно вздохнул и с этим вздохом рассыпался в прах.
Смерть брата повергла духов в цепенящий ужас. Они не хотели покидать этот мир и умирать вслед за ним. Ошеломленные они не сразу заметили, что на поляну вышел Язар.
– Я помогу, – пообещал он. – Кто такой Тилму, и как мне его победить?
Но его появление вызвало у духов еще больший страх. Они утратили человеческие облики и тут же растворились в налетевшем порыве ветра. Некоторое время в воздухе витал густой туман, отовсюду доносились стенания, и звучал лесной плач. На поляне осталась одна Кальдия, которая так отчаянно противилась идее дружбы с Язаром. Ее тонкие брови-льдинки сдвинулись в негодовании, а указательный палец нацелился ему в грудь.
– Ты, – прошептала она с ненавистью, но голос ее дрожал от страха. – Зачем ты привел к нам смерть?
– Я не понимаю тебя, – смутился Язар. Он старался говорить доброжелательно и, чтобы не спугнуть нимфу, оставался от нее в пяти шагах.
– Бесплотные пишачи только кусают своих жертв, пьют кровь и заражают болезнями. Но когда они находят тела людей, то пожирают их без остатков. Они забирают эти тела себе и тогда охотятся на все живое. Каждую ночь они пожирают одно существо и с каждой ночью становятся сильнее.
– Я только хотел спастись, – пробормотал Язар, не пряча глаз. Он не понимал чувств нимфы, ибо породил зло без умысла, а потому не видел за собой вины.
– Тилму испил уже столько крови, что теперь никому из моих сестер и братьев его не одолеть, – продолжала Кальдия, не слыша его. – Хотя это способен сделать ты, Язар.
Юноша растерялся окончательно.
– Но я не колдун, я простой человек.
– Простой человек? – насмешливо переспросила нимфа и присмотрелась к нему. И вдруг ее глаза расширились и наполнились слезами. – Ты не человек, ты… чудовище! – она отшатнулась в ужасе и стала медленно отступать. – Скольких ты убил? Сотни? Тысячи? Уходи из этого леса! Заклинаю тебя, уходи!
– Я никого не убивал, – теперь уже оскорблено пробормотал он.
Кальдия развернулась бежать, но двумя прыжками Язар настиг ее и ухватил за руку. Она обернулась, в ее глазах стояли ужас и боль.
– Пожалуйста, отпусти, – дрожащим голосом взмолилась она.
Он рассеянно убрал руку. На его пальцах остались капельки влаги, а в месте прикосновения ледяная рука нимфы потемнела, и от нее исходил густой белый пар.
Огорченный этой неприятностью Язар вернулся в пещеру. Он повторял в голове слова Кальдии, но никак не мог их уяснить. Должно быть, она ошиблась, а может, умышленно лгала, чтобы скормить пишачи нежелательного соседа.
Он не представлял, какой силой обладает Тилму, и может ли вообще человеческое оружие победить этого духа-кровопийцу. Не знал он и как его отыскать. Весь день он бродил по лесу, всматривался в звериные следы и прислушивался к далеким шорохам. Но лес сегодня был особенно пустынен и тих. Звери разбегались от одного запаха Язара, а птицы не садились на ветви подле него. Казалось, они боялись его пуще лесного убийцы. А вот пишачи не оставлял зримых следов, и только в воздухе повсюду витал гнетущий запах смерти.
Когда Эсмаид уплыл в далекие страны, и на небе его сменил слепой брат, волчий стон прорезал густую чащу. Язар побежал на звук. Он касался земли одними носками и почти летел. Он перемахивал овраги и даже их не замечал. Он бежал быстрее, чем способен бежать человек, дыхание же его оставалось размеренным, словно он продолжал стоять. В считанные минуты он преодолел девять верст. Он спустился в затопленный грот и нырнул в мутную стоячую воду. Проплыв саженей двадцать он оказался в просторной пещере. Стены ее покрывал мох, повсюду торчали бледные и гнилые грибы. Свод пещеры низко надвигался и скалился обомшелыми клыками-сталактитами. В пещеру не заглядывало солнце, но в желтом свете больших глаз пишачи Язар отчетливо видел его самого.
Тилму стоял на небольшом пригорке – единственном островке в море темной воды. Он похитил тело небоизбранного, а голову и крылья взял у филина. Выглядел он как оживший мертвец: плоть его посинела, и в ней бугрились налитые русла черных вен. Ноги лесного вампира оканчивались копытами, руки длинными кривыми когтями. Он удерживал скулящего волка и выклевывал из него огромные куски мяса. Его обнаженную плоть и перья обагряла свежая кровь; она стремительно покидала островок и спешила в воду тонкими ручейками. Это был тот самый ужасный волк, который заглядывал в сумку Язару. Услышав плеск воды, пишачи поднял голову филина и круто ее повернул. Он смотрел на Язара огромными желтыми глазами и не моргал. Язар вышел из воды.
– Я благодарен тебе за этот ужин, – сиплым голосом проклекотал Тилму. – Быть может, ты хочешь разделить со мной трапезу? – он пододвинул Язару умирающего волка. – Возьми, это мой тебе дар.
Язар поморщился в отвращении, но поведение пишачи его смутило.
– За что ты меня благодаришь?
– За то, что подарил мне тело! За то, что позволил отведать плоти! Ах, как же она вкусна! – пишачи в удовольствии затряс головой. – И как я завидовал волкам и людям, что безнаказанно вкушают ее от рождения и до конца своих дней! Теперь и мне знакомо это блаженство! Но послушай, Язар, – Тилму впервые моргнул, надолго закрыв глаза. – Ты помог мне однажды, помоги еще раз. Я хочу и дальше наслаждаться свежей плотью, но этот увалень, леший, все пытается меня поймать! Я не хочу лишиться тела и вновь стать ничтожным комаром! Помоги мне, Язар, убей Аболура! Он доверяет тебе и подпустит. Переруби его напополам, как трухлявое полено! Сожги в своем жарком огне!
Язар подумал, что если быстро убьет пишачи, то, может быть, еще успеет спасти волка. Он обнажил костяной меч.
– Режь его! – неверно понял его пишачи. – Хочешь, я оторву для тебя самый сочный кусок?
Он склонился над волком и не заметил, как Язар нанес удар. Костяной меч неожиданно легко срубил птичью голову; из разорванной шеи медленно полилась старая свернувшаяся кровь. Но даже такая жуткая рана не могла убить пишачи. Огромные глаза стали учащенно моргать и вращаться. Тело, одной рукой закрывая рану, второй потянулось к отрубленной голове.
Язар нанес новый удар и пронзил пишачи сердце. Но для злонравного духа, которому плоть была лишь скоротечной оболочкой, то был и вовсе пустяк. Тилму ухватил голову. Тогда Язар отсек падальщику руки, он обкорнал ему крылья и рубил тело до тех пор, пока не изрезал на части. Наконец пишачи издох, улетел низшим духом и затаился где-то в обиде. Удивительно много оказалось в нем крови, словно было он полным крови бурдюком. Его густая кровь расползлась по земле вязкой лужей, она покрыла собой весь островок, и свесилась над водой. Но и мутная вода грота была слишком чиста для крови пишачи, она отказалась ее принимать, и кровь так и осталась лежать вокруг острова омерзительной красной бахромой.
Язар склонился над волком. От его прикосновения зверь дернулся в последний раз и утих. Юноша грустно погладил его густую испачканную кровью шерстку, вырыл неглубокую могилу и засыпал волка землей.
Возвращался он в смешанных чувствах. Он развоплотил злого духа, но утратил единственного лесного друга, который не боялся его и ему доверял.
У входа в пещеру его дожидался спасший ему жизнь старый лесной тролль.
– Спасибо тебе, Язар, – он склонил голову, зашуршав сухими ветвями. – Я стал слишком медлительным, чтобы оберегать своих детей.
– Так это ты хозяин Ведьминого леса, – запоздало сообразил Язар. – Я думал, ты тролль. Почему ты раньше со мной не разговаривал?
– Я просыпался, – извинился Аболурд. – Тебе известно, как тяжело ворочать языком, едва проснувшись. И это ты никогда не засыпал дольше, чем на одну ночь. Мой сон продолжался две сотни лет.
– Как же так вышло, что ты проспал двести лет? – изумился Язар. – И кто следил за твоим лесом, пока ты спал?
– За лесом приглядывали мои дети: нимфы и якши. А еще прежде тебя в пещере жил один добрый знахарь, он поил меня и кормил. Но и его сил не хватило, чтобы сломить ведьмины чары. – Леший замолчал, поднял голову и закатил глаза, вспоминая. – Двести лет назад сюда явилась красная колдунья. Ей приглянулись эти благодатные земли, и здесь она пожелала возвести себе дом и разбить магический сад. Колдунья одолела меня, и мои дети погибли. Она пощадила лишь новорожденный побег рябины, но только для того, чтобы сделать его своим рабом. – Аболур тяжело скрипуче выдохнул. – Однако колдунья мертва, но сын ко мне так и не вернулся. Скажи, Язар, ты видел рыжеволосого якшу в своем селе?
Язар сразу понял, о какой рябине говорит леший, но на пепелище Акатазы он видел только обугленный пень. Он грустно покачал головой.
– Мне жаль хозяин леса, твой сын не вернется.
Леший вновь тяжело вздохнул и ничего не ответил.
– Скажи мне, – прервал тишину Язар, – почему в твоих угодьях блуждают животные души? Можешь ли ты их отпустить?
– Я не могу их отпустить, потому что не я их удерживаю, Язар, а ты.
– Я? – растеряно переспросил юноша. – Но как?
– Они не видят Луны и Солнца и следуют за тобой. Быть может, их ослепляет заключенное в тебе пламя. Они летят к тебе, как на лампаду мотыльки. Но потому же тебя сторонятся живые, ибо они видят в тебе пожар.
– Ничего подобного прежде со мной не происходило. Наверное, всему виной глаз альва, или его письмо.
Язар без опасения передал лешему свои сокровища. Тот посмотрел в черный камень на свет, покрутил письмо в сучковатых руках.
– Мне не знаком этот язык, – признался он к разочарованию Язара. – Но нет в нем иной магии помимо той, что хранит облик письму. Но и неверно, что тебя изменил глаз альва, – он лишь открыл то, что прежде дремало. – Леший вернул Язару письмо и глаз. – А теперь, мой друг, я предлагаю и тебе вздремнуть. Утром я укажу тебе дорогу из леса. Но подумай хорошенько, куда ты захочешь пойти. Мои дети окружат заботой твою родню. Ты будешь жить в довольстве и радости, если вернешься домой. Но ежели ты пойдешь дальше на восток, твоя дорога будет тяжела. Ты будешь сеять смерть, и смерть будет следовать вместе с тобой.
– Я пойду, – решительно начал Язар, но тут же запнулся. – Пойду…
– Не спеши с ответом, – мерной речью успокаивал леший. – Ты волен уйти в любое время, а волен жить в моем лесу до конца своих дней. А пока отдохни. Ляг у моих корней, и в эту ночь я дарую тебе безмятежный сон.
Язар сомневался, что после калейдоскопа событий и вихря ошеломительных откровений сегодняшнего дня сумеет хотя бы сомкнуть глаза. Однако он, следуя совету Аболура, устроился у его ног. Спал он легко и спокойно, а когда очнулся, почувствовал в себе прилив новых, прежде невиданных сил. Он лежал на ласковом травяном ковре, а едва проснувшееся, но уже теплое солнце только подползало к его ногам.
Ближайшим поселением по его прежним представлениям был стоящий у Синего луча городок Золотарь. Однако он находился в пятидесяти верстах от Винника, тогда как по собственным оценкам Язар удалился от родной деревни уже на все семьдесят верст. Он давно отыскал путь к оврагу, где состоялось его знакомство с охотниками, и знал наверняка, что сумеет проделать обратную дорогу к селу. Но и с этим решением он медлил. С чем он вернется домой? С чужими вещами, ядовитыми грибами и умением сбивать желуди стрелами? Он вспоминал манящие обещания лешего, но сомневался. Зачем тогда было уходить, если он готов так быстро отступить?
Зима меж тем день ото дня крепчала. Облетали последние листья, отцветали травы. Ночи становились холоднее. Однако Язар этого не замечал. Победив пишачи, он впервые почувствовал в своей груди пламя, о котором говорили нимфы, и которого боялись звери. Чужая кровь пробудила в нем загадочную прежде дремавшую силу. Она его согревала, но она же его душила, сдавливала горло и не давала уснуть. Заглушить этот жар он спускался к роднику. Он подолгу лежал в его холодной воде и жадно глотал ее, как путник, умирающий от жажды в пустыни.
Родник укачивал его, словно любящая мать свое чадо в колыбели. В такие минуты Язар ни о чем не думал и отдавал свои мысли воде. Он отрешался от внешнего мира настолько, что порою вздрагивал, вдруг начиная тонуть. В одно из таких пробуждений он увидел перед собой Кальдию. Одной рукой нимфа его покачивала, другой нежно гладила по лицу. От неожиданности Язар вздрогнул и выскочил из купели. Смущение наступило позднее.
– Давно ты здесь? – растеряно спросил он. Нимфа засмеялась.
– Я здесь всегда. Не нужно меня смущаться, это все равно, что смущаться самой воды.
