Низкий похоронный зов Горевестника созывал цвергов к берегу Атнамора. Спящий город в одночасье проснулся, и застучали по брусчаткам узких улиц тысячи торопливых ног. Язар не подозревал, сколь многочисленны семьи цвергов, и как много их скрыто в глубоких подвалах и темных недрах земли. Цверги выстраивались у озера плотными рядами, они продолжали прибывать и прибывать, как несметное полчище муравьев. Женщины шептались и сокрушенно качали головами, мужчины жевали едкий ушур и делали ставки, как далеко проплывет король. Из пустых келеек вальяжно выползали анахореты. Пращуры сердито и неразборчиво что-то бормотали, кузнецы сосредоточенно молчали. Среди общей массы выделялись два десятка ванапаганов. Они держали на плечах детей, те шумно перекрикивались, смеялись и восторженно указывали в центр озера.
Все они только сейчас обнаружили в своем городе чужестранцев. Цверги рассматривали их бесстыдно во все глаза, иные корчили брезгливые гримасы и отворачивались. Многие не стеснялись на грубости:
– Кто вас сюда пустил, наземные отродья? – поинтересовался молодой короткобородый цверг.
Старуха с длинными, опоясанными вокруг талии волосами приблизила к путешественникам свой тонкий нос и, раздувая ноздри, обнюхала их.
– Пахнут мерзостью, – заключила она.
– Кто они такие?
– Они могут быть нагами!
– Верно! Я чувствую в них сильную магию!
Галдеж цвергов усиливался, брезгливость сменилась недовольством, толпа окружала чужаков.
– Хватайте их!
– Доставим нагов королю!
– Бросим их в озеро!
– Назад! – выкрикнул Язар, он выхватил Поборника Света и защищался им, как факелом от назойливых привидений. Жезл разгорелся ярким белым светом, цверги прикрыли обожженные глаза ладонями и оскалились. – Отойдите, или я обращу вас в пепел!
Цверги зашипели, словно сами являлись переряженными нагами, они не расступались, а злоба их только нарастала.
Сквозь толпу пробилась высокая фигура ванапагана.
– Язар, потуши свой жезл, – посоветовал Тхунган, а когда юноша послушался, обратился к цвергам. – Эти двое – гости нашего города и гости нашего короля. Проявите к ним должное уважение или будете держать ответ перед Его Величеством Гортуином Деревянным.
– Недолго Гортуину Безумному оставаться нашим королем! – язвительно выкрикнул кто-то. Но испугавшись собственной дерзости, он потупил взор и поспешил затеряться среди сограждан.
Цверги сменили злость на безысходный ропот, они продолжали бранить и хулить чужеземцев, но уже не порывались с ними расправиться, а в предвкушении королевского испытания очень быстро о них позабыли.
От Орховура и до берега протянулся плавучий коридор. На маленьких плотах из шляпок остывших крогъярхов стояли поодиночке многочисленные дети Гортуина: мужчины и женщины все в длиннополых белых рясах и низко надвинутых на лица глубоких капюшонах. В руках они держали напитанные магией, но до времени дремлющие кристаллы красного сильгиса.
Гортуин подошел к озеру в сопровождении верного Войхарена. В этот решающий час пращур отложил обиду и вновь поддерживал своего короля. С великим пиететом он принял Гранитную корону и столь же благодарно принял Гуртангар. Король бросил свою пышную мантию в Атнамор, – ткань загорелась и в один миг исчезла. Озеро выпустило редкий сизый дым и вновь в ожидании затихло.
Гортуин опустил одну ногу в озеро. На его лице отразилась боль, но король тотчас приструнил ее и начал решительно погружаться в лаву. На великом подземном владыке было только нижнее белье из пряжи сукновалов, – оно сгорело так же быстро, как и порфира. Нагой, каким он и пришел в этот мир, король остался один на один с озером. Ни собственные дети, ни другие сторонние наблюдатели не смели ему помочь – этого запрещали строгие правила испытания.
Первые сажени довались Гортуину нелегко, и уже тогда шепот неверия пробежался по зрительским рядам. Но почти сразу король унял тревогу сердца и мерными гребками начал удаляться от замка. Когда он проплывал мимо детей на грибных плотах, они поднимали кристаллы высоко над головами. Сильгис в их руках загорался ярким красным светом, чтобы и не самые зоркие наблюдатели понимали, как далеко проплыл король.
Когда Гортуин пересек половину озера, ажиотаж толпы резко возрос, – мало кто из претендентов добирался так далеко. Женщины сжимали руки в молитвенных жестах и трепетно шептали обращения духам земли и огня, иные в исступлении падали на колени и заклинали о милости Атнамора. Мужчины сердито сплевывали под ноги и проклинали живучесть Деревянного цверга, – почти все они уже проиграли на ставках. Дети подбадривали короля больше других, они единственные верили в его победу.
Вторую часть пути Гортуин преодолевал гораздо медленней. Озеро не волновалось, не пыталось его потопить. Но и само длительное противление огню быстро изматывало. Король все чаще останавливался и переводил дыхание. Он цеплялся взглядом за берег впереди и, словно сматывая нить, притягивал себя к нему. Вид приближающейся земли поддерживал в нем веру.
Гортуину оставалось проплыть последние сто саженей. Но краткий отдых в лавовом озере далеко не полностью восстанавливал его силы. Расстояние, которое король преодолевал на одном дыхании, сокращалось, а длительность пауз возрастала. Гортуин не просто уставал, он умирал. Лава пробралась ему под кожу и теперь разъедала мышцы. Еще крепка была воля короля, но тело уже отказывалось ему служить. Он отчаянно барахтался, но уже не плыл, а только оставался на плаву.
Его взгляд оторвался от берега и уцепился за ближайший грибной плот. Цверг в рясе на нем был совсем маленьким, и Гортуин понял, что это его младшая дочь. Еще не зажженный сильгис колыхался в ее трясущихся детских руках. Королю захотелось забраться на плот к дочери, чтобы обнять ее и успокоить. Ведь он непременно доплывет до берега, ибо он самый сильный во всем Яраиле цверг. Он в одиночку одолел пещерного тролля, драконьего паука и самого менква. Так неужели он не способен проплыть в теплых водах ничтожные пятьдесят саженей? Так думал деревянный король, а голова его уже погружалась в лаву.
– Он тонет! – понял Язар и обернулся к Иварис. Но та, к его удивлению, оставалась спокойна. – Ты позволишь ему умереть? – не поверил он.
– Ты знаешь правила испытания, – бесстрастно ответила она. – Никто не должен вмешиваться.
Не теряя больше времени на пустые слова, Язар бросился к озеру.
– Куда же ты? – изумилась она. – Стой!
Но Язар ее не слушал. Растолкав цвергов, он шагнул в лаву, совершенно не сознавая, что сотворил. Его штанина загорелась факелом, огонь быстро взбирался по его ногам и плащу. Лишь через мгновение Иварис укрыла его огненным щитом. Его одежды погасли, а Язар, так ничего и не заметив, прыгнул в озеро. Он плыл легко, будто не боролся с плотной лавой, но катился на попутных волнах. Нырнув, он ухватил утопающего Гортуина за руку и вытащил на берег.
Цверги негодовали, они проклинали Язара и винили в осквернении их священного испытания. Наиболее сердитые требовали, чтобы его бросили в озеро. Особенно это предложение понравилось детям.
– Да! Пусть теперь пепельный цверг плывет к замку! – беззлобно смеялись они.
– В озеро! В озеро! – скандировала жестокая толпа.
Язар стоял на коленях над умирающим, позабытым и уже никому не нужным королем. Гортуин выглядел ужасно и походил на обожженное тлеющее полено, он не шевелился и почти не дышал. Из-под оплавленных смятых пластов кожи торчали обугленные кости, и дымилось закопченное мясо. Свирепая толпа сталкивала Язара в озеро, а он из последних сил цеплялся за берег, одновременно пытаясь уберечь Гортуина от слепой ярости его собратьев.
– Оставьте его! Отойдите! – кричала Иварис. Но ее голос тонул в кровожадном реве, а сама она не могла пробиться к Язару или хотя бы высвободить рук, чтобы сотворить колдовство.
– Разойдитесь! – гаркнул мощный голос. – Пропустите пращуров!
Тхунган нетерпеливо растолкал мешкающих цвергов, за ним в освободившееся пространство проскочила Иварис. Толпа схлынула, к берегу подошла дюжина пращуров. Все они были почти столь же старыми, как Войхарен, однако и вполовину не такими грозными. Один из них набросил на Гортуина белый шелковый саван.
– Он еще жив, – объявил Язар, переводя взгляд с одного пращура на другого.
– Гортуин всегда был живучим, – важно кивнул пращур.
Остальные согласно закивали, однако их лица не выражали беспокойства. Язар внушительно посмотрел на Иварис, девушка несогласно покачала головой.
– Не надо.
Он заглянул в глаза Гортуина – в два красных уголька тлеющих в глубоких провалах обезображенного лица. И тогда он понял, что цверг не спит, но тело его мертво. Однако в его глазах еще горела жизнь, они смотрели на него с мольбой и надеждой.
Язар уже знал, что нужно делать. Правой рукой он забирал могильный холод, левой отдавал Гортуину свое живительное тепло. Попеременно он водил ладонями по телу, словно зашивал его стежками. Кости цверга светлели, мясо на них нарастало, кожа распрямлялась и растягивалась. Его дыхание усилилось, он стал болезненно хрипеть, и вскоре уже мог шевелить головой.
Испытание было окончено, и дети Гортуина поворачивали свои грибные плоты к берегу. С ними к своему старому другу плыл и Войхарен.
Пращуры наблюдали за исцелением утопленника с большим интересом, как за вылуплением необычного птенца или невероятно быстрым распусканием бутона. Иварис, напротив, почти не смотрела на Гортуина. Прежде всего, она с затаенной тревогой взглянула на ноги Язара. Его сапоги и штаны сильно обгорели, но сами ноги, к ее величайшему изумлению, совсем не пострадали. Она перевела взгляд на его руки, – они дрожали и почему-то дымились. Язар не моргал и не шевелил глазами, а из его рта выплывало облачко пара. Сделав последние «стежки», он уронил руки и обмяк. Иварис прикоснулась к его плечу и даже сквозь ткань теплого плаща почувствовала идущий от него лед.
За исцелением своего владыки следили все жители Гортунгаша. Большинство из них не могли наблюдать за этим воочию, а потому довольствовались пересказами соседей. Одновременное бормотание тысяч цвергов походило на гудение пчелиного роя.
– Гортуин встает…
– Заворачивается в саван…
– Пращуры что-то говорят. Не слышно…
– Они требуют тишины.
– Тихо вам! Тихо! Не слышно!
Наконец гудение цвергов стихло. К берегу к этому времени уже причалили дети Гортуина. Войхарен вбежал в круг пращуров, с ним сейчас не было регалий королевской власти. Ему, как старейшему, первому предоставлялось слово. Опершись о свою магическую глефу, он заговорил.
– Гортуин Деревянный, сын Пелруина и сын Каштура, ты бросил вызов Атнамору и не прошел испытания Гуртаниша. За это ты лишаешься титула короля. Так же вопреки воле озерного духа ты остался жив. Язар Чужестранник, – он повернулся к юноше. – Ты вмешался в испытание и нарушил законы Гортунгаша. В наказание за это ты и твоя спутница Иварис приговариваетесь к изгнанию из Драконьего котлована. Вместе с вами котлован покинет Гортуин. Отныне путь в Гортунгаш для вас троих закрыт. Как только пращуры единогласно повторят мое решение, вы должны будете незамедлительно покинуть наш город.
– Изгнание, – согласился один из пращуров.
– Изгнание, – повторил другой.
Когда все они поддержали решение Войхарена, тот протянул бывшему королю глефу и произнес добродушней, чем прежде.
– Прощай, Гортуин Деревянный. Ты останешься в наших летописях.
Со стороны Орховура донесся звон – это осыпались со шпилей ансуровые цепи. С громким плеском они выбивали из озера брызги лавы и утопали в нем.
Рой цвергов после молчания загудел с новой силой. Теперь жители делали ставки, угадывая следующего короля, а также спорили о судьбе Гортуина. Одни пророчили ему скорую смерть в лапах подземных тварей, другие верили, что он даже станет правителем какого-нибудь некрупного городка. Были и те, кто считал, что он попробует выжить на земле. Наземные хищники по меркам цвергов неопасные, поля плодородные, и предостаточно мест, еще не обжитых изнеженными людьми. В теплых краях одинокий цверг вполне может обитать в темном доме без окон, по необходимости покидая его ночами.
Гудящая толпа сопровождала их до границы города. У последнего жилого сталагмита они остановились и дальше следили за троицей только глазами. Возвращаясь по домам, цверги больше не вспоминали о короле и чужеземцах, они доили офунгалов, возводили стены и привычно поносили соседей.
Северный выход из Драконьего котлована также круто забирал множеством витых низеньких ступеней. Взобравшись, путники оказались у подножья серых скал. Здесь было гораздо прохладней и светлее, высоким ковром под ногами стелился ушур, а в свете сильгиса по камням тянулись длинные корни наземных деревьев и трав.
Проход между скалами проходил через кромлех из огромных магматических камней. Каждая глыба размером превосходила ванапагана и завершалась заостренным обсидиановым зубцом. Когда путники подошли ближе, менгиры тускло загорелись мрачным красным светом. Этот свет собрался в центре круга густым туманом, а черные обсидиановые зубцы придали ему темноты. Из тумана вышел Атнамор. Теперь не скованный цепями он высоко держал голову и оттого казался еще больше и сильнее. Язар живо представил, как мощь этого создания сметает Вулкарда и его сторонников. Он понимал, что, спасая Гортуина, поступил недальновидно и руководствовался одними чувствами, но о решении не жалел.
– Вы отняли мою добычу, – проревел Атнамор и угрожающе щелкнул клешней. Грохот, с каким она сомкнулась, разнесся пустынными сводами. – Мой голод остался неутоленным, а гнев преумножился.
– Можем ли мы как-то умилостивить тебя, великий Атнамор? – смиренно спросила Иварис. – Я не желаю расставаться с тобой врагами.
– Ты не мой враг, – возразил древний дух. – Иначе я бы уничтожил тебя на месте. Ты лишь смертная – ненадежная и непостоянная. А вот ты, Язар, – он свирепо затряс головой и выдохнул облако копоти. – Теперь я вижу, насколько мы с тобой разные. И в тебе горит пламя отца нашего Аланара, но твое пламя изменчивое, оно живет и в небе, и под землей. Теперь я знаю, чей голос ты слышал. Но не спрашивай, я не отвечу. И я не желаю тебе счастья. Будь ты проклят, Язар, и будь проклят весь твой род!
От такого пожелания Язар опешил. Иварис не находила слов, и даже Гортуин сочувственно покачал головой.
– За что ты меня проклинаешь? – изумился Язар. – Я не причинил тебе зла.
Атнамор в ярости топнул; затрещали скалы и подернулись пыльной дымкой.
– Прочь! – бешено зарычал он. – Пока я не передумал. Я не могу тебя убить, Язар, ведь ты снова воскреснешь. Хочешь разорвать этот круг и обрести свое прошлое? Разбей часы, ибо в них заключен твой прах.
Свирепый дух остался далеко позади. Давно умолк вызванный им грохот, и в воздухе больше не чувствовалось жара его дыхания. Новые вопросы и новые волнения обуревали Язара. Он не желал говорить о них в присутствии Гортуина, однако цверг вызвался проводить их к поверхности.
– Мне некуда идти, – признался он. – Так почему бы не пойти с вами?
– Я могу сотворить для вас одежду, – предложила Иварис. Она уже восстановила вещи Язара.
– Не нужно, – отмахнулся изгнанник. – Цверги не стесняются наготы. Наши предки не носили одежд, эту моду мы переняли у альвов. А собственная шкура защищает меня не хуже любого доспеха.
– Язар, я не уверена, что ты сумеешь ответить, а все же спрошу. Почему лава не опалила тебя?
Он засмеялся.
– Тебе не нужен мой ответ, ты его знаешь. Скажи, – добавил он после паузы. – Кто такой Аланар, о котором говорил Атнамор?
– В Яргулварде существует множество сил, но самые древние и могущественные из них это анияра. Это четыре первоэлемента, из которых соткан весь проявленный мир. Атаур это воздух и пространство, Акаду это время и вода. Арахад есть материя и земля, Аланар есть огонь и свет. Их мир Атмару – семя, из которого вырос Яргулвард. Анияра пронизывают все внешние миры и присутствуют в каждом из нас. Акаду течет и в твоих венах, Аланар дарует и Эсмаиду свет. А потому не принимай слова Атнамора буквально. Он приходится Аланару внуком, но ты точно ему не брат.
– Конечно, – согласился Язар. – Я не огненный дух, пепельный цверг или альв. Я лишь старая злобная колдунья, получившая новое тело, но утратившая память.
– Я этого не говорила, – смешалась Иварис.
– Это очевидно. Ее увидел во мне твой отец. Ее глазами я видел в Орховуре, я слышал голос ее мужа и смех ее детей. И даже Орбшиам, посмотрев на меня впервые, уловил мою суть. Иварис, я боюсь, – откровенно признался Язар. – Что, если моя душа оказалась в этом сосуде по ошибке? Что, если Атаказа потребует это тело назад? Или хуже того. Что, если, познав свою сущность, я навсегда потеряю того, кто зовется Язаром?
– Эти мысли не делают тебя счастливей, – заметил Гортуин. – Так отбрось их и живи, как умеешь. Я не знаю, кто ты, Язар, но никогда не забуду, как ты меня спас. И спас меня не кто-то другой, а именно ты. И это тебе я благодарен.
Скупые на откровения цверги хорошо умеют оскорбляться, но не ценят добра. Так думают жители поверхности, так думал и Язар. Однако теперь он видел: цверги стыдились своих чувств. Гордые и упрямые они не имели смелости выразить простую благодарность. Они боялись осуждения, в том числе и от того, кому эта благодарность была направлена. Язар был признателен Гортуину за смелость и откровение, а простое заключение цверга отрезвило его и успокоило.
Над землей солнце стояло в зените, но странники не могли считать дней в подземелье и отходили ко сну по необходимости. Язар первым попросил привала. Еще в Гортунгаше он чувствовал себя полным сил, но теперь его стремительно одолевала усталость. Он был утомлен настолько, что сначала уснул, а уже потом закрыл глаза. Спалось ему как никогда тревожно. Во сне он тонул в бескрайнем океане черного холодного огня. Огонь выпивал его тепло, сковывал движения и замедлял сердцебиение. Язар кричал и звал на помощь, но его некому было услышать. Его голос сменился хрипом, изо рта выходил последний пар. Тело коченело и ломилось от колющей боли. Сначала ему перестали служить пальцы, затем онемение подчинило себе конечности. Язар больше не мог удерживаться на плаву, он сделал последний вдох и погрузился в океан.
– Язар, очнись!
Он бился в конвульсиях и стонал, не понимая, что уже проснулся. Гортуин держал ему руки, Иварис сидела у него на груди, положив к его сердцу Поборника Света. Цверг кривился от яркого света, но терпел и не отворачивался. Вены на пальцах Язара чернели, они захватывали кисти, протягивались по рукам и поднимались по шее.
Движения Язара замедлялись, дыхание выравнивалось. Он моргнул и проснулся окончательно. Черные вены достигли его подбородка и остановились.
– Холодно, – онемевшими губами неразборчиво пробормотал он.
Иварис облекла свои ладони белым пламенем. Этот огонь не обжигал, но наделял теплом и лечил. Она водила руками вдоль его тела, прикладывала пальцы к его вискам, глазам и губам.
– Мне привиделся кошмар, – вспомнил Язар, приходя в себя. Он хотел поднести ладонь к лицу, чтобы смахнуть сонливость, но в замешательстве замер, а затем резко подскочил. – Что это? – испуганно спросил он, разглядывая черные вены. – Что со мной?
– Расскажи, что тебе приснилось, – попросила Иварис.
– Океан черного пламени, холоднее льда, но страшнее любого огня, – он вздрогнул в ознобе.
– Черное пламя Аланара, – убежденно заявил Гортуин. – Ты впустил его, отдав мне слишком много тепла. – С тобой такого не бывало прежде?
Язар посмотрел на руку в том месте, где появился первый ожог черным пламенем после воскрешенной им куницы, – там черный узор вен выглядел страшнее всего.
– Однажды. Но в прошлый раз это не причинило мне такой боли и не оставило стольких следов.
Он разделся и осмотрелся тщательней, – почернение вен не распространилось ниже груди. Область сердца, где лежали Поборник Света, осталась нетронута.
– Значит, ничего необычного? – спросил Язар, с надеждой переводя взгляд с Иварис на Гортуина. Оба молчали.
– Я никогда не видела ничего подобного, – призналась Иварис.
– А я бы предположил, что тебя проклял Атнамор, случись это с тобой впервые, – высказался Гортуин.
– Возможно, так оно и было. Но чем деревенская колдунья могла заслужить такое ужасное проклятье?
Они продолжили путь в потемках, ибо Гортуин не выносил света жезла Кадимира. В следующий раз они остановились на развилке перед огромным гранитным валуном. Это был один из указательных камней, которые цверги называют языками. На них высечены карты с отметками-ориентирами и нанесены основные пути. Именно этот камень воздвиг король-странник Крайдиш, потому он и назывался языком Крайдиша.
Разглядывая карту, Гортуин хмурился и что-то недовольно бормотал.
– Что-то не так? – догадался Язар.
– На поверхность ведут две дороги, – Гортуин обозначил их на карте. – Окольная и прямая. Я поведу вас окольной, ибо прямая проходит через грибницу. Однако эти метки, – он важно постучал пальцем по камню. – Нанесены недавно. Я долго не был в этих краях, но мне все помнится иначе. Не удивлюсь, если это происки нагов, стремящихся любыми способами ослабить мой народ.
Тогда Язар спросил совета у Эсмаида, а Гортуин отошел в тень и отвернулся. Однако Поборник Света не сделал выбора, продолжая гореть с равной силой в обоих направлениях.
– Для жезла эти дороги одинаково хороши, – рассудил Язар.
Гортуин хмыкнул.
– Немного проку от вашего бога.
Он избрал тот путь, который язык Крайдиша называл коротким.
Они перемещались с величайшей осторожностью, часто останавливаясь, принюхиваясь и прислушиваясь. Гортуин временами прикладывал ладони к земле и «слушал землю».
– Чего мы боимся? – не выдержал Язар, устав от постоянных остановок. – Если мы выбрали неверное направление, то всегда сможем вернуться. Грибница же не погонится за нами?
Гортуин рассмеялся.
– Грибники пахнут ушуром, а перемещаются на своих мягких лапках совершенно бесшумно. Прежде чем напасть, они окружают добычу, и тогда ей уже некуда отступать. Хотя надо отметить, их мясо невероятно вкусно, в нем чувствуется и острота ушура, и сладость прихта. Мне уже почти хочется, чтобы мы выбрали дорогу через грибницу. Я так голоден, что в одиночку съел бы целого грибника-кормильца.
О чем говорил цверг, его спутники не понимали, а Язару даже на мгновение показалось, что изгнание лишило его рассудка. Но очень скоро они наткнулись на огромную тушу драконьего паука. От жуткого хищника осталась только высушенная пустая оболочка.
– Попались, – понял Гортуин.
Из рук Иварис вырвались два белых луча. Поднявшись на четыре сажени, они сомкнулись кольцом и закружились, принимая очертания сферы. Ложная луна набрала силу и наполнила подземелье ярким белым светом. Ее свет обнаружил путникам страшную картину.
На них надвигалось море подземных тварей. Необычные существа грибники походили на передвижные грибные шляпки. Эти животные наполовину грибы, а наполовину насекомые имели сложный общественный строй, подобный организации улья или муравейника. Размножались они спорами, но оставлять потомство могли только королевы. Королевы достигали десяти саженей, а испускаемые ими феромоны заставляли им служить даже насекомых других видов. Но и королевы не являлись самыми крупными грибниками. Особой кастой в их иерархии стояли грибники-кормильцы, из их мягких спин прорастал ушур, а усилиями грибников-рабочих они превращались в настоящие живые поля.
Окружившие добычу грибники относились к двум кастам: рабочим и воинам. Грибники-рабочие достигали человеку колена, а их длинные серпообразные передние конечности идеально подходили для сбора ушура. Воины превосходили их размерами вдвое и уже имели массивные зубчатые мандибулы. Но настоящая сила грибников заключалась в их численности: только в этом зале их собралось несколько сотен.
Грибники не обладали большой проворностью и не имели защитного панциря, так что даже костяной меч Язара легко с ними справлялся. Однако им была присуща невероятная живучесть. Их не останавливало обезглавливание, и даже перерубленные пополам они какое-то время еще сохраняли боеспособность. Сражение велось преимущественно воинами грибников. Рабочие оттаскивали мертвых и тяжело раненных; потом, когда битва будет окончена, почти все воины отрастят конечности и даже воскреснут в заботливых лапках рабочих грибников.
Совсем иначе грибники переносили воздействие магической глефы Войхарена. Получая даже незначительные царапины, они замедлялись, высыхали на глазах и стремительно умирали. Их уже нельзя было оживить, потому что умирали они от старости.
Мужчины оберегали Иварис. В этом бою от ее лука было мало проку, и она полагалась на магию. Первым делом она попыталась оградиться от врагов кольцом огня. Однако грибники не испугались пламени. Рабочие стали засыпать его землей, а когда ожоги достигали такой степени, что делали это занятие невозможным, ложились и тушили пламя собственными губчатыми телами. Таким способом они быстро проложили влажные дорожки к добыче, а постепенно погасили весь огненный круг.
Другое ее заклинание, облако малой погибели, широко использовалось волшебниками для удушения насекомых. Однако грибники лишь наполовину являлись насекомыми и не нуждались в чистом воздухе. Так точно не могла Иварис поразить их и ледяным кольцом, выручившим ее в сражении с пауками, ибо грибники не боялись даже самого лютого холода.
Полчищу грибников не было края. Они сдавливали маленький отряд все плотнее и несколько раз уже оцарапали Язара и Гортуина. Против мощных мандибул воинов беззащитной была и прочная кожа цверга.
Осознав, что от столь многочисленной армии им не отбиться, Иварис сменила тактику и теперь пробовала проложить путь к отступлению. Огромная ледяная волна прорезала брешь в бурлящем живом море. Десятки грибников были раздавлены, сметены и разорваны на части. Путники бежали в открывшийся просвет. Однако море врагов быстро сомкнулось, и места павших тут же заняли живые.
Тогда Иварис поочередно подняла в воздух сначала себя, затем Язара и последним Гортуина. На время они оказались вне досягаемости грибников. Но те уже сооружали живые пирамиды и пытались их достать. Хождение по воздуху требовало большой концентрации, а Иварис, не имея твердой опоры, теперь не могла колдовать.
В свете ложной луны они тщательно осматривали своды пещеры, выискивая ходы, через которые могли бежать. Но им попадались лишь норы мелких обитателей.
– Я могу уменьшить нас, – обнадежила их Иварис. – Стойте неподвижно.
Она встала на узкий карниз из переплетенных корней и трижды сотворила заклинание. Теперь все они высотой не превышали пяди, и вместе с ними уменьшилось их снаряжение. Язар почувствовал себя еще уязвимее, но Гортуин сохранил хладнокровие.
– Я пойду первым, – тоненьким голоском пропищал он. – Уверен, сила Временщика никуда не делась, и он легко справится с обитателями этой норы.
– А что случится, если действие заклинания закончится прежде, чем мы найдем выход? – обеспокоился Язар.
– Я буду следить, чтобы этого не произошло, – пообещала Иварис.
Они шагнули в нору, которая теперь им представлялась длинным туннелем. Гортуин шел первым, остальные полагались на его зрение и мастерство. Язар не пользовался жезлом, чтобы не обжечь цверга. Иварис замыкала шествие. Она не могла призвать шар-проводник, ибо его свет заполнил бы собой всю нору и ослепил их. Смертоносны для них сейчас были и многие другие прежде безобидные заклинания, силу которых она не могла умалить.
Тихий шорох, который им представился громовым треском, сообщил о приближении хозяина этой норы. Сначала Гортуин подумал, что перед ними, по меньшей мере, вуивр, столь гигантским ему показался обыкновенный василиск. Эти небольшие пернатые змейки одним своим протяжным шипением отпугивали более крупных хищников, ибо те хорошо знали, какое несоразмерное могущество в них заключено. Один лишь едкий запах василиска мог убить, яд зажигал траву, а взгляд раскалывал камни. Ни Иварис, ни Язар не пережили бы встречи с василиском, а вот стойкость цвергов превосходила стойкость камня. Одного удара Временщика оказалось достаточно, чтобы василиск забился в агонии, скрутился кольцами и высох, оставив после себя пустую серую чешую. Иварис и Язар осторожно перешагнули кипящую кровь василиска, – даже с гибелью змея она не потеряла своей смертоносности.
Последний луч гаснущей ложной луны скользнул в змеиную нору, осветил место гибели василиска и утонул в темной серебряной глефе.
– Какое ужасное оружие, – отметил Язар.
– Это орб, – объяснила Иварис. – Мертвая чешуя Канафгеоса. Она губительна для всего живого.
– Временщик отбирает жизнь у врагов и передает хозяину, – уточнил Гортуин. – Тем, кому жить осталось недолго, довольно и царапины. Но даже в умелых руках от нее мало проку против таких долгожителей как Бечетабис или Сайшиам, – он грустно замолчал.
– Кто его создал? – спросил Язар.
– Кто-то из древних царей подземных нагов. Может, именно потому, что глефа оказалась у нас, и началась война.
– Но почему тогда Войхарен отдал ее тебе? – удивилась Иварис.
– Цверги и наги украли друг у друга тысячи вещей. Не так важно, из-за чего началась война. Она не закончится, если вернуть их владельцам. Она не закончится, пока одна из сторон не будет уничтожена.
Глубже в норе в змеином гнезде из травы и перьев они обнаружили пятнистые яйца василиска, но не стали их трогать. Гортуин заявил, что на вкус они как горячая едкая жижа, а Иварис понадеялась, что даже без матери змееныши сумеют появиться на свет.
На их счастье змеиная нора имела два выхода. Они вышли на поляну столь высокого ушура, что, даже вернув свои привычные размеры, утопали в нем по плечи.
– Кажется, я был больше, – засомневался Гортуин, разглядывая себя.
Воздух здесь был гораздо свежее и легче, а через просветы высокого свода даже пробивались тоненькие желтые лучи. Иварис и Язар придирались через лишайник как через дремучие заросли, Гортуин предпочитал скашивать их глефой. Сильно размахнувшись, он глубоко зарылся в землю, и пещера неожиданно вздрогнула. Пол зашевелился, и задвигались, словно волосы на теле, красные стебли ушура. Между ними на защиту кормильца уже спешили грибники. Вновь путники оказались в окружении полчища этих тварей, однако здесь, на плантации кормильца их встретили только рабочие-грибники.
Ход уводил вверх и в дальней части заметно светлел. Гортуин расчищал дорогу широкими взмахами Временщика, одинаково легко скашивая траву и рассекая грибников. Язар прикрывал фланги, ловко орудуя мечом на обе стороны. Иварис облеклась огненным щитом, который не позволял грибникам подступиться к ним с тыла. Она не использовала сильной атакующей магии, но отбрасывала их телекинезом, – это не причиняло им серьезных увечий, но было гораздо быстрее.