Владислав Алеф
Часы Застывшего Часа
Глава пятая. Огни Золотаря
Близился закат, и Язар направлялся в беседку, как они и договаривались с Иварис. Он не перестал ей доверять после разговора с Табраком, однако и в речах тысячника не находил изъяна.
Колокол продолжал звонить, выводя на улицы все новых людей. Старики медленно ковыляли, опираясь на палки, дети бежали взапуски с собаками. Со стороны могло показаться, что начинается какой-то праздник. Увлеченный толпой изменил направление и Язар, рассудив, что Иварис не пропустит обряда.
Тела уложили плотно друг другу, но величина возведенного костра все равно впечатляла. Остовом ему служили сундуки, лавочки и двери, а также обломки разрушенного частокола. Горожане без сожаления приносили заготовленные на зиму поленья, ибо хоть и чужими для них оставались этезианцы, а людьми были все одно. Иные собирали в подлеске валежник, однако деревья рубить не решились, – довольно недовольства леса на один день. Проходя круг костра вереницей, люди бросали поверх тел пучки соломы, веточки и горсти сухих листьев.
Когда приготовления были закончены, люди выстроились тремя кольцами. Внешнее самое большое кольцо составляли обыватели. Большинство из них хранили почтительное молчание, некоторые негромко переговаривались, временами поглядывая в сторону ритуального костра. Многие сокрушенно качали головами, но мало кто из них по-настоящему сочувствовал чужакам.
Посередине в полном обмундировании расположились неподвижные солдаты. Их доспехи по-прежнему были перепачканы черной кровью троллей и красной кровью собственной и кровью товарищей. Лица, хотя и умытые, хранили память боя, глаза смотрели холодно, поджатые губы сдерживали ярость и сулили обидчикам скорую месть. В их стройных рядах чужеродным выглядел огромный кособокий брат тысячника. Даже сгорбленный Толус превосходил и самых высоких соотечественников на целый локоть.
Ближе всех к костру стояли немногочисленные храмовники. В их церемониальных одеяниях легко узнавались служители трех богов. Почитатели солнечного Эсмаида носили желтые рясы. Они не были высокомерными, но во всем их облике, в их осанке, движениях и взглядах явственно читалось, что на их стороне правящий Рошгеосом и Яраилом бог. Последователи богини жизни, богини-матери Лиады пришли босыми и в зеленых робах из крапивы. Они единственные среди бризарцев скорбели о погибших солдатам, глаза их были закрыты, а руки скрещены на груди. А вот адепты хранителя порядка Далиера мало походили на привычных Язару священнослужителей. В этом ордене состояли только мужчины, все они носили усы и бороды, но их волосы еще не были убелены сединой. Они облачились в гладко начищенные посеребренные доспехи, а также имели при себе посеребренные мечи и щиты. Белыми были их длинные шелковые плащи, и окруженные шевронами молний сияли на них вышитые серебром щит и меч. Каждого из трех богов представляли не больше десятка последователей, однако воспламененные божественной искрой эти люди и по отдельности могли оказать существенную помощь в сражении. Ложа Эсмаида являлась самым влиятельным магическим образованием Яраила, жрецы Лиады почитались сильнейшими целителями, а воины Далиера первыми среди солдат. И, тем не менее, Язар не мог вспомнить никого из них на поле брани.
Умолк звучный колокол, и на восточном побережье Синего Луча воцарилась тишина. Эсмаид уходил за горизонт, а его длинные пальцы медленно сползали по костру.
Язар стоял мрачнее тучи. Его чувства легко было принять за скорбь. Вновь и вновь он вспоминал слова Табрака, и его подозрения в отношении Иварис только росли. Если именно она привела троллей, то и невмешательство храмовников легко объяснить. Их общая цель – изгнание этезианцев из города, но они не могут выступить открыто против армии и самого царя.
Толпа расступилась, пропуская вперед голову города Улзума.
Насколько Толус был велик по человеческим меркам, настолько же толстым оказался Улзум. Он вышел в просторном парчовом халате, но никакая одежда не могла скрыть его толщины. Опирался он сразу на две палки, и тогда его жирные руки тряслись от создаваемого напряжения. Распухшие ноги заваливались вовнутрь крестом, соприкасаясь коленями, на коленях расплывалось тестом огромное вислое брюхо. Шея Улзума терялась в многочисленных складках под подбородком, и как именно голова крепилась к туловищу, можно было только предполагать. В жирном месиве, которым являлось лицо Улзума, утопали бесцветные глазки. Рот казался неправдоподобно маленьким, а прижатые уши непонятным углублением щек. Глядя на городского голову, Язар не усомнился в его магическом таланте, ибо не мог найти другого объяснения тому, что существо перед ним по-прежнему живо, способно находиться в вертикальном положении и даже связно говорить.
Все взгляды обратились к голове. В одних читались насмешка и презрение, в других затаенный страх. И только храмовники не проявляли интереса к голове, равно как и к его выступлению.
– Ужасная, ужасная трагедия! – в отсутствие еды жевал слова Улзум, а по его лысому лбу, несмотря на холодное время, катился пот.
– Если отнять у него одну палку, он покатится, как мячик? – хихикнула одна девочка неподалеку. Родители в ужасе зашикали на нее.
– Глупенькая, это посох! Помалкивай, а то голова тебя в лягушку превратит!
Язар продвинулся к началу центрального кольца, чтобы лучше видеть и слышать происходящее. Солдаты ему не препятствовали, а многие, узнавая, приветливо кивали. Среди жрецов Лиады он заметил Иварис; она скрестила руки на груди и откровенно скучала.
– Триста двадцать один бесстрашный муж Золотаря, заботливая мать, невинное дитя и его преданный пес, – продолжал нечленораздельно булькать голова. В этот момент сквозь толпу просочился юркий человек и что-то ему шепнул. – Два верных пса, – поправился голова. Снова человек шептал ему на ухо. – Один пес, два петуха. – Улзум вскинулся, широко открыв слипающиеся глаза. – Я тебя… – он попытался погрозить кулаком, но, лишившись опоры, накренился и едва не упал. Сквозь толпу просочились еще двое. Они выровняли голову, подставили под его руку оброненный посох и также незаметно скрылись. Улзум противно откашлялся и продолжил. – Многие доблестные воины пали сегодня. Они отдали за нас свои жизни, за наши семьи и наши дома. Скорбь наша безгранична, – он закрыл глаза и уронил голову на грудь. Затянувшаяся пауза начала вызывать у собравшихся известные подозрения. – Но мы должны быть сильными! – вскинув голову, резко продолжил Улзум. – Ибо тролли вернутся! Эти беспощадные чудовища не остановятся, пока не опустошат наш город! Или пока не погибнут сами, – он вновь выдержал паузу, обращая внимание к своим последним словам. – И милостью нашего всеблагого царя Вулкарда тролли падут! Не тревожьтесь, добрые граждане, доверьтесь своему голове и своему царю. Войско Бризариона уже движется в Золотарь. Совсем скоро Ведьмин лес будет очищен от этих тварей! Слава царю Вулкарду!
– Слава царю Вулкарду! – единогласно голосили солдаты.
– Слава царю, – робко вторил народ.
Храмовники продолжали молчать.
Окончив речь, голова удалился из круга. Передвигался он невероятно медленно, раскачивался, как ребенок, и при каждом шаге дрожал. Он не стал дожидаться самого сожжения, и люди украдкой посмеивались, что голова почувствовал резкий приступ голода.
Следующим в центр круга вошел Табрак.
– Жители Золотаря: этезианцы и бризарцы! Не важно, кем были мы при рождении, но прежде всего мы были и остаемся людьми. Мы поклоняемся разным богам, мы зовемся разными именами. Надеюсь, эти ничтожные отличия не помешают нам объединиться против общего врага. Этот враг гораздо могущественней любого из нас по отдельности. Но наша сила в многочисленности и сплоченности. Жители Золотаря, бризарцы. Сейчас я обращаюсь только к вам. Наш заботливый царь Вулкард велел мне и моим солдатам беречь ваши семьи. Но мы не справились. Простите нас, – он низко поклонился. – Простите, что не сражались яростней, простите, что позволили троллям пройти частокол. Добрые жители Золотаря. Вы предоставили нам кров, как своим братьям, вы кормите нас подобно радетельным матерям. Мне стыдно, но я вынужден просить вас о новой и еще большей услуге. Встаньте в один строй вместе с нами, выходите на защиту наших общих стен. Пусть те из вас, кто желают разделить со мной эту ношу, приходят в казармы. Мы найдем для вас оружие, мы обучим ремеслу воина и в бою всегда подставим надежное плечо, – Табрак поклонился во второй раз и вернулся на место.
Его проникновенная речь подняла большое волнение среди простых людей. Многим его выступление показалось искренним, а бездумный вояка перед ними раскрылся как самоотверженный и честный человек. Только храмовники остались безучастны словам тысячника. Люди не обсуждали их невмешательства в сражение, как не обсуждали действий царя или волю богов. Однако иные из обывателей уже с неодобрением искоса поглядывали на храмовников, и мысли их шли той же тропою, что и мысли Язара.
Последним держал слово старший теург Эсмаида Кадимир – тот самый мужчина в поблекшей робе, которого Язар видел в казармах. Во время его выступления люди хранили почтительное молчание, но тщательно всматривались в лицо теурга и вслушивались в его слова.
– Всеблагой Эсмаид дарует нам свет и тепло, – важно начал он. – Всевидящий он знает, что происходит у наших стен, а что творится в лесной глуши. Так попросим же его поделиться этим знанием с нами! – Кадимир воздел руки и обратился вслед уходящему солнцу: – Великий Эсмаид! Не оставляй своих детей на растерзание лесным тварям! Одари знаком и укажи нам путь!
Люди боязливо поднимали взгляды. В трепетном волнении они вглядывались в небо, но небо молчало. Иные недоверчиво хмурились. Кадимир оставался спокоен. Он высоко поднял Поборника Света, а затем наклонился к костру.
Вспыхнувшее желтое пламя вмиг охватило подношение. Оно не чадило, но порождало изумительный золотистый туман. Люди завороженно наблюдали, как медленно уплывают в небо золотые пылинки, и не заметили, что сами оказались внутри этой искрящейся пелены.
– Не тревожьтесь! – прогремел отовсюду голос теурга. – Доверьтесь нашему богу.
Густой туман вернул Язара в те еще недавние, но стремительно убегающие вдаль времена, когда он был почти слеп. Люди покорно не шевелились и терпеливо ждали, когда зрение вернется к ним. А Язар желал, чтобы эта золотая пелена никогда его не оставляла. Вокруг приглушенно звучали неразборчивые голоса. Но вдруг на поверхность этого многоголосого океана всплыли слова.
– Кто этот человек, что хватает тебя за локоны и не ведает жара костра? – задавался вопросом сиплый мужской голос.
– Это мой ученик и в будущем великий волшебник. Только я не уверен, что его породил человек, – отвечал тот же голос, но уже бодрый и звонкий.
– Да, теперь я вижу. У него страшная судьба. Ни один человек такого не вынесет. Он вышел из пламени и в пламени умрет.
– Подожди, мне кажется, он нас слышит. Присмотри за ним, брат.
Язар словно очнулся ото сна. Его по-прежнему окружал золотистый туман, но всякие разговоры теперь смолкли. Им овладевала тревога. Сколько прошло времени с начала церемонии? Почему вокруг такая тишина? Ему казалось, он продолжает спать или хуже того – умер. Может быть, лицемерные этезианские солдаты или храмовники уже приносят его в жертву огню?
Слепо перемещаясь на ощупь, он попытался высвободиться из этой сияющей тюрьмы. Под руки ему беспрерывно что-то попадалось. Вероятно, тела, но тела ли живых? Что, если безумный храмовник, желая освободить город от чужеземцев, решил предать смерти и неповинных горожан? Его руки за что-то ухватились. Кость. И тогда же зрение вернулось к нему.
Он стоял, обращенный на запад, придавив ногой последний закатный луч. В руке он держал Поборника Света. Пламя перекинулось на его ладони, но не обжигало. За его спиной яркой стеной горел костер. Пепел медленно опускался на плечи и на голову Язару; он был почти незаметен в его серых волосах. Толпа вокруг заворожено молчала. Даже храмовники утратили былую невозмутимость. Кадимир смотрел на него строго и недоверчиво.
– Эсмаид указал нам проводника, – торжественно объявил он.
Догорел погребальный костер, и вдруг поднявшийся ветер забрал его следы. Но память о ярких событиях этого долгого дня не оставляла жителей Золотаря. Они собирались небольшими группами на скамейках. Они плакали и смеялись, вглядывались в небеса и мечтали. Они многого натерпелись от нашествия троллей. Они долго тащили на себе этезианское ярмо. Избранник Эсмаида – всего лишь ребенок, однако он уже проявил себя в бою и, может быть, еще сумеет удивить горожан.
Темными улочками теург вел Язара в Солнечную Колыбель. Он не мог оставить беспризорным избранника своего бога, а тот видел в приглашении Кадимира удачу и возможность лучше разобраться в причинах разногласий храмовников и этезианских солдат. Он не успел переговорить с Иварис, но, поймав его взгляд, она шепнула, что будет ждать. Едва ли кто-то еще различил ее слова в поднявшемся шуме, но и тогда бы не предположил, сколь далекому уху они предназначались.
Эсмаидцы сплотились вокруг Язара кольцом. Считая Кадимира, их было девятеро. Над каждым священнослужителем парил яркий золотистый шар-проводник. В путешествиях это простое колдовство выводило к свету из самой темной пещеры, а сейчас волей заклинателей следовало в Солнечную Колыбель. Несколько больший остальных шар Кадимира вожаком возглавлял эту горящую стаю.
Разговоры дорогой не велись, жрецы хранили торжественное молчание. Длительное время процессию сопровождали обыватели, многие из них в любопытстве дошли до самых храмовых стен.
Солнечная Колыбель оказалась огромным причудливым шатром. На деревянном каркасе стелились кольчужные позолоченные занавеси. У храма не было дверей, но отдернуть полог можно было только в двух местах – строго на востоке и западе. Процессия вошла в храм с западной стороны, ибо восточная сторона предназначалась только для выхода. Шары-проводники сразу же устремились к невысокому потолку главного зала, где заняли отведенные им ниши. А шар Кадимира разместился в центре помещения, опустившись в правую, воздетую к потолку большую медную ладонь.
Скульптор изобразил Эсмаида мужчиной суровым и сухощавым. Брови его были густы, скулы острыми, а нос гордым, как у орла. Его длинные локоны свободно ниспадали далеко за плечи, а ряса доходила до обутых в сандалии стоп. В левой опущенной руке Эсмаид держал сложившего крылья нетленного и никогда не гаснущего воскового ястреба. У подножия изваяния стояла медная чаша с лебяжьими перьями. Сжигая их в пламени свечи, горожане просили Зарока отнести их слова богу. В каждой детали: в остроте складок материи, в приподнятом подбородке и в отведенных плечах чувствовалось нечто высокое, нечеловеческое. Однако внешне медный Эсмаид мало походил на того златокудрого миловидного юношу, которого Язар наблюдал в небесах. Гораздо больше статуя напоминала старшего теурга Золотаря.
От Кадимира не укрылось недовольство гостя.
– Мне тоже не нравится эта скульптура, – признался он Язару.
– Он должен быть моложе, – ответил тот.
– Кто знает, – пожал плечами Кадимир. – Нестареющим Эсмаида называют альвы. Но разве это слово не применимо ко всем бессмертным? И почему должен быть молодым старейший из девяти первых богов?
– И даже вы, старший теург, никогда не видели Эсмаида? – удивился Язар.
– Я вижу, но не смею на него смотреть. Ибо мой глаз, глаз человека, не способен удержать его божественного света.
– Вас не было в битве, – вспомнил Язар, и сумрак надвинулся ему на лицо. – И никто из храмовников не встал на защиту своего города.
– На то не было воли богов, – спокойно ответил теург.
– Неужели боги хотели, чтобы вы прятались в храмах, пока тролли разрушают город?
– Ты прав, Язар, нам следовало вмешаться, – признался он. – Но прежде чудовища не проходили частокола. Никто не ожидал появления пещерных троллей. Никто кроме богов, – веско добавил он. – Ибо не появись они, и мы не обрели бы в тебе избранника Эсмаида. Ты, Язар, потушишь ярость леса и остановишь эти бессмысленные набеги.
Столь громкие слова вконец смутили юношу, еще недавно пасшего коров.
– Но я не знаю…
Кадимир по-отечески положил ему руку на плечо. Обычно суровый взгляд теурга вдруг сделался мягким.
– На тебя, Язар, возложена великая ноша. Она твоя и только твоя. Но ты волен выбирать с кем эту ношу разделить. Ты можешь уйти, когда пожелаешь. Но мы просим тебя хотя бы эту ночь провести с нами. Отдохни в стенах Солнечной Колыбели, а с рассветом укажи нам дорогу. Оставь неуверенность, и решение само найдется.
Жрецы по одному покидали зал, разбредаясь по маленьким кельям. За ними следовали шары-проводники. В помещении быстро темнело, и в слабом свете немногих оставшихся огней уже совсем зловеще блестела медь Эсмаида.
Язару показали его крошечную комнатку, – в ней не было ничего кроме жесткого тюфяка. Обещая вернуться, он вышел погулять, а как только скрылся за поворотом, удлинил шаг.
Иварис дожидалась его в беседке. Она предусмотрительно приоткрыла калитку, так что он проник во двор беззвучно, даже не разбудив сторожевого пса. Усевшись напротив, он обреченно покачал головой.
– Когда мы разговаривали здесь в прошлый раз, я мало что знал об этом городе. Знаний у меня прибавилось, но еще больше появилось вопросов. Одни только вопросы и никаких ответов.
– И у меня много вопросов, – призналась Иварис. – Так давай искать ответы вместе.
– В чем причина разногласия храмовников и этезианских солдат?
– Это вопрос веры. Боги Этэзии – Тиргуш и Хомира, сребролюбие и обман. Это не те добродетели, которым учат праведники Бризара.
Язар пожал плечами.
– В Виннике чтят только житников. У Эсмаида просят тепла и света, у Дорожа дождя и урожая. Охотники и рыбаки молятся Верозволу и Хаакулу, а всякому мастеровому всех ближе Инита. Никому в селе нет дела до дворцовых богов. Боги-интриганы, так их у нас называют. Они ведут войны руками людей. Они вербуют себе сторонников в Яраиле, ибо, чем выше их влияние в нашем мире, тем могущественнее они в мире собственном.
– Кое-что о рошьяра ты знаешь, – с удовлетворением признала Иварис. – А кого из них можешь ты назвать своим богом?
– Никого, – без раздумий ответил Язар. – Мой дядя полагает, богам нет до нас интереса. Пожелай они нам добра, и помогли бы без всяких молитв. Ведь наши мысли должны быть известны столь великим сущностям. А кого почитаешь ты?
– Фавны чтят природу и поклоняются духам.
– Прежде я не верил в духов, – смущенно признался Язар. – Но теперь вижу их, как вижу людей вокруг себя.
– Я не сомневалась, – Иварис кивнула собственным догадкам. – Я лишь наполовину человек. Но в тебе, Язар, человеческого начала еще меньше. Не знаю, кто ты, но скоро мы это выясним.
– Каким образом? – загорелся он.
– Мы отправимся к моему отцу.
Язар вспомнил все, что слышал о Каштуре от Табрака.
– Я хочу познакомиться с ним, – признался он. – Но сперва объясни. Как случилось, что Вулкард, беспощадный к противникам, разгромивший многочисленных и влиятельных сторонников Седогора, вдруг оставил в живых того, кто открыто порочил царя в его же дворце?
Иварис с вызовом сложила руки на груди.
– Когда ты успел об этом узнать?
– И все-таки…– настаивал он.
– Я ведь говорила, что мой отец как маг гораздо сильнее Вулкарда.
– У царя есть армия, – не удовлетворился ответом Язар. – Неужели он боится пускай очень могущественного, но лишь одного фавна? Может быть, и твой отец король? Или как у фавнов величают правителей…
– Старейшины, – подсказала Иварис. Она стала заламывать пальцы в нерешительности и наконец нехотя сдалась. – Хорошо, я объясню. Вулкард уже пытался убить моего отца, но не смог. Каштура нельзя убить.
– Почему?
Она склонила голову набок и поджала губы.
– Извини, Язар. Это слишком большая тайна, чтобы я могла доверить ее ветру.
– Это не твоя тайна, – согласился он. – И, если в ее раскрытии есть угроза жизни твоему отцу, мне не нужно о ней знать. Скажи, – добавил он, поразмыслив. – Почему этезианцы набирают ополчение среди простых людей? Разве в Этезии закончились солдаты? Невольно они могут вложить оружие в руки будущего сопротивления.
– Неужели ты готов заколоть мечом того, кто дает тебе этот меч для защиты собственного дома? – усомнилась Иварис. – Это очень сильный ход со стороны этезианцев, даже сильнее божественного избранника жрецов. Но теперь ответь ты, Язар. Что произошло на церемонии?
– Когда от костра распространился золотистый туман, – начал вспоминать он. – Я почувствовал себя неуютно. – В его голове вновь звучали два различных, но таких похожих голоса. Открой тайну своего отца Иварис первой, и он, не задумываясь, рассказал бы о видении. Однако теперь ему захотелось придержать это знание у себя. – Я испугался этого слепящего света, как иные боятся кромешной темноты. Я попытался выбраться из него и оказался подле Кадимира. Не понимаю, почему выбор пал на меня. И чей это был выбор.
– Полагаю, твое избрание подстроили храмовники. Они хотят вернуть власть над Золотарем в свои руки, а ты для них инструмент в борьбе с этезианскими захватчиками. У них слишком мало сил для открытого противостояния, но ведь так удобно переложить всю ответственность на бога. Чего именно они от тебя хотят?
– Того же, чего хотят все жители Золотаря: остановить троллей. Они выставили меня избранником и готовы идти за мной. Но куда их вести? В лес? – он с надеждой смотрел на Иварис.
– Помощь храмовников нам не помешает, – быстро отозвалась она. Но также быстро добавила: – Если ты возьмешь и меня с собой.
Язар собрался с мыслями и спросил прямо:
– Зачем ты здесь, Иварис? Это не твой дом, не твой народ.
– Мой дом, Язар, в песках Аунвархата, мой дом среди холодных Снежных гор. Мой дом плывет в небесном океане и закрывается вратами под землей. Мой дом, Язар, – весь Яраил. Да, я причисляю себя к фавнам, но среди моих сестер и братьев найдутся люди, цверги и тритоны.
– А тролли?
Иварис задумалась, но вдруг увидела его улыбку.
– Так ты смеешься надо мной? Постой, кажется, один тролль мне приходится дядей.
Она звонко рассмеялась, но тут же, спохватившись, прикрыла ладонью рот. Старый сторож во дворе перевернулся на другой бок и лениво тявкнул сквозь сон.
В Солнечную Колыбель Язар вернулся уже за полночь. В темноте после тяжелого дня отсыпались узкие пустынные улочки. Город молчал и мирно посапывал треском цикад. Но даже в ночи не угасала Нетленная свеча в форме ястреба в руке Эсмаида. Ее тусклый свет выплывал из-под кольчужного полога и манил обещанием беспечного сна.
В дремотной задумчивости Язар остановился перед медной статуей. Сумрак сгладил резкость ее лица, и теперь юноша узнавал в ней солнечного бога.
– Что мне делать? – вопросил он. Статуя молчала. Только пламя свечи робко дрогнуло от его дыхания. – Я всего лишь хотел уберечь тайну альва. Люди, пришедшие за ней, показались мне злыми. А сейчас мне кажется, они на стороне добра. – Язар тяжело вздохнул. – Что за детские противопоставления! Все они интриганы: и храмовники, и этезианцы, и небоизбранные, и даже мой царь. Это мне не Винник, где люди просты и понятны, где думают то, что и говорят. Ушел бы я из дому, зная, что буду выживать в лесу и окажусь вовлеченным в битву с троллями? Нет, мне бы не хватило решительности. Да и для чего я ушел? – он вытащил послание альва и посмотрел на него на свет. Неразборчивые иероглифы не сложились в понятные слова, письмо оставалось столь же холодным и неприступным, как и прежде. – В самом деле, в этом письме не может быть ничего важного, ничего такого, ради чего стоит рисковать жизнью. Но и возвращаться домой я не хочу. Письмо – лишь оправдание… Но куда мне идти? Кому верить? – он с надеждой заглянул в глаза Эсмаиду. – Молчишь, – добавил он после паузы. – Так отмалчиваешься ты и прихожанам. Но они все равно для чего-то приходят, для чего-то с тобой говорят. А меж тем я слышал твой голос. Вы с Эсэтиром говорили обо мне. Я полагал, все дело в глазе альва. Но неужели я и, правда, твой избранный, и во мне есть нечто особенное, нечто отличное от иных людей? Но откуда? Ведь мать моя была самой обыкновенной женщиной, и в роду у меня нет ни магов, ни даже царей. Мой отец, – Язар вдруг запнулся, вспомнив об отце Иварис. Что, если Лежи родился цвергом? Магия цвергов сильнее человеческой, так чего стоило безобразному подземному карлику обратиться прекрасным мужчиной? Тогда понятны и горе Родмилы и ее возвращение в село. – Ты его видел, – почти с укором бросил он статуе. – Ты знаешь, где он живет, и можешь меня провести.
Проснулся Язар необычайно поздно для себя. Солнце уже стояло высоко, и его лучи почти беспрепятственно проходили кольчужный полог, отчего внутри Колыбели света было так же светло, как и снаружи. Главный зал пустовал. Только у статуи Эсмаида молилась женщина, да у стены, запахнув руки в длинные рукава на груди, неподвижно стоял Кадимир. Язар подошел к нему.
– О чем его обычно просят люди? – негромко спросил он.
Женщина извлекла из чаши у ног Эсмаида лебяжье перо и сожгла в пламени Нетленной свечи.
– Провести близких им людей в другой мир. Эта женщина – мать погибшего вчера ребенка.
Язар кивнул собственным мыслям. Так поступали и в его деревне, ибо верили, что лишенные проводника, души могут заблудиться и остаться призраками или будут пойманы злонамеренными существами других миров. Только в Виннике не было храмов, и к богам обращались под открытым небом.
– Разве за пределами храмов Эсмаид не слышит молитв? – спросил Язар.
– Храмы возводятся не для богов. Они нужны людям. Сжигая свечу в храме или преклоняясь перед статуей, люди ощущают себя полезными. Так они помогают своим близким, так помогают себе. Они разделяют с храмом свое горе, а мы благодарим их в ответ.
Когда прихожанка завершила ритуал, ее место занял Язар. На этот раз он не обращался к Эсмаиду. Голова его была легка, и мысли, не сбиваясь в колтуны и не петляя, подошли к очевидному и самому простому решению.
– Я пойду в лес один, – объявил он Кадимиру.
Старший теург не удивился, но грустно опустил голову.
– Тогда прощай, избранник Эсмаида. У меня нет божественного взора, и мне не прочитать твоей судьбы. Но я вижу, ты не семьянин, ты путник. Как солнце, как луна ты не остановишься на середине небосвода. И путь твой не окончится у двери. Ты одинок. Лишь на мгновение ты озаряешь чужой дом. Ты согреваешь тех, кто на тебя взирают, и обжигаешь тех, кто прикасаются к тебе. Но ты пока что слаб, твои глаза едва умеют видеть. Возьми, – теург протянул ему свой жезл. – Пускай Поборник Света поможет тебе в нелегкий час. Нет такой тьмы, которую он не сумеет разогнать. Прощай, Язар.
За пологом Солнечной Колыбели его поджидал посыльный мальчик. Судя по его удрученному скучающему виду, он прождал избранника Эсмаида много часов.
– Наш голова Улзум хочет говорить с тобой, – лениво объявил он. – Я проведу.
На улицах царило оживление. Люди высыпали из домов, как пшеница из переполненного лабаза. Они засиделись взаперти и торопились развеять сумрак вчерашних тревог светом нового незапятнанного дня. Они стремились на восток, где еще с рассвета шла уборка города и починка проломленных стен. Многие везли в повозках доски – плотники вовсю ремонтировали частокол. У бреши в частоколе жителей Золотаря собралось так много, что они мешали и друг другу и плотникам, и, теснясь и толкаясь, начинали ворчать. Одни жители покидали памятное место, другие их сменили, и шум круговорота людей у частокола не утихал.
Мальчишка шел быстрым шагом, сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Он не отпускал руки Язара, пока тот не пообещал ему, что не убежит. Тогда мальчишка виновато опустил голову.
– Когда Улзум вчера пришел на похороны, я смеялся над ним громче всех. А сегодня родители послали меня за тобой. Они прислуживают Улзуму, готовят ему и помогают содержать его большой дом. И Улзум им хорошо платит. Родители теперь зарабатывают больше, чем с прежним головой. Раньше они торговали на рынке овощами.
– А прежний голова был бризарцем? – уточнил Язар.
– Да, но он был обычным рыбаком. Он часто рыбачил вместе с одним нелюдимым тощим стариком на берегу Синего Луча. Иногда он даже приносил рыбу с красивой жемчужной чешуей, я сам ее видел. Хотя это странно, ведь все знают, в Синем Луче не водятся даже пескари.
– И что с ним случилось?
– Не знаю, – мальчишка пожал плечами. – Одни говорят, сошел с ума и утопился в Синем Луче. Другие, что его убили собственные мысли. Думаю, они фантазируют, ведь нельзя же убить себя собственной мыслью. А как ты думаешь, Язар, это возможно?
– Полагаю, да.
– Значит, он был магом и наложил заклятье на самого себя, – пришел к выводу мальчик. Вдруг он остановился и заглянул Язару в глаза. – А ты, правда, избранник Эсмаида? Мой друг считает тебя полуцвергом, а я думаю, ты полуальв.
– Но ведь я совсем не похож на альва, – удивился такому предположению Язар.
– Зато у тебя характер альва. Они благородные и добрые, а цверги никогда бы не встали на защиту людей. А еще я видел, как ты дрался с пещерным троллем. Я стоял у окна, хотя мама и наказала мне лезть в погреб. Ты двигался очень быстро, совсем как альв. А почему такой серый, так ты, наверное, просто на солнце обгорел.
Окруженные высоким металлическим забором обширные владения головы казались отдельным поселением внутри города. Сюда еще не добралась зима, и магия Улзума хранила в поместье тепло. В саду трудилось множество людей. Они подвязывали и омолаживали кусты, обрезая сухие ветви, пропалывали грядки и собирали богатый урожай. Еще никогда Язар не видел в одном месте такого обилия фруктов и ягод. Некоторые плоды он видел впервые, другие заставляли его недоумевать. Так, на толстых, как бечевки, лианах висели виноградины, размером со сливы, а по утоптанной тропинке между грядками мужчина катил огромный как бочонок арбуз. Здесь же росли разноцветные бананы и красные авокадо.
– Откуда все это? – изумленно спросил у работницы сада Язар; она несла корзинку пузатых полосатых груш.
– Сад достался Улзуму от прошлого головы. Правда, тогда он не был и вполовину так красив. Это все магия Улзума и его трепетное отношение к каждому кусту.
– Я смотрю, он большой любитель фруктов.
– Еще какой любитель! – женщина усмехнулась. – Такую корзинку как у меня он съедает на третий завтрак. А вот только ни молока, ни мяса не употребляет, ни каш не ест, ни супов. Одни только сладости, да фрукты. Странный он, конечно, и капризный, как ребенок. А только мы ему все равно благодарны, – никогда еще простому народу Золотаря не жилось так хорошо, как с ним.
