Анастасия Малькова
Луна, ослеплённая Солнцем
Билл почти сразу заметил, что тот наблюдает за ним. Это было неприятно.
Однажды, в конце рабочего дня, который Билл был вынужден провести с Луисом, тот подошел к нему с вопросом:
– Ты чего такой нервный все время? Случилось чего?
«Случилось – это мягко сказано», – подумал Билл, но вслух это не произнес.
– А тебе какое дело? – спросил он, не понимая причину заинтересованности коллеги.
– Могу помочь расслабиться, – подмигнул Луис.
А на вопрос Билла «Как?» достал пачку сигарет, но необычных. Он предложил Биллу покурить, обещая, что напряжение мигом исчезнет.
Билл никогда не курил, поэтому от первой затяжки тут же закашлялся. Но спустя еще пару вдохов приноровился.
И его правда отпустило. Тело расслабилось, в груди распустился тугой клубок беспокойства. Стало легче дышать. Голова пустая – никаких размышлений об Эмбер, о предательстве, об одиночестве. Но от этого и было сложнее думать. Мысли тягучие, как патока.
Домой он пришел в полном умиротворении и спокойствии. Хотя это больше походило на равнодушие. В любом случае, Билл наконец—то смог крепко заснуть.
Это стало началом его смерти – внутренней и почти физической.
Флешбек об ошибках. Чем больше я зависим, тем больше я задыхаюсь
– То есть, у тебя все началось с травы?
– Ага. Я платил Луису за траву, а он её без проблем давал. Говорил, что у него есть связи из Мэна[1] – там легализована продажа. Честно, я не знаю, насколько это правда и где он её действительно брал. – Билл перевел дух, посмотрел вдаль и продолжил: – Когда я закурил, жить стало легче. Точнее, не настолько невыносимо. Все чувства притуплялись, и мысли об Эмбер не приносили так много боли.
«Больше не больно о любовь спотыкаться
Лекарство от насущных проблем»[2]
Из—за этого было легко выдерживать случайные встречи Эмбер. Как ни крути, то было неизбежно. Шагая по собственной улице, Билл хотел, чтобы Эмбер ровно в этот момент выглянула и заметила по его лицу, как тому теперь плевать.
«Мимо я пройду – появись в окне»[2]
Билл не сразу и не резко порвал связи с одноклассниками и всеми причастными к Эмбер. В первую неделю он тусил с ними, хоть и без былого энтузиазма. После того, как Эмбер приперлась к нему, Билл залег на дно на несколько дней. В эти дни ему все написывали и написывали, но он отвергал приглашения в кафе, на вечеринку, на пикник.
Когда на горизонте маячила вероятность попадания Эмбер в компанию, Билл сразу сливался. Придумывал сотни причин, чтобы не видеться. После признания он всегда спрашивал, кто пойдет гулять. Если проскакивали фразы «Может быть, Эмбер», «Эмбер обещала прийти», то тогда включалось оказавшееся богатым воображение Билла.
Ему всегда писали лично. В общем чате класса он не отвечал, даже если его отмечали. Просто потому что не хотел видеть аватар Эмбер – настолько все было плохо. Он выключил в чате класса уведомления, и каждый раз, когда его спрашивали, почему он не отвечает там, говорил, что беседа терялась в общем списке диалогов.
После очередного предложения потусить, вопроса о составе компании, числящейся в ней Эмбер, а затем и отказа, одноклассница – та самая Грейси, с которой Эмбер ворковала на выпускном, которая была её хорошей подругой и её же кинула в плохие времена – не выдержала и застрочила:
«Знаешь, Билл, мы не тупые и понимаем, что ты морозишься от Эмбер и сливаешься, когда она собирается тусить с нами»
«Это тупо, Билл, ты ведешь себя, как ребенок»
«Вы же столько лет дружили, неужели ты из-за её отказа смоешь вашу многолетнюю дружбу в унитаз?»
Когда Билл читал это, внутри бурлило и закипало. Он стиснул зубы от злости и едва держался от того, чтобы выкинуть телефон в окно или разбить о стену.
«Ты ничего не понимаешь»
Она не знает, что было на самом деле. Она не знает, какие отношения были между ним и Эмбер. Она лишь слышала. Она лишь видела. Краем глаза, краем уха, но не зная сути. Даже если ей что-то говорила Эмбер – а она, скорее всего, говорила, ведь те были подругами – это не дает ей права давать советы!
«Окей. Будь по-твоему»
И вроде бы тема замялась. К этому больше не возвращались, Билл остыл и перестал злиться. Спуся несколько дней его снова позвали кутить, и он решил: почему бы и нет. Обещали, что Эмбер не будет.
Но когда пришел в назначенное время, в назначенное место и увидел её, внутренности скрутились в тугой узел. Билла охватила ярость, граничащая с паникой. К горлу подступила тошнота, и его чуть не вырвало. Вырвало бы, если бы он опять не сбежал.
Все та же Грейси снова в личным сообщениях начала отстаивать подругу перед ним, мудаком:
«Идиот»
«Мы специально приглашали Эмбер, надеясь, что вы поговорите. Надеялись, что ты созреешь для конструктивного диалога. Ты постоянно отказывался. Надо было, наверное, тебя схватить и не отпускать, чтобы ты наконец заговорил с ней»
«Мы надеялись на твое благоразумие. Но увы»
«Что с тобой стало? Ты ведь адекватный. Но так взъерепенился… совсем на тебя не похоже»
«Иди нахер», – коротко, но жестоко ответил Билл. Правда, отправил ещё одно сообщение, но уже для того, чтобы поставить точку:
«Я не хочу больше общаться ни с кем из вас, сводники вы сраные»
А потом заблокировал Грейси.
Впоследствии Билл очень жалел об этом поступке.
Все одноклассники были в курсе отвержения Билла – это произошло буквально на их глазах.
Они замечательные. В классе всегда были хорошие отношения. Никогда не было такого, чтобы кто-то с кем-то сильно ссорился, чтобы возникали расколы, междоусобицы, травля. Да, конечно, сформировалось несколько компаний из пяти-шести человек, общающихся более близко, но не было проблемой собраться вместе на вечеринку. Рождество, дни рождения они праздновали вместе. Именинника всегда поздравляли и скидывались ему на подарок, даже если он не закатывал огромную пати. Такой вот хороший был класс.
Все сплотились для того, чтобы помирить Эмбер и Билла. Поэтому Билла звали гулять – сначала без Эмбер, чтобы он расслабился. Потом начали говорить, что хотят, чтобы Эмбер была. То есть, с Биллом считались. Тот продолжал выкобениваться, и они взяли инициативу в свои руки. Однако это стало для Билла контрольным в голову.
Билл был так рассержен, что даже обрадовался, что наконец-то больше не нужно было придумывать отговорки, думать о том, когда уже можно будет пойти домой. Больше не нужно терпеть и перебарывать скуку.
Эти люди плевали на чувства Билла. Они были больше на стороне Эмбер. Они пытались сделать все, чтобы стало хорошо Эмбер, но не ему.
«Мой лучший друг – одиночество
Человечество не заменит мне
Слов несказанных множество»[2]
Не нужны Биллу такие друзья. Биллу вообще больше не нужен никто из тех, с кем он общался.
«В моей комнате холодно
И закрыта дверь, среди всех потерь
Я выбрала одиночество
Никого не жду, никому не верь»[2]
Но так он считал, наверное, лишь в первые дни. Потом стало хуже. Так глупо было рвать с хорошими людьми. Конечно, не прямо из—за этого они окончательно отвернулись от Билла. На этом этапе еще все можно было вернуть. А вот потом…
Луис оказался неплохим парнем. Да, странным, да, зубы гнилые, и он какой-то несуразный, болезненно худой, глаза вечно красные. Но он все равно неплохой.
Билл затусил с ним и его компанией. Вместе они курили, и на траву Билл сливал достаточно денег. Ну а что, зачем он тогда вообще работать устроился? Чтобы тратить!
Все было ровно вплоть до зимы. Билл работал, неплохо учился в колледже, курил. Жизнь стала идти нормально благодаря куреву. Правда, без косяка он вообще перестал обходиться. Не покурит на ночь – не уснет вовсе, либо очень поздно и все равно не выспится, будет уставшим.
Мысли стали все чаще вертеться вокруг травки. «Эх, покурить бы сейчас», – проносилось в голове, когда Билл готовился к занятиям, разговаривал с родителями, ел, сидел на унитазе.
Начались зимние каникулы. Билл сдал сессию на положительные оценки. Из планов на каникулы было лишь работать да курить.
На самом деле компания Луиса и его друзей, таких же желтозубых и худых, несильно впечатляла. Они были не очень интересными личностями, но Билл мирился с их присутствием только из-за снабжения травой. Конечно, он опять терпел, но всяко лучше, чем пытаться вынести компанию одноклассников. По крайней мере, так тогда казалось Биллу.
Он всячески прятался от родителей. Конечно, он уже был совершеннолетним, но все равно пока жил с ними. Они явно бы не одобрили «увлечение» сына.
К счастью, скрываться удавалось хорошо, и в семье возникла иллюзия, что все наладилось. Билл больше не замыкался, что было хорошим знаком для родителей. На самом деле Биллу просто стало на все плевать. Он выходил к родителям всегда накуренный. Голова опустошалась, мысли хоть и медленнее формировались, но говорить было проще. Как будто исчезала внутренняя преграда, подобная заслонке.
Мать и отец старались быть очень деликатными. Они не расспрашивали об Эмбер, надеясь, что Билл однажды сам начнет разговор. Но он так ни разу и не обмолвился насчет Эмбер, начиная с выпускного. В доме воцарилось странное молчание. Все ждали, но разного: родители – что Билл начнет говорить, а Билл – что родители никогда не заговорят об этом.
Экзамены Билла закончились до Рождества. Это Рождество должно было стать первым, не проведенным в компании Эмбер. Билл с этим смирился.
Однако у Эмбер были свои планы.
Билл вернулся после последней рабочей смены в году. Он вошел домой как обычно. Его встретила мама, выглядящая как-то странно. Она будто была готова преподнести праздничный подарок уже сейчас.
Билл курил перед приходом домой, чтобы снять усталость после работы.
– Что такое? – поинтересовался он, когда мама забрала из его рук куртку, чтобы отнести в гардеробную.
– Тебя на кухне ждет сюрприз, – с заговорщической улыбкой и подмигиванием ответила мама и ушла. – Иди посмотри.
Билл, не имея представления о том, что его ждет, двинулся на кухню.
И этот «сюрприз» сидел на кухне, попивая чаёк из кружки, из которой всегда её пил. Этот «сюрприз» разместил еще один сюрприз, только уже настоящий, в коробке с большим упаковочным бантом, на стуле рядом с собой.
Сердце пустилось вскачь.
– Ты что здесь забыла? – с вызовом гаркнул Билл, стоящий в метрах трех от стола. Дальше приближаться он опасался.
Эмбер среагировала не сразу. Она поставила кружку на стол, повернулась к нему.
– Билл… – тихо начала она, словно боялась спугнуть. – Я пришла поговорить.
Билл старался держать себя в руках. Но его задело то, что мама пустила Эмбер за порог. Он считал, что по его молчанию, длящемуся полгода, было понятно, что все, это конец и он не хочет ни видеть, ни слышать Эмбер.
Видимо, никому это не было понятно. Точнее, никто не пытался Билла понять.
– Нам не о чем с тобой разговаривать, – как можно более спокойно произнес он. – Зачем ты сюда явилась? Тебя кто-то звал?
– Я её позвала, Билл, – послышался голос за спиной, и это было подобно ножу в спину. Билл смог вовсю ощутить смысл этой фразы на физическом уровне.
– Ты? – с холодным удивлением повернулся он к матери. Как же хорошо, что он скурил косяк, иначе бы сейчас по дому летали стулья, посуда и ложки с вилками.
– Если быть точнее, я попросила разрешения у твоей мамы прийти сюда, Билл. Нам надо поговорить. Пожалуйста, Билл, давай все обсудим, – поднявшись из-за стола, сказал Эмбер и двинулась в его сторону.
«Что же, моя ты хорошая,
Снова лезешь в грязь,
Чтоб потом кричать?
Я выбрала одиночество
Забери слова, сколько можно врать»[2]
– Ты и так все уже сказала. Мне от тебя больше ничего не нужно. – Злость ощущалась, но она никчемно бултыхалась на самом дне души, придавленная действием марихуаны. Оно было тяжелым, обволакивающим.
Билл ощущал только усталость. Он хотел испытать ярость, чтобы взреветь подобно зверю, напугать Эмбер еще больше, чем в прошлый раз. Видимо, тогда ей не так сильно было страшно, раз она посмела пересечь порог его дома снова.
– Билл! – воскликнула мама, но тот не обратил на нее внимание.
– Я прошу тебя, дай мне шанс. Давай обсудим. Мы же с тобой ссорились, такое бывало, но мы же всегда шли навстречу друг другу, садились за стол переговоров. Делились претензиями, наболевшим. Почему мы не можем сделать этого снова?
Интонация Эмбер была умоляющая и жалкая. Билл измученно прикрыл глаза. Как же он от всего этого устал.
– Если я за полгода не заговорил с тобой, заблокировал тебя во всех соцсетях, обрубил все попытки твоих помощничков достучаться до меня, это, наверное, о чем—то да говорит? Например, о том, что я не намерен ничего обсуждать?
Казалось, он разговаривает со стеной. От всех его слова отскакивали как об стенку горох. Никто не мог уловить посылов Билла, все делалось ему наперекосяк.
Они не стены. Они идиоты. И сейчас Билл разговаривал с самой большой идиоткой.
– Ты мне очень важен! – заладила Эмбер, чуть ли не падая на колени. – Я не хочу терять тебя просто так, Билл! Пожалуйста… Мы же столько вместе прошли, столько преодолели… Что случилось? Я не могу без тебя. Ты для меня самый близкий человек. Ну, пожалуйста, Билл!
Она унижалась перед ним, но она помнила вообще, что сказала тогда, на выпускном? И что делала до того, как отвергнуть? Какие действия совершала по отношению к нему?
«В полночь теряешь сознание
Убегаешь вновь, где твоя любовь?
Шепчет при Луне обещания
И кидает в ров из шипов и роз»[2]
Сначала клялась в любви, а потом пошла на попятную: «Ой, прости, я люблю тебя как друга». Сейчас клянется в ценности Билла для неё, но что скажет потом?
Биллу это надоело.
Он подошел к Эмбер, и в глазах той блеснула надежда. Но напрасная.
Потому что Билл подхватил её за локоть и потащил к выходу.
И отпустил только у входной двери.
– Выходи.
– Билл…
– Выходи живо! – наконец прикрикнул он, хоть и не получил никакого удовлетворения.
Билл ушел в гардеробную, снял с вешалки куртку Эмбер, которая пахла все теми же духами, что она использовала всегда. Сунул ей в руки куртку, открыл дверь и выставил за порог.
– Забудь дорогу сюда навсегда.
Он захлопнул дверь, щелкнул замком, а когда развернулся, то встретился с недовольной матерью.
– Билл, это было отвратительно, – с нажимом произнесла она. Все ласковые интонации из её голоса пропали, налились сталью. – Нельзя так с ней. Да вообще ни с кем нельзя. В кого ты превратился? Вечно грубишь, стал отстраненным и злым. Этому ли мы тебя с отцом учили? Я не узнаю тебя. Немедленно иди и извинись перед бедной Эмбер!
Последнюю фразу она произнесла жестче всего, чтобы произвести эффект на Билла. На него ведь никогда не кричали родители. И он на них тоже никогда не кричал. До недавнего времени.
Билл вздохнул изможденно. У него начала болеть голова.
Он направился в гардеробную, взял оттуда куртку, поднялся в комнату за телефоном и деньгами. Конечной стала кухня. Он подхватил коробку с рождественским подарком Эмбер и запихал её в мусорное ведро.
– Ты пошел извиняться перед Эмбер, я надеюсь? – не сбавляя оборотов, спросила мать.
– Я просто пошел отсюда, – буркнул Билл и под крики матери ушел из дома.
Конечно, не этому учили его родители. Они говорили быть хорошим, всегда помогать другим, относиться ко всем с почтением, уважать женщин, стариков, да и в принципе взрослых, защищать младших. Нельзя никого бить, оскорблять. Драться нельзя, лучше решать конфликты мирным путем. В ссорах с кем-то стараться прийти к компромиссу. Важно соблюдать правила. В урну бросать мусор. Уступать старикам в автобусе. Говорить спокойно, не выражаться нецензурно.
Короче, всегда вылизывать свой образ до идеала.
Билл с детства видел идеальных маму с папой. Билл пытался быть таким, но родительская сахарность скрипела на зубах.
Он старался быть хорошим мальчиком. Но хорошие мальчики и девочки всегда от своей «хорошести» страдают. Их теневая сторона разрастается, а потом пожирает.
Билл никогда не был совершенство. Он иногда думал плохо о ком-то, с кем у него нормальные отношения. Проскакивали мысли: «Боже, какая же она страшная в этом платье», «Как же меня он бесит!», «Да когда ты завалишь уже свою пасть?!», «Исчезни уже по-братски, а?», « Вы меня все достали!»
Он знал маты и очень много матерился в мыслях. Он думал о людях плохо. Представлял, как тех, с кто ему не нравится (но он делал вид, что нравится, чтобы никого не обидеть), бьет по морде кулаком. Он представлял, как запинывает тех, кого прощал (и кого на самом деле не хотел прощать). Он завидовал. Он не желал общаться с некоторыми.
Билл соглашался делать что—то, чего не хотел, чтобы не обидеть других. Билл прощал тех, кого не хотел. Билл продолжал выполнять просьбы, которые выполнять не хотел. Билл следовал указаниям, которым следовать не хотел. Билл соглашался на условия, которые его не устраивали. Билл был всепонимающим и всепрощающим. Ну он же хороший. Он же всегда протянет руку помощи!
Как же он заколебался быть хорошим.
Когда Эмбер отказала, у Билла сдали тормоза. Мало того, что та поступила хреново, так он и устал входить в чье-то положение. Он опять стоял перед выбором: принять, простить, понять, что другому человеку тоже тяжело, или послать все нахер и не прощать.
Билл никогда не отказывал в прощении. Ко всем относился лояльно и снисходительно. Но никто к нему так не относился. Как показал этот случай, все ополчились против него. Все говорили, какой он плохой.
«Ты же был адекватным», – от Грейси, ставшей лицом всех одноклассников.
«Я тебя не узнаю», – от матери (и отца тоже).
«Что случилось?», – от Эмбер.
Ах, ну поглядите же, Билл не такой хороший, каким его знали! Какое горе.
Да, черт возьми, Билл плохой, но он всегда был таким. Он лишь изображал хорошего. Иногда специально пытался доказать свою «хорошесть», чтобы пустить людям пыль в глаза и чтобы они не поняли, какой он на самом деле, и не отвернулись.
Но вот Билл стал плохим и потерял все.
Позднее в терапии он понял, как же эти рассуждения были абсурдны. Нет, корень зла понятен, он имеет место. Причина его срыва, в общем-то, верная, но Билл в своей искаженной рефлексии свернул явно не туда, запутался в суждениях и еще больше потонул в омуте.
Итак, ставший плохим Билл в день, когда сбежал из дома, первым делом набрал Луису.
«Чувак, ты свободен? Могу к тебе прийти?»
«Что-то случилось, бро?»
«Да»
«Нужна помощь?»
«Очень»
Скуренный после работы косячок как назло был последним. Биллу нужно было еще. Луис вдруг предложил не траву, а протянул маленький прозрачный пакетик с несколькими таблетками.
– Втаращит сильнее.
Луис за компанию с Биллом захавал одну таблетку, назвав её ласково витаминкой.
От этой витаминки несчастная тесная коморка Луиса поплыла. Билл ощутил себя командиром экипажа корабля, который мотало из стороны в сторону на волнах. Потолок кружился, диван, на котором он растянулся, качало очень ощутимо.
Вштырило отлично. Это было то, что нужно.
Домой Билл уже приволокся поздно ночью. Родители накричали на него, но было как-то насрать уже.
Важнее то, что Билл подсел на таблетки. Луис брал за них дороже, чем за траву. Оно и понятно почему.
Луис ему предложил еще какие-то таблетки. Они были более сильнодействующие. И ломка – тоже.
Сначала на таблетках было нормально. Билл работал все зимние каникулы, но утром увидел в окно Эмбер, которую провожали родители обратно в Стэнфорд, и все.
На самом деле ломка началась, еще когда он курил марихуану. Тогда это не ощущалось так явно. Мысли «Блин, вот бы покурить» приравнивались к «Блин, вот бы поесть». Как обычная потребность организма. Так и зачем было отказывать?
«Весь мир – один большой прикол
Если тонко, то весь мир – давно одна большая ломка»[3]
Билл, хоть и тратился на траву, все равно откладывал. Иногда деньги дарили на праздники родственники и родители. Подсев на таблетки, Билл уволился с работы. Деньги кончались быстрее из-за повышения цен, а организм требовал больше. В условиях слабости и недомогания тяжело было, как раньше, отпахивать двенадцать часов смены на ногах.
Билл начал распродавать свою библиотеку.
Он лет с тринадцати-четырнадцати занимался коллекционированием книг. Билл любил ощущение бумаги в руках, запах, любил перелистывать страницы. Когда он увлекся аниме, то стал покупать тома манги. Родители его увлечение поддерживали и даже купили отдельный книжный шкаф. Ну разве не мечта? Все, кто бывал у Билла в гостях, с восхищением глазели на заставленные книгами полки.
Все нажитое за четыре-пять лет коллекционирования Билл безбожно продал. Он очень сильно дешевил, отдавая по стоимость в полтора, а то и два-три раза меньше, хотя книги были в идеальном состоянии. Он продавал, лишь бы были деньги.
Лишь бы было, на что купить дозу.
Так Билл и не заметил, как пошел по накатанной.
Появилось больше свободного времени после увольнения. Родителям Билл сказал, что совмещать работу и учебу сложно из—за загруженности в новом семестре. Они поверили.
Это свободное время Билл проводил с Луисом и его дружбанами. Родители спрашивали, куда он все время он уходил, ведь дело даже доходило до ночевок. Они посчитали, что у Билла кто-то появился.
– Билл, куда ты так часто уходишь? Даже на не вечер, а на день, а то и два. Я понимаю, ты уже взрослый, но… – начал отец, а мама подхватила, но более робко:
– Может быть, у тебя есть…?
Билл решил поддержать эту иллюзию.
– Да. У меня появилась девушка. Но, пожалуйста, не просите знакомить вас с ней.
Мать и отец закивали, как болванчики. Они были рады, что у сына начало все налаживаться на личном фронте после неудачи с Эмбер. Они снова решили не напирать, боялись спугнуть.
Билл стал реже появляться на парах. Сначала пропускал одну-две, либо последние. Потом один-два дня в неделю. Три-четыре дня пропусков. А затем совсем перестал посещать занятия.
Пропуски начались в середине весны. У Билла накопилось много долгов, и он забил на подготовку к экзаменам. В итоге отправился на пересдачи, чем немало расстроил родителей.
– Очень сложно учиться, правда. Я не справляюсь. Но обязательно наверстаю упущенное за лето.
Но летом приехала Эмбер.
Луис предложил какой-то порошок. Билл скакал с единорогами по радуге, которую попутно наматывал на палец и ел, прямо как в рекламе «Скитлс» это делали жирафы. Безбожно ловил вертолеты, прыгал на пуховых облаках. А потом наступал отходос и его знобило, било дрожью.
Деньги снова кончились. Последняя книга была продана четыре дня назад. Что делать? От родителей нечего ждать, потому что они и так недавно давали деньги на карманные расходы.
Их вообще удивило, что Билл решил продать свою библиотеку. Билл отмахнулся, сославшись на то, что просто охладел к книгам, и это увлечение больше его не интересует. Он не оставил ни одной книжки, даже шкаф разобрал и продал. Сначала он, конечно, поинтересовался у родителей, нужен ли им шкаф, но покупался под цветовую гамму комнаты Билла и не вписывался в общий интерьер дома. Так что с легким сердцем он распрощался и с этой частью своей прошлой жизни.
Отец шутил, что Билл это делал из-за появившихся отношений, ведь достойные ухаживания за девушкой, как он говорил, влетали в копеечку. Родители, к сожалению, эту «копеечку» полностью покрыть не могли, так как недавно купили машину.
Они не знали, что имя девушке Билла – её Высочество Ломка и эта «девушка» затмила все его интересы.
Билл назанимал денег у парней из компании Луиса. Они сами были на мели. Работать не вариант – Билл загнется от ломки, пока получит свои гроши.
Он не придумал ничего лучше, чем своровать деньги у Эмбер. Он помнил, что та работала в школе и, когда он был у неё в гостях, при нем складывала деньги в тайники. В дни перед выпускным она считала их вместе с Биллом – там было две с половиной тысячи долларов, кажется. Может, Эмбер уже их потратила, но почему бы не попытаться? Найдет, значит, деньги где-нибудь еще в её доме.
Он решился на это, подгадав момент, когда ни Эмбер, вернувшейся с каникул, ни её родителей не оказалось дома. Он специально следил за их передвижениями через окно.
Билл хорошо ориентировался в доме семейства Морган, знал точно, где и какие тайники находятся в комнате Эмбер. Какой же Билл плохой: использовал против подруги то, что она ему доверила когда-то.
Он зашел в дом через главный вход, открыв дверь собственным ключом, который несколько лет назад дала ему Эмер. Билл так его и не вернул, хотя думал сделать это через посредников, но все забывал.
Это опять обернулось против неё.
У Эмбер в ящике письменного стола было двойное дно. Билл знал, как расковырять ящик так, чтобы добраться до тайника. Тот не был пуст: в нем лежал личный дневник и деньги. Билл отодвинул дневник, кривясь лишь от одной мысли, что мог бы его почитать, и сгреб все купюры, пересчитал. Семь тысяч долларов. Ну ничего себе! Отличный улов! Мало того, что денег не стало меньше, так Эмбер еще и доложила. Мда, могла бы открыть вклад и все было бы нормально.
Так же Эмбер хранила деньги в прокладках. Да, такая умная, считающая, что преступник туда никогда не полезет. В целом, она права, только если преступник не твой когда-то близкий человек.
Билл пошарился во всех раскрытых упаковках и нашел в одной из самых длинных и толстых прокладок три тысячи долларов.
Прекрасно. Просто чудесно. Этого хватило бы, чтобы расквитаться с долгами и заторчать еще на несколько месяцев.
Окрыленный триумфом, Билл дрожащими от восторга руками убрал на место все, что разбросал. Постарался как можно лучше замести следы и вышел из дома, закрыв его ключом.
Самое беспалевное ограбление за всю историю.
Просто обалдеть. Невероятно. Билл обокрал собственную лучшую подругу. О. Боже! Это была самая лучшая месть, и она была такой сладкой.
Билл разбазарил деньги, как и полагается наркоману, быстро: он раздал долги и купил у Луиса наркоты, не обращая внимания на цены. Луис принес пакетики с порошками прямо к нему домой. Родители Билла устроили себе небольшой отдых, уехав в город на побережье. Захотели пополоскать ножки в океане. Он был один.
Таблетки принесли новый прилив эйфории. У Билла в голове словно взрывались фейерверки. Он хохотал как сумасшедший весь вечер и снова катался на единорогах вместе с Луисом.
Опоенный мозг подбросил гениальную идею, которую Билл решил осуществить после победоносной кражи.
Его не удалили из общего чата класса, хоть он и послал Грейси. Эти люди настолько хорошие, что, видимо, надеялись, что Билл остынет и сменит гнев на милость.
Однако он умел удивлять.
Отправляя видео под оглушительно омерзительную музыку из портативной колонки Луиса, Билл не переставал хохотать. Чтобы пересмотреть записанное пару минут назад обращение к одноклассникам, он попросил остановить поток песенного мусора.
– Эй вы, мразоты вы кончхр… Ха-ха-ха! – то, что Билл заговаривался, казалось ему под таблетками забавным. Он не мог просмеяться добрые полминуты. – Сука. Короче. Пошли вы нахер, скотины вонючие! Водитесь друг с другом сами, а меня в свою телячью компанию не зовите. Ой… телячью? А, телячьими могут быть только нежности, ты в курсе? – тут он обратился к Луису, который сдавленно захихикал, и это походило бульканье. – идите дальше лижите жопу той, за кого вы так стоите горой! Мне вы нахрен не нужны. Твою мать, – в этот момент Билла дернул за ногу Луис, бормоча: «И я тебе тоже не нужен?» Не будь Билл под действием наркотиков, он бы пнул Луиса в челюсть той самой ногой, дав понять все без слов. – В общем, все. Школа кончилась, так что отвалите от меня. Раз решили отвернуться и быть по ту сторону баррикад, то скатертью дорога, крысы помойные! Уроды! Мрази!
Когда Билл досмотрел это видео, ему пришло уведомление: «Эмбер Морган исключила Билла Картера из чата»
Веселье мигом куда–о испарилось.
Так он навсегда оборвал все связи с одноклассниками.
«Твои слова – вода, но были со мной тогда
А всё, что сейчас осталось, – доходы и отхода»[4]
***
– Да уж… Кошмар, – поежился то ли от холода, то ли от услышанного Ален. Жутко. Горько. И странно слышать это от Билла. В голове не укладывалось, что именно он поступал так.
Но действительно ли он под действием веществ, изменяющих сознание, делал это все?
Билл заметил движение Алена.
– Ты замерз? Давай пройдемся. Я тут наговорил целую простыню, уже можно двинуться обратно. Провожу тебя и расскажу все до конца. Если, конечно… Я тебя не нагрузил, – Билл поднялся со скамьи и вздохнул. – Прости. Я начал так внезапно. Я понимаю, что это тяжело слушать. Рассказывать – тоже.
– Думаю, рассказывать в тысячу раз тяжелее, – Ален встал вслед за Биллом, и они медленно направил прочь из сквера.
– Ты прав. Это действительно очень сложно.
Алена подкупало в Билле то, что он готов был говорить как есть. Без прикрас, соглашаться не увиливая. Причем умел он это делать не жестоко. Если Стефан иногда рубил правду—матку, совсем не заботясь о чувствах собеседника, то Билл это делал деликатнее и тактичнее.
– Неужели ты не попался на краже? Никто тебя не заметил?
– Если бы все было так радужно… – вздохнул Билл, и глаза Алена шокировано округлились. – Но и не так плохо, эй! Копы меня не скрутили. Однако я не могу не отрицать, что мне повезло. Ведь я украл деньги не у незнакомого человека, а у почти родного. Все соседи с улицы знали, что я и Эмбер – хорошие друзья. Видели, что я к ней заходил. Так что мое ошивание около дома подруги не вызывало подозрений. Только вот наша бабушка—соседка сказала Эмбер, что видела меня у дома и как я выходил. И все вскрылось.
– Ох…
– Она встретила Эмбер в магазине, разговорилась с ней, потому что долго её не видела после поступления…
– Ну а как у тебя на личном? Когда парень твой тебя замуж позовет?
– Какой парень? – недоумевала Эмбер. Эта соседка считала Эмбер и Билл пара, и её невозможно было переубедить. Будучи друзьями, они со смехом отмахивались, говорили, что ничего нет. Но вот когда дружба кончилась, этот вопрос уже не воспринимался.
– Ну так Билл! – напомнила соседка, и Эмбер растерялась, не зная, что ответить. «Какая свадьба, миссис Уайт, мы с ним уже год не общаемся», – это звучало… Странно. Миссис Уайт освободила Эмбер от неловкости, продолжив трещать. – Я видела его на днях, выходящим из твоего дома. Даже ключиком дверь закрывал. Живёте же уже вместе, а свадьба когда?!
Эмбер уже обнаружила пропажу денег, но родителям не сказала, потому что с ними испортились отношения из—за университета. Эмбер отчислилась в начале лета, не закрыв сессию за второй семестр, и обстановка накалилась. Эмбер чувствовала себя в отчем доме чужой.
Не сказала она о пропаже, потому что о деньгах родители не знали. Эмбер откладывала их со школьных подработок, а затем и со стипендии на «черный день». Положила в прежние места то, что накопила за год в Стэнфорде, по привычке. «Черный день» случился – им стал день, когда Эмбер сообщила, что подала заявление на отчисление.
