Анастасия Малькова
Луна, ослеплённая Солнцем
– Мразота! Да я тебя урою! – взревел Стефан.
Голову заполнило мерзкое хихиканье, а тело била дрожь от ярости, несправедливости. Стефан вскочил и метнулся к Юлиану, но тот уже растворился в воздухе, тем самым тут же облегчил его.
Повернув голову к машине, Стефан увидел рядом с Биллом Эмбер. Та, вся зареванная, перевернула Билла на спину. Он был весь в крови.
– Билл! Билл, ты слышишь меня? – борясь со слезами, от которых она уже захлебывалась, Эмбер трясла друга за плечо здоровой рукой, но тот не отзывался. Под его боком лежали дети, которые тоже ни на что не реагировали.
К месту происшествия подкатила машина с другой стороны дороги. Стефан испугался, что понаедет куча автомобилей, из-за аварии создастся пробка, кругом будет куча зевак, желающих посмотреть на чужую трагедию. Однако машина была единственной и знакомой, и человек, который вышел из неё, – тоже.
– Ба! Боже, какой кошмар! – подбежав к пострадавшим, воскликнул Джоб.
Он запричитал от шока и начал допытываться до Стефана, вызвал ли он «скорую помощь». Стефан ответил нечто невразумительное, и его переводчиком стала раздраженная Эмбер:
– Да никуда он не позвонил! За каким-то чертом орал в пустоту и стоял истуканом! Сделайте вы уже что-нибудь!
Стефан встрепенулся, придя в себя от крика Эмбер. И правда, чего это он тут разорался? Им всем нужна помощь! Почему он лажает даже в этом?! Стефан пошарил по карманам и достал из правого кармана джинсов телефон. На его экране от падения поползла трещина. Стефан плюнул на неё и набрал заветные цифры.
Прямо перед нажатием зеленой клавиши Стефана остановил Джоб. Он сжал его запястье, не давая звонку совершиться.
– Старик, ты чего?
– Не звони. Это сделаю я.
– А какая разница? – не понял Стефан. – Надо спешить.
Джоб выудил из ладони Стефана телефон и погасил экран.
– Я понимаю, но и ты пойми расклад вещей. Сейчас сюда приедут не только врачи, но и полиция. Взгляни туда, – Джоб мотнул головой в сторону машины, которая сбила Мартина, Пахиту и Билла. Стефан бросил взгляд на неё и завис от увиденного: мужчина средних лет сидел тряпичной куклой на водительском сидении с простреленным правым виском.
***
В считанные минуты на место происшествия приехали кареты скорой помощи, полиция и какого-то черта примчалась пожарная машина. Как выяснилось, пожарные всегда приезжают на вызов «911».
Ален все это время сидел ни жив ни мертв, таращась куда-то в пустоту. Если не считать его щеку, на которой была неглубокая ссадина, он цел, как и Стефан, только вот шокировался за всех шестерых. И даже за мужика с простреленной башней.
– Ален, ты слышишь меня? – Стефан сразу после звонка в «скорую» подлетел к нему, потряс за плечи, пытаясь привести в чувства. Тот не отзывался, беззвучно шевелил губами. Оказывается, он говорил что—то, но так бессвязно и тихо, что Стефан не сразу смог разобрать среди каши слов вопрос:
– Мартин… Пахита… Что с ними?
Стефан боялся к ним подойти. Эмбер все пыталась доораться до Билла, трогала его шею ради вожделенного колебания. Потом отползла к детям, рядом с которыми копошился Джоб. Они проверили их пульс и дыхание, обнадежили, сказав, что есть. Про Билла Эмбер ничего не сказала.
– С ними все будет хорошо. Сейчас врачи приедут и помогут им.
Это было последнее, что Стефану удалось сказать Алену, и последнее, что он увидел своими глазами, потому что Джоб велел ему прятаться в машине.
– Пораскинь мозгами, Стефан. Ты – мигрант, правильно? Ты находишься в стране нелегально, так? Тебе нельзя общаться с полицией. Нельзя, чтобы ты им вообще попадался на глаза, а то проблем не оберешься.
Джоб был, конечно же, прав. Стефан понимал, что рискует, находясь на виду, но что ему оставалось делать?
– Что ты предлагаешь?
Джоб почесал колючую щеку.
– Полезай в мою машину и сиди там тихонько, как мышь, чтоб даже не пикнул! Не смей ничем себя выдать, иначе еще и мне что-нибудь припишут.
Это звучало абсурдно, но другого выхода не было. Джоб договорился с Аленом и Эмбер, что они в случае чего скажут, что их было всего на дороге пятеро, отскочили от машины они вдвоем. Никакого Стефана не было. Джоб приехал спустя несколько минут, а тут уже и перестрелка, и авария произошли. Он так же потребовал от Стефана рассказать подробности события, чтобы ничем не выдать их заговор и чтобы ложь была складной.
Джоб сначала предложил Стефану лечь на заднее сидение и там схорониться, однако в итоге было принято решение поместить Стефана в… Багажник. Чтобы его точно не нашли.
В багажнике было тесно и темно – пришлось подогнуть ноги, приняв позу эмбриона, чтобы нормально поместиться. Было тревожно, сердце сильно стучало, билось о грудную клетку, будто норовило из неё выпрыгнуть.
Так же в голове раненой птицей билась мысль в голове: это все случилось по его вине.
***
Врачи не заставили ждать и быстро загрузили Мартина и Пахиту в машины. Только тогда Ален оживился, вскочил на ноги и начал выяснять с врачами отношения. Не отлипал от них, пытаясь разузнать о состоянии. Он походил на старушку в очереди, завязывающую скандал.
– Молодой человек, они живы! Пожалуйста, успокойтесь!
– Я их брат! Я поеду с ними!
На все увещевания врачей о необходимости что-то сделать с его щекой Ален огрызался и полез в карету скорой помощи, хотя в этом ему никто отказывать не собирался.
Билла быстро унесли на носилках в другую машину скорой помощи, Эмбер накладывали повязку. Врач по-умному заявил, что магистральные сосуды не были повреждены, ранение сквозное, но это не отменяло важность госпитализации. Мужчину с простреленным виском вытащили из автомобиля. Тут уже все было очевидно: констатация смерти на месте. С его телом, машиной и местом преступления работали полицейские.
Джобу выдался шанс немного поговорить с Эмбер.
– Билл… Господи, как же там Билл, – вся опухшая от слез, тихо бормотала Эмбер с уже перемотанной рукой.
Джоб не знал, как её утешить. Что сделать, чтобы ей стало хоть немного легче?
Он слышал, как врач крикнул Алену, что Мартин и Пахита живы. А вот что с Биллом? У него ведь такое серьезное ранение, крови много натекло, и никто не сказал ему, что магистральные сосуды не задеты…
Хоть бы он только выжил. Хоть бы только все обошлось.
Джоб не знал, как приободрить Эмбер. Почему-то вспомнилось, как плакала Лаура из—за смерти Оливера, и Джоб так же растерянно стоял. Однако он что-то сказал, он точно помнил, и этим уменьшил плач Лауры. Значит, и сейчас надо.
Джоб сделал над собой усилие, наклонил голову, пытаясь заглянуть в лицо Эмбер, и произнёс:
– Он сильный пацан. Он выкарабкается, слышишь? С ним все будет хорошо. С таким стремлением жить умереть будет кощунством.
Эмбер тихо усмехнулась, выдавила из себя кривое подобие улыбки. Видимо, слова Джоба её рассмешили, но это ничего, пусть она хохочет во все горло – лишь бы больше не плакала. Если слова Джоба придадут ей хоть немного сил, это будет замечательно.
– Он уже чуть не умер полтора года назад от передозировки. Сердце остановилось в скорой помощи. Но его откачали.
Джоб шокировано округлил глаза, не веря своим ушам. Вот это да… Наркотики? Все было настолько серьезно с ними? Джоб об этом впервые слышал. И теперь Билл, абсолютно чистый, снова висел на волоске от смерти… Так, нет. Его неожиданно вскрывшаяся зависимость сейчас ничего не значит. Ни на чем он не висит. Все с ним нормально будет. Он будет жить.
– Значит, и сейчас выживет.
Эмбер тихонько усмехнулась. Джоб продолжил разговор, чтобы занять им и не дать тяжелым мыслям поглотить её.
– Как твоя рука?
– Как простреленная, – бросила Эмбер и отвернулась.
Если Эмбер шутит, значит, все не так уж плохо. Или, возможно, она просто мужается, не показывая, что попытки поддержать нелепы, чтобы не обидеть. Он не знал.
К Джобу обратился офицер с просьбой поделиться подробностями произошедшей аварии. Джоб рассказал все сухо и вкратце, поделившись совсем небольшим количеством информации, как подобало ему в роли свидетеля, приехавшего на место уже после совершенного инцидента.
Офицер, добившись совсем немного от Джоба, отпустил его. Как только Джоб оказался свободен, он сразу же сел за руль автомобиля и достал телефон.
– Всё… – казалось, Джоб сказал это для себя, однако это было сигналом для Стефана. Можно расслабиться и не бояться, что внезапно багажник распахнется, а сверху на Стефана будет взирать грозный полицейский.
После звонка по 911 Стефан не брал в руки свой смартфон. Голова пухла от обилия тревожных мыслей. Пришло новое уведомление, которое вспороло темноту багажника. Стефан шумно выдохнул и выудил телефон из кармана. Было несколько незначительных уведомлений—рассылок, а также три сообщения в «Ватсаппе» от Джоба:
«Ну что, как вы там веселитесь, молодежь?»
«Присылайте фото, мне ж интересно. Скоро буду!»
Повеселились так повеселились.
Стефан снова почувствовал болезненный укол вины. С тычком Мартина в голень не сравнить. Это было намного сильнее и беспощаднее.
Последнее сообщение было отправлено только что, в отличие от смс часом ранее:
«Меня опросили, «скорые» уехали. Сейчас поедем в больницу к Эмбер и Биллу, я остановлюсь на трассе и высвобожу тебя. А то как заложник едешь, честное слово»
Стефан быстро напечатал «Окей» и заблокировал экран, почувствовав себя заложником собственных мыслей.
Все время, пока за пределами автомобиля сновали врачи, полицейские, Стефан чувствовал себя очень странно. Он хотел выпрыгнуть из багажника, ринуться к друзьям, но вместо этого лежал, подогнув под себя ноги, и трясся за свою шкуру. Как же малодушно и как же в его стиле. Ему было мерзко от того, что он ничего не мог сейчас сделать.
Юлиан пришел по его душу, открыл стрельбу, целясь именно в Стефана. За каким—то чертом он прострелил голову водителю, из-за чего произошла авария. Нет, стоп… Сначала автомобиль столкнулся с людьми, а уже потом пуля пронзила висок мужчины. Черт, да какая разница, если все это случилось, потому что Стефан был здесь?! Юлиан не оказался бы в Зерстене, если бы сюда не приехал Стефан с пораженными ненавистью руками. Неделей раньше, неделей позже Юлиан бы не вышел на его след и все тоже было бы нормально, но нет, дернул же Стефана черт сунуться сюда именно сейчас! Он трясся за дом Джоба, думая, что его спалят, как и трейлер, но даже не задумался о сохранности тех, с кем ехал. Все были бы живы и здоровы, а не разъезжались по больницам в машинах скорой помощи. И этот левый мужичок, умерший ни за что, был бы жив.
По вине Стефана пострадало шесть человек. Ирония в том, что он здоровее них всех вместе взятых, даже царапины нет! Ну, может, задница немного от удара о землю болит, но это капля в море.
Почему всегда так происходит? Юлиан охотился на него, но в итоге поплатились все, кроме него. Это плата за то, что они связались со Стефаном?
Нет. Это плата за то, что Стефан посмел считать себя нормальным и связал себя с судьбами других.
Это он ублюдок и подонок.
Почему его не могут кинуть в самую преисподнюю? Почему он должен снова лицезреть муки людей, которые не сделали ничего плохого для того, чтобы заслужить то, что получили.
Как бы Стефан хотел сейчас оказаться на их месте: пусть бы ему прострелили бедро, руку, висок, по касательной прошла бы пуля, и его бы на полной скорости до хруста костей сбил автомобиль.
Но он был цел и невредим, и даже задница давно перестала болеть после падения.
Когда состояние всех стабилизируется, он уйдет. Навсегда. Теперь совершенно точно исчезнет, потому что так больше продолжаться не может. Он навлек огромную беду на тех, кого считал друзьями, но какой он после этого друг? Стефан опрометчиво решил, что его проклятие не проблема для дружбы, но жизнь показала, что все с точностью до наоборот.
Ему суждено все время быть одному. Он это уже осознал.
***
Мартина и Пахиту развезли по разным отделениям.
– Молодой человек, вам туда нельзя! – грозно объявила женщина-врач. Это было похоже на фильм про медицину, но Ален не снимался ни в «Докторе Хаусе», ни в «Хорошем докторе». Он снимался в очень плохом сериале под названием «Жизнь Алена Уолкера, или Как пережить говно».
Он опустился на мягкий больничный диванчик, который запружинил под его весом. Ален уронил голову в подставленные ладони и закрыл глаза. Хотелось плакать, но слез не было. Кажется, он выкричал всю свою боль в момент столкновения, а потом наступило оцепенение. Ален с трудом реагировал на окружающую его действительность, а когда очнулся, то Мартина и Пахиту уже собирались забрать.
Что ему делать, если они умрут? Ален не представлял своей жизни без брата и сестры. Не представлял, какой будет дальше жизнь, где нет ворчащей Пахиты и пугливого, но жизнерадостного Мартина. Хотя нет, он знал: не будет ничего. Будет беспробудная тьма.
Он винил себя за то, что не смог ничего сделать. Его просто оттеснили назад, а он тупо повиновался, и с его стороны не последовало никаких действий. Что он за старший брат после этого? Самый отвратительный, самый безалаберный.
Как же было тошно. Ален все время что-то строил из себя, делал вид, что он крутой взрослый. На деле он не смог никак обезопасить Мартина и Пахиту.
Он так долго боролся с горестями жизни, так много раз поднимался после очередной пощечины – как фигуральной, так и буквальной, что сейчас назревал вопрос: зачем это все? Зачем, если у него все равно ничего не получается. Никакой он не взрослый, он просто пацан, у которого молоко на губах не обсохло. Он не знал, как справляться с этой жизнью, но изображал из себя всемогущего мудреца и еще пытался чему-то учить других. Стефана, например. Внезапно вспомнился вечер, когда Ален растолковывал Стефану суть книги «Виноватый звезды» и учил на её примере его уму-разуму. Сейчас это казалось таким глупым.
Где сейчас Стефан? Почему он не поехал с ним? А, ведь в машину можно было только одному сопровождающему, да и Стефан не приходится детям близким человеком…
Однако это не отменяло того, что Алену сейчас было плохо и одиноко. Ему нужен был кто-то рядом. Ему необходима была поддержка. Совсем скоро приедут фостерные родители – Ален уже прошел муторную процедуру заполнения документации, и их обязательно уведомят о случившемся. Они приедут, и тогда Алену хана. Начнется публичное распятие. Можно уже сейчас готовиться к тому, что его растерзают эти хищные звери, раздербанят плоть зубами и живого места не оставят.
Ссадина на щеке после обработки, которую спустя череду уговоров провели в машине «скорой помощи», немного болела. Ему сказали, что он хорошо отделался, потому что как ранения по касательной бывают серьезнее – с сантиметр глубиной, и тогда нужно накладывать швы. А иногда пуля пробуравливала мягкие ткани до кости. А тут всего лишь ссадина.
Алена пробирала дрожь при фантазировании о встрече с фостерными родителями. Он смертельно боялся увидеться с ними – страшно снова заглянуть в эти холодные, безжалостные глаза. Около полугода Ален не видел их.
Ален со своей почти двухметровой фигурой хотел уменьшиться до размеров шариковой ручки и прыгнуть в белоснежный халат любого проходящего мимо врача, чтобы его никто не нашел. Пусть этот врач несет его куда захочет – на обход, на операцию, в морг, а потом прополощет в стиральной машине, оставив на нем въедливый запах, например, лавандового кондиционера. Лишь бы не встречаться с приемными родителями.
Телефон в кармане забренчал, и Ален дрожащими руками достал его. Ален поблагодарил Всевышнего за то, что тот услышал его молитвы, потому что это был Стефан, написавший такие важные для Алена слова:
«Ален, ты как? Как Мартин и Пахита?»
«Я скоро буду, пожалуйста, подожди немного, я уже вызвал такси»
Трясучка не отпускала, так что Ален, с трудом попадая по буквам, набрал короткое:
«Спасибо»
***
– Примите мои соболезнования.
Как только мужчина скрылся за углом, Стефан скатился по стене и беспомощно осел на пол. Он невидящим взглядом уставился в противоположную стену и даже не моргал. Мимо проходила медсестра и, заметив его отсутствующее выражение, остановилась, спросила:
– Молодой человек, с вами все хорошо?
Стефан медленно перевел взгляд на молодое лицо девушки в хирургическом костюме. Блондинка с аккуратно убранными волосами, светлыми глазами. Он решил, что совсем двинулся умом, потому что увидел в ней Аннабель. Но поморгав и посмотрев более свежим взглядом на медсестру, он не заметил ни единого сходства.
– Все нормально… – прохрипел он и взялся за голову.
– Может, вам воды принести? Помочь вам встать?
– Нет, ничего не нужно.
– Сядьте тогда, пожалуйста, на диван. Не нужно сидеть на полу.
Стефан ничего не ответил и безропотно встал, направился к дивану.
«Примите мои соболезнования»
И как прикажете это принять?
Стефан не знал, где искать сведения о Билле. Он, наверное, обегал половину больницы, а когда нашел нужное отделение, нужного врача и спросил, как же там Билл Картер – может, очнется скоро? – ему выдали:
– Билл Картер… – замялся врач, переменившись в лице. Вид у него был озабоченный. Стефан понимал, что у Билла положение непростое, но пусть бы уже сказали, что с ним. Вкоме? Тяжело прошла операция? Доктор выдал то, что Стефан боялся услышать сильнее всего:
– Он умер по дороге в больницу от потери крови и тяжелых травм. Пуля попала в бедренную артерию. Мне очень жаль. Насколько я знаю, в аварию попал он и двое детей. Он закрыл их собой и принял весь удар на себя. Вы ему кто?
Кто ему Стефан? Сначала странный коллега по работе, потом враг номер один, покушающийся на безопасность ненаглядной подруги, унижающий его новоиспеченного друга. Невежа, желающий больно задеть за живое. А потом медленно, но верно начинающий очищать свою репутацию…
– Друг…
– А вы не знаете, где его родственники? Можете с ними связаться?
Стефан подумал: какой из него друг для Билла, если он не знал толком ничего о его жизни, разве что то, он был наркоманом, жил вместе с Эмбер, хотел поступить в университет…
– Не знаю… – прошептал Стефан, чувствуя, как внутри стягивается комок тревоги. – Не могу… Подруга может… Она в другом отделении…
Врач сочувственно покачал головой.
– Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.
Врач еще что-то сказал про необходимость сообщить обо всем подруге и родственникам, посмотрел на Стефана с сожалением, а потом развернулся и ушел. Небось после этого перестал изображать сочувствие и пошел как ни в чем не бывало в ординаторскую чаи гонять. Стефан стоял каменным изваянием, а потом покачнулся, не в силах поверить в услышанное, привалился к стене и покатился вниз, как и вся его идиотская жизнь сейчас.
Билл… да как же так? Как же он так умер? Несколько часов назад он подкалывал его из—за сходства с Мартином, а теперь… Лежит где-то в больнице мертвый. Отошел в одиночестве, безотрадно и молча. Ничего не сказал перед смертью. Его последними словами стало что-то про дорогу, но и они утонули в веренице чужих реплик. Потом Билл каким-то чудом перекатился и закрыл собой Мартина и Пахиту. Ничего не сказал. Уогда Эмбер трясла его и просила открыть глаза, он ответил на эти просьбы тишиной. Нет бы очнуться, трагично что-то произнести напоследок!
Не выкарабкался Билл в этот раз. Никто о его героизме не знает, кроме пяти человек. Стал безызвестным героем, спас ценой себя две маленькие жизни. Но и сам—то он много что ли пожил? Такой молодой, так распинался о планах, что Стефану аж завидно было. Он, блин, живет больше полутысячи лет, а этот крендель только преодолел рубеж двадцати одного года и испустил дух. Столько в жизни еще не повидал, а Стефан думает обо всем этом своей старой башкой. Он-то, пердун старый, навидался уже. А Билл даже университет не закончил. Не поступил даже!
В этой же больнице находилась беспокойная Эмбер, которой сейчас латали руки, и она ничего не знала. Она переживала за Билла, но не знала, что переживать уже не за кого. И первым, кто об этом узнал, стала не она, а Стефан. И Стефану нужно как-то ей все рассказать.
Черт возьми, это выше его сил.
Стефан зарылся пальцами в волосы и с силой потянул их. Прикусил губу, чтобы не взвыть. Сердце надрывно колотилось в груди. Как же так все закрутилось… Сегодня день рождения Пахиты должны были отмечать. Им торт надо было есть, а не в больнице сидеть.
– Стефан!
Диван сбоку просел под весом Джоба. Они приехали в больницу совсем недавно. Джоб отправился узнавать о состоянии Эмбер, а Стефан – о Билле. Так они и разминулись в надежде на лучшее, только вот Стефан ничем хорошим поделиться не мог.
– Ты чего? Что случилось?
Стефан держался на честном слове, да только стойкость трещала уже по швам – нижняя губа предательски задрожала впервые за сотни лет. Он не отвечал, потому что знал: если прямо сейчас откроет рот, то умоется слезами.
Джоб не унимался и обрушивал на Стефана лавину вопросов, которая отскакивала от него, как мяч от стены. Тогда Джоб принялся рассказывать про Эмбер: она находится в хирургическом отделении, и ему не дали с ней увидеться, потому что должны были провести какие-то медицинские манипуляции с её рукой.
И тогда Стефан примешал бочку дегтя к ложке меда Джоба, выпалив:
– Билл умер.
Джоб завис на несколько секунд, огорошенный этой новостью.
А затем первое, что он сделал – это стиснул Стефана в объятиях.
Стефан не зарыдал каким-то чудом, однако был меньше чем в шаге от этого. Джоб твердил что-то успокаивающее. Стефан объятиям вовсе не противился, а наоборот вжался лицом в чужую грудь, зажмурился что есть силы – лишь бы не заплакать, лишь бы слезы не полились.
– Ну-ну-ну, хороший мой, держись, я рядом… – твердил Джоб, гладя Стефана по жестким черным волосам, отчего он почувствовал себя маленьким ребенком на руках у отца.
Они договорились, что Джоб останется здесь и встретится с Эмбер, когда это будет позволено, расскажет ей все. Все, как есть, без утайки. Стефан благодарил его так пылко и так отчаянно, ведь самому бы духу не хватило выпалить перед Эмбер те два слова, что он сказал Джобу.
Стефан написал Алену и получил от него лишь «Спасибо». Стефан чувствовал, сколько в этой благодарности сосредоточилось боли и безысходности. С Аленом там никого – он наедине со своим горем. С монстром похуже узла на шнурках Мартина.
– Ты давай, давай, поезжай, – заладил Джоб, продолжая гладить Стефана по волосам. Тот судорожно втянуть воздух через сжатые зубы. – Ты и правда нужен Алену сейчас. Одному беду переживать невыносимо. Уж я-то знаю.
Стефан тоже знал, каково переживать смерти близких в одиночестве. Помнил, каково это терять. И так не хотел, чтобы Эмбер все узнала. Может, врач что—то напутал и рассказал про другого Билла Картера? Но нет, настолько больших совпадений быть не может.
Стефан признался себе: да, смалодушничал. Да, не решился признаться во всем Эмбер. Он не хотел прикрываться поездкой к Алену как делом на благо друга. Это было не благо, а побег. Стефан бежал от собственных страхов.
Он упорно держал в голове мысль, не давая выскользнуть ей из сознания: все это случилось исключительно по его вине.
