Анастасия Вихарева
Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
– Хоть на край света, только подальше отсюда, – Мирка грустно улыбнулась. – Что со мной было?
– Потом как-нибудь объясню. Я и сам не до конца понимаю. Со мной это… впервые.
Кирилл уже собирался отъехать, когда его схватили за рубашку. Он оглянулся. Позади стояли Леха и Марат, удивленно воззрившись на его девушку.
– Это… ты… в смысле, вы куда? – Леха галантно нагнул голову. – Здрас-сьте!
– А, придумаем! – Кирилл махнул рукой вдаль.
– А можно с вами? – попросился Марат, засмущавшись. Девушки у него тоже не было, и он тоже ни разу не целовался. Это Кириллу было доподлинно известно, и, наверное, сейчас ребята завидовали ему.
Кирилл неопределенно пожал плечами.
– Только давайте гусей трогать не будем, – попросил Леха странно виноватым голосом. – А то Марфа Сергеевна до третьего петуха матери жаловалась. Их у нее всего три было – два гуся и гусыня. Получается, мы как бы у нее гусей извели.
– О, черт! – расстроился Марат. – Стащим потом у захаровских, там целая ферма, да и подсунем ей. Нет, ну это же надо! Почему всегда хорошему человеку не везет!
И Марат, и Леха, и Кирилл переглянулись, встревожившись. В селе давно пытались найти вора, который промышлял гусями, не оставляя ни перьев, ни косточек. А это были они. Гусей ловили в заводи, а после жарили в углях, рассматривая свою шалость как веселое приключение. Но Марфа Васильевна была бабка строгая и справедливая, половину жизни проработавшая в милиции – и если пришла жаловаться к матери Лехи, с которой раньше лишь здоровалась на дороге, то наверняка подозревала и Леху, и всех, с кем он проводил время.
Настроение сразу поубавилось, теперь виноватыми себя почувствовали и Марат, и Кирилл.
– Так может, прямо сейчас и сгоняем? Мешки только нужны, – предложил Кирилл. – Последний раз, исправить косяк. Я согласен, с гусями пора заканчивать. Перейдем на картошку. Она тоже вкусная. А потом на костер.
– Я рыбу возьму и огурцы, – предложил Марат.
– А я попробую вино слить, – кивнул Леха. – Мать малиновую настойку поставила.
Сгонять на захаровскую ферму с гусями и утками, по времени заняло около часа. Гусей там было море, их никто никогда не считал. Вырастали – сразу на убой. У Марфы Васильевны их ждала жизнь счастливая и долгая. Так что совесть не мучила, скорее, гордость, что спасли чьи-то жизни в обмен на те, которые загубили. Воровать не пришлось, сторож был в доску свой, парень из противоположного класса, устроившийся на лето работать на птицеферму. Он сам выбрал подходящих гусынь и гуся и передал через сетчатый металлический забор уже в мешках.
Гусей из мешков вытряхнули в ограду старушки, с удивлением обнаружив, что друг засунул в каждый мешок еще по утке и с десяток довольно крупных не то гусят, не то утят.
– Во, дурак! А я думаю, что мешок такой тяжелый, – Марат повис на заборе. Гуси, утки и мелкая шелупонь пищали и бегали по ограде. – Как мы их ловить будем?
– Никак, бабка проснулась! Атас! – с забора спрыгнули и залегли в траву.
Марфа Васильевна включила в ограде фонарь и вышла на крыльцо.
– Ох ты боженьки мои! – всплеснула руками. – Вернулись, сердешные! А это чьи? Притащили-то зачем? Где ж я хозяев буду искать… Да никак это… – бабка встала посреди ограды, подперев бок рукой. – Ну, погодите у меня! – погрозила она. – Задам я вам перца! – но сказанное прозвучало без злости и неуверенно. – Как же мне собрать-то вас, – забеспокоилась она о гусятах и утятах. – Лучше бы цыплят подбросили, тимуровцы бестолковые… Кто гусят и утят по осени подбрасывает? А от цыплят по весне – яйца, – осталась бабка недовольной, пытаясь загнать птицу и птичью молодь в стайку.
– Ей не угодишь, – возмутились ребята, отгоняя мотоциклы, чтобы бабка не услышала, как они их заводят.
– Наплюйте, через полчаса встречаемся у меня, – предупредил Кирилл. – Кто что может.
Ребята разъехались в разные стороны.
– Ты как? – Кирилл помог Мирославе сойти с мотоцикла, кивнув на скамейку возле калитки.
– Нормально, – Мирка слегка засмущалась, когда Кирилл взял ее за руку. – Это твои друзья? Весело вы живете.
– Нормальные живем, – ответил Кирилл. – Дружим трепетно и нежно. Только в последнее время не часто. Ты, пожалуйста, не уходи никуда, я скоро. Я тебе своего боевого друга доверяю! – навалил он на нее мотоцикл.
– И не забудь взять средство от комаров, а то загрызут, – подсказала Мирослава.
– Точно! – спохватился Кирилл. – Но сначала…
Кирилл заметил в ограде джинсовую куртку. Взял ее и накинул на плечи девушке. И на мгновение замер. Наверное, мать была права… Стоило положить куртку Мирке на плечи, глаза их встретились. Но как-то не так, как обычно. Кирилл даже почувствовал ее дыхание, внезапно испытав волнение. От Мирки приятно пахло духами, и губы ее почти затмили все остальное лицо, и что-то где-то поднялось и воззвало внутренним голосом перестать думать о Мирославе, как о способе достучаться до брата.
Чтобы избавиться от внутреннего голоса, пришлось приложить немалые усилия. Мирка была не столько красивая, сколько позабыто-незащищенная, хрупкая и закрытая. Он еще не забыл тень вокруг нее, и взгляд, который смотрел из души, но страха не испытывал.
– Иди! – Мирослава легонько подтолкнула его.
Место выбрали много дальше, чем обычно. Кириллу хотелось показать Мирке пещеры и капище. А если получится, встретить восход на вершине горы, которую он каждое утро видел из своего окна, просыпаясь. Первая в горном хребте, сложенном из гранитных и базальтовых пород. И тянулся хребет до самого Захарово. Чуть дальше, за огнями захаровской базы отдыха, начинались настоящие горы. Снег на их вершинах не таял до конца лета, и круглый год там можно было увидеть лыжников.
Ребят и девчат собралось много. Минут через пятнадцать возле дома соседей пугали порядка десяти моторов. Когда Кирилл произнес знакомое название, хохочущая толпа быстро расселась на железных коней и умчалась по трассе, не дожидаясь, когда соберутся остальные. Для них оставили крупную надпись мелком на заборе. И когда Кирилл и Мирослава прибыли на место, ребята уже запалили костер и доставали умыкнутые из дома припасы.
Неподалеку от разбитого лагеря Кирилл остановился, стараясь сохранить хладнокровное выражение на лице. Сердцу его требовалась небольшая передышка. Столько всего свалилось за один день! Сначала книга, потом те твари, которые поднимались от людей, неожиданная удача с Мирославой, Александр, который внезапно пошел на попятную, а еще ребята… Ему и в голову не могло прийти, что его считают лидером. Получилось все как-то само собой, но от Кирилла не ускользнуло, как легко ребята с ним всегда соглашаются. Мало того, они без единого возражения поменяли дискотеку на стихийную тусовку.
Ну да, он был на голову выше остальных, и мысли высказывал после того, как все высказались, редко конфликтовал, улаживая дела миром…
Наверное, сейчас его распирала гордость. Но раньше ему никогда не приходилось отвечать за других, и от этого было тревожно. А хуже всего, что стоило Мирке обнять его – там, на мотоцикле, когда она вышла к нему из дома, он перестал воспринимать свидание спланированным актом возмездия. Он даже не заметил, как угодил в свои сети, вдруг обнаружив, что Мирка не только волнует ум, но греет тело, вызывая умопомрачительное желание близости. Свидание с ней было первым, когда он остался с девушкой наедине, когда все сближало людей. Сумерки быстро окутывали землю, на небе загорались звезды, и его сердце стучало так громко, что он почти не слышал цикад. Ее близость, голос, фото обнаженных девиц в уме и мысли о сокровенном и тайном, когда сам не свой он совал простыни в стиральную машину, чтобы скрыть следы.
Все смешалось. Его мысли, рожденные желанием, сладкие, словно мед, накладывали на разум свои путы, бессовестно лишая воли к сопротивлению и загоняя чувство вины в недоступные уголки души. Его сознание истаивало от множества мучительных, но не причиняющих боли призрачных фантазий, как все происходит. И тут же казнил себя: мог ли он позволить себе думать о Мирке, как о женщине? Если между ними что-то произойдет, а потом они расстанутся, не станет ли она страдать? И благодарил Бога, что Мирка не знает о его переживаниях. Меньше всего ему сейчас хотелось разочаровать или обидеть ее.
– Кирилл, почему остановились? Что-то случилось? – обеспокоилась Мирка. Она, напротив, была спокойна и несколько отстранилась, стараясь показать холодность.
– Не могу… мотоцикл перегрелся… Я мазь взял, от комаров, – Кирилл достал из кармана зеленый тюбик. – Боюсь, нам не хватит, если мы сейчас не намажем себя. Пока ребята хворост соберут, пока девчонки накроют поляну… Успеем!
– А-а, – Мирка кивнула и успокоилась, снимая куртку и выдавливая чуть мази на ладонь. – Давай я сначала тебя намажу.
Она растирала его мышцы, а Кирилл мечтал о своем. И с каждым Миркиным прикосновением видел мечту все ближе, и ближе.
– Правда, здесь красиво? – он решил, что пора переходить в наступление, первым делом усадив Мирославу рядом и положив руку на плечо, чуть прижимая ее к себе.
– Кирилл, я не знаю, что ты задумал, но я перестану помогать, если ты не перестанешь за мной ухаживать. Мне эта красота, как нож по горлу. Я здесь лишь по причине, которая тебе хорошо известна, – Мирка стояла напротив и смотрела в глаза с прищуром, немного охладив его пыл. – Честное слово, я жалею, что согласилась поехать с вами.
– А зря, – Кирилл тяжело вздохнул, но сам он уже понимал, что отступиться сейчас – проиграть брату и выставить себя на смех. – Я хотел поднять тебе настроение. Можешь называть меня Кир, мне так больше нравится. Нам не стоит показывать при всех, что мы чужие. Я здесь именно поэтому остановился. Если мы ни разу не поцелуемся, нам не поверят, а я не целовался никогда… Там ребята с девушками. Думаешь, за нами не наблюдают? Так что, садись рядом, я закрою глаза, а ты объясни, как это делается!
– Ты это серьезно? – опешила от его наглости Мирослава.
– Еще как серьезно, – спокойно ответил Кирилл, втайне злорадствуя. – Нам разок другой, чтобы до Александра дошло, что у нас все серьезно. А потом я покажу тебе нечто необыкновенное. Здесь языческое капище. Я сначала не поверил, проверил по справочникам. Да ты сама все увидишь!
– А мать что скажет? Не боишься? Кирилл, я с твоей мамой работаю, она знаешь какая строгая? – испугалась Мирка. – Нет, все, я больше в эти игры не играю! – открестилась она руками. – Отвези меня домой.
– Мама на нашей стороне. Я ей все объясню и попрошу подыграть. У нее завтра выходной, и еще послезавтра, если на операцию не вызовут. Мирка, не разбрасывайся словами! Если хочешь знать, мы ссоримся из-за тебя постоянно. Тетка Верка приедет, мы и ее подключим! И потом… – Кирилл решил, что пора признаться, чтобы не ставить Мирославу в неловкое положение. – Я, между прочим, весь день смотрел в окно, не пройдешь ли ты мимо… Мне не хотелось бы это говорить, но… я сам не свой! Чисто теоретически, мне шестнадцать лет, а я не целованный, не балованный, ни разу не провел ночь не в своей кровати, не обнимал девушек. Это нормально?
– И ты решил начать с меня? – рассердилась Мирка.
– Нет… ну да… То есть… А с кого я должен начать, если мне нравишься ты? Ну, представь, я затаскиваю девушку в… В общем, неважно куда. Произношу свои сокровенные слова, целуюсь… возможно, избавляюсь от девственности. А потом пытаюсь ей объяснить, что все это было способом перейти из одной фазы развития в другую?
– Кирилл! – Мирка закрыла лицо ладонями, прикусив губу, с тоской взглянув на костер, возле которого веселилась молодежь, прыгая через огонь, а после в сторону Черемушек.
Кирилл вдруг сообразил, что все сделал неправильно. Черная пелена вновь окутала Мирку легкой дымкой. В девушку вселилось черте что, она не чувствовала ничего, что чувствовал он. Где-то там, в ее подсознании, притаилась боль одиночества и кривда о себе самой. И люди верили. Даже сама Мирка верила безостановочно избивающему ее демону. А на нем что-то сломалось. «Ты один из нас» – вспомнил он слова жреца.
Тогда какого черта он делает?
Кровь отхлынула от лица. Кирилл мгновенно избавился от своих желаний и мыслей. Но суть демона он уловил – и вогнал свой страх так глубоко, как только смог. Наверное, за последний день он сильно повзрослел, если сумел принять мертвое, противопоставляя этой мертвечине свою волю и силу. Или кот снова был где-то рядом, ненавязчиво подсказывая, с чем он столкнулся.
Кирилл резко встал, сохранив прямо противоположное своим чувствам лицо. От девушки его отделял всего лишь шаг. Он грубо схватил ее за плечи, развернув в сторону костра.
– Смотри! Ты видишь, что делают они? Им весело! – проговорил он, стараясь привести ее в чувство. – Они не думают, что кто-то что-то подумает о них! Завтра они будут испытывать другие чувства, сохранив эту ночь в памяти. Проснись! – он встряхнул Мирославу за плечи. – Ты живой человек! И ты не обязана ни перед кем отчитываться. Тебе нравится Сашка? Замечательно! А ты ему? Ты сейчас винишь перед козлом, с которым собираешься связать свою жизнь… А он помнит, как избил тебя утром? Нет, не отворачивайся! – Кирилл удержал Мирославу, которая внезапно перестала сопротивляться и теперь смотрела куда-то перед собой с застывшим лицом. – Чем мы хуже их?
– Мне так гадко, – призналась Мирослава упавшим голосом. – Я давно заметила, что не умею так… Раньше могла, а потом как отрезало. Честно? Я им завидую.
– У тебя голова не болит? – поинтересовался Кирилл.
Кирилл снова погрузился в какое-то пограничное состояние, слегка напугавшись. Они были не одни. На самом краю дороги, в паре метров от них, на него смотрели два существа, избавленные от плоти. Словно привидения, только не было в них света – мрачная тьма, вышедшая навстречу человеческим образом. На мгновение Кириллу показалось, что одно из них потянулось к ним тенью, словно хотело понять, кто нарушил их покой. И отпрянуло, наткнувшись на невидимую преграду, словно бы провалившись под землю, оголив кусты, которые стали им опорой.
Боялся ли он? Нет. Парнишка-жрец не боялся, и балагур, и старики, и богатырь – они все не боялись. Он был один из них. Он точно знал, что другие подобного не видят. Никогда. И он не сошел с ума: кот являлся не ему одному. И книга существовала в реальности, иначе враги не стали бы ее искать.
– Немного, – кивнула Мирка, поморщившись. – Такое ощущение, что что-то давит на голову… – она обвела рукой то место, в котором еще сохранилась темная субстанция. Кирилл уже не сомневался, что Мирка чувствует руки человека, который прозомбировал и ее, и Александра, заставляя забыть о себе.
– Вспомнить можешь? – нахмурился Кирилл. – Это важно.
Мирка на минуту задумалась, прикрыв глаза.
– Нет, – она покачала головой. – Я его не знаю… мужик какой-то… не могу представить его, как человека. Он широкий… и какой-то не целый. Я не вижу его, только чувствую.
Кирилл внезапно успокоился. Мало ли что у человека в голове! Мысли людей он не видел, но их темное прошлое открывалось ему в виде ауры, наполненной грязью. Он уже не сомневался, что поле Мирки несло в себе информацию обо всем, что с нею произошло в тот день, когда наложили заклятие на Александра – страшная правда из первых рук. Он пожалел, что не может найти ответ по книге прямо сейчас. Мирку было жаль. Если она та самая девушка, никто кроме него не поможет ей выйти из сумрака. За мечтой Кирилл не гнался – она рассыпалась прахом, когда мирок девушки вышел наружу грубым насилием.
– Спасибо, – Мирка вдруг улыбнулась. – Мне так легко стало! Правда, не понимаю, что со мной. Столько проблем навалилось… – она пожала плечами, а Кирилл внезапно заметил, что она изменилась. – С тобой легко. Ты не представляешь, какое горе потерять все и сразу. Сначала отец, потом Славка, потом… да что я рассказываю, – Мирка махнула рукой, зябко поежившись.
– Представляю, – ответил Кирилл. – Мой папа погиб.
– Мне иногда кажется, что я сплю, – разоткровенничалась Мирка. – И вот проснусь, а мама живая, и брат… не болен, и мы дома. Я так часто думаю об этом… Я знаю, надо бороться, но я не знаю, как, и у меня нет сил, – Мирка вдруг всхлипнула, утерев слезы. – Если бы не Славка, я бы уже давно…
Мирка замолчала, с тоской бросив взгляд в сторону костра.
– Слышишь, не смей так даже думать! Я запрещаю! – Кирилл резко обнял ее, прижимая к себе. – Если думать о плохом, жизнь не изменится!
– А я как раз не думаю о плохом, только о хорошем. Но жизнь от этого лучше не становиться. Может, как раз наоборот надо?
– Не нам страшно должно быть, а сволочам, которые сделали такое с твоей и с моей семьей. Я не успокоюсь, пока не заставлю их сильно пожалеть об этом. Ты со мной? – Кирилл сжал Миркины ладони, заглянув ей в глаза.
Она согласно молча кивнула, выдержав его взгляд.
– Глаза у тебя мамины, – вдруг произнесла она, засмотревшись.
– Я знаю, – рассмеялся Кирилл.
И его мечта внезапно выскочила наружу, едва он перевел взгляд на чуть приоткрытые влажные губы, которые Мирка перестала прикусывать. Удержаться Кирилл не смог: он дотронулся до губ, лизнув языком – теплые и пухлые. Мирослава не сопротивлялась, лишь слегка приподняла голову, приближая лицо.
Кирилл осмелел, робко взяв губы Мирославы своими губами, прислушиваясь к себе…
Неловкое молчание длилось недолго…
Сердце Кирилла треснуло, как разбитое зеркало, грудь полыхнула огнем. Он решил, что лучше не молчать, а целовать объект вожделения, чтобы запомнить минуты наслаждения так же ярко, как чувствовал. Остановиться он уже не мог – горячие сладкие губы и нежная кожа, и руки, обвивающие его талию – Кирилл таял, обращаясь в сгусток томительного ожидания, и дал бы съесть себя, закажи его Мирка на обед.
– Кирилл, стоп! Остановись! Мы что делаем? – Мирка схватилась за голову, отступив шага на два.
– Целуемся, – предупредительно вежливо заметил Кирилл, разом выплывая из своего необычного состояния, в котором пребывал. – Кстати, у меня это впервые… Мне понравилось.
– На этом закончим, – испытующе взглянув на него, потребовала Мирка. – Это черт знает что! Не похоже, что ты не целовался раньше!
– Я на помидорах тренировался, – засмеялся Кирилл. Он притянул Мирку и поправил ее волосы. – Клянусь! Ладно, поехали, а то нам ничего не достанется. Согласись, ты пережила со мной, лучший момент твоей жизни? – Кирилл завел мотоцикл, хитро прищуриваясь.
– Кир, это вообще не обсуждается! – смутилась Мирка, усаживаясь позади. – Пора уже взрослеть!
– А я о чем? – изумился Кирилл. – Не ты, так другая, не век же мне одному куковать. Сохнуть потом по мне будешь. Я-то точно не забуду – такое не забывают!
– Забудешь, – взгрустнула Мирка. – Все забывают. Я, например, не помню.
– Значит, парень был не тот! – успокоил себя Кирилл.
Рассвет наступил быстро. Часть ребят и девушек разъехались еще раньше, когда было темно. Часть внезапно решила встретить восход с Кириллом и Мирославой, рассаживаясь рядами на вершине горы, куда добрались, когда уже солнце высунулось багряным краем над горизонтом, окрасив его в огненные цвета. И тут же утонуло в поднявшихся от горизонта вместе с солнцем розовых и алых облаках. Но немного времени спустя облака рассеялись, оставив небо чистым, с глубокой лазурной синевой, оставив желтое солнце одиноко катиться по небосводу.
Черемушки, затянутые утренним маревом тумана, отсюда казались миражем. И такое же Захарово в другой стороне, еще скрытое тенью гор. Вид был удивительно умиротворенный – сотни гектаров нехоженого дикого леса, поля вдоль дороги, серо-голубая лента реки, сверкающая бликами на перекатах, и озеро, к которому стекались горные речушки, луга, то синие от дикой герани и люпина, то желтые от купальницы и зверобоя, то розовые от иван-чая и зарослей шиповника, то белые от ромашки. Кто-то уже проснулся, по дороге проехала сначала одна машина, потом другая, автобус, развозивший доярок и пастухов на летние гурты, рыбаки торопились к озеру, чтобы в законный выходной порыбачить, а следом егеря и рыбнадзор на катере, чтобы поохотится на браконьеров. Черемушки жили своей жизнью.
На всякий случай Кирилл позвонил матери и сообщил, что с ним все в порядке, и он задержится еще ненадолго, чтобы показать своей девушке капище и пещеру. После этого остальные ребята засобирались, прощаясь с Кириллом, оставив их с Мирославой наедине.
– Не стоило называть меня своей девушкой, – расстроилась Мирослава. – Если твоя мать узнает… – она в ужасе покачала головой.
– Напротив, все идет по плану, – обнадежил ее Кирилл, помогая подняться.
Спускались долго. К капищу в прошлый раз добрались по реке, остановившись у каменного выступа, от которого вверх вели едва приметные полуразрушенные ступени. По берегу к ним вела тропинка, бывшая раньше дорогой, засыпанная щебнем. С этой стороны склон густо порос соснами, и вырастали на пути скалы. С тяжелым рюкзаком за спиной, Кирилл не всегда успевал поддержать Мирославу, которая сняла туфли на каблуке и топала по усыпанной хвоей земле и острым камням босиком.
– Нет, это не стоило того, чтобы лезть через бурелом! Кажется, я порвала брюки!
Мирка сползла по склону прямо в руки Кирилла, который поймал ее и помог отряхнуть песок. Перед ними открылся обширный луг, с одной стороны закрытый высокими отвесными скалами, с другой круто обрывался у реки. Местные здесь бывали, об этом говорили оставленные на берегу угли костров и примятая между камнями капища трава.
Вход в пещеру, затянутый корнями и скрытый молодым подъельником был чуть дальше, за скалами. Кирилл нашел его случайно: хотел залезть на самый верх, чтобы взглянуть на капище сверху, и, поскользнувшись, навалился на каменную кладку, обвалившуюся под его весом.
В тот раз сунуться в пещеру не рискнули, побоявшись обвала, но через неделю наведались, расчистив вход от песка и глины, которые копились веками. И разинули рты, когда через сотню метров извилистого хода с ответвлениями вдруг наткнулись на обширную залу, поросшую сталагмитами и сталактитами, с черным бездонным озером посередине. Та зала напугала их не столько размерами, сколько вздохами – на дне озера вода вдруг начала бурлить и пускать пузыри. Спуститься вниз ребята ни в какую не согласились, единодушно повернув назад.
Настоящих исследователей из друзей не получилось. Стоило им понять, что в пещере кто-то побывал, интерес тут же угас. Если и было что-то ценное, давно вынесли.
Об этой пещере местные не знали, Леха и Серега удивились, когда он показал вход. Но и не заинтересовались, пещер в округе было много, в основном, бывшие рудники, в которых добывали камни и руду. Во время революции в них прятались от белых, от красных, от зеленых, и закладывали, чтобы чужие не прознали. А еще раньше хранили припасы, обустраивая ледники. Кто-то даже сейчас пытался получить сыр с известной плесенью, но местные пещеры или стерильными были, или слишком холодными, – проверили раз, проверили два, да и оставили забаву.
Само капище Леху с Серегой не вдохновило, для них оно было не более чем нагромождение валунов. Мало ли кому взбрело камни кругами выложить.
– Стоило! Смотри! Если пройти по кругу, то выйдешь там же, где вошла… – Кирилл остановился возле круглых крупных камней.
– Попробую догадаться: есть место, где камни выходят на обратную дорожку, – рассмеялась Мирослава.
– Естественно, но суть в другом. Тот, кто создавал это капище, использовал двойную спираль! Не мудрствуя лукаво, Мирка, много ты знаешь современников, которые испытывали бы желание рассмотреть двойную спираль, как объект исследования и поклонения? – Кирилл взглянул на нее с вызовом. – Вернись на несколько тысяч лет назад, когда человек стругал стрелы из камня и не имел представления о колесе. И вдруг строит капище, используя двойную спираль!
– И что? – Мирослава заинтересовалась, попробовав пройти путь между уложенными в ряд камнями.
– И все утверждения, что человек был туп, как пещерная обезьяна, лопнули! – объяснил Кирилл, ткнув пальцем в землю. – Первое, он должен был начертить схему. Даже образованному человеку это не так легко сделать. Попробуй сама! Второе, наложить ее на местность. Третье, разобрать камни по сорту и по размеру… Заметь, одна спираль состоит из темных камней, которые взяты из другого места, – Кирилл переступил через заграждение и нагнулся, рассматривая вторую линию заграждения. – Если вспомнить капище в Англии, то там тоже использованы камни двух видов – местные и голубые. Из карьера, который находится за много миль. Оба капища имеют в основе что-то одно, одинаковое знание. А существуют капища, которые отдаленно напоминают человеческий мозг, рассматривая его как свой-чужой.
– Кир, откуда ты это знаешь?
– Тетя Вера у меня помешана на этом. Мы с ней не от мира, – честно признался Кирилл, пожимая плечами. – А еще мне сон приснился, странный такой, будто я попал в прошлое… – Кирилл задумался, присаживаясь и пытаясь вспомнить сон в деталях. – Сначала забыл про него, а потом он начал сбываться. Я не сразу понял, а когда понял, решил покопаться в истории. И вот что обнаружил: наша история вымысел от начала до конца. Кто-то здорово над нею поработал, выставляя нас дебилоидами. Кто сейчас помнит, что Золотая Орда исповедовала христианство? Триста лет мы были ее колонией. Это потом ее разбили, и на ее месте образовался каганат.
– Например?
– Стойбищ не так много. Датируют пятью – десятью тысячами лет, предоставляя в качестве доказательства дикости каменные наконечники стрел и глубину их залегания. Но как по камню можно определить временной отрезок его обработки? Или глубина залегания… Движения ледников сдвигали пласты на сотни метров. И несколько неожиданно появление этих стойбищ. Камни – в любом месте собрать можно. Обточить – дело несложное. А артефакты, которые могут опровергнуть данные выводы, тщательно замалчиваются или исчезают: монеты, шлемы, оружие, украшения, предметы быта. Такие капища сохранились лишь в глухих местах, куда официальные историки не могут добраться.
Вот, например, выдержка из «Истории государства российского»: «Чрезвычайная отважность славян была столь известна, что хан аварский всегда ставил их впереди своего многочисленного войска…» Что делали славяне на Кавказе, и с какой стати били врагов своего врага?
Или: «Древнее оружие славянское состояло в мечах, дротиках, стрелах, намазанных ядом, и в больших, весьма тяжелых щитах…» Если умели ковать мечи и наконечники, значит, и кузня была, и плавильня, и прочие необходимые приспособления – молот, щипцы, ведра…
А где брали яд? У нас нет смертельно ядовитых растений и животных. Значит, химия была. А где краска – там чернила. Во время крещения Руси строили церкви, покрывая золотом купола и с золотой и серебряной утварью внутри – разве золото из Византии везли? Нет, отобрали у народа, который вдруг обнищал и стал безграмотным…
Версия, что Русь была темная и необразованная, выгодна только церкви, которая претендует считать себя лучом света в темном царстве. Это политическая сила, паразитирующая на народных страданиях. Доказано, чем глубже человека загнали в угол, тем более он нуждается в Боге, и тем более отдает. При этом церковь ничего не дает взамен и ни за что не отвечает. Поставь над человеком человека – и человек как бы умер, смирился с рабством, утвердился в мысли, что над ним обязательно должен быть хозяин, а он – подневольное существо. И делай с ним, что хочешь – унижай, обирай, высмеивай, издевайся.
– Кир, не слишком умно богохульствовать.
– Мирка, попробуй объяснить, с чего это вдруг твои родители, твой брат стали друг другу врагами? Не знаешь? Тогда читай Евангелие: «Я пришел разделить…» Есть объективная сторона явления, которая не принята или не изучена, – Кирилл жестом указал на капище. – А здесь разгадка. Предположим, есть два человека, и можно на расстоянии через одного манипулировать другим. Саня Ирку нашел по запаху, на остановке, а что, если этот запах был приманкой – и показали ее через тебя?
– Кир, ты в своем уме? – Мирка округлила глаза. – Как можно через меня кому-то что-то показать?
– В своем, – уверенно ответил Кирилл. – Ты вполне могла стать объектом насилия, о котором не помнишь. Почему Александр, ни с того, ни с сего, вдруг начинает испытывать к тебе неприязнь? Он ведь и Ирку так же на остановке подобрал. Извини, конечно, но если он зомби, то он опасен и для тебя, и для нас. Кстати, я заметил, он может ударить маму, даже тетю Веру, но ни разу не ударил меня, как будто у него выключатель срабатывает – еще не человек, но уже не зомби. А все просто, про меня не знали или не посчитали серьезным противником. Меня просто не включили в программу.
– Кир, этого не может быть, – Мирка села рядом, слегка испугавшись. – Ты говоришь странные вещи.
– Я пытаюсь решить задачу, – взглянул на нее Кирилл. – А вопросы подводят меня к одному знаменателю: в программе Александра мы объявлены врагами, как домашние его. мы можем его переубедить или остановить, поэтому им было необходимо настроить его против нас. А ты… – ты, тот человек, который может управлять им на расстоянии. Ты – враг врагов. По отношению к чужим он адекватный, а для своих умер. Теперь про меня знают, и Сашка все еще для них доступен. Но я жив. Могу предположить, что засунуть в человека такую программу можно лишь через второе лицо. То есть, через тебя. Отсюда еще один вывод: я должен охранять тебя двадцать четыре часа в сутки, ты – гарантия моей безопасности! Ты должна беречь себя. Поверь мне. Вспомни то, что с тобой случилось, вспомни брата – и поверь мне!
– Боже! – Мирка побледнела, сглотнув ком. – В мою смену уже три раза поступал вызов… Светлана Германовна лично просила, чтобы к ней на вызов меня послали.
– И? – насторожился Кирилл.
– Твоя мама… Она запретила, – Мирка покраснела. – Ну, чтобы мы случайно у них с Сашей не столкнулись. Она боится, что его… если он меня…
– Посадят?
Мирка кивнула.
– Тьфу, тьфу, тьфу! – Кирилл переплюнул. – Не смей! – и расплылся в улыбке. – У меня лучшая мама на свете!
Мирослава снова кивнула.
– Попробуй посмотреть на это с другой стороны, – Кирилл обнял ее, кивнув на капище. – Вселенная имеет двойственную структуру, это уже доказано, генетический код имеет двойную спираль, человек, по всем религиям древних, связан через ребро в одну плоть с другим человеком. Не удивлюсь, если здесь изображен сам человек – дух и душа. Одно начало, один конец, но не одно и то же.
– Кир, ради всего святого, пойдем отсюда, меня бросает в дрожь от этого места, – взмолилась Мирка. – Я тебя услышала, я буду осторожной.
– Капище здесь ни при чем, это страшные воспоминания пытаются выйти наружу, – едва взглянув на нее, произнес Кирилл.
