Анастасия Вихарева
Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
– Плохо, – скисли все, и тут же согласились: – Значит, мы все еще в Семиречье, что не может не радовать.
Где-то глубоко Кирилл вдруг почувствовал боль, которая волной разошлась по телу, но не ранила, а словно поманила куда-то. И неожиданно понял, что со многими друзьями, которые были с ним рядом все это время, да, пожалуй, со всеми, уже не хочется расставаться. И тот мир его совсем не манит, разве что мать, тетя Вера, Мирка с Александром, которым не хотелось причинять боль. Но гуманоидам было что терять, их миры были такими, как этот, наполненный жизнью и смыслом, без боли, без жестокости, без борьбы за место под солнцем.
Кирилл едва дождался следующего дня, обратившись к Гоблину Яше с личной просьбой, сначала хорошенько порасспросив, что твориться в доме, рассказав свою историю с самого начала. Известие, что дома успокоились, его и огорчило, и обрадовало. Мать, конечно, обвиняла в его гибели Штернов, но доказательств не было – ей пришлось отступить. Тетя Вера немного винила себя, плакала по ночам, как мать, а после обе перенесли всю свою любовь на маленького Олежку, который теперь стал чем-то вроде Кирилла, которого пытались воспитать заново. Сашка все еще был болен, но после заявлений матери, что во всем виноваты они, обходил дом Штернов десятой дорогой. Разве что Мирка, занятая воспитанием сына, не верила в его смерть, категорично заявляя, что от Кирилла всего можно ждать – в смысле, хорошего, постепенно уверив в этом и тетю Веру, которая, наконец, смогла расшифровать надпись в пещере – «дверь».
– Соединять? – хитро прищурился Гоблин.
– Подожди. А как они перебрасывают в другой мир землю, животных, постройки? – неопределенно кивнул Кирилл, и Гоблин его понял. Повел плечом, пренебрежительно оттопырив губу.
– Это как передача импульса – слаженная работа всех систем. Кстати, здесь не только эпохи земли. Таких мест по пальцам пересчитать. Рассадник жизни, в котором многие оставляют самое ценное, чтобы однажды пополнить или восстановить условия, к которым приспособились. Снаружи всегда что-то происходит, то метеорит на голову свалиться, то, как с динозаврами, климат поменялся. Но не всем дано войти сюда. Зачем восстанавливать ваш мир, если вы сами уничтожили его? – философски заметил он. – Вы злые, жестокие, вам нужна кровь. Для половины вашего населения убивать естественная потребность, как для другой ограждать убийц от гнева Бога. Вы или ненавидите, или рисуете, принимая вымысел за реальность.
– Я знаю, – согласился Кирилл. – Но мы не выбираем. Если система сформировалась и сильные имеют тебя, как тогда быть? – Кирилл пожал плечами, развел руки. – Люди убивают животных, друг друга, вырубают леса, травят моря и океаны, жгут книги, вешаются. Но, если позвать за собой, не пойдут. Убивая и умирая, все до одного считают себя праведниками. Мы не злые, мы конченные. Убивая свой мир, до последнего будем верить, что творили добро. Нам их не остановить. И не только демоны виноваты.
– Мне тебя жаль! – посочувствовал Гоблин. – Ты рай видел, ты уже не сможешь без него. Это как посадить себя за решетку, в которой нет света и воздуха.
– Но, когда ты один, рай рано или поздно становиться адом, – откровенно признался Кирилл, вздохнув с завистью. – Я живой человек. Хочется иногда покрасоваться перед кем-нибудь, – улыбнулся он.
– Разве ты один сейчас? У тебя никогда не было столько друзей, понимающие тебя с полуслова. А Бог? Это то, чего вам не хватает. Он рядом, но вы проходите мимо! Для вас услышать его равносильно смерти.
– Вот ты, слышишь, видишь, чувствуешь, одной ногой в его мире. А какой он?
– Как ты, как Лейла для Эльфа, как Макс для Маши… Бог – душа внутри и мудрый добрый друг снаружи. Он личность, с которой я всегда могу поговорить – глаз, ухо, слово.
– Голимая муть, – фыркнул Кирилл. – У нас тоже так говорят, но все это слова!
– Нет, ты не путай, я говорю о физическом контакте, а в твоем мире верят, что именно так происходит. И даже когда Он отвечает, они не воспринимают его, как объект. Представь вы, что голова ваша подключена к глобальной сети, скорее, напугались бы. Трудно убивать, когда знаешь, что кто-то все это видит и после предъявит, назвав убийцей. Он не человек, не примет во внимание «я не хотел», скажет – сделал, значит, хотел. Или «была нужда», скажет – не была, ты не искал выход без насилия. Или «я раскаялся», скажет – не раскаялся, убит не один, а двое. Он сегодня сказал: мне нравится Кир, но он не часто думает о той, которая сидит в темнице. Ты Рай открыл, а как же войдет она, если Бог не радует тебя?
– А как? – снова развел руками Кирилл.
– Мир состоит из Бога, все от него, – твердо произнес Гоблин. – Мы только попытались сохранить его творения. Представь, если бы мир динов исчез в одно мгновение. Что было бы с ними? Но вселенная огромна, миллионы непохожих друг на друга народов живут бок о бок, и лишь немногие обрекли себя на одиночество. Твои пращуры не прощали врагов – ни внешних, ни внутренних, знали, что враг притаился там и тут. А для вас не существует врагов, которые манипулируют вами – вы готовы убить всякого, кто пришел оттуда. И нет никого, чтобы ненавидеть, если среди вас. Вы, как дышло, куда повернули, там и вышло. Но внутренние враги иногда много опаснее. Вы – чужие для всех, ни один мир не откроет вам двери, и миллионы придут на помощь тем, кого вы пытаетесь выставить вон.
– А почему к нам не пришли? Почему нам не помогли?
– Пришли – и спасли. Многих, кто позвал. Ты, например. И ты здесь не один.
– Да я вообще-то не расстроен, – безразлично пожал плечом Кирилл.
– Нет, ты меня не понял…
Гоблин Яша кивнул на инопланетных друзей, расположившихся устроить пикничок. Зелененькие снова протягивали всем фляжку, предлагая разделить трапезу, а им пытались объяснить, что алкоголь для многих чистейшей воды отрава. Грымз с Грымзой объявили их напиток вне закона, обратившись к народу с призывом искоренить зло вместе с зелененькими. И мудрость, наконец, сошла на землян, кто-то вдруг вспомнил, что алкоголь всегда называли «зеленым змеем», избавиться от которого так и не смогли.
– Они недолго будут здесь, если им откроют врата. Их ничто не держит, они всегда смогут покинут и твой мир. И повсюду они будут дома, как брошенное в землю семя. А ты – где найдешь себе пару?
– Что, баб на земле не осталось? – рассмеялся Кирилл. – Найду кого-нибудь!
Гоблин тоже засмеялся, обнажив все зубы сразу.
– А кто позволит им выйти наружу?
– А-а… – Кирилл слегка растерялся и расстроился одновременно. – Что значит сие? – нахмурился он.
– Для начала ты должен отпустить душу, чтобы стать чьей-то душой. А это челобитная самому Богу… Это я к тому, что ты не должен строить планы, пока не будешь свободен. У нас не принято приводить в дом пришельца с идолами чужих Богов.
Гоблин помолчал, испытующе смерив Кирилла взглядом. Потом расстроено отвернулся, по-человечески сунув руки в карман, которые вдруг стали по потребности его.
– Будешь звонить домой?
Кирилл отрицательно качнул головой.
– Нет, второй раз мать не переживет. Пусть остается как есть. Если вернусь, поймут, если нет, легче от моего звонка будет, но лишь на время, а потом придется пережить все заново. Гоблин, а ты можешь меня научить?
– Научить – что?
– Ну, видеть, слышать?
Гоблин расплылся в довольной улыбке, вдруг испытав сильное волнение.
– Попробую! Иди за мной! – он сразу расположился к Кириллу, избавившись от только что сквозившей в словах отчужденности.
– А ты чего так обрадовался-то? – с подозрением поинтересовался Кирилл, когда нагнал его.
– Я как ангел низвергнутый – прославляюсь, когда веду за руку обобранного до нитки. Ну вот, и для меня нашли дело! – радостно просиял он.
Вернулись только на рассвете. В лагере давно все дрыхли, кроме двух динов, исправно несших караул. Впрочем, и другие дины несли караул, прикорнув под навесом. Спали они стоя, вытянув хвост и чуть наклонившись вперед, присев на задние мощные ноги. Скорее, лапищи, с острым когтем-шпорой, который запросто могли использовать как пику. Спали они чутко. Разбудить их мог любой звук, даже неуловимый шорох змей, которых в горах была тьма-тьмущая.
Остановились на расстоянии, стараясь по дороге ничего не задеть. Заметив их, один из динов махнул лапой, разрешая продолжить путь. Мимо него прошли демонстративно зевая, и когда он отошел, лица снова приняли озабоченное выражение и в движениях появилась нервозность.
– Помедитировали, называется! – бросил Кирилл с досадой дрожащим от возбуждения голосом.
– Надо будить твоих, спросим с них строго! – грозно нахмурился Гоблин. – В следующий раз, когда будем рядом с вашим миром, попробую разузнать, как эта игрушка здесь оказалась.
– Это не наше, – нырнув в листья папоротника, Кирилл оттащил Гоблина в сторону подальше от посторонних глаз, испуганно замотал головой. – Макса спроси, он в армии служил! И Ян, и Никола… мы тут не причем, клянусь!
– Если рванет, будем долго летать в небе пеплом! Ну, дины разве что выживут, их радиация породила, следовательно, оставит жить. Обзаведутся еще одним когтем… Могли и они подложить… – задумался Гоблин. – Не удивлюсь, если с собой притащили… – он вдруг оживился, словно сбросил груз. – И я! Я уйду в другую вселенную!
– Слышь, клоун, шутишь – предупреждай! – бросил Кирилл, старясь взять себя в руки. Руки подрагивали, в глазу начался нервный тик, чего с ним никогда не случалось. – Все уйдем!
– Полноте, отнюдь! – избавляясь от пространственного звучания, удовлетворенно и злорадно потер ладони Гоблин. – Урановые залежи когда отложились? – он насладился замешательством Кирилла. – Начало мезозоя, триасовый период – тот самый, начало юрского периода! А уран – термоядерные реакции. Три миллиона тонн! И все еще фонит. Тебя не удивляет, что образование урана не происходило ни до, ни после? Если бы уран плодился в недрах самостоятельно, все вулканы имели бы его в себе! Ан, нет! То-то и оно! Без повышенного радиационного фона ребятки замерзают, а сам уран – их рук дело! По большому счету, они первичны, а мы вторичны, взрывать или не взрывать – нас не спросят!
– Они с ума сошли? – побледнел Кирилл.
– А им какое дело? Зато зоосад их жить останется! Ты же взял с собой зубную щетку, одежонку какую-никакую, пушку прихватил, когда на глаза попала. А для них так же естественно таскать с собой боеголовки и взрывать на незанятой территории, как для вас поставить флаг. Поэтому пушки ваши разве что их посмешили!
– Надо вводить моноторий… моторорий… мороторий… – Кирилл запнулся, стараясь выговорить слово, которое вылетело из ума. – Слышь, там город вымер… Может, они тут не в первый раз?
Гоблин Яша посмотрел на Кирилла, прищуриваясь одним глазом.
– Это любопытно! Попробуем метод дедукции, что мы имеем? Боеголовку с часовым механизмом, который раз-два, раз-два… Сравнительно, небольшая. А вдруг там уран. Или протонно-нейтронная смесь, или тяжелый водород. Ты, наверное, прав, кто-то поддерживает жизнеспособность ящеров, и не где-нибудь, а в этой чаше. За горами динозавры таких размеров, – Гоблин неопределенно кивнул в сторону низменности, – редкое явление, здесь – чувствуют себя превосходно.
– Но, если был бы повышенный радиоактивный фон – мы все свалились бы с ожогами!
– Не до такой степени… – Гоблин почесал макушку, сохраняя спокойствие. – У нас нет приборов измерения, это первое. Второе, все мы в той или иной мере радуемся радиации, кто-то больше, кто-то меньше. Я, например, не существую – я плод своего воображения. Привык знать, что я есть. А вы… вы создаете, ты таким, дины другим.
– Да ну! – Кирилл недоверчиво смерил Гоблина взглядом.
– Спроси обо мне! – пренебрежительно фыркнул Гоблин.
– Спрошу, – согласно кивнул Кирилл. – И что из этого следует?
– Не все факты учтены. Например, нас сюда зачем-то засунули и закрыли. Вас якобы для сдачи экзаменов, меня… Стой! – взволнованно вскинулся Гоблин. – Я ж тоже пошел сюда за тем же! Не поверишь, хотел всесторонне изучить явление человеческих форм! Предположим, дины отправлены составить нам компанию…
– Вряд ли, уж больно активно бросились спасать! – ядовито не согласился Кирилл, пожалев, что пытался привить Максу любовь к ящерам. – Никто их об этом не просил, помимо воли спасали. Есть только одно разумное объяснение: им сказали, что мы захватили в плен гуманоидов, напичкали демонами и пытаемся расплодиться. А заодно поручили взорвать боеголовку, чтобы сохранить доисторический мирок. То-то они погладили нас по головке, зная наверняка, что скоро мы взлетим на воздух! Но как-то же их пропустили с такой бомбой? – воскликнул Кирилл в гневе.
– По большому счету, и вас оставили в городе, который напичкан оружием, – съехидничал Гоблин, постучав кулаком по лбу Кирилла. – Прозаично, но вполне жизнеспособно. Тогда можно делать первый вывод – нас пытались столкнуть лбами. Никому из нас не дали инструкций, а им дали.
– И они молчат, как партизаны. А зачем?
– Посмотреть, выживем или перебьем друг друга, – рассмеялся Гоблин. – Мы куда собирались сунуться со своим свинячим рылом? – он потыкал пальцем в небо. – Ты, когда планировал сюда поступить, о чем думал?
– Я? – Кирилл смешался. – Сначала посмотреть, потом магию изучить. Думал, поступлю, там видно будет…
– А что для тебя магия? – повел бровью Гоблин, хихикнув.
Кирилл задумался.
– Да кот один с толку сбил, показал пару фокусов… – Кирилл внезапно приободрился. – Магией у нас считают все, что не имеет объяснений – лечение без лекарств, превращение посоха в змею, ну там, сверхспособности. Чтобы колдонуть – и глаза на лоб повылазили!
– Управление массами? – подсказал Гоблин, сдерживая ядовитое зубоскальство. – Вот те раз! Все, что не имеет объяснений – имеет в других местах! На то, чему бы учиться стал, посмотрел, велика вселенная, всегда есть чему поучиться, – философски заметил он. – Одна сверхспособность уже есть – заразились зеленью. Кстати, зеленые дружки зелененьких вполне могли бы и нас защитить, надо бы поинтересоваться, – обеспокоился он. – В смысле, вас… – Гоблин вздохнул, глянув куда-то вдаль. – Что-то совсем человеком стаю. И посох в змею превратить не проблема, если материей управлять, ну или, даром внушения. Но не все магии под силу. Например, остановить боеголовку, которая вот-вот пукнет!
– А где гуманность? – обескуражено возмутился Кирилл.
– Каждый раз, когда столкнешься с другим миром, придется принимать решение. Пожалуйста, вот тебе полигон! Принимай! И поторопись, у нас не так много времени. Если не найдем способ остановить часовой механизм, пора делать ноги. Чем дальше, тем лучше – на глубину пары сотен километров, лет эдак на сорок. А потом сможем полюбоваться на солнышко короткими перебежками.
– А нельзя попросить этих? – сказать «дины» у Кирилла язык не повернулся. Динов он больше не считал людьми.
– А если заупрямятся? – задумался Гоблин. – У динов есть особенность – они тупо добиваются своей цели.
– В том-то и дело! – вдруг насторожился Кирилл. – Не удивлюсь, если их решили подловить. Прикинь, вот болезнь, а вот боеголовка… Взрывайте, а мы похлопаем в ладоши. Они не раздумывая кинулись спасать, кого считали достойными.
– Ты все еще веришь, что это экзамен? – пренебрежительно скривился Гоблин.
– Нет, но… Все указывает именно на это, – задумался Кирилл. – Только ребятам лучше не напоминать, расстроятся, – он покачал головой, судорожно разрывая лист папоротника и сунув его механически в рот. И тут же выплюнул, почувствовав горечь. – Они уже внушили себе, что будут здесь жить вечно.
– Тогда им лучше не говорить, что дины собираются их убить. Это их убьет раньше, чем убьют дины! Пусть в мире и покое доживут последние часы, – снова хихикнул Гоблин. – Впрочем, месяц другой, возможно, в запасе у них есть – мы не знаем, какой отсчет времени взят за основу. Возможно, она уже испускает нечто вроде катализатора, чтобы в момент взрыва весь мирок полыхнул одновременно.
– Или наоборот! – предположил Кирилл. – Прошла серия превращений обычных атомов до актиноидов – тихо, мирно, без катаклизма, в глобальном масштабе. А в меловом решили повторить. И не угадали! Вместо урана сыпался мел на всех континентах! Кстати, происхождение мела так и не выяснили, а выяснять-то оказывается нечего, выжгли и не дожгли!
– Все может быть! – согласился Гоблин, задумавшись. – На суше сгорело, а в океанах и морях выпало в осадок. Пласты на земле: уголь – уран – мел. Между углем и мелом двести пятьдесят миллионов лет благоденствия.
– Тогда первый эксперимент они провели не в триасе мезозоя, а в карбоне палеозоя – тогда образовался уголь и известняки, а актиноиды – конечный продукт. Первый раз получилось, второй – сглючили. Вот гады! – зло выдохнул он. – А я ведь их друзьями считал!
Гоблин тяжело вздохнул.
– Нам это не поможет – мы не можем их упрекнуть прошлым, тогда земля был «безвидна и пуста», а они хозяева жизни.
– Ну, если придется столкнуться лбами, попробуем напомнить, чем закончился эксперимент! Расскажем им о Хиросиме и Нагасаки…
Заметив, что народ проснулся, и кто-то вышел, направляясь к водопаду, двинулись следом, в надежде перехватить знающий контингент. Решили, что пугать раньше времени всех не стоит. Да и дины могли принять панику за противоборство, ускорив процесс обогащения сего мира любимым элементом.
Кирилл вдруг почувствовал облегчение, когда сообразил, что Гоблин больше не подозревает землян. Теперь он не сомневался, что гуманоиды их типа встанут на их сторону, если дело дойдет до драки.
Глава 24
– Часовой механизм управляется издалека, – Макс слез с боеголовки, вытирая пыль о штанину. – Выражаясь человеческим языком, здесь нет кнопки. Я пробовал ее вскрыть – бесполезно, даже автоген не возьмет. Лазер не справился.
– Е-мое, как жить-то мало осталось! – с тоской глядя на экран, подсвеченный снизу синим, а буквы или цифры, никто так и не понял, красным, произнес Никола. Он сунул руки в карманы и ушел в себя, тихо морщась и напрягая лоб. Через пару мгновений вдруг оживился. – Слышь, Кир, я твою видеокамеру сломал, простишь? Она вдруг перестала фурычить. Я, правда, не хотел! – покаялся он от всей души.
– Зарядка кончилась. Или память. Я же снимал все подряд, не жалел батарейки, – махнул Кирилл. – Да кому она сейчас нужна?
– Ну, слава Богу! Камень с души… Что-то я еще хотел… – Никола снова ушел в себя, перелистывая страницы последних дней. – А, да… Ян, ты случайно с Дарьей моей шуры-муры не крутишь? – нахмурился он. – А то она ночью про тебя вдруг вспомнила: «А-а! Ян! Уходи!» К чему бы это? Я так, чтобы не казнить себя там, когда знаешь, оно как-то легче… – снова повинился он.
– Ты че, сдурел? – Ян покрутил пальцем у виска. – Во сне что ли?
– Ну да, во сне.
– Приснилось, наверное, как от быков удирали. Я две ночи после того случая не спал. А Даринку вишь как торкнуло, с опозданием…
– Тогда ладно… Я никому ничего не должен? – наконец, встряхнулся он. – Вот и… Пойду-ка я помолюсь. Как-то сразу не заладилось, сразу… – он покачал головой.
– Подожди себя хоронить! Мы все жить хотим, – упрекнул его Кирилл. – По-моему, ее только дины могут остановить, надо дать им шанс исправиться!
– Ну что, гуманоиды, у кого какие предложения? – вразвалку пройдясь вокруг боеголовки, примерно пяти метров в длину и два в диаметре, Макс еще раз заглянул на табло, словно хотел убедиться, что он останется в живых.
Женщинам пока решили не говорить, пожалели, все равно ни одна из них в боеголовках не разбиралась, разве что начнется паника, но мужской пол мобилизовали весь. На толпившиеся гуманоидные расы Макс старался не смотреть. Даже зеленые на этот раз не сомневались – вымрут. Металл, из которого боеголовка была изготовлена, был им знаком – точно такой, какой использовали для космических кораблей и аппаратов – металлу не грозил ни холод, ни жара, ни столкновение с космическими объектами.
Предложений было два, они уже озвучивались ранее. Первое, поговорить с динами. Война ни к чему не вела, десять динов могли противостоять целой армии, которую они могли выставить они из себя, любимых. Пули им тоже были не страшны. Разве что жидким азотом, но его-то как раз-таки под руками не оказалось ни у землян, ни у инопланетян. Второе – переждать долгую ядерную морозную зиму или страшно жаркое лето в пещере. Длина ее была именно такой, чтобы отсидеться безопасно. Правда, что потом есть и что пить? Мертвые моря и реки и пустые леса на земле еще долго оставались такими, пока не вымыло на поверхность семена, а из глубин пещер, нор, берлог, опять же, из глубин океана на поверхность не поднялась живность, получив незанятые территории с благоприятными условиями без хищников, без охотников.
– Интересно, на что дины рассчитывают? – ужаснулся Эльф, стоявший в обнимку с Румом и Горгулем, словно пытался закрыть их своим телом.
– На рай в одиночестве, – пошутили зелененькие, один в один, как близнецы-братья. Различать их на лица по-прежнему получалось только у Машки, которая видела в них, сто пятидесятилетних, лишь подростков-малышей, которые могли сунуть пальцы в розетку ради любопытства.
– То-то не согласились оставить долину! Надо же, а еще вчера переживали, что, мол, снимется урожай, а половину придется выбросить, мало нас, не съедим! – угрюмо пробегая взглядом по всем, исторг со стоном трехглазый и коренастый Гром. На его планете сила тяжести была таковой, что здесь он почти пребывал в невесомости, обладая при своей горе мышц завидной ловкостью и проворством, взлетая на самые крутые склоны в один присест.
– А почему мы решили, что это они? – вдруг усомнился Рум, шаря внутренним оком в пространстве. – Я не чувствую беспокойства… Ничего!
– Не забывай, они тоже телепаты, им привычно молчать! – напомнил Болид.
Так его назвали в честь его способности летать. Не так чтобы очень хорошо, как таковые крылья у него представляли собой складки кожи, которые волочились за ним, как плащ. Но с горки там, или через пропасть перелететь мог – и даже парить в струях ветра. Даже среди инопланетян крылатый народ был редкостью, на которую стоило посмотреть. Болид был из их числа, и на него возлагали большие надежды, мечтая приручить какого-нибудь летающего ящера. Упадет – не разобьется. Но общение с ним было затрудненно, в отличие от явных и скрытых телепатов-гуманоидов Болид был, скорее, эмпатом. Но сильным эмпатом, иногда улавливая скрытые даже от телепатов желания, поэтому часто раздражался, как Макс, начиная хамить или обижаться. Никто до встречи с ним и не подозревал, как много чудовищных подозрений и желаний таятся в каждом. После того, как мало-мальски он научился языку, он становился спокойнее, воспринимая более слова, а не то, что за душой.
– В любом случае, надо их звать, – поставил точку Ян. – Попробуем договориться.
– Может, сначала спрячем ее в пещере? – усомнился Гоблин, прощупывая сенсорами пространство, которое часто давало ему умные советы. – Засунем куда поглубже… Все равно нам ее не остановить. Диаметр горы, примерно, километров тридцать, в высоту… – он смерил на глаз. – Километров восемь. Будет сильное землетрясение и толчки, но переживем как-нибудь.
Лица после его слов поначалу вытянулись, а спустя мгновение просветлели.
– А как мы выберемся отсюда? – спохватился зелененький.
– Мы ее сунем и унесем ноги на ту сторону! – прищурился Эльф.
– Нет, так дело не пойдет, мы не знаем наверняка, кто ее сюда положил. А если не дины? А если тут шла война и она осталась, а вы случайно ее включили? – раздосадовано бросил Никола. – Что же, мы так и будем их обвинять, не зная наверняка? Как мы после этого собираемся жить? Они нас этой бомбой попрекать, мы их… Через пару сотен лет никто и не вспомнит, с чего все началось. А потом союзников начнем искать, врагов… И как мы незаметно протащим ее мимо лагеря? А главное, как мы ее вообще потащим? Поднять ее только динам под силу. А в другом месте нам без тех же динов не пройти, здесь самый безопасный участок.
Снова воцарилось долгое и тяжелое молчание.
– Глазам динов позавидует орел, – вспомнил кто-то из инопланетян брошенное ранее сравнение – мысль отвлечь их отмели сразу же.
– Может, перестреляем их поодиночке? – предложил Никола, очевидно, взяв за пример боевики, о которых мог рассказывать долго и красочно, будто в кинозале сидишь.
Но и эту мысль отмели, участвовать в кровавой бойне никому не хотелось – опасно и хлопотно, а главное, не выгодно, часовой механизм от этого не остановиться. Хотя тогда бы ее смогли перетащить. Но как-то сразу одумались. Если они в радиации такой силы не горели, да еще сами же и производили у себя пушки, что она им?
– Тогда надо звать… Давай, Рум, ты… И Гоблин, – кивнул Макс. – Вы набьете им мозги, если озвереют.
Рум и Гоблин ушли. Остальные рассаживались возле боеголовки группами и парами, стараясь о том, что перед глазами, не думать. И переговаривались ни о чем, дела на ум не шли. Трудно планировать, когда знаешь, что ничего этого завтра может и не быть. Кто-то прошелся по склону, собирая оранжевые и красноватые веточки гигантской сырной плесени, которую использовали вместо оного за неимением настоящего сыра, и мартюши – улиток, не имеющих аналога для сравнения. Кисло-сладкие, освежающие на вкус, отлично утоляющие жажду и голод. Какое-то время дружно хрустели, разгрызая раковины и закусывая, понимая, что скоро все эти деликатесы, неведомые больше нигде, уйдут в небытие. И, возможно, папоротники и хвощи перестанут быть такими огромными. Их споры вполне могли заменить муку, свешиваясь пыльными мешками. Смешивая их с размолотыми мясистыми корнями местного растения, которое, наверное, было распространено повсеместно, пекли сладковатые лепешки, по вкусу напоминавшие рыхлый несладкий кекс, а если добавить кусочки фруктов, получался пудинг, который всем пришелся по вкусу.
На жаре уже все спеклись. Кто-то потихоньку перебрался в тенечек. А те, кто не смог утолить утренний голод, размахивая плетеными шляпами, ловили гигантских кузнечиков, размером с кулак, придумывая на ходу новые эпитеты прыгунам, взлетающим из травы на три и четыре метра. Лапки их ценились за отличные нежные вкусовые качества, мясо их было каким-то сухим и бескровным. А когда надоело гоняться за ушлыми насекомыми, и эти стойкие солдатики перебрались в тень. Кто-то задремал, досматривая утренние сны.
Дины появились, ведомые Румом. Гоблин шел сзади, словно гнал впереди себя стадо. К тому времени, как они появились, страсти улеглись, ругаться и искать виноватых расхотелось, желание было одно – уговорить динов отказаться от идиотской затеи и продолжать жить дальше в любви и согласии. Жара сделала свое дело, разморив и осатаневших, и тешивших надежду как-то пережить катаклизм. Но гуманоиды, зная тяжелый характер ящеров, были не так оптимистично настроены, как земляне, большей частью досадуя на Великих Хранителей. Все же, мозг динов был устроен несколько иначе, и раздражение при их появлении начало нарастать.
Но такой реакции, с которой дины обозрели боеголовку, остановившись на некотором от нее расстоянии, не ожидал никто. Всем показалось, что среди них воцарилась некоторая растерянность и даже паника. Они топтались на месте, внезапно разговорившись на своем языке. Рум и Гоблин отодвинулись на безопасное расстояние, давая ящерам выяснить отношения и выработать свою версию происходящего, или как-то разобраться с точкой зрения, которая, похоже, с всеобщей не совпадала.
– Ишь, как забеспокоились, когда вожжа под хвост попала! – злорадно прорычал Макс, испытывая не столько злобу, сколько досаду, понимание необходимости применения грубых мер убеждения, и тщетность второго, если дины заупрямятся.
– Чего они там планируют? – обратился Ян к Яма Муди, еще одному телепату, кивнув на разошедшихся динов.
– Решают, кому земля понадобилась, долго ли протянет и… – Яма Муди внезапно нахмурился, вызвав беспокойство и Макса, и Кирилла, и Николы. – Похоже, до них только сейчас доперло, чем они должны были заниматься…
– В смысле? – отпала челюсть у Макса.
– Они даже и… не планировали… Дошло, как увидели…
– Это что же, мы сами им помогли? – Никола пришиблено толкнул Яма Муди в бок, подергав двухметрового переростка за конец рубахи.
– Ну да… – те из гуманоидов, которые обладали даром телепатии, внезапно прекратили обращать на остальных внимание, застыв с такими выражениями, будто узнали что-то очень важное, чего не могло быть.
– Эй! – позвал Ян Яма Муди, но тот не отозвался.
– Ладно! – бросил Макс, направляясь к динам. – Нашкодили – теперь в кусты? Хватит репу парить!
Ян и Кирилл двинулись следом, поравнявшись плечом к плечу. Никола несколько поотстал, но потом решительно выступил вперед, когда предстали перед динами, словно хотел заслонить Макса.
– Вы че творите? Угробить решили нас? – Макс оттолкнул Николу и Кирилла, которые попытались его удержать. – Суки! Мы ж с вами за одним столом сидели!
– Макс! Остановись! – бросились к нему Гоблин и Рум, хватая за руки. – Да хватит!
– Чего хватит? Вы сговорились тут? По мозгам погладили? – взбесился Макс. – Они тут в войну поиграть собрались, а вы рукой махнуть не даете? Че, давно не воевали? Отцепись от меня! – Макс завернул руку гуманоида, заставив его поклониться. И сразу выпустил, накачивая кулак, когда услышал позади рычание и окрик.
– На! Меня мочи! Все равно жить осталось недолго!
Дины Макса не тронули. Кириллу даже показалось, что дины любуются Максом, испытывая за него гордость. Куда ему против них! Но не испугался.
– Макс, успокойся! – Ян тоже вступился за динов, угрожающе двинувшись на Макса. – Дай им сказать!
Макс зло сплюнул, покрываясь багровыми пятнами.
– Это не боеголовка, – объяснил Яма Муди, приблизившись к бомбе и с уважением рассматривая ее. – Это… Она образует вокруг мира, замкнутого от внешнего мира дополнительное защитное поле, создавая гравитационную устойчивость. Я слышал об этом, но никогда не видел.
К установке уже подходили другие гуманоиды, как к реликтовому артефакту, испытывая благоговение и страх.
– Ты можешь нам объяснить? – повернулись трое землян к Кириллу.
– Я сам пока ничего не понял, – отрицательно качнул головой Кирилл, продолжая стоять и пытаясь переварить информацию.
– Мы стоим у мировой истории. Здесь заключен источник жизни этого мира! – благоговейно выдохнул Яма Муди.
– Ты можешь нормально объяснить? – попросил Кирилл, нахмурившись.
– Видишь ли, – начал издалека Яма Муди. – В природе существование атома лежит между вселенной, куда мы все хотим попасть, и между Тьмой, куда уйдем, если не попадем туда! – он ткнул пальцем в небо. – Планеты и этот мир устроены по подобию, но они не атом, они состоят из таких же атомов, как мой, как ваш мир. Она, – он кивнул на установку, – создает некую пространственную кривую, в которой разместился наш мир. Если она перестанет работать, мы окажемся, скорее всего, в вашем мире, который расплющит о наш, а наш о ваш.
