Анастасия Вихарева
Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
– Ну как, пришел в себя? – усмехнулся он, когда два другана вернулись.
– Я напугался, – признался Дмитрий. – Первый раз вижу, чтобы у него от пива крыша съехала.
– Не, я все помню, – еще не совсем пришедший в себя Илья пугливо озирался. – Померещиться же такое!
– Мне пора, – поднялся Кирилл, нацарапав на клочке бумаги номер своего телефона. – Дома точно потеряли. А вы, если что, зовите. Вечером дискотеки в клубе проводят, танцы, шманцы, бабье. Если возьмете за компанию, буду рад.
– Стар я уже для тряски, – рассмеялся Дмитрий. – Ты бы разведал там, где, когда шеф бывает. Нам бы перетереть с ним тет-а-тет. Бригада у меня простаивает, а у него стройка по всем фронтам. Если выгорит, бабла отвалю, – деловито предложил он. – И не щелкай клювом. Я заметил, мнительный он, тачка у него бронированная. От кого прячется?
– Не-а, раньше, чем вернется, не получиться, – лениво отказался Кирилл. – Сороковник подкинь, обсудим. А за меньшее, мне смысла нет. Червонец преподу за закорючку в зачетке, за учебу тридцатник.
– А тебе не помогают, сирота казанская? – похоже, оба обалдели от наглости Кирилла.
– Ну, у братана своя семья, жена грымза, за копейку удавиться, – он пожал плечами.
– Это мы заметили, – в голос согласились оба.
– А мать… Хы-ы-ы… А жить на что? Я святым духом ни сыт, ни пьян!
– Червонец за сведения, остальные, если дело выгорит, – не стал торговаться Дмитрий. – Раньше закроем тему, раньше вступишь на путь истинный.
Добытые сведения оказались поистине кладезем открытий. Не далее, как на следующий день стало известно, что операцией руководит ни кто иной, как Штерн Родион Агапович, а Родиону Агаповичу дает указания некий депутат областной думы Веденеев Валентин Вениаминович. И прямо из зала заседаний, где он решил забаррикадироваться, его вывели в наручниках за махинации в особо крупных размерах. Дело хотели прикрыть, но газетная шумиха не позволила. Все шестеро следопытов исчезли из Черемушек на следующий день.
– Ты молодец, не испугался, – похвалила Авдотья Захаровна, передавая новые травы для Светланы. – Без крови и пальбы.
– Да ну! – отмахнулся Кирилл обиженно. – Макс и Машка там, сама говоришь, родину спасают, а я тут, как баран! Мне даже рассказать будет нечего! Ян с Николой тоже, наверное, вершат историю…
– Твоя больная головушка не дальше носа смотрит. Хоть по затылку ее, хоть в лоб! – рассердилась Авдотья Захаровна. – Первое дело твое по Горынычам! Не дошло? Серебра злата обошлось бы стране! Да и Семиречью в Черемушках людей не радовать! Тут вон сколько людей живет, а Максимушка с Машулей двадцать дур из беды вызволили. Вот всем вам надо, чтобы огниво палило из всех орудий, чтобы трупы дорогу выстлали… – она похлопала Кирилла по руке, прислонилась к березе, почесав спину. – Гром гремит, земля дрожит, а они беду и за беду не считают. Когда в горы-то?
– Завтра. Тетя Вера собралась уже. Светка вроде как подъем на скалу осилила. Места у нас проверенные. В прошлом году и без меня справились, до весны материала хватило.
– И правильно, нечего без дела сидеть, – одобрила Авдотья Захаровна. – Помоги, милок, помоги. И бабке. А то не донесу траву лютую.
– Авдотья Захаровна, вы так любите ядовитые растения! – перебирая собранные травы, заметил Кирилл.
– Ты хотел сказать, помешалась я на них? – усмехнулась старушка. – А известно ли тебе, молодой человек, что даже там! там! – профессор вскинула сухую руку к небу, – не всякий яд получить умеют! А как известно, яд – букет расстроенных болезней… Вот, к примеру, поверье такое сложилось, будто мясо собак излечивает от туберкулеза. Да разве ж излечивает? Мясца напоследок и грех на душу. А нечто бы собрать подорожник, каштан, чихотную травушку, медуницу. Но нет, ноженки к труду не приучены. Проще из ружья пальнуть или нож к горлу приставить. Иногда против болезни большая доза нужна, а человеку ее не осилить, вот тогда-то и берут другое растеньице и примешивают. Два яда друг друга не придавят, а для человека не одно и то же. Химический яд – тяжелый, и наложился и отложился.
– Так что травологии быть! – рассмеялся Кирилл, взваливая на себя мешки с травой. – Интересно, а ребята, другие, тоже родину спасают?
– Им не ведомо лютое время. Долги земле возвращают. Накось, вот, посылку забыла отдать, – Авдотья Захаровна вывернула карман, рассматривая небольшой приборчик, похожий на огрызок карандаша. – От Сени Снежного. Не простая палка, волшебная. Стоит навести такой приборчик на землю, как тут же радиочастотная волна принесет тебе сказку о подземных сокровищах. У них там три года весна, три года лето, три года осень, три года зима. Без такого приборчика, пожалуй, и не вспомнишь, куда припасы положил. Землю кажет!
Авдотья Захаровна удовлетворенно хмыкнула, наведя карандаш острием в землю, нажав кнопку. Через пять минут в пространстве развернулась небольшая голографическая картинка, примерно полметра на метр, разукрашенная цветными полосами.
– И-и? – не выдержал Кирилл долгого молчаливого созерцания, слегка разочаровавшись.
– Что и? Сердечный, я не сумеречная зона! – Авдотья Захаровна протянула приборчик, вложив его в ладонь Кирилла. – Не серый камень под ногами, и то ладно! Направь на породу, да и пораскинь извилинами-то!
– Обойма надолго заряжена? – поинтересовался Кирилл, изучая подарок, пытаясь понять, на чем он работает.
– Да на что оно мне знать? Не мне на дареном коне ездить, – поморщилась старушка. – Не пытала.
– А… как там… – Кирилл смутился, спросить профессора о той, что грезил по ночам, язык вдруг сделался каменным. – Ну… как они там? Первокурсники?
– Человеками себя почувствовали, – рассмеялась старушка. – Замуж твоя собралась за гарного парня из земель далеких, заморских. Чернобровый, черноокий, белолицый, речь медовая, уста сахарные, косая сажень в плечах – без всякого изъяну. И черта лысого не побоялся в руку взять, да и накрутить ему веревку… Не дождалась она тебя…
– Но как же… – Кирилла почувствовал, что его ударили обухом по голове, руки опустились, а сердце сжалось, облившись горячей кровью.
– Не прав, тут ты не прав, – покачала старушка головой. – Людей нашей породы далеко разбросало. Приглянулась ему Алинка, и она, как увидала, ни есть, ни спать…
Слова тонули, словно в вате. Удар пришелся ниже пояса. Он так привык думать, что у него кто-то есть, что и не думал отвечать на ухаживания и флирт, и сейчас чувствовал себя дураком, которого обвели вокруг пальца. Чудовищная несправедливость – человек не мог чувствовать другого человека, если тот не прикручен намертво, когда даже смерть не разлучит, пока не уйдут с земли оба. И, наверное, он впервые укорил ту, которая оставила его и не отпустила. Не то, чтобы больно, обидно чувствовать себя одиноким.
Авдотья Захаровна смерила Кирилла ехидным едким взглядом и ушла, оставив одного.
Возмущенный до глубины души, Кирилл едва ли смотрел на дорогу, полностью погрузившись в себя. Мысли – пустые и ненужные, запоздалые укоры и разочарование. А могло быть иначе, если бы…
«Если бы» не оставило ему шанса. И даже не тот, белобрысый…
Откуда он свалился с большой любовью, колдун хренов? Куда теперь эти руки, волосы, голос, запах, которые он себе напридумал? И не накостыляешь! Он бы не удивился, если бы старая ведьма сама это устроила, чтобы пристроить Светку. Да кто она такая, чтобы решать за него? Он почти ненавидел и Светку, и Авдотью Захаровну, которая предсказала ему не то, что он хотел.
Тревожное предчувствие пришло неожиданно, словно крик о помощи. Кирилл остановился, прислушиваясь. И вздрогнул, увидев впереди, шагах в пятидесяти человеческое тело, в котором сразу узнал Дмитрия. Рядом с ним растекалась лужа крови.
«Исполнителя убрали… – Кирилл похолодел. – Но почему здесь?»
– Таких совпадений не бывает… – заступил дорогу Страж.
Кирилл подошел чуть ближе и застыл, пытаясь определить, жив ли он.
– Вызывай скорую и милицию, – посоветовал кот. – Он еще жив.
– Я могу помочь? – испуганно спросил Кирилл.
– Не обязан, это ловушка, – предупредил кот. – Если не хочешь париться остаток дней на нарах, хлебая баланду.
Кирилл быстро набрал номер скорой.
– Мам, я могу остановить кровь… – взвыл Кирилл.
– Если нож на месте, не доставай и не прикасайся, – приказала мать. – Мы уже едем. Ой, Кир, лучше оставь все как есть, это человеческих рук дело. Раны могут быть не совместимые с жизнью, потом доказывай, что тебя там не было…
Но Кирилл уже рвал траву, вспоминая все, чему учила его профессор Авдотья Захаровна. Бадан, вероника, герань, девясил, ежевика, тысячелистник, кровохлебка… растирая и пережевывая, чтобы выделился сок. Рана была глубокой, чуть ниже сердца, и еще одна со спины недалеко от позвоночника. Туго набив раны травой, он перевязал их разорванной на ленты футболкой, пытаясь заставить раненого дышать. Дыхание то и дело прерывалось, он хрипел, рот наполнился кровью. Было глупо думать в такую минуту о чем либо еще, но он думал – и о том, что его сделают козлом отпущения, когда этот хмырь отбросит копыта, и о Авдотье Захаровне, которая вбила в голову столько знаний, которые пришли так естественно, будто разбирался в травах всю свою жизнь, и о том, что если зелень зелененьких попала со слюной, жить будет, но зря он одарил его долголетием, мудак не стоил и футболки его, и о том, что добрая четверть человечества сама собирает на себя всякие беды, когда лезет с добротой куда не просят, и о том, что не было печали…
Глава 32
– Кирилл Ворон, с вещами на выход! – Кирилл вздрогнул.
Две долгих недели показались ему вечностью. Допросы следовали один за другим, а следователи, которые должны были собирать улики, правдами и неправдами пытались выбить из него показания.
– Что ты делал в лесу?
– Грибочки собирал… – удар под дых. – Ходил на капище, я изучаю язычество… Там пещера, – и не схватишься за грудь, руки в наручниках за спиной. Возвращался, увидел человека в крови, вызвал скорую, потом помочь решил…
– За что ты его убил?
– Я не убивал! – эту фразу Кириллу приходилось повторять, как мантру.
Снова удар.
– Я клянусь! Зачем мне его убивать? Мы едва знакомы. Я видел его возле дома брата, познакомились на пляже, выпили бутылочку пива. С ним был его друг Илья.
– Кто такой, где живет?
– Я не знаю, он мне документы не предоставил, – Кирилл не понимал, как ему удается вставлять шпильки. Он не хотел, у него не было ни сил, ни настроения, само собой получалось, хотя говорил он правду и только правду.
– Пиши явку с повинной, – ему подсовывали бумагу и руку.
И он писал. Как вышел из дома, как щебетали птицы, как дошел до капища, как побродил по капищу под пение птиц в лесной чаще и журчание реки, как медитировал, молясь о мире во всем мире, как на обратном пути наломал веники березовые, которые пришлось бросить возле раненного, как вызвал скорую и не смог удержаться, чтобы не применить те знания, которым его научили.
– Да он над нами издевается! – негодовали мучители, читая эссе. Рвали. Надевали бумажный пакет на голову, били резиновыми дубинками, снова совали бумагу и ручку. И Кирилл излагал свой урезанный в некоторых деталях день с большим трудолюбием.
Про Авдотью Захаровну он решил умолчать. Не поверили бы, что живехонькая покойница бегает по лесу в поисках мухоморов. Но только на нее и уповал, она была для семиречинских его алиби. Да и Страж был с ним. За ним пришли в тот же день. Повязали и увезли в город. Адвокат появился на следующий день. Но встречи были недолгими, их разрешали раз в день по полчаса. Он посоветовал держаться, дожидаясь, когда Дмитрий придет в себя и даст показания. Его состояние оставалось стабильно тяжелое. На всякий случай, его усиленно охраняли, чтобы свои не добили. Мать и тетя Вера сходили с ума. Тетя Вера дежурила под дверями прокуратуры, пытаясь добиться встречи.
Впрочем, он просто не верил, что кто-то подумает на него.
А следователю нужны были признательные показания, иначе убиенный становился очередным «глухарем». Этих глухарей накопилось столько, что на звездочки по выслуге лет можно было не рассчитывать.
– Ты украл Светлану Мерещакову, было?
– Есть такой подвиг. Но ее нельзя украсть по обоюдному согласию, она совершеннолетняя. Ей уже исполнилось шестнадцать. А нынче летом ей стукнуло семнадцать.
– Она недееспособная.
– Уже дееспособная, но пока инвалид. Ей сделали операцию.
– Рассказывай.
– Что рассказывать? Сказали, что кот мой у них. Приехал. А они мне ее предложили. Ну, вы сами понимаете, для чего… Ради любопытства решил посмотреть. А там лежит голый скелет, весь в дерьме. Вы бы прошли мимо? Вот и я не прошел.
– Чего из квартиры вынес – рассказывай!
– Вы, о чем? У меня и свидетель есть. Светлана. Одеяло только забрал, не голую же ее тащить.
– Как познакомился с жертвой?
– С какой?
– Ты дурака-то не валяй!
Давление продолжалось и в камере. Семь уголовников, один другого «караше». Стражу Васька пришлось сидеть вместе с ним, поглаживая их демонами. Первую недели они пытались создать атмосферу «воры в законе и петух», и не могли понять, как к концу вечера сидели, развесив уши, слушая поучительные истории «от безысходности в светлое будущее». История с похищением их потрясла, поверили не сразу, но «начальник подтвердил» – было дело.
Зауважали. Но спать ему приходилось чутко. У каждого был свой интерес.
Наверное, Кириллу помогло то, что он встречался с данной категорией людей, когда «раздевали под орех» Александра. Опыт общения у него был. Только теперь они поменялись местами – он раздевал их в уме. Страж, воспользовавшись случаем, прибивал ему гвоздиком знания о демонической составляющей воров и убийц, которые принадлежали к опасной группе, когда демон придавал человеку сил, стирая границу между добром и злом. Они были частью системы, в которой слабым звеном считалось человеколюбие, а сильным – расчетливое использование человеколюбия в угоду своим потребностям. Но, как это ни странно, вера в «добрую фею» жила и в них.
На вторую неделю ворона на хвосте принесла, что пацан под крышей. Гнетущая обстановка, которой добавляли драйва обшарпанные стены, унитаз за ширмой, какая-то доисторическая алюминиевая посуда, абсолютно несъедобная баланда из крупы с килькой в томате и двухъярусные нары, слегка разрядилась.
Прощались со слезами на глазах, Кирилл был в доску свой. И все семеро клялись на зуб переосмыслить свою жизнь. Кое-кто из них потерял добрую половину своих демонов.
Нормальные оказались мужики.
На выходе ему выдали конфискованные вещи. Впрочем, их было немного. Его подняли с постели и увезли в чем был. В кабинете следователя сообщили, что Дмитрий пришел в себя и дал признательные показания. Оказывается, убить им приказали Кирилла. Следили за ним, поджидая на тропе. Кто был его подельником, он не знал. Никогда раньше не видел. Получил удар ножем в спину, дальше не помнит.
– Что с ним будет? – поинтересовался Кирилл, пытаясь понять, чем он кому-то помешал.
– Если свои собрались убить, ему в тюрьме самое место. Отсидится. Но ты в следующий раз давай как-то без эксцессов. Ты вроде нормальный парень, характеристика, вон, из академии твоей пришла.
– Постараюсь.
У ворот его ждала тетя Вера и Артур Генрихович. С тетей Верой тепло обнялись.
– Кир, мы с тобой скоро с ума сойдем, – пожаловалась тетя Вера, расписавшись в своем бессилии. Она плакала, позволив выйти наружу напряжению последних дней. – Говорила же тебе Анька, не трогай ты этого морального урода!
Артур Генрихович пожал руку, ощупал, отвел в сторону. Молча погрозил пальцем.
– Зачем? – только и спросил он. Кирилл его понял.
– Я не мог бросить человека умирать.
– Должен был. Вызвал скорую, а дальше пусть эти звери сами разбираются. Вот из-за такой жалости теряем бойцов. Мы не можем спасти всех. Люди сами должны спасаться. Ведь понял, что ловушка. Если бы не бактериофаги, он бы умер. Что тогда?
– Артур Генрихович, на месте этого Дмитрия мог оказаться любой человек. Вы, я, тетя Вера. Как мне потом с этим жить, если я прошел бы мимо вас, зная, что я мог помочь, дать мизерный, но шанс? Да не волнуйтесь вы так, я после такого опыта демонологию точно экстерном сдам, – Кирилл усмехнулся, вспоминая своих подопытных по камере.
Артур Генрихович приобнял его, похлопав по спине.
– Молодец. Хороший ты парень. Я свисну, когда понадобишься, – он улыбнулся и не оборачиваясь ушел к дожидавшейся его машине, оставив с тетей Верой наедине.
– Поехали домой, – проговорила она устало. – Там все места себе не находят. А исхудал-то как!
– Теть Вер, сначала ты меня покорми, – Кирилл взглянул на нее щенячьими глазами. – Хочу пиццу, хочу роллы и суши, хочу мяса… И никакой каши! А после в горы! У меня меньше месяца осталось, а я так вам пока ничем не помог.
– Это ты-то не помог? – изумилась тетя Вера. – Да ты перевернул нашу жизнь! Ты не представляешь, в каком отчаянии я была три года назад. Кто бы мог подумать, что все так обернется… Ладно, пошли, тут недалеко есть кафе, герой, – тетя Вера потрепала Кирилла по волосам, взяла под руку, потянув к машине.
Глава 33
Горная речушка искрилась, весело журча меж камней. Светлана перемывала груду камней, старательно очищая от грязи щетками и долго рассматривая каждый камень на солнце, раскладывая на кучки. Урожай собрали большой: яшма, кварциты, переливт, гранат, кремень, окаменевшее дерево. Тетя Вера готовила еду на костре. Славик, с блаженной улыбкой, которая несколько беспокоила Кирилла, делал срезы, проверяя качество и художественную ценность камней, иные тоже откладывая в сторону и подписывая, иные отбрасывая в сторону, проверял их состав реактивами. Он не переставал улыбаться с тех пор, как вернулся, отвезя последнюю партию камней домой на своем стареньком военном уазике, с проходимость не хуже, чем у теткиного джипа.
Лагерь разбили прямо у жилы. Две палатки с надувными матрасами, раскладные стол и стулья. Разборная печь для приготовления пищи, которую Слава смастерил сам. Для приготовления на костре уходило слишком много времени, да и дров требовалось много, которые в горах на такой высоте были в дефиците. Жилу нашел Кирилл с помощью прибора, который передала ему Авдотья Захаровна. Бесценная оказалась штуковина. За две недели – третья ходка. В прошлый раз собрали лазурит, голубые опалы и бирюзу.
Кирилл возился с валуном, откапывая его и пытаясь расколоть. Все признаки и приборчик указывали на то, что внутри валуна шла кристаллизация, и он уже добрался до пустот с друзами красного аметиста и дымчатого кварца, пригодных для ювелирных украшений. И то и дело ловил на себе взгляд Светланы, которые она бросала на него украдкой. Но ничего кроме досады он не испытывал.
Со Светланой оказалось сложнее, чем с Миркой. Девушка любила его всем сердцем, всей душой, замирая, смущаясь и краснея от каждого его прикосновения, в каждом сказанном слове искала для себя надежду, Самое ужасное было в том, что она оттаяла и поверила после всего, что с нею произошло, и Кирилл чувствовал, что не имеет права лишить ее той силы, которая поднимала ее, заставляла проходить через боль и идти вперед. Каждое утро и вечер, прикипев, словно к родной дочери, тетя Вера занималась с ней йогой, заставляла ходить по два километра за день, делала ей массаж и растирания. Она даже велосипедный тренажер с собой в горы взяла, чтобы Светлана крутила педали, укрепляя мышцы спины и ног.
И Светлана расцвела. Волосы после операции отросли, спускаясь на плечи каштановыми кудряшками с красноватым отливом. Она все еще была худой, но на теле ее появились девичьи округлости. Пухлые губы, вздернутый нос, острый подбородок и высокие скулы, глаза, словно синие блюдца.
Красивая, но Кирилл не чувствовал к ней ничего, кроме братского желания защитить от всего мира. Он болел за нее душой, переживал за ее неудачи, и даже представлял, что однажды она будет счастливой, выйдет замуж, но за кого-то другого. Ему было с чем сравнивать. Даже к Мирославе он испытывал больше влечения. А кроме того, та девушка, первокурсница, не выходила из головы. Он знал, что в академгородок они вернутся еще не скоро, и твердо вознамерился дождаться и отбить ее у соперника. При мысли о ней сердце сладко сжималось, мысли начинали скакать, по телу пробегал жар. Он влюбился, хоть и никогда не видел ее в живую.
– Идите кушать, копатели-искатели, – позвала тетя Вера, раскладывая в тарелки тушеную картошку с мясом и разливая по кружкам чай.
– Сестренка, давай я помогу, – подчеркивая обращение, Кирилл бросил лопату, подошел к Светлане. Взял один из мешков, складывая камни. Кирилл искал любой повод, чтобы назвать Светлану сестрой в надежде, что она привыкнет видеть в нем только брата.
– Кир, сначала покушайте, а то все остынет. Потом сложим.
Славик отложил болгарку, снял очки и респиратор. Кирилл помог Светлане поднять.
Сели за стол.
– Хороший у тебя прибор, – позавидовал Слава. – Затарились знатно. Не хотел пока говорить, – он загадочно улыбнулся, – но ты скоро уезжаешь на свою учебу, поэтому скажу вам первым. Я женюсь.
Все трое уставились на Славу в немом изумлении.
– Да-да, – подтвердил он. – А чего тянуть? Квартира у меня есть, работа, хоть и пыльная, тоже есть. Я теперь и ювелиром могу, спасибо дяде Валере, всю зиму учился паять кольца, цепочки, серьги, браслеты. Дядя Валера сказал, что у меня круто получается. Пока из серебра, но если найдем золото… С пробами и сертификатами дядя Валера сказал поможет, прогонит изделия через свою фирму. Так что ребенка я всем обеспечу.
– Ребенка? – переспросила тетя Вера, приподнимая брови.
– Угу, – кивнул Славик с набитым ртом. Проглотил картошку, вынул из кармана фотографию с УЗИ, протянул тете Вере со счастливым лицом. – Три месяца уже. Мальчик будет. Решил Кириллом назвать. Ты не против? – взглянул на Кирилла.
– Нет… В смысле, нет, конечно!.. А как же Ирина Штерн?
Славик брезгливо махнул рукой.
– Не напоминай. Слышать про эту тварь ничего не хочу. И у меня еще есть дочка. Четыре годика ей, зовут Танюшкой, – Славик снова счастливо заулыбался. – Мы заявление в ЗАГС подали, свадьба через месяц. Хотели раньше, пока ты не уехал, – он снова взглянул на Кирилла, – но там запись на месяц вперед. Осень – пора свадеб. Да и не успеть нам подготовиться.
– Это не дочка бабки Агафьи, у которой муж погиб? – подозрительно прищурилась тетя Вера. – С дочкой которая?
– Угу, – кивнул Славик.
– Славик, она ж тебя ежовыми рукавицами раздавит! – посочувствовала ему тетя Вера. – Она ведь старше тебя?
– Ну, у нее не забалуешь, – согласился Славик. – А мне другой и не надо. Что ж я, ребенка своего брошу? Не отговаривай, теть Вер.
– Да я и не думала, я за тебя рада, – рассмеялась тетя Вера.
– Надеюсь, Свет, ты меня не бросишь? Твои картины на дереве из камня расходятся на ура. Где ты только такие сюжеты берешь? У нас, Кир, безотходное производство, Светлана из крошки делает удивительные вещи.
– Я знаю, что у моей сестренки талант, – похвалил Кирилл.
– И вас тебя поздравляю! – ответила Светлана, радуясь за Славика. – Может, теперь бабушка Агафья научит меня кружева плести и лентами вышивать?
– Свет, тебе надо учиться. Ты должна нагнать своих сверстников, – строго внушил Кирилл.
У него камень с души упал: для блаженной отстраненности у Славки была причина. А еще не могло не радовать то, как он относился к Штернам. Это была победа – полная и бесповоротная. Все его подопечные выздоровели и нашли себя в жизни, почувствовав под ногой твердую опору. Оставалось только Светлану поставить на ноги. Глядя на нее, он не сомневался: от поклонников у нее отбоя не будет, лишь бы она не зациклилась на нем.
Но, похоже, стимул ей был нужен. Очевидно, она старалась заработать деньги, чтобы не стать бременем матери и тете Вере. За все это время он не увидел ее с учебником.
– Ну, все переженились! Остались ты да я, тетя Вера. Когда уж ты с дядей Матвеем сойдешься? Только не говори мне, что вы таком не встречаетесь. Как школьники, ей богу, – усмехнулся он.
– Не раньше, чем ты у нас женишься, – парировала тетя Вера.
– Я, возможно, скоро тоже женюсь. Не хочу вас радовать раньше времени, но я, кажется, влюбился в одну абитуриентку. Очень красивая и веселая девушка, – признался Кирилл. И сразу почувствовал, как Светлана облилась кровью. – Мы пока не встречались, и она вообще о моем существовании не знает, да и увидимся мы не скоро, они только весной вернуться в академгородок, но уж я не упущу свой шанс. Правда, мне сказали, что у нее поклонник появился… – смягчил он удар, сделав скорбное лицо. – Свет, а ты чего не ешь?
– Что-то не хочется, – выдавила Светлана, вставая из-за стола и бегом спустившись к реке. Тетя Вера и Славик смотрели на него осуждающе.
Кирилл спустился к реке, присел рядом со Светой. По лицу ее катились слезы, и она пыталась их скрыть, споласкивая лицо водой.
– Света, девушку я могу бросить, и мы, возможно, никогда с этой девушкой не увидимся. А со своей сестричкой я всегда буду рядом, я всегда ее буду оберегать, и я всегда буду на ее стороне, чтобы с тобой ни случилось. Ты мне веришь?
Светлана кивнула.
– Ты ее любишь? – тихо спросила она.
– Не знаю, наверное, – Кирилл пожал плечами. – Я все время о ней думаю. Она очень хорошая, в нашу академию плохих людей не берут. Вы обязательно подружитесь. Когда ты туда поступишь, там буду я, твой брат, и, возможно, она – твоя сестренка, и много парней, которые будут мечтать, чтобы ты на них посмотрела. Очень много. Я ничего не могу рассказать тебе сейчас, но там другой мир, где много-много людей, которые никогда не причинят тебе зла. Свет, ты должна постараться, очень-очень, чтобы я мог быть с тобой рядом.
– Это не из-за того, что я… что мне… – она всхлипнула.
– Глупенькая, иди сюда, – Кирилл притянул девушку и крепко обнял. – Моя сестренка для меня всегда будет лучше всех, в отличии от девушки, которую я могу однажды возненавидеть. Я за тебя любому голову оторву, уж поверь мне. И тетя Вера, и мама, и Александр с Мирославой, и Славка… Мы все тебя очень любим. Мы же твоя семья, твои близкие.
Кирилл уловил, как чувства девушки смешались. В душе ее шла борьба. Для нее долгие годы близкие были насильниками и мучителями, и ей было проще принять его как мужчину-защитника, а не брата. Но она ему верила, верила безоговорочно, и сейчас взвешивала, остаться ли девушкой, которая ему не нужна, или принять его в сердце как брата, которым она всегда будет рядом. Пока она жила в их семье, она многому научилась, многое поняла, хоть и не до конца, многое примерила на себя. Где-то в глубине души ее жил страх, что все закончится, как только в доме поймут, что она не его девушка, что она не нужна ему. Именно от этого страха Кирилл пытался ее сейчас избавить.
– Пойдем за стол, ты не поела ничего, – он потянул ее за собой.
Поздно вечером Кирилл вылез из палатки на воздух. И незаметно подошел тете Вере и Светлане. Они сидели на обрыве, застыв темными силуэтами на фоне ночного неба, освещенные луной.
Светлана плакала, шумно втягивая ночной воздух носом.
– Тетя Вера, зачем он так? – голос Светланы дрожал, в нем было столько обиды, что он невольно почувствовал себя виноватым.
– Как? – мягко спросила тетя Вера.
– Но я же люблю его! Я не виновата, что со мной случилось все это.
– И он любит тебя. Разве бы он стал спасать тебя, если бы не любил? Он любит тебя, как брат. И я тебя люблю, как мама. Ты можешь даже звать меня мама Вера, или просто мама. Меня никогда никто не называл мамой, а я только об этом и мечтаю с тех пор, как узнала, что у меня не будет детей. И я тебя нашла. Прости, что не пришла за тобой раньше. Я не знала, что ты есть и тебе так плохо, – тетя Вера тоже плакала, обняв Светлану крепко-крепко.
– И ты меня не бросишь?
– Никогда! Что ты такое говоришь?! Ты же моя дочка!
– А он теперь мой брат?
– Самый настоящий!
– Но ведь это неправда…
– Правда. Мы сами делаем правду истиной.
– Мама Вера, я тебя так люблю! Я так боюсь, я так боюсь, что однажды проснусь, а ничего этого нет, ни тебя, ни тети Ани, ни Кирилла, а я в той страшной комнате, которая мне снится. Я боюсь, я очень боюсь.
– Ничего не бойся, я всегда буду рядом, даже после смерти. Я не смогу оставить свою девочку. Как подумаю, что тебе пришлось пережить, у меня волосы встают дыбом. Такое и взрослый-то не выдержал бы. Ты такая сильная, такая храбрая и красивая! Ну вылитая я. Не плачь!
– Тетя Вера… Мама Вера, а вы почему плачете?
– От счастья девочка, от счастья!
Кирилл развернулся и незаметно вернулся в палатку. Тетя Вера была самая мудрая женщина на свете. Она все поняла и, как всегда, приняла удар на себя. Светка была в надежных руках. Горечь в его душе еще оставалась, но со своей проблемой он разобрался.
Нет, тетку Верку надо выдать замуж! Тогда у Светки еще и отец появиться. Настоящий. Тот, который сможет ее поддержать. Она должна понять, что люди – не звери, а семья – где тебя ждут и любят, что бы с тобой ни случилось.
Кирилл засыпал он с мечтой о высоких Марсианских горах и самых красивых пещерах, вспоминая пейзажи, заснятые марсоходами. Даже не верилось, что он увидит это все своими глазами. До полета на Марс осталось всего десять дней. И уже во сне перед ним поплыли картинки со знакомыми лицами ребят, которые стали его семьей: зелененькие, дины и все остальные, и их общежитие, из которого они могли шагнуть прямо в чашу с долиной, по которой гордо вышагивали динозавры. На какое-то мгновение перед ним встало лицо Авдотьи Захаровны, делающей строгое внушение, и Гоблина в образе профессора Муравина Даниила Ивановича в строгом костюме с указкой в руке. Кирилл улыбнулся во сне. Он стерпел бы от них любое наказание, но вроде не за что. Как же он соскучился по всем по ним. Еще две недели, и он снова увидит их всех. На душе стало светло и радостно.
Интересно, а какие задания были у Николы с Дариной и у Яна с Ядвигой? Он не сомневался, что и они с испытаниями справились. Спасать мир – не мешки ворочать, холодные мозги нужны и горячее сердце. Пока есть такие ребята, у мира есть надежда.
Обложка для книги выполнена для индивидуального коммерческого проекта Алиной Мирзаевой
