Анастасия Вихарева
Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи
Спустившись вниз, Кирилл заметил, что Матвей и мать занимаются чертежами, обсуждая проект реконструкции дома. Мать изредка обращалась за советами и к Александру, пытаясь привлечь к обсуждению, но тот пялился в телевизор, оставаясь равнодушным. Сидел на диване, подавлено уставившись в пространство, машинально переключая каналы. Мать и Александр уже поели, Матвей пил кофе в процессе обсуждения, так что Кирилл завтракал в одиночестве.
Наконец, мать и Матвей до чего-то договорились – мать протянула лист Александру, попросив:
– Саш, мне кажется, в данном случае мы сэкономим, а результат получим тот же. Посчитай, сколько надо будет материала.
Александр взял чертеж из рук матери, повертел в руках. Бросил матери, отодвинувшись.
– Понятия не имею… – с тем же равнодушием пожал плечами, снова уставившись в телевизор.
– Лучше уж скажи, чтобы отстали, – Кирилл почувствовал раздражение. – Мам, он же не собирается жить с нами. Да, Сашка? Он в нашей квартире жить собирается со своей Иркой! Наверное, не знает еще, что он у нее третий городской дурачок. В этом селе. А сколько их вообще было, никто не знает. Ну, давай, иди, живи, что тогда тут делаешь?
– Ты че привязался? – бросил Александр со злостью. – Да, мы поссорились, да, я собираюсь вернуться в город, да, я не собираюсь жить здесь… Даже если не с Ириной, я все равно здесь жить не собираюсь! – заявил он твердо. – Ирина не заставляла меня играть на автоматах. Сказали бы спасибо, что Родион Самсонович помог выкупить квартиру, – взвинчено прикрикнул он. – Конечно, с домом он поступил… Но я его понимаю. Я съездил, посмотрел, район мне понравился. Откуда им было знать, что я понятия не имею, где это? Если я вам не нужен, – Александр вскочил, беспорядочно бросая в сумку то, что попадало ему под руку, – хорошо, замечательно, я уезжаю!
– Саша, а ты не хочешь предварительно поговорить с людьми, которые такими же умными словами бросаются? – вступил в разговор Матвей с насмешкой. – Мы тут не год, не два, всю жизнь на семейку эту любуемся.
– А ты кто такой, чтобы я вас слушал? – остановился Александр, с неприязнью уставившись на Матвея Васильевича. Подошел к столу, протянул руку за ключами от машины.
Матвей перехватил ключи, надел на палец, кивнул на стул. Кирилл облился холодной испариной: Сашка был в полтора раза крупнее дяди Матвея.
– Сядь! – приказал он. – Машина матери пригодится. У нас летом грибы, ягоды, веники, охота и рыбалка, а автобусы рейсовые в лес не ходят. Ты уже достаточно в ту семью отдал, и остановиться без специальной помощи не сможешь. Ты еще документы на машину оставь, пожалуйста, – попросил строгим голосом. – Давай посчитаем… Я твоей маме верю. Офис, база… Сколько это? Двадцать миллионов? Техники… четыре камаза, строительный кран… Еще пятнадцать. Квартира четырехкомнатная – еще семь. Итого сорок два. Тебе не кажется странным, что все это теперь принадлежит Родиону? Машина у него новая, квартира… Повезло ему нарваться на бизнесмена! И как-то так получилось, что все твои долги точнехонько уложились в то, что у вас с матерью было!
– И что, ну забрали машину… Надеетесь, что начну собирать ваши сплетни? – усмехнулся Александр, внезапно натолкнувшись на сопротивление. Очевидно, он помнил, что Матвей Васильевич здесь был начальником и пользовался уважением, а там, за дверью было не меньше пятидесяти человек, которые скрутят его в одно мгновение. – Да кто вы такой, чтобы меня учить? Документы надо? – Александр гневно вывалил вещи из дорожной сумки, швырнул пакет с документами в Матвея. – Подавитесь! Что тебе еще, мужик? Поселиться здесь решил? Ну-ну! – он перевел взгляд на мать, внезапно меняясь. Теперь лицо его исказила ухмылка. – Мать, ты с ним уже переспала, или этот деревенский урод пока только подъезды делает? Собираешься подобрать это деревенское чмо?
Матвей спокойно подобрал документы, и встал напротив Александра. Александр раскраснелся, кривился, сжимая кулаки, но дядя Матвей был спокоен, как удав. Глаза матери тоже налились кровью ненависти и презрения.
– Сашенька, а где ж мне лучше-то взять? – ядовито процедила она. – Ты ж меня в эту деревню… Из-за деревенской шмары! Я еще не старая, мне едва за сорок пять. Я, знаешь ли, ягодка опять! В моем возрасте бабы еще деток рожают! Так что, ты иди, иди, а мы тут как-нибудь сами, без тебя! Все, что можно было – все в твоей новой семье, из-за которой ты нас еще убьешь… Иди! Мне, вон, Кирюшу надо от тебя спасать. Не собираемся мы хоть как-то судиться и рядиться. Бог вам судья! Матвей, отдай ему ключи, пусть уезжает!
– Давай, – Александр протянул руку.
– Отдам, но сначала посидишь и послушаешь одного человека, – холодно заявил Матвей, открыл дверь и попросил: – Славу позовите!
Через несколько тревожных и гнетущих минут в комнату зашел парень, лет двадцати пяти, одного возраста с Александром. Одет он был в зеленого цвета ватник и такие же штаны. Внешность обыкновенная, но спустя мгновение Александр задергался, стараясь на парня не смотреть. Изо рта Славы текла слюна, руки дрожали, глаз подергивался.
Кирилл застыл, впервые увидев человека, место которого было в психиатрической клинике.
– Вы что-то хотели, дядя Матвей? – спросил парень и как-то странно начал моргать.
– И что, мне надо слушать это урода? – Александр усмехнулся, разваливаясь в кресле, сложив ногу на ногу, оскаливаясь в усмешке. – Ну, начинай!
– Этот урод, жертва твоей необычайно умной невесты, – дядя Матвей тоже ухмыльнулся и посмотрел на Александра свысока. – В свое время, то бишь, три года назад, это был очень интересный молодой человек, – Матвей обратился к Славе. – Как твою девушку зовут?
– Ирина Штерн, – слегка заикаясь, сказал Слава. – Она не будет любить вас, если вы станете говорить о ней плохо… – парень затряс головой и сунул в рот палец, кусая его до крови, но как будто не чувствуя боли.
– С кем теперь Ирина, невеста твоя? – ласково спросил Матвей.
– Здесь! – блаженно улыбнулся парень, показав на свою голову. – Смотрит на меня сверху, – у парня вдруг покатились слезы, он уперся в стену и начал биться головой. Пена изо рта у него не шла, но он держался руками за голову, царапая себе глаза, повалился на пол, начиная дергаться в конвульсии.
Александр брезгливо от него отодвинулся.
– Ты что несешь, козел! – лицо у Александра вытянулось.
– А теперь я расскажу его историю… На, Славик, поешь, – устало вздохнул Матвей, присаживаясь на стул и протягивая Славе бублик и кружку кофе, когда тот пришел в себя. Он снова улыбался, как будто не помнил, что с ним только что произошло, только улыбка была блаженная.
– Закончил парень институт. Горный. Познакомился с Ириной, привел в дом. Сначала воровать начал у родителей. А потом мать узнала, что спит она не только с сыном, но и с отцом. Пробовала выгнать, а получилось наоборот – отец их выгнал. И жену, и дочь, и сына. Вот тогда-то Ирина и предложила их отцу купить им полуразвалившуюся хибарку в Черемушках, а, чтобы квартиру не отсудили, оформить ее на себя. Такая вот… история!
Александр криво усмехался, но сидел на месте, не пытаясь встать.
– Кстати, матери твоей развалюху готовили не лучше, – с насмешкой продолжил дядя Матвей. – Можешь посмотреть на нее, ее хорошо отсюда видно. И поверь, если бы не вмешался Артур Генрихович, жить бы вам на улице! – закончил он.
– У него же черепно-мозговая травма, – заикаясь, вдруг заговорила мать, подсаживаясь к Славе, погладив его и пододвинув тарелку с сушками.
– Но доказать мы ничего не можем, – бросил с неприязнью дядя Матвей.
– Его в больницу надо, – предложила мать.
– Не надо, заколют его там, хуже только сделают, – решительно воспротивился Матвей. – Сами поднимем, сейчас получше уже стало. Держу его в бригаде, чтобы среди людей был. То поднесет, то переложит, все какие-то деньги. Он еще по инвалидности получает, мы ему пенсию истребовали. Понимать что-то начал, а то вовсе памяти не было. Авдотья – та умела лечить, – он с сожалением покачал головой. – Это болезнь со временем проходит иногда.
– А что же они, ссорились? – поинтересовалась мать. – Она вроде им как бабушка?
– Да нет, – поморщился Матвей. – Отца она приветила, жили лет шесть. Тогда и дом построили. А потом муж ее бывшую жену с пацанами привез. Поначалу вроде как, чтобы не мыкались одна, чтобы дети были рядом. Авдотья добрая была, жалостливая. Встретила бывшую по-человечески, привечала, а как муж умер, помогала с сыновьями, учила. Они не родные ей.
Он снова обратился к Александру, успокоившись.
– Иди, я даже рад. Когда черепушку пробьют, наверное, суд примет во внимание, что двое удивительно одинаково выглядят и мыслят, и оба собирались жениться на одной и той же девушке.
– Хм, – Александр все еще улыбался, но в глазах его застыл испуг. – Вы хотите сказать… И что? Это ничего не доказывает, вы сами сказали… Не Иринка их из дома выгнала, а отец.
– По непонятным причинам, вскоре отец их умер, прострелил себе голову, – словно бы наслаждаясь, продолжил Матвей Васильевич, кивнув на Славу. – И странно, да, когда Славка узнал, что отца нет, поехал Ирину искать. А вернулся к нам – вот такой! Мать у них тоже умерла. Сердце не выдержало, когда поняла, что с сыном сделали. Только сестра у него и осталась. Иди-ка сюда, – Матвей взял руку Александра против его воли и положил ее на лоб Славы, пальцем поводив по черепу, успокаивая Славика, который испуганно вздрогнул.
Александр тут же отдернул руку, побледнев.
– Что там? – мать тоже склонилась над парнем. И тоже побледнела, как полотно. – Боже мой! Боже мой! Но это же… – она сдавленно вздохнула, прохрипев, повалилась рядом, стараясь дышать глубоко. – Такое мог сделать только врач! Боже мой, лоботомия!
– Такое могут сделать деньги. Большие деньги, которые вы им оставили.
Александр теперь сидел с вытянутым лицом. Кирилл не удержался и тоже пощупал то место на лбу, которое так напугало и мать, и брата. На лбу парня, чуть выше переносицы, в черепе прощупывалась ровная круглая дырка чуть меньше сантиметра в диаметре.
– Саша, посмотри на себя со стороны, – Матвей показал рукой на его лоб. – Ты выставил мать и брата из квартиры. Ради людей, которых знаешь всего год. Что они тебе дали? Покажи мне здесь хоть одну вещь, которая принадлежала бы им. Так за что ты так стараешься их оправдать? Почему плюешь на людей, которые тебя любят?
– Дом, – произнес Александр автоматически, наморщив лоб.
– Дом куплен, причем за большие деньги! – констатировал Матвей Васильевич. – В сорок два миллиона он вам обошелся. Он таких денег не стоит. Ты хоть какие-то чувства брата и матери чувствуешь? – с жалостью спросил он. – Нет? А почему? Это внушение, гипноз, приказ. Саша, ты у нас уже третий такой в деревне. Мы ведь и бабушку их, Авдотью, хорошо знали – и каждый скажет, знахарка была сильная. И порчу умела напускать. Поначалу учила она их, они ведь не сразу такими стали. Свой-то сын у нее погиб, когда людей спасал. Упырь ты, если не одумаешься! Давай-ка лучше память свою проверь… – Матвей протянул Александру проект, сделанный матерью. – Человек ничего не забывает, все помнит, если голова как надо работает. Мать говорит, что ты расчеты по материалам делал. Да и как не делал, если строительную фирму возглавлял! И четыре курса строительного института, которые теперь коту под хвост. Всего год оставался. Так оно и бывает, когда у человека амнезия. Обсчитай! – приказал он.
Александр долго смотрел на него и, наконец, признал, сумрачно изменившись в лице:
– Мать, я не помню… Вернее помню, но… – он нахмурился. – Как будто не со мной это было. Не понял… – внезапно испугался он еще больше.
Кирилл и мать переглянулись. Лица их напряженно и выжидательно вытянулись, взгляды устремились на Александра.
– Что? Я сказал что-то не так? – он смотрел то на мать, то на Матвея Васильевича.
– Саш, как ты можешь не знать, если для папы ты делал такие расчеты? – взгляд матери уставился на Александра с тревогой.
– Да, Сашка, много раз, – подтвердил Кирилл. Он вдруг снова вспомнил свой сон, почувствовав пронизывающий холод. И брат, и Славик – оба могут умереть, если прикажут, как библейские Сапфира и Ананий. Люди все отдавали – все, что было! Сон был вещим, и он учил его.
– Да? – взгляд Александра рассеяно скользил по бумаге.
– Саш, длина фасада по периметру здания увеличивается при расчетах на… Ну!… Ну!… – мать пыталась подсказать ему, но Александр лишь пожал плечами.
– Мам, я не помню, – повторил Александр. – Голова что-то заболела, – он, вернулся на диван. – Я прилягу, – попросил он. – В последнее время голова болит часто. Я старюсь об Ирине не думать, но при ней такого не бывает. Вы хоть и не принимаете ее, пусть она обманщица, стерва, но мне с ней хорошо было. И сейчас хорошо, когда думаю о ней. Когда уж вы это поймете? Неужели же при плохом человеке можно выздоравливать?
– Теперь я понимаю, почему его выставили из института, – опешила мать.
– Можно, Александр, можно! Так оно и бывает, – вздохнул Матвей. – С чего ты заболел-то? И с чего вдруг твоя болезнь стала настраиваться на определенного человека? Болезнь она или есть, или ее нет. Саша, речь не о твоей бывшей невесте, о тебе! Бывшая, потому что ты им больше не нужен. С нами они тут ни с кем не поделились, ни со Славиком, ни с его сестрой, ни с тем парнем, который прожил здесь полгода и уехал. Мы даже не знаем, где он и что с ним. И тоже грезил. Авдотья сама его поднимала, он первый был. Она тогда еще живая была, так что повезло ему. Он ведь чуть ума второй раз не лишился, когда она его в чувство привела, да и увидел, что в землянке живет, – Матвей говорил уже спокойно, без иронии. – Пойдем Славик, я работу тебе дам, будешь мусор в машину носить.
Матвей Васильевич и Слава ушли. Мать нервно мерила шагами комнату, заложив руки за спину.
– Мы лишь попросили тебя посчитать! Твои навыки нам бы очень пригодились. Если хочешь жить там – живи! Но помоги хотя бы обустроиться, – попросила она. – Ведь люди работают! – мать немного успокоилась. – Шла вечером, со мной здороваются, узнают уже. Я не собираюсь никому портить жизнь и пить кровь. Ты взрослый человек, но есть еще Кирилл. Поэтому, Сашенька, напрягись, вспомни, пожалуйста, как расчеты делаются, у нас дома этим занимался ты! – и неожиданно для Кирилла, предложила Александру: – Давай-ка я тебе голову помассирую!
– Зачем? Не надо, пройдет.
– Раньше тебе это нравилось, помогало сосредоточиться, – не моргнув глазом, уверенно и твердо солгала мать, глядя Александру прямо в глаза.
Кирилл согласно кивнул, поддерживая мать.
– Мам, да нет у меня ничего! – отмахнулся Александр. – Мало ли кто ему голову пробил. Ну, хорошо, – согласился он, раздражаясь. – Помассируй, раз помогает!
Кирилл не стал смотреть, как мать устраивает брату осмотр. Он видел, как ее ловкие руки прощупывают каждый миллиметр его черепа. Он никогда не видел, что бы мать массировала голову Александра раньше, в крайнем случае, гладила – и то, что брат отодвинулся, говорило лишь о том, что он что-то да помнил – память его работала. Но предстояло выяснить, насколько серьезно он повредился в уме. Сам Александр оценить ущерб, похоже, был не в состоянии, его память перестала быть многофункциональной, а он этого даже не заметил: катился в яму, закрывая для себя все пути, чтобы снова подняться.
Когда Кирилл вернулся, осмотр уже закончился. Александр спал, подогнув под себя колени. Мать взяла сумку, бросив туда документы и ключи от машины, жестом позвала Кирилла на улицу.
Он взял портфель, вышел следом.
По дороге Кирилл заметил, что мать дрожит. Он шла быстрыми шагами, не оглядываясь и не дожидаясь его. Он не успевал за нею, ему то и дело приходилось бежать.
Наконец, он не выдержал:
– Мам, может, скажешь, что там у Саши?
– М-м-м… – она поджала губы. – В том, что у него есть последствия черепно-мозговой травмы, я уже не сомневаюсь. Так оно и бывает. Но не могу вспомнить, когда это могло случиться. Он не падал, не дрался, не приходил с синяками.
– Ты что-то нашла? – остановился Кирилл, схватив ее за рукав и развернув к себе.
– Нет, ничего подобного, как у Славы, у него нет, но я не уверена. Нужно делать обследование. Но есть нечто, похожее на укол, чуть выше переносицы, – она ткнула пальцем себе в лоб. – Осталось воспаление и припухлость, – мать пошла тише, задумавшись. – Видимо позавчера. Он, когда приехал, начал доказывать, что задержался всего на один день, а его не было… два дня и три ночи!
– А зачем? – Кирилл пытался сообразить, зачем это кому-то понадобилось.
– Понимаешь… – она остановилась, уставившись под ноги. – Для некоторого кодирования, чтобы его нельзя было снять, применяют сильную боль, которая к тому времени, когда он встанет, проходит. Они же знают, что я врач, и мне не трудно вернуть его в нормальное состояние. В смысле, объяснить, насколько он здоров или болен. В этой области я для него непререкаемый авторитет. И все же… Боже, зачем мы его оставили? – всплеснула она руками. – Как я могла этого не понять, не заметить, думать, будто все хорошо, и что мой сын просто влюбился не в того человека?
Затравленный взгляд матери смотрел в одну точку, не замечая, что происходит вокруг, Кирилл едва успел оттащить ее в сторону, когда по дороге к их дому проехал еще один груженый КАМАЗ с кирпичами и пиломатериалом.
– Мам, на нас люди смотрят. Давай отойдем, а то ты как маленькая топчешься. Ты ж не просто так, ты главный врач! – напомнил Кирилл. – Кстати, ты заметила, ты почти не кашляла утром.
– Я принимаю еще одно лекарство, – улыбнулась мать. – Артур Генрихович посоветовал. Ему из Германии прислали. А в больнице антибиотик импортный нашла, хороший очень. Я подумала, может, на бронхиальную астму какая-то инфекция наложилась. Есть много неоткрытой заразы. Честно говоря, удивлена. Хорошая больница. Кирюш, главврач тоже человек… Я спасаю людей, а сына спасти не могу.
– Мам, а поставить укол в череп… и лоботомию сделать, как у Славы, это трудно?
– Специалист работал, – кивнула она. – Спил у Славы профессиональный, сделан специальным инструментом. Надо знать, как и что. Любое вмешательство такого рода может вызвать любые последствия – от эпилепсии до полной потери памяти. И кто мне скажет, в руках каких мошенников побывал мой сын?
– Значит, кроме Иринки и ее дяди Родиона, им еще кто-то помогает, – выдвинул Кирилл предположение. – Подумай сама, Иринка на третьем курсе… едва закончила. Она даже не настоящий врач, она психолог. Мам, помнишь, когда ты занималась со мной, ты утверждала, что память нельзя потерять: надо лишь найти инцидент, вспомнить его много раз – и тогда процесс восстановления проходит быстрее? Может, нам просто заставить Сашу вспомнить детали? Если долго мучиться…
Мать покачала головой.
– Да, ты прав. Они забрали у нас фирму, квартиру, сына. Возможно, мужа. Папа всегда был аккуратен за рулем, обычный день, никуда не спешил. Я уже ни в чем не уверена. Но как такое возможно? – руки у матери опустились. – Чтобы так запрограммировать человека, нужно специальное оборудование, которым пользуются военные. Мы не диссиденты, я не выступаю с антигосударственной пропагандой… И не государству все досталось, а мошенникам.
– И тем, кто с ними заодно, – пожал плечами Кирилл. – За такие деньги они могли десять квартир купить. Я просто уверен, что Сашку на автоматы они же подсадили. Нет, кто-то еще есть, тот, кто забирает львиную долю.
– Ну да, – согласилась задумчиво мать. – С другой стороны, если бы они могли так обойтись с любым человеком, давно уже были бы миллионерами. Получается, Саша наш оказался слабым звеном? – она достала носовой платок, высморкалась, вытерла глаза, поправив подводку. – Кир, иди-ка ты домой и посмотри за Сашей, – вдруг передумала она тащить его в школу. – Никуда не отпускай. Желательно, что бы он лежал в постели. Хотя, – она махнула безнадежно рукой, – вряд ли ты сможешь его удержать. Но проследи, чтобы он не поднимал тяжести, и не лез туда, откуда можно упасть. В общем, Кир, посмотри за Сашей. Сейчас ему нужен покой, а я попробую что-нибудь из лекарств подобрать.
Освобождение от школьной повинности Кирилл сразу счел благоразумным, пропуская мимо ушей последующие наставления. В школу его не тянуло. Он никого там не знал, и желания идти туда, пока по деревне о них болтали, не испытывал. Он еще не успел осмотреть дом как следует и, вопреки насмешкам матери, верил, что клад существует. Кроме того, по всему огороду валялись старые вещи бывших владельцев, и там было такое, что он видел впервые.
Мать поправила ему воротник и развернула:
– Иди! – слегка подтолкнула к дому. – Если что – что?
– Позвонить! – уверенно ответил Кирилл.
– Молодец! – похвалила мать, помахав рукой.
Кирилл вприпрыжку кинулся в сторону дома. За ночь заморозило, и теперь снег хрустел под ногами. Из печных труб к небу поднимался сизовато-голубой дым, принося с собой запах хлеба. Многие в Черемушках пекли его сами. Звезд уже не было, но все еще висел побелевший рожок полумесяца, а само небо казалось бескрайним. Кириллу даже почудилось, что он в сказке «Вечера на хуторе близь Диканьки», когда закончилась рождественская ночь. Такого неба в городе точно не увидишь. Где-то неподалеку закукарекал петух – и ему ответили издалека. И тут же залаяла собака, и снова ей ответили, словно переговаривались. Нехотя вылез из будки дворовый соседский пес за оградой, прислушался, но не присоединился, очевидно, вспомнив, что Кирилл почти свой. Обнюхал кость и залез обратно в будку.
Наверное, таких чувств Кирилл никогда не испытывал. Такие же просторные и пространные, как пространство от горизонта до горизонта. Даже когда они ездили отдыхать на дачу к подруге матери тете Августе. Там он знал, что может вернуться в город – туда, где его дом, теперь чувства были противоположные: он скучал. Это был потерянный уголок рая. Но вдруг с удивлением понял, что боли нет. А когда дошел до дома, который внезапно перестал быть домом, пугая остовом, ему вдруг захотелось не останавливаться, а идти, идти по асфальтовой дороге дальше.
